Я не участвую в войне...

К концу подходил очередной короткий зимний день. На Москву опускалась очередная морозная ночь. При полном отсутствии окон на подземных уровнях здания судить о времени можно было только по часам, но в них не было необходимости. Никто не торопился сдавать дежурство и покидать периметр — вокруг творился дисциплинарно упорядоченный хаос. Молодой офицер в помятой тактической форме, в грязных берцах нервно наматывал энный по счету круг в просторном кабинете, оформленном в лучших традициях военной элиты. Из эпицентра приграничной заварушки его вертолетом доставили прямо сюда, он лишь успел сдать оружие и снять броню — и сразу на доклад, без объяснений с посторонними, без предварительных уведомлений. Согласно протоколу, подобная информация могла быть передана только лично, из уст в уста. Протоколы офицер знал от зубов. Но кресло того, перед кем ему предстояло отчитаться, пустовало. На столе, рядом с органайзером и фоторамкой, мерно покачивался из стороны в сторону магнитный антистресс. Постукивая друг о друга с идеальной амплитудой, полированные шарики отливали металлическим глянцем — текучим и движущимся в искусственном освещении потолочных светодиодов… Офицера пробрала зябкая дрожь от услужливо рожденной подсознанием ассоциации. В голове безнадежно смешались, затягивая в омут, фантомные ощущения пережитого: звуки стрельбы, свист пуль, сшибающей силы удар, швырнувший его на каменную мерзлую землю, вес тела, придавившего к земле… В попытке совладать с собой, на очередном круге мужчина подошел к столику с графинами и щедро плеснул в стакан обыкновенной воды, залпом осушив до дна. Дверь кабинета открылась бесшумно, закрылась же с громким хлопком, от которого, казалось, дрогнули стены и портрет президента. Директор Службы внешней разведки — крепкий мужчина неопределенного возраста, потому как седина пока не коснулась даже его висков, хотя на лице время уже оставило след, вышколенной походкой оказался у рабочего стола раньше, чем ожидающий его успел вернуть на место пустой стакан. — Докладывайте, лейтенант! — тон у мужчины был жестко-командный, хотя лицо и глаза его выражали совсем другое, от чего вчерашний выпускник разведакадемии растерял всю деланную решительность и потупил взгляд, словно мальчишка перед отцом, вызванным в школу за драку. Александр Михайлович Смирнов, которого обстоятельства и долг вытащили прямо из приемной президента, посмотрел вскользь на знакомую фотографию, вскользь коснулся рамки рукой, а затем перевел взгляд на парня, так знакомо отводящего глаза, что сердце его защемило. Должность, Устав и ситуация не позволяли лишнего, но чертовы официозы сейчас мешали, как никогда. — Ты в порядке? — отец уже собирался тронуть сына за плечо, как тот вдруг сам вскинул взгляд — широко раскрытые, лихорадочно горящие глаза, знакомые настолько, словно он смотрел в зеркало на самого себя. — Я его видел, отец! Лицо шлем закрывал, почти неузнаваемо, но левая рука… Такое не подделать. Это не продвинутый девайс вроде тех, что штампует Stark Industries. Она, как живая, только из металла. Он был там. Зимний Солдат. — Отставить доклад! — Смирнов вернул голосу требовательный тон, цепким взглядом придирчиво осмотрев сына с головы до пят. Между тем, медленно опустил ладонь под столешницу и нажал нужную кнопку, чтобы все, что будет сказано в последующем, осталось в стенах этого кабинета. — Ты в порядке? — он спросил уже мягче. Навязчивые образы подсознания, фантомные ощущения, навеянные штатным мутантом Мстителей, понемногу отпускали. Концентрироваться в настоящем становилось все легче, поэтому от вопроса о личном состоянии лейтенант отмахнулся. Не до этого, ей Богу! — Чары Алой Ведьмы на меня не подействовали. Или… подействовали не так сильно, как на остальных. В голове еще бардак, но по сравнению с другими ребятами я легко отделался. Помню, как