Я не участвую в войне...

Стив не взял дорожную сумку, заботливо собранную для него Шерон. Не взял он и щит, прислоненный к изножью кровати и уже давно покрывшийся слоем пыли. Там, куда его пригласили, с педантичным соблюдением всех вежливых формальностей, символика и любые отличительные знаки станут лишними. Так уж сложилось, что его и без знаков отличия слишком хорошо узнавали. От всего этого: раздутой славы, фальшивого звания Капитана, словосочетания «Капитан Америка», расшаркивающихся военных, Белого дома и Президента, бесконечных закрытых собраний и открытых пресс-конференций, репортеров, деловых костюмов… От всего, во что превратилась его жизнь, вернее, от всего того, чем она не переставала быть с тех пор, как новорожденный «Капитан Америка» стал рекламным слоганом и лицом агитационных плакатов, Роджерса выворачивало наизнанку. Также, как когда-то от плясок на публику в смешных трико, окружения пышногрудых и длинноногих красавиц и заученных глупых кричалок. Не этого он от жизни хотел. А чего конкретно он хотел… да черт его теперь знает! — На заметку: с Москвой у нас совпадает сезонность, и там сейчас тоже не месяц май, Роджерс. Стив невыразительно ухмыльнулся в ответ. Встреча была предсказуемой. Романова поджидала его на стартовой площадке. Замурованная в куртку Аляску, она театральным жестом стряхнула с плеч успевшие нападать за время ожидания снежные хлопья и осмотрела Роджерса с головы до ног из тени падающего на лицо капюшона. Сделанные выводы остались там же, в тени капюшона. Стиву и самому до сих пор было, что рассматривать в кардинально изменившемся облике Наташи, но на очередную, лишающую дара речи игру в гляделки он вестись не собирался. Не теперь. — Спасибо, я ориентируюсь во времени, — просто ответил он, ровным шагом обогнул Наташу, этак совершенно случайно загораживающую проход к трапу джета, не спеша взошел на борт и, предпочитая Романову игнорировать, принялся запускать предстартовую диагностику. — И я смотрел прогноз погоды, — все-таки сдавал позиции Стив позорно быстро. Грубить Нат ему хотелось меньше, чем кому-либо, притом, что обычно именно она нарывалась на грубость больше и чаще других. — Именно поэтому на тебе всего лишь кожанка? — фыркнула Наташа, напрочь игнорируя все намеки о нежелательности своего присутствия, прошла внутрь джета и по-хозяйски уселась в одно из пустых кресел. — И ты не побрился. Я оценила брутальность образа, Стив, но, может все-таки… — …все-таки я взрослый мальчик и не нуждаюсь в сопровождении, — Стив резко крутнулся в кресле пилота лицом к навязчивой компаньонке, с сожалением признавая, что плакало его намерение не грубить. — Наташа, — он посмотрел на нее открыто, без слов извиняясь и пытаясь сгладить плохое впечатление. — Тот факт, что Смирнов дозвонился лично мне, в обход приемной президента и чуть ли не живым щитом стоящей армии дипломатов, недвусмысленно намекает, что эта поездка должна стать сольной. Кроме того, это изначально была моя инициатива. Я требовал у русских, чтобы выживших гидровцев судили в соответствии со всеми законами, как Российской Федерации, так и международными, а не ликвидировали под шумок, хотя, поступи мы так, всем мгновенно стало бы проще жить. Когда я просил их сложить оружие и сдаться, я пообещал, что взамен на сотрудничество им предоставят медицинскую помощь, с соблюдением в их отношении всех положенных человеку прав. Хотя, если вдуматься, какие права имел я, чтобы обещать что-то подобное? Но Смирнов меня поддержал. Он дал мне слово. Не должен был, но дал. — Это нехоженые тобой тропы, Стив. На этом поприще ты новичок, — Наташа покачала головой, избегая пересечения взглядов. — Я понимаю, что ты пытаешься делать, чтобы всем доказать, будто произошедшее тебя не изменило. Ты пытаешься остаться собой, несмотря ни на что, таким же… — Нат запнулась, пробуя подобрать эпитеты, наиболее полно характеризующие Стива, и осознала вдруг, что все они стекаются, по большей части к одному-двум, автоматически созвучным имени, — добрым, честным и… справедливым по отношению к тем, кто этого не заслуживает, но не стоит пытаться сходу объять необъятное. Поверь, не стоит. Ты не знаешь ни этой страны, ни этих людей, ни их менталитета. Я не претендую на твою самостоятельность и способность справиться со всем в одиночку, но ты понятия не имеешь об истинных размерах айсберга. — Стоп, — Стив вскинул руку ладонью кверху в категоричном, прерывающем жесте. — Остановись, Наташа, — Роджерс опустил взгляд, уставившись на свои сцепленные в замок руки. — Давай оставим эти игры в полуправду и будем откровенны друг с другом, — он снова поднял взгляд, невербально подкрепляя сказанное. — Ты прекрасно знаешь, что звонок Смирнова — не единственная и далеко не главная причина, почему мне необходимо туда вернуться. Да, я, несомненно, хотел бы, чтобы у этих… ребят, ублюдки они или жертвы, был шанс, которого никто никогда не предоставлял Баки — шанс озвучить свою правду. Но на самом деле, мне не так уж и важно, сдержит Смирнов свое слово или устроит массовый расстрел, — Стив вздохнул долго и тяжело. — Я хочу, чтобы это был сольный визит. Просто… просто поверь на слово, мне так нужно. — Ее тело — вот, что тебе нужно, — у Наташи не было времени проявлять обходительное милосердие и подбирать формулировки, поэтому она рубила с плеча. — Отныне мне