всех наших ни с того ни с сего на ровном месте стало замертво косить штабелями, а мне ничего. Я сглупил с перепугу, не подыграл вовремя, еще и пушку не убрал — выстрелил. Их снайпер-лучник прикрывал. Солдат от моей пули рукой закрылся, а меня с ног сшибли, чтоб под их стрелу не угодил. Все наши в итоге живы оказались. Не боеспособны, но живы. Смирнов какое-то время смотрел на сына, как на идиота, борясь с двумя абсолютно противоположными необходимостями: оплеуху отвесить и обнять. Как?! Ну как вообще в голову могло придти на Солдата переть с пистолетом? И каким непостижимым образом обошлось без крови? Поди, американец, если за столько лет окончательно не полетел с катушек, никому ничего не должен, и против русских у него обязан был рефлекс выработаться — уничтожать на месте. — Надо было тебя Иваном назвать, — Смирнов подытожил вслух свои невеселые размышления, которые, впрочем, объясняли слишком многое из того, что долгие годы оставалось невыясненным. — Почему? — не сразу сообразил лейтенант. — Потому что дурак ты самонадеянный! — отец вновь повысил голос до командного, не отводя от сына взгляда. — Я, хоть и задержался среди живых дольше, чем положено, но не по своей воле, и дело наше все еще не завершено, поэтому не гони меня раньше срока в могилу, Миша! Смирнов-младший пристыженно отвел взгляд. Имя из уст отца прозвучало хлестко, акцентом, напоминанием. О том, что игры закончились. — Мстители никого не убили. Солдат сказал, что они не хотят воевать, но станут, если им помешают закончить дело. То же самое, к слову, над которым мы бьемся. Только Мстители об этом не в курсе. — Так прямо и сказал? — Смирнов отозвался скептически и вытащил из ящика стола невзрачную, никак не обозначенную папку, намерено хранимую им на видном месте, без всяких замков и грифов. Лишь одну из пары десятков бумажных томов, забитых информацией, которая, из тех же соображений секретности, никогда не была оцифрована. — По-русски. Не исказив ни одного окончания, — встав за плечом отца, лейтенант внимательнее всмотрелся в знакомые до мельчайших затертостей и загибов изображения. — Она, — он уверенно указал на фото. — Женщина была с ними. С Солдатом. Они за руки держались, чуть не миловались там, как голубки на брусчатке перед Кремлем. Все точно так, как дед рассказывал. Это наш шанс, отец! Закончить то, что он когда-то начал! У Смирнова-старшего в очередной раз непроизвольно дрогнула рука. Все-таки возраст, пусть и знатно отсроченный на никем так и неустановленный срок, с периодичностью давал себя знать. В глазах взрослого сына он ясно видел ту же идею, с которой его отец до самой смерти так и не смог расстаться. Видел ту же тайну, передаваемую по наследству и хранимую теперь уже поколениями. Цель, к которой все они шли через лишения, потери, боль и периодическое желание сдаться. — Я обещал твоей матери, что уберегу тебя! — опущенная на столешницу рамка магнитом притягивала к себе взгляд. — От чего? — задав вслух риторический вопрос, который, вероятно, не стоило задавать, лейтенант сделал глубокий вдох и прижал ладони к лицу в попытке стереть растущее напряжение. — От того, что течет в моих венах? В наших венах, отец! Тебе семьдесят семь, но все верят, что в этом году тебе только пятьдесят. В школе, а после в академии — мне полжизни приходилось подстраиваться под среднестатистические показатели, лишь бы не прицепились и не начали копать. В дверь кабинета постучали. Точно ожидавший этого стука с самого начала, Смирнов строгим голосом, без тени прежних эмоций, рявкнул заученную фразу: «Войдите!» После того, как в проеме почти боязливо появилась голова, он дал отмашку жестом — и тут же бритоголовый амбал в полной экипировке, с автоматом на плече и переговорным устройством в ухе ввалился в кабинет. — Директор Смирнов. Лейтенант. — Доложите обстановку, майор Симонов. Майор