всегда нужно будет чье-то тело, — охотно подтвердил Стив, не слишком заботясь о том, как прозвучали его слова. — Любого из вас, каждого из тех, кто был мне дорог. Однажды я смирился и не стал искать доказательства, и ты знаешь, чем это обернулось. Больше этой ошибки я не повторю. И если Баки яснее ясного дал мне понять, что ему доказательства не нужны, что он принял ее выбор и ее смерть… Что ж, таково его, годами выстраданное и кровью оплаченное право. Но мне нужны. И я не успокоюсь, пока их не получу. — Прекрасно, — Наташа заерзала в своем кресле, устраиваясь удобнее, и небрежно кивнула на консоль управления. — Заводи птичку и погнали. А то Старк там совсем заработался. Уже две недели, как живым не объявлялся — Пеппер переживает. Она дала мне отмашку вырубить его и связать, если понадобится, но доставить домой. — То есть, ты не… — Стив издал нервный смешок. — Я не, — Наташа в ответ улыбнулась так искренне, что Стив почти повелся. — Что бы ты там не имел в виду, я туда лечу за Старком. Считай, что я просто удачно поймала попутку где-нибудь на окраине Подольска, и ты — чертовски горячий водила — любезно согласился подкинуть меня до стольной Москвы. — Знаешь что, Романова… — Роджерс оценил провокацию и сделал движение рукой, вызывая один из голографических экранов. Он уже почти сформулировал запрос и развернул карту, но Наташа его прервала, смеясь невесело, одними губами. — Не трудись. Подольск — это город в Подмосковье, один из крупнейших городов-спутников Москвы, пятнадцать километров или чуть меньше десяти миль от московской кольцевой. И… «Романофф» в твоем исполнении мне нравилось больше. Стив хотел что-то ответить, но это резко перестало иметь значение. — Капитан Роджерс, — раздался голос Пятницы по внутренней связи джета, еще синхронизированной с центральным компьютером Башни. — Сообщение с приоритетом «важно». Сержант Барнс только что покинул периметр Башни. Мне подключиться к городским камерам для продолжения наблюдения? Стив услышал вопрос, тот был поставлен более, чем конкретно, и все же с ответом он ненадолго подвис. — Стив? — голос Наташи вырвал его из омута внутренних размышлений, полного чертей. В ее выразительном взгляде мелькнуло едва заметное, почти нечитаемое напряжение. — Ты уверен, что Барнса действительно не волнуют доказательства ее смерти, и он не намеревается устроить джихад против русских? Потому что, если он все-таки… — Он не намерен, — отрезал Стив и моргнул, заставляя себя сосредоточится на происходящем в реальности. — Не надо, Пятница. Карантин с Башни снят, сержант Барнс здесь не пленник и волен уйти, куда хочет и когда хочет, никому об этом не сообщая. Отмени для него все протоколы слежения. — Требуется подтверждение, Капитан, — бесстрастно отозвалась система. Стив вздохнул, с трудом подавляя желание раздраженно закатить глаза, но четко, в меру громко произнес: — Отмена протокола. Подтверждение: Роджерс, Стивен Грант. — Сожалею, капитан. Но необходимо параллельное подтверждение кого-то еще из команды. — Что за?.. — Роджерс, наученный тщетностью споров с компьютером, поймал взгляд Романовой. — Наташа, — он произнес с укоризной и внутренне вздрогнул от перспективы повторить для чьих-то посторонних ушей пусть даже сотую долю того, в чем перед ним исповедался Баки, буквально кожу с себя содрав и обнажив душу. Не говоря уже о чудовищном в своем тайном значении агоническом вопле Баки, на который сбежалась в тот вечер половина обитателей небоскреба. — Он… Вот же черт! — Стив резко отвернулся от Наташи на сто восемьдесят. — Все вам нужно знать! — Стив. Личное — личным, но у Барнса и до всего этого с репутацией были серьезные проблемы. А теперь он лишился той, которая держала его на плаву. Никто его не обвинит, если он захочет отомстить, перепутав виновных с невинными, но… — Он адекватен, Наташа, — сквозь зубы процедил Стив, не желая слышать продолжение чужих коллективных домыслов. — Более чем. На деле, даже больше, чем я сам. Он не собирается съезжать по фазе и становится угрозой обществу. Мог бы — давно бы съехал и давно бы стал. Еще в поздние сороковые, после первых обнулений. Наташа лишь тяжело вздохнула и сокрушенно покачала головой. И только убедившись, что Стив на нее не смотрит, позволила себе взглянуть на напряженную спину друга с искренним сочувствием. — Романова Наталья. Отмену протокола подтверждаю. Благодарностью от Роджерса можно было считать уже то, что он все-таки запустил стартовый цикл, не выкинув ее из джета, хотя, как считала сама Наташа, она с блеском это заслужила. «Дура», — про себя отозвалась Нат, но вслух все же предпочла уточнить: — Дело в коде? Стив задал координаты, уже на этапе набора высоты переключил систему в режим «автопилот» и снова развернулся к Наташе, отметив мимоходом, что еще два-три таких крутых поворота — и кресло не выдержит. — Дело в сыворотке и в том, что она защищает носителя от психотравм. Во всяком случае, в долгосрочной перспективе, — сухо от нежелания обсуждать эту тему с кем бы то ни было, пояснил Стив. — Откуда ты знаешь? — он спросил напрямик, даже не трудясь скрыть неприязнь. Такого рода подробности лишь подбрасывали дров в полыхающий костер его раздражения. Впрочем, глупый вопрос. Это же «Умная» Башня! Жизнь на камеру. Тотальный контроль и абсолютное отсутствие личных границ. — Барнс ко мне приходил. Просил прочитать код. На Стива после этого известия словно ведро воды опрокинули. Или чего-то похуже воды. — И ты… прочла? — он не знал, чего в этот момент в нем было больше, обиды за предательство, которого, вроде как, и не было со стороны Наташи, или злости на Баки за недоверие или, того хуже, подспудное подозрение, что Стив намерено его обманул. В любом случае, Роджерсу омерзительно было узнать, что код неуловимо ушел в свободное плаванье и был теперь на языке у каждого, как какая-нибудь безобидная считалка. — Сложно отказать такому парню, как Барнс, — Нат попыталась спошлить, но под тяжелым осуждающим взглядом моментально об этом пожалела. — Все равно ведь не сработало, Стив. — Начистоту: зачем ты со мной увязалась, Наташа? — Я уже сказала. Уверена, Тони там всех довел до белого каления, и пока его по-тихому не пришили за его прескверный характер, пора напомнить ему, что в гостях хорошо, а дома все равно лучше. — Двойной агент? — Стив посмотрел на нее исподлобья, внутренне пытаясь смириться с неизбежным. В любом случае, они уже висели в воздухе, и поздно было что-то менять. — Тройная дрянь, — Наташа игриво ему подмигнула. Она встала, неспешно прошлась по джету, инспектируя скудное наполнение, расстегнула на ходу куртку и, как заправский фокусник, достала откуда-то из слоев одежды крохотный серебристый прямоугольник, небрежно перебросив его Стиву. Он поймал. — Что это? — машинально спросил Роджерс, но ответа ждать не стал, сразу всунув флешку в разъем на консоли. — Досье на Смирновых. Стив сделал пару кликов пальцами по воображаемой плоскости — и в воздух воспарили оформленные в текст сотни голографических страниц информации, перемежающиеся с фотографиями и даже видео-роликами. — Или… не досье, а сплошная информационная свалка, из которой черпать и черпать, как из рога изобилия, — Наташа за спиной озвучила его мысли. — Они умеют быть незаметными и вести насыщенную тайную жизнь, оставаясь у всех на виду и имея вполне себе выдерживающую критику жизнь публичную. На достоверность это я не проверяла. Большинство инфы получено в свободном доступе с официальных сайтов Кремля, Минобороны и еще пары десятков третьесортных сайтов по всей сети. Я подумала, что-то из этого тебе обязательно пригодится, раз уж ты решил пуститься во все тяжкие. — Да ничего я не решил, Нат, — Стив раздраженно поскреб подбородок, лишь сейчас, кажется, осознав, что до сих пор не побрился, и одним вращательным движением кисти свернул все интерактивные окна. — Мне не нужны… — и оборвал на полуфразе. Потому что… а вдруг все же нужны? Ответы на вопросы, которые он еще толком не сформулировал в собственной голове. Или сформулировал, но осознанно не собирался спрашивать вслух. О новом цвете волос Наташи и об ее визуальном перевоплощении, об очередной собственной могиле, обросшей очередной по счету легендой смерти, и новом Капитане, тайной личности которого продолжают мыть кости все, кому не лень. И даже те, кому лень, время от времени кидают в сеть хайповые твитты. Как бы там ни было, Стив быстро сориентировался в негласно установленных правилах и ничего не имел против них: Наташа не слишком любопытничала насчет его заросшей бороды, он не делал комплиментов ее блондинистой стрижке-каре. Она не пыталась затронуть тему его пребывания в гостях у Шмидта, он не спрашивал у нее насчет кольца Гидры. Все было честно. Откинувшись в кресле, Роджерс снова развернул голограмму и погрузился в чтение. — Стив, ты?.. — голос Наташи где-то позади зазвучал вкрадчиво, неуверенно, словно она осторожно прощупывала лед, на который собиралась ступить. — Ты, действительно, понимаешь написанное? Александр Михайлович Смирнов — российский государственный деятель… — Баки знает больше сорока языков, — заметил Стив, не отрываясь от чтения. — Что мне мешает выучить хотя бы один? Повисла гнетущая пауза. Вопрос был риторический, но Стив почему-то все равно подспудно ожидал, что Наташа не промолчит. Не промолчал в итоге он сам. — За те несколько лет, что я живу в этом веке Интернета и цифровых технологий, открывающих доступ практически к любой информации, я проследил позорную закономерность, — Роджерс обернулся через плечо на Романову. — Любой уважающий себя российский политик — президент, министр, да хоть даже обыкновенный репортер, приезжая на нашу территорию, негласно говорит по-английски. Когда наши едут к русским, или встреча происходит на нейтральной территории, говорят всегда на английском. И ни президент, ни одна важная шишка, считающая себя вправе представлять от своего имени целую нацию, не имеет своим долгом выучить язык страны, с которой ведутся переговоры. Они считают русских обязанными знать наш язык и говорить с нами на нашем языке. По-твоему, это правильно? — Английский — общепризнанный международный язык. И, раз уж пошел такой разговор, то он в разы проще русского. — Это не оправдание, — серьезно возразил Стив. — Это не стало оправданием ни для тебя, ни для Баки, ни для всех тех, кого готовили и продолжают готовить схожим образом. — Президенты и политики — не профессиональные шпионы, прямая цель которых — полное внедрение. — О нет! Зато они профессиональные вершители судеб, каких и в вас видят. В нас, — исправился Стив, продолжая упрямо продираться сквозь кириллический текст и все сильнее понимая, что для одинаково успешной работы на два фронта его знаний пока недостаточно. — У меня есть мотивация, Нат, — он поспешил исчерпать этот разговор. — И возможностей, спасибо Эрскину-старшему, тоже хватает. Пора бы учиться ими пользоваться. Родился 28-го сентября 1967 года, в Москве, СССР… Стив сделал мысленную пометку: учитывая известные ему подробности, далее по тексту везде отнимать от этой даты еще минимум лет двадцать. По итогу подсчетов конечная цифра в уме Роджерса приближалась к круглым восьмидесяти, что в корне не соответствовало приложенным к тексту фотографиями. Что-что, а детали на разного рода изображениях Стив умел подмечать, выжимая из плоской картинки максимум возможной информации. Уловки оцифрованной современности, вроде ретуши и фотошопа, он тоже научился распознавать. Но, даже отсеяв все это, он по-прежнему видел на фотографиях человека, которому даже официально заявленные пятьдесят можно было дать лишь с оговоркой «для своих лет вы выглядите очень молодо». Стало быть, вот как работала «сыворотка», если в процесс старения не вмешивался вызванный естественными или искусственными причинами глубокий анабиоз. Художественное воображение легко и быстро набросало детальный портрет того, как мог бы выглядеть он сам, если бы на долгие семьдесят лет не выпал из жизни. Четыре с половиной тысячи миль, разделяющие две точки на карте, прошли, с большего, в гнетущем безмолвии. Единственной темой для обсуждения время от времени становилась информация с флешки. Да и то… Стив не был готов открыто демонстрировать ни свои успехи, ни свои провалы, не перед Наташей, поэтому, даже если у него и возникали вопросы с пониманием и интерпретацией, он предпочитал не выносить их на обоюдное обсуждение. Наташа давно смирилась с тем, что в свою душу Роджерс приглашать никого не торопился. Ее особенно. Она и не лезла. Во всяком случае, пообещала себе не лезть, пока не станет очевидно, что все плохо. Очевидно для всех, Стив игнорировал форму Капитана, как боевую, так и парадную. Даже в дни формальных встреч, даже на максимально закрытом приеме у президента, куда он явился в обыкновенном брючном костюме. Наташа прямым текстом считывала с лица Стива желание послать столь несвойственными его натуре нелитературными словами каждого, кто обращался к нему «Капитан» или, того хуже «Капитан Америка». Но это все было оправданно, имело под собой железобетонное основание после того, с каким профессионализмом его почти буквально непогрешимую личность смешали с грязью. Величайшего солдата Второй мировой предали и продали. В плен к нацисту. Но даже после этого поведение Стива ненормальным образом продолжило вписываться в рамки нормального, более того, даже ни разу не вышло за границы легендарных манер Стивена Роджерса, который по-прежнему умудрялся каким-то непостижимым уму Наташи образом держать лицо на публике, как если бы ничего не произошло. А если и произошло, то что там суперсолдату какой-то плен?! Пф… ерунда! Незадолго после того, как им прислали координаты места посадки, на связь вышел диспетчер и на чистом английском попросил при снижении не снимать с джета маскировку. В целях дополнительной к уже принятым меры безопасности, разумеется. У Романовой на этот счет были свои мысли. И свои меры. — Держи, — с непроницаемым лицом Наташа протянула Стиву тонкий черный прямоугольник размером со смартфон и пистолет, в котором Роджерс с полувзгляда опознал «Беретту 92». — Прежде, чем ты упрешься рогами, позволь толкнуть речь. «Старкфон» словит нашу внутреннюю сеть сквозь большинство известных глушилок, даже в мертвых зонах и на приличной глубине. Тебе не нужен сопровождающий, и я не собираюсь им становиться, мне Старка на сегодня за глаза хватит, но, пожалуйста, Роджерс, сделай мне одолжение, на этот раз имей при себе средство связи и… — Романова настойчиво кивнула на пистолет. — Средство индивидуальной защиты. Просто на всякий случай. Стив собирался возразить, успев меньше чем за десять секунд мысленно перечислить множество доводов, почему оружие — это очень плохая идея. Но услужливая память тотчас подкинула ему визуальную подсказку о том, сколько раз он уже переоценил свои силы по отношению к сильно недооцененному врагу. — Спасибо, — просто ответил он вместо ожидаемого Наташей шквала возражений, сунул телефон во внутренний карман, оружие же спрятал примитивно очевидно — за пояс джинсов сзади, кое-как прикрыв курткой. Можно сказать, что вовсе даже не спрятал, наоборот, сделал свои намерения максимально транспарантными. — Ты неисправим, — Нат с сожалением покачала головой. — Что? — Стив развел руки и вопросительно приподнял бровь, сделав вид, что не понял претензии. На самом деле, он поступил так намеренно, ожидая взаимной открытости от пригласившей его стороны. А если ожидания не оправдаются, то им же хуже, потому что пристрелить из пистолета — это самое безобидное и милосердное, на что он способен в отношении подонков. Не важно, к какому политическому лагерю они относятся и на каком языке говорят. Когда Стив посадил квинджет, и они просто сошли на твердую, припорошенную внушительным слоем снега землю, их встретили также максимально просто. Не было видно ни экипированного спецназа, ни толпы дипломатов, ни какой бы то ни было дополнительной подготовки ко «встрече века». Никто не раскатывал перед ними красную ковровую и не зачитывал с трибуны громкую речь о важности дружбы народов. Двое мужчин просто ожидали их прямо на площадке. Директора СВР за время полета Стив успел изучить достаточно, чтобы опознать. О личности его сопровождающего несложно было догадаться. — Капитан Роджерс, — мужчина в зимней камуфляжной форме без каких-либо знаков отличия свободно приблизился и протянул ему руку для рукопожатия. — Госпожа Романова, — учтиво кивнул Наташе. — Александр Смирнов. Я благодарен, что, несмотря на компрометирующие обстоятельства, вы все-таки ответили визитом на наше приглашение. Заговорил он сходу на английском, даже не предоставив выбора. События развивались именно так, как и предполагал Стив: для русских в отношении американцев эта практика уже зарекомендовала себя. И пока Роджерс не был готов ее оспаривать, сохранив в тайне свое полупонимание и четверть способности к изъяснению. — Надеюсь, необходимость моего присутствия здесь не была вами преувеличена, полковник, — Стив охотно ответил на рукопожатие, вложил в него привычно лишь треть доступной силы. Едва их руки расцепились, он протянул ладонь второму встречающему, на лицо выглядевшему едва ли не моложе самого Стива. Стив про себя отметил, что хватка у Смирнова-младшего была столь же умело рассчитана по силе — чужого хвата он почти не ощутил. — Вы сами заварили эту кашу, Капитан. Я посчитал, что будет несправедливо не пригласить вас отобедать вместе с нами. Прозвучало довольно прямолинейно и, судя по выражению лица Наташи, по ее личным меркам –довольно грубо, хотя сам Стив не имел абсолютно ничего против подобного расклада. Он одобрял как раз такую вот прямую и максимально очеловеченную демонстрацию отношения к происходящему, без дипломатического подхалимажа, фальшивых улыбок и никому не нужных извинений. Всем было известно, что от возникших проблем ни одна из сторон в восторге не была. Потери же личного характера и вовсе никого не касались и касаться были не должны. Очевидно, что это не вытравленные до конца стереотипы позволили Стиву подспудно ожидать, что Романовой станут целовать руку. В любом случае, он был рад ошибиться, когда с Нат оба просто обменялись такими же по-деловому сухими рукопожатиями. — Я ожидал, что сопровождать Капитана возьметесь именно вы… — Предлагаю оставить в прошлом пережитки Советов и обойтись без церемонной «Госпожи», — Наташа реализовала свое право голоса раньше, чем полковник успел закончить очередное формальное обращение к ней. — Будет достаточно просто фамилии. И, к нашему, общему, надеюсь, сожалению, — Нат выдала сдержанную улыбку уголками губ, — я здесь не более чем для того, чтобы напомнить беспардонному Тони Старку про элементарные правила этикета, гласящие о том, что злоупотреблять гостеприимством вредно. Стиву неуловимо начало казаться, что их разговор также неуловимо и неотвратимо сворачивает… куда-то не туда. Им определенно стоило разделиться, причем, чем скорее, тем лучше. У Наташи имелось слишком много претензий к этой стране, а у него — полным полно нездорового энтузиазма к тому, чтобы порешать здесь все возможные проблемы, причиной которых он сам же и стал, с минимально возможными для обоих сторон последствиями, после чего убраться отсюда как можно быстрее. — Я предпочел бы не растрачивать впустую ничье время и начать с самого, предположу, неприятного вопроса для всех, — Стив обдумал заранее, что, вне зависимости от того, сколь многое известно Смирновым, сам он не преподнесет им на блюдечке чужие секреты. — Я хочу взглянуть на тело Дианы Хартманн. Госпожи Гидры, — скрепя сердце, он все же произнес, или, вернее, промямлил на русский манер нечто отдаленно созвучное, — если здесь она известна под этим позывным. Все время, каждый момент, пока говорил, и взгляды всех были обращены к нему, Стив неотрывно следил за выражением лица Смирного-старшего, решив отдать приоритет именно ему, на младшего лишь изредка кидая взгляды. До этого профессионально бесстрастное лицо бывалого офицера и шпиона, у которого опыта в совокупности побольше было, чем у самого Роджерса, неуловимо изменилось при упоминании еще одной, неоговоренной заранее цели визита. Стив не мог точно интерпретировать, что именно он увидел: настороженность, разочарование, сожаление или отвращение, но это определенно была перемена, которая что-то значила. Что-то важное. Смирнов не высказал вслух ни одобрения, ни отрицания, но он выразительно кивнул, давая понять, что принял просьбу к сведенью, затем полуобернулся, жестом призывая гостей следовать за ними. Очевидно, он рассчитывал, что место посадки они уже давным-давно определили и осмотрели. Так и было, поэтому на джет Стив обернулся лишь затем, чтобы с дистанционного пульта, сильно смахивающего на брелок сигнализации обычного легкового автомобиля, поднять трап и заблокировать доступ извне. — Я распоряжусь, чтобы техники присмотрели за вашей птичкой. Гарантирую, вы найдете ее там же, где припарковали. Стив хотел было через фразу «благодарю, мой транспорт в техобслуживании не нуждается» прозрачно намекнуть, что доступ к джету посторонние, будь они квалифицированными техниками или просто не в меру любопытными неизвестными, все равно не получат, как вскользь оброненная Смирновым фраза заставила его отвлечься на вопрос: «А так ли часто в России угоняют настолько высокотехнологичные летательные аппараты как модифицированный Тони Старком квинджет?» «Наверное, не чаще, чем пробираются на территорию правительственных объектов, с уровнем охраны, подобным этому злосчастному месту», — про себя решил Стив, и на этом тема парковки исчерпала сама себя. Они вошли в помещение, которое снаружи выглядело всего лишь как небольшая рукотворная возвышенность над поверхностью зимнего ландшафта, преодолели нечто подобное на пропускник, затем грузовой лифт, от конструкции которого у Стива возникло неприятное дежавю, и, наконец… — Полковник, — встретивший их буквально на выходе из лифта Старк делано отдал честь. — Лейтенант. Капитан! Легок на помине! — И тебе привет, Тони, — Наташа отозвалась за них обоих, прекрасно понимая, что она здесь персона нон грата для всех, включая Старка, который демонстративно даже не стал с ней здороваться. По Романовой трудно было сказать, что ее смущает, настораживает или в корне не устраивает окружение, но Роджерс отметил, как напряженно она держалась, как незаметно для посторонних глаз осматривалась, задерживаясь взглядом на одной ей понятных ориентирах и деталях. На нью-йоркских часах было что-то около шести утра, когда Стив в последний раз на них смотрел. Учитывая разницу в часовых поясах и время, затраченное на перелет, в Москве сейчас должно было быть начало четвертого вечера. Не слишком удачное начало дня, но с законами физики не поспоришь. Роджерс оценивающе взглянул на Старка и, тщательно скрывая любые намеки на облегчение от сделанных выводов, произнес: «Доброе утро… — про себя, все еще не перестроившись, и просто: — Здравствуй, Тони, — вслух. Хорошо, что «доброе утро/день/вечер» можно было оставить при себе. Иначе пришлось бы начинать со лжи. Ну, или открещиваться шаблонной фразой, потому что доброго во всех его последних утрах, днях и вечерах, безнадежно слившихся воедино, было крайне мало. Тони же, который вышел им навстречу в броне, но без шлема, что давало возможность хотя бы частично визуально оценить его состояние, напротив, выглядел вполне себе сносно. Видимые физические повреждения сошли на нет. Более того, он побрился и привел бороду в ее привычную, волосок к волоску, выверенную идеальность. Он даже выглядел чуть менее уставшим, чем Стиву рисовало воображение, не понаслышке знакомое с Тони Старком, увлеченным работой. Который являлся живым воплощением идеи отрешенности от неистинного, зиждущейся на трех обезьянах, одна из которых ничего не слышала, другая ничего не видела и третья ничего не говорила, до тех пор, пока предмет интереса себя окончательно не исчерпывал и не становился для Старка простой и понятной обыденностью. Применительно к текущей ситуации, Роджерс видел только два вероятных объяснения: либо Старк расколол этот сверхпрочный орех и добрался до ядра, весьма удачно приурочив этот знаменательный момент к его прибытию; либо… русские поставили его в жесткие рамки, небеспричинно опасаясь, что если «золотой вундеркинд Америки» загнется на их территории, забыв про еду, гигиену и отдых, вину автоматически возложат на них, а не на паталогическое неумение Старка отложить дела до завтра. Словно каждая секунда промедления могла стоить ему жизни. Словно он так и не вылез умом из тех Афганских пещер, и каждый божий день ему приходилось работать под дулом автомата, подчас забывая кинуть лишний кусок в рот. Обычно, за тем, чтобы он не забывал, следила Пеппер, в ее отсутствие — Джарвис, а потом Пятница или Вижн… В данном случае в жизнеспособности Железного Человека была явно заинтересована принимающая сторона. Странно. И, тем не менее, отражено буквально у Старка на лице. — Неплохо выглядишь, — Стив подытожил короткой фразой вслух промелькнувшие скорым поездом длинные размышления, сводящиеся в итоге к тому, что у кого-то из присутствующих сутки и впрямь могли быть по-прежнему разделенными на периоды. У кого-то с восприятием действительности все было в порядке. — Домой, случайно, не собираешься? — вставила Наташа как бы между прочим. — Я потратил целых, — Старк прервался, делая вид, что подсчитывает что-то в уме, — десять минут драгоценного времени, чтобы радушно вас встретить и продемонстрировать вам, что я жив, здоров и вполне неплохо себя чувствую, что меня не пытают и не засовывают мне иголки под ногти в одном из здешних подвалов. Но я и близко не закончил, так что долго развлекать вас и водить по достопримечательностям не намерен… «Старк в порядке, — про себя сделал вывод Стив. — Он более, чем в порядке!» — Что ты… На долгую и обстоятельную экскурсию по этому месту я и не претендую, — обращаясь к Старку, Роджерс внимательнее присматривался к бесстрастным лицам безмолвных наблюдателей, избравших, похоже, тактику терпеливого невмешательства в чужой диалог. — Но раз уж ты в броне и, смею предположить, неплохо здесь ориентируешься, окажи услугу, отведи меня в здешний морг. Если надо пройти какие-то тесты, замуроваться в ОЗК и… какие там еще процедуры безопасности предусмотрены протоколами? Я готов соблюсти все. Наташа посмотрела на него со смесью осуждения и волнения. Это комбинация Стива уже давно не привлекала. А вот выражение, вскользь промелькнувшее на лице у Старка, за пару мгновений сказало Роджерсу больше, чем профессиональный покерфэйс на лице руководителя СВР — за все время их встречи. И тут-то в мозгу Стива интуитивные предчувствия начали активно обрастать первыми обоснованными предположениями. Все могло оказаться гораздо сложнее и запутаннее, нежели его всячески пытались убедить последние несколько недель, держа на расстоянии. — Результаты проб на биологическую опасность не поддаются интерпретации. Это как в русскую рулетку сыграть. Кроме того, я говорил с Хелен: ты сам еще не восстановился. У Стива с языка рвалось: «Чушь!» И еще куча осуждений вдогонку за разглашение слабостей, пусть и спорных, в присутствии тех, кто потенциально может этим воспользоваться. Но он вовремя себя одернул, понимая, что не станет спорить со Старком и пытаться прямо здесь и сейчас, на чужой территории и при свидетелях, разбираться в его мотивах оттянуть неизбежное. Это бессмысленно и приведет разве что к обострению и без того не гладких отношений. — Роджерс… — Старк заговорил менее категорично, мягче, словно уговаривая. — Мы могли бы уединиться на пару слов? Не возражаете, директор? — Тони обратился к Смирнову-старшему взглядом, ища то ли позволения, то ли поддержки. Стива отвлек тот неожиданный факт, что Тони Старк, которого он знал, не больно-то привык считаться с чьим-то мнением или, тем более, спрашивать позволения. Он существовал с верой, что ему дозволено все. Смирнов ответить не успел, никто не успел среагировать, всех отвлек телефонный звонок. Русские обменялись между собой нечитаемыми взглядами, после чего полковник потянулся к карману. Стив зачем-то отметил в коротком промежутке между первым звонком и грубым русским рявканьем «Смирнов. Слушаю!» — в динамик, что телефон в чем-то очень походил на старкфон — такой же тонкий и компактный, со стороны похожий на монолитный кусок черного стекла. Видимо, он тоже обеспечивал бесперебойный сигнал в том числе и под землей. По ту сторону трубки говорили скороговоркой и на чистом русском, все слилось в одно, так что, даже при условии, что Роджерсу слух позволил услышать непредназначенный его ушам диалог, он не разобрал и половины. В поисках дополнительных источников информации, он обратился взглядом к Смирнову-младшему, который, Стиву хотелось верить, слышал все наравне с ним, но, в отличие от него, еще и понимал каждое слово. — Заключенный сбежал, — считал он краткое объяснение на английском с губ лейтенанта. — Что?.. — Наташа мгновенно попыталась добиться подробностей, но Стив, все еще не оставляя попыток вслушаться в разговор, поднял вверх указательный палец, веля молчать. Через полсекунды после этого истошно взвыла серена, и на голые бетонные стены упали первые красные отблески аварийного освещения. Полковник закончил слушать срочный доклад о ЧП и явно медленнее, чем мог бы, отнял телефон от уха, не отрывая взгляда глаза в глаза от Стива. Который все еще не овладел способностью читать мысли. Но понимал без слов. Да. Сохранить им жизни было его инициативой. И да, черт их всех задери, наказуемой инициативой! — Я найду его, — Роджерс произнес эту фразу на русском, — грубом, как ему казалось, языке, -предельно ясно обозначая свои намерения и свое отношение к ситуации в целом. И хотя Смирнов не просил его помощи в поисках или поимке, Стиву было все равно: он не дожидался ни просьб, ни позволения действовать. Наташу и Тони он оставил в Кроносе или, вернее, в том, что от него осталось, потому что знал, осталось там достаточно. Шестое чувство подсказывало, что именно в непроходимые лабиринты лабораторий может наведаться беглец, чтобы найти и взять там то, на что впоследствии он легко сможет выторговать себе право на жизнь и свободу. Если, конечно, в его приоритете именно эти два пункта. Следующие несколько часов Роджерс только и делал, что сталкивался на каждом шагу с последствиями собственных решений, все еще пытаясь убедить себя в их непоколебимой правильности. Но каждый раз, с каждым новым раундом битвы внутри собственного разума Стиву все сложнее было договориться с собой, не сдавшись и не признав, что он идиот, отказывающийся учиться на собственных ошибках. Когда и Старк, и Романова, будучи… его людьми, какой бы странной Стиву не казалась подобная формулировка, собирались оспорить его решение, Смирнов неожиданно его поддержал. И Роджерсу уже тогда бы задуматься и насторожиться, но он не собирался отдавать приоритет собственной безопасности и ударяться в паранойю. А теперь шел уже второй час, как он блуждал с пистолетом по бесконечным тоннелям и никак не мог перестать пытаться понять, какие личные цели преследовал мутный полковник и какую выгоду собирался извлечь из происходящего. Стиву сказали — это ЧП, случайность, которая грянула в самый неподходящий момент, но что-то в поведении Смирновых неуловимо и необъяснимо, на каком-то подсознательном уровне не позволяло Роджерсу перестать думать о них, а решать проблемы строго по мере поступления. То есть, для начала просто отловить беглеца. Спускаясь в катакомбы, Стив потребовал выключить аварийную светомузыку, ориентироваться в которой ему было сложнее, чем в кромешной темноте. Потолочные люминесцентные лампы давали ровный белый свет, их незаметная пульсация не порождала опасных бликов и теней на стенах, не ухудшала зрения, поэтому, когда тень все-таки промелькнула в боковом зрении, Стив спустил курок, не задумываясь. Пуля прошла по касательной вдоль стены, выбив бетонную крошку. За выстрелом почти мгновенно последовала атака, но Роджерс отбил удар, не глядя, отдалив от себя нападавшего, насколько позволяла ширина коридора. Он осознанно выпустил из руки пистолет, который попытался секундой ранее выбить противник и от которого в рукопашной, действительно, было крайне мало толку. Не желая затягивать эту схватку, не желая знать ровным счетом ничего о своем противнике, даже видеть его не желая, Стив сходу перешел в контратаку. Он начал простым ударом кулаком с разворотом корпуса, метя в голову и… попал, четко в цель с первой же попытки, что на мгновение показалось ему странным, но он решил отложить анализ боя в долгий ящик. Не сбавляя, а лишь наращивая темп схватки, Стив перегруппировался, зацепил ближнюю к нему опорную ногу противника за лодыжку, не оставляя ему шанса устоять. Тот присел на колено, потеряв равновесие, и Роджерс мгновенно нанес очередной прицельный удар в голову. Хватило бы еще одного, чтобы вырубить, и двух — чтобы проломить череп, но Стив остановился, вдруг совершенно ясно осознав, что дело вовсе не в его боевом опыте, силе или удаче. Его противник мог сопротивляться и, даже не будучи накаченным сывороткой, делать это куда более профессионально и результативно, нежели уйти в глухую оборону и просто позволить забить себя до смерти. Сдавив шею рукой, Роджерс окончательно повалил противника и для верности, что тот не проявит более рьяного сопротивления в самый неожиданный момент, ощутимо приложил его затылком о бетонный пол. — Не… надо… — захрипел тот по-английски, хватая воздух губами и извиваясь в смертельном захвате. — Не уби… — Говори! — Стив резко убрал руку с шеи, но тут же подхватил пистолет и приставил его в упор к голове беглеца. — Что за чертовщина здесь происходит? — Не стреляй! — Говори! Или выстрелю! Парень зажмурился, дыша тяжело и взахлеб, буквально давился воздухом, как если бы и правда пытался надышаться перед неминуемой смертью. В тишине необитаемых московских подземелий, о которых не утихали легенды еще со сталинских времен, раздались шаги. По отражающимся от стен звукам Стив насчитал всего двоих, опознал их, как неразлучных отца и сына, и вернул руку беглецу на горло, чтобы надежно фиксировать его движения и иметь возможность, в случае чего, навести пистолет на другую цель. Или цели. — Государственные тайны ему все равно не известны, так что, пристрелив его, вы не извлечете никакой выгоды, капитан. Разве что… личностное удовлетворение. Первым появившийся из тоннеля Смирнов-младший уверенно приближался, намереваясь подойти вплотную. Достаточно дерзкий поступок, чтобы Роджерс все-таки предупреждающе сместил дуло в его сторону. — Я спрошу всего один раз, — прокомментировал свое движение Стив, скосив взгляд на распластанного, молящего о пощаде беглеца, после чего вернул все внимание Смирновым. — Что здесь происходит? — произнес он, четко отделяя слова. В висках гремел остаточный адреналин, которому столь долгое время вынужденного заточения в Башне он не давал выхода. А сейчас кто-то снова дерзнул подло сыграть на его вере в людей и в то, что не всем чуждо понятие чести. И Стив был зол. После всего произошедшего, вкупе с произошедшим, он был не просто зол, он был в ярости. От того, чтобы свернуть шею шмидтовскому отродью, его отделяло одно единственное, совершенно не энергозатратное движение. Полковник медленно вышел вперед рефлекторно принявшего боевую стойку лейтенанта, прямо навстречу дулу пистолета, демонстрируя раскрытые пустые ладони. На нем больше не было тактической куртки с кевларовыми вставками, лишь тонкая водолазка черного цвета, которая ни при каких обстоятельствах не послужила бы защитой от меткой пули. Смирнов-младший это хорошо понимал, резко став совершать слишком много лишний движений, разрываясь между голосом разума и обостренными инстинктами. Стиву подобное чувство было знакомо. А еще он прекрасно знал, что против субординации подчас оказывались бессильны даже инстинкты супербойца. — Капитан Роджерс, прошу меня извинить за этот небольшой спектакль, — по-прежнему медленно, чтобы Стив успевал заметить и ни в коем случае не расценил движения, как угрозу, полковник протянул руку, в которую лейтенант также медленно вложил то, что Стив, после мгновения полнейшего замешательства, опознал как магнитные наручники. — Хорошая работа, Волков. Как я и обещал, Родина зачтет, — Смирнов обратился к беглецу на русском, одновременно делая еще один осторожный шаг ближе и протягивая Роджерсу наручники. Пока тот колебался, взять или нет, полковник точно также колебался, сказать ли остальное на понятном гостю английском, или сохранить в тайне. В конце концов, он решил, что с тайнами, пожалуй, они и так перегнули, и продолжил по-английски: — Знакомься, сопляк. Капитан Америка собственной персоной. Тот, кто за вас, тварей, попросил. И кто не убил тебя только что на месте, хотя должен был. Вот тебе живой пример Ubermensch, а не вся та ересь, которую вам тоннами скармливал Шмидт, когда вербовал в свою секту, — Смирнов посмотрел Роджерсу в глаза и сделал неопределенное движение рукой, указывая на наушники, — Отдайте браслеты ему, капитан, он знает, как пользоваться. Вам не по статусу этих неблагодарных щенков мордой в ошибки тыкать. Стив, которого категорически не устраивало ни происходящее, ни произносимое с его именем в контексте, предпочел пистолета не опускать, но экипированного в бронежилет лейтенанта все