ответил сухим кивком, отстегнул от устройства на руке циферблат и положил его на стол перед директором — освещение кабинета автоматически изменилось на более приглушенное, а над столешницей развернулась объемная проекция, транслирующая уже произошедшие и происходящие на данный момент события. С бесстрастным лицом Смирнов-старший какое-то время просто смотрел, не требуя пояснений, не нуждаясь ни в комментариях, ни в информации из дополнительных источников. Несколько раз он поворачивал проекцию под другим углом, а когда трансляция закончилось, парой до автоматизма заученных манипуляций удалил все данные под чистую. — Предоставьте им свободу действий, — когда директор обратился Симонову, голос его был чист и твёрд. — Разошлите этот приказ всем постам в радиусе охвата — пусть отключат ПВО и не смеют путаться под ногами. Очистите Мстителям путь до Москвы. И не спускайте глаз с Солдата. Как только он окажется в зоне досягаемости, найдите его и приведите сюда. Нам есть, что обсудить. Командир службы безопасности молча выслушал и даже взглядом не выдал, насколько сомнителен подобного рода приказ, требующий подтверждения высших чинов, вплоть до Главнокомандующего. Приказ был сомнителен, но в сложившихся обстоятельствах вполне ожидаем. Неожиданным и спорным оказалось другое: — А если он не пойдет? Резонный вопрос, который вполне можно было задавать без условия. Солдат не пойдет, все это прекрасно понимали, хотя у всех имелся разный, ограниченный уровнем допуска к информации, ответ на вопрос: «Почему?» В любом случае, это был шанс, которого Александр Смирнов ждал всю свою затянувшуюся жизнь, купленную его отцом у самой смерти семьдесят лет назад. В обмен на одно только обещание. На выполнение которого он положил свою жизнь, определив карьеру и жизненный путь своего сына и даже своего внука. Каждый в свое время, разными способами, они пытались — безрезультатно. ГИДРА обрастала все более неприступной броней, пронизывая щупальцами всё на своем пути. Она вросла в фундамент страны, во все структуры, обеспечивающие России жизнеспособность. То, на что подписал его когда-то отец, повязанный долгом личным, для него стало долгом служебным. Перед страной, перед обществом, перед отдельными людьми. Но, что бы ни стояло на кону, насколько бы он ни был убежден в преданности своих людей, он бы никогда не послал никого из них на верную смерть в логово монстров. ГИДРА клепала монстров конвейерным способом, а он не собирался делать того же, лишь чтобы было, кого выставить по другую сторону шахматной доски. У него имелась информация, максимальная поддержка на самом верху и… отчаянно не хватало людей. Но сегодня… Сегодня Мстители здесь и Солдат пришел мстить. Не за себя, о, нет! Много хуже, он пришел мстить за боевого товарища. — Обеспечьте ему дорогу до Москвы, майор Симонов. С остальным я разберусь сам. Пока суть да дело, проведите инструктаж, пусть наши группы захвата будут готовы оказать американцам содействие в любой момент. И раздайте снайперам их лучшие игрушки, пусть оцепят район вокруг штаб-квартиры Кроноса. Ни одна змея из гнезда уползти не должна. — Будет исполнено, директор Смирнов, — откланялся майор и развернулся к выходу, зацепив взглядом все время хранившего молчание лейтенанта. Кивнул едва заметно, но больше ничего не сказал. — Ты же не собираешься искать с ним встречи? — едва закрылась дверь, Смирнов-младший посмотрел на отца с растущим подозрением. — Другого шанса нам не представится, Михаил. Либо мы сделаем это сегодня вместе с американцами, либо эта фашистская недобитая тварь отпразднует победу. Мстители перегрызлись из-за Заковианского соглашения, Солдат там — чужой среди своих, а их Капитан заперт в Кроносе. Так себе ударная команда. У нас самих не лучше. У нас некого выставить против личной армии суперсолдат. Но у нас есть информация. А у Мстителей — ударная мощь. Поэтому, если и сможем разворошить этот змеиный ком, то только вместе, а парень с железной рукой — единственное связующее звено между нами. — Да. Только он об этом не в курсе. Получив прямой приказ привести себя в надлежащий офицеру вид, Смирнов-младший вынуждено покинул кабинет. Услужливая секретарша мгновенно подпрыгнула с места, готовая исполнять поручения, но умудрилась уронить стопку бумаг и, прошипев что-то неразборчивое, принялась собирать разлетевшиеся листки. Лейтенанту сейчас было совершенно не до этого, но честь мундира обязывала, поэтому он тоже чертыхнулся, наклоняясь, чтобы помочь. Девица мило улыбнулась, засмущалась, они обменялись парой совершенно нелепых фраз, среди которых самой логичной была благодарность от нее за помощь, после чего лейтенант поспешил ретироваться из приемной. Оставив в покое бумаги, девушка уверенным жестом поправила очки и снисходительно улыбнулась, когда на мобильный в ее кармане пришло уведомление об успешной активации датчика слежения. С непоколебимой уверенностью и профессионализмом она наспех сервировала поднос и, нацепив на лицо идеальную белозубую улыбку, толкнула дверь в кабинет начальника. — Александр Михайлович, не желаете кофе? Все еще сжимая в руках черно-белую фотографию, Смирнов с некоторой заминкой поднял взгляд, чтобы иметь возможность наблюдать, как неуловимо меняется внешность вошедшей, превращая ее из секретаря в живую копию старой фотокарточки. Медленно, без удивления, он закивал, принимая данность. — Проходите… — он неловко запнулся на месте, где предполагалось имя, и не стал продолжать, широким приглашающим жестом указав на свободное кресло по другую сторону стола. — Проходите. Не то, чтобы я ждал вас, но… я не прочь выпить с вами кофе. Ей казалось, она была достаточно хорошей актрисой, чтобы умело сыграть выбранную роль. Ей казалось, она знала и умела для этого достаточно. Наивная глупая девочка! У СВР имелись агенты в Кроносе, поставляющие информацию напрямую с места событий. Ее первый серьезный прокол помимо того, что она не знала ровным счетом ничего об этом странном персонаже прошлого с фамилией Смирнов, заключался в том, что она не готова была увидеть. Директор обеспечил ее неограниченным доступом к видеотеке, предоставив возможность на все посмотреть изнутри. Впервые за много дней она увидела Стива — запытанное, изможденное, изувеченное тело на секционном столе. Ее удалось взять себя в руки и притвориться в последний раз достаточно убедительно, чтобы ее оставили наедине с телефоном, списком номеров и изображениями со спутников в реальном времени. Глядя на почти расплывающееся от слез изображение и слепо набирая очередной номер, она не ждала ответа. Барнс ведь не идиот, он умнее всех, здесь собравшихся и не поднимет трубку, даже если одновременно зазвонят все таксофоны в квартале… Раза с десятого, когда она уже совершенно не ждала ответа, трубку сняли — и динамики разразились выдохом, достаточно громким, чтобы напомнить разъяренное рычание. — Баки… — ее буквально прорвало, она разрыдалась, не силах внятно вымолвить ни слова. Перед глазами маячил проклятый стол, а кто на нем лежал, она уже не видела, да и неважно это — слишком много их было. — Баки, они нашли Стива. А Барнс все-таки оказался идиотом, настолько падким до женских слез, что в какой-то момент ей это стало отвратительно. Но он нужен был ей здесь, любой ценой, поэтому она не прочь была использовать даже запрещенные приемы. После всего, что ей пришлось увидеть и узнать, как искусно солгать и увернуться от правды, чтобы не раскрыть себя и не разлететься на кусочки у всех на глазах… она не слишком заботилась о комфорте Барнса, а шею свернуть он ей, так или иначе, попытается. Совершенный снайпер, способный перестрелять всех еще на подходе. Непобедимый боец, способный любого забить до смерти в рукопашной парой точных движений. Наконец, суперсолдат, наделенный способностью чувствовать опасность, подобно тому, как акулы чувствуют кровь. Он пришел в стан потенциального врага, стоило только правильно позвать. Смирнов приказал допустить в один из самых охраняемых правительственных объектов одного из самых опасных убийц истории, красноречиво демонстрирующего свое самое впечатляющее, обнаженное оружие. Без досмотра. Со снайперской винтовкой, в полной экипировке. Директор настаивал на личном разговоре, и у них не было веских причин отказываться, хотя ей очень этого хотелось. Им двоим дали в руки все карты, взамен прося лишь о совместной работе. Барнс пугающе быстро вник в происходящее, лишь только услышав пару знакомых фамилий, подкрепленных знакомыми сюжетами из… жизни? Он бегло говорил по-русски, хотя в самом начале ему продемонстрировали готовность изъясняться на английском. Еще быстрее, чем говорил, Баки понимал, особенно, когда излишне любопытные агенты перешептывалась где-то в стороне. С пугающим хладнокровием, которого она уж точно не ожидала, Баки воспринял видеозаписи с участием Стива. Все свои эмоции: непонимание, недоверие, ярость и боль — как выяснилось впоследствии, он копил и сдерживал до момента, когда их оставят наедине. Только тогда она смогла осознать весь ужас своего положения. Сперва они долго брели в никуда по длинному пустому коридору. Барнс не останавливался, он все шел, шел и шел, словно маня за собой в ловушку. А когда, по его мнению, они ушли достаточно далеко от всех возможных свидетелей, он не дал ни секунды объясниться. Ударил бионикой, хлестко наотмашь, нетерпеливо дожидаясь, когда голограмма, наподобие той, которую использовал Земо, притворяясь Солдатом, рассыплется прахом. Но маскировка выдержала. И тогда он ударил еще и еще раз, а потом резко с ноги — и она влетела в близкую стену, разбивая бетон собственным телом и остаточной энергией проекции. — Баки! — у Наташи все еще был чужой голос. Она прикрылась от удара рукой, почти беспомощно и обреченно, потому что Барнс выглядел так, словно вот-вот размозжит ей голову бионическим кулаком. Увиденное Барнса добило. Совсем и окончательно. Тело под ним выглядело сломанным и в прямом смысле разбитым на кусочки. Искусственное изображение слетало осколками в проекционной сетке, мигало, дергалось, рябило, пропадало и возникало вновь. Такой технологии маскировки, которая выдерживала бы прямой контакт, удар бионики — он еще не встречал. Когда? Зачем? И где настоящая Ди, которая никогда не поступила бы так с ним? Она не просила бы его прийти за ней, она велела бы ему бежать, не оглядываясь. Она безоговорочно понимала бы, о чем речь в тех жутких шифровках, присланных шпионами СВР. — Романова… — Барнс, еще секунду назад предвкушающий, как хрустнут кости черепа, в итоге не нашел в себе сил даже на голос громче тихого шепота. И пусть Наташа сама уже миллион раз пожалела, что пошла на это, отступить сейчас — означало всех подставить. Первые ставки в этой игре были сделаны задолго до ее рождения и сегодня достигли заоблачных высот — миллиардов человеческих жизней в глобальном эксперименте над всей планетой. — Ненавидь меня, имеешь право, — она сказала одними губами. — Но иначе нам его не достать. Не распутать этот клубок, — Наташе очень хотелось добавить «не спасти Стива», но в горле встал удушливый ком, и она промолчала. Барнс все додумал сам, сложил все кусочки любезно предоставленной информационной мозаики в единое логически целостное. Он слез с Наташи и так и остался сидеть на полу, привалившись спиной к разбитой стене и зажав пальцами бешено пульсирующие виски. Иоганн Шмидт умер в 44-м, в один со Стивом день. Баки пропустил те знаменательные события, поэтому не был уверен, что знает точную дату, ровно как и все подробности, которые из милосердия не стал выспрашивать у друга. В тот же проклятый всеми богами день, в ту самую секунду где-то в России, явно не под счастливой звездой родился младенец, в чье тело космический куб перенес сознание монстра. Спустя неполные тридцать лет Шмидт, ныне известный миру как Лукин, заявил свои права на руководство ГИДРой. Много позже официально настал век цифровых технологий. Убив Лукина прошлой весной, Стив снова уничтожил лишь тело, сознание же сохранилось в качестве искусственного интеллекта, созданного с помощью Альтрона на базе суперкомпьютера в неприступных стенах Кроноса. — В 45-м она отдала твою кровь с образцом готовой сыворотки полковнику из охраны, чей пятилетний сын, — Наташа неопределенно кивнула куда-то в сторону, — нынешний живой и, как ты, наверняка, заметил, здравствующий директор Службы внешней разведки Российской Федерации — Смирнов Александр Михайлович — умирал от лейкоза. Который даже сейчас через раз поддается лечению, не то что в послевоенное время. Так она выторговала для тебя возможность побега, — Романова тяжело вздохнула, помолчала немного в надежде на ответную реакцию, но, не дождавшись таковой, украдкой посмотрела на Барнса. — Ты об этом знал? Баки отрицательно качнул головой, настолько невыразительно, что почти незаметно. Еще немного помолчали и снова первой начала Наташа. — Полковник оказался либо чересчур честным, либо искренне благодарным, потому что твой побег тогда не удался с большего по твоей вине, но он принял это на свой счет. С тех пор, на протяжении всех этих лет, Смирновы копали под ГИДРу, под ее главарей, придя в итоге к выводу, что таковой всегда был один. Барнс играл в молчанку непозволительно долго. Наташа теряла терпение, поэтому рубила с плеча: — Ну так что? Мы продолжим безумную клоунаду и заручимся подкреплением от российского правительства, или ты предпочтешь меня им сдать? — Фьюри знал, да?! — Баки поднял взгляд, чтобы снова увидеть перед собой идеального двойника, и глаза его полыхнули ненавистью. — Этот недобитый сукин сын знал, что ГИДРой заправляет Шмидт! Поэтому ему до Дианы было дело! Поэтому здесь ты! — Я здесь потому, что у них Роджерс! Но ты понимай, как знаешь, я не настаиваю. Баки не доставляло удовольствия собачиться, хоть это и глушило боль. Но вместе с ней и логику, и инстинкты, и еще много чего полезного в данный момент. — Тебе не по зубам эта роль, Романова, — Барнс озвучил почти со злорадством. — Ты можешь лопотать по-русски и вовремя поддакивать, когда Смирнов рассказывает вещи, о которых ты понятия не имеешь. Но за накаченными сывороткой головорезами тебе не угнаться! Стоит бойне начаться, и ты станешь обузой. — Тогда, быть может, мне стоит сказать Смирнову, что с тобой случается, когда звучат слова кода от Зимнего? Баки нечем было крыть этот туз, но и молчать он не собирался. — Пусть так. Я соглашусь сотрудничать с русскими, и ты будешь вертеться рядом, изображая ее. Но я добью тебя контрольным, если подставишься и перестанешь быть полезна. В свою очередь постарайся успеть застрелить меня, если кто-то разбудит Солдата. — Договорились, — Наташа ответила на русском. Односложно и исчерпывающе. Баки на нее даже не посмотрел. Он видел насквозь, он знал, что перед ним обманка, и от этого знания было лишь хуже. Наташа могла пойти на это в том числе и из-за Стива, Фьюри мог даже намеренно на этом сыграть, зная, что она не откажется. Гораздо страшнее была причина, почему на это пошла Диана, почему у всего этого безумия ее почерк. Не родился еще тот человек, которому бы двойные игры давались лучше, чем ей. В них она была непревзойденным мастером. Наташа на ее фоне — лишь красивая завлекалочка. Смотрите на меня, я здесь! Я здесь! На самом же деле… Барнс сам не заметил, как перешел на бег, в безуспешной попытке догнать в московских катакомбах те самые жуткие мысли, которые оставил здесь семьдесят лет назад. На самом деле, настоящая Гидра там, где ей и положено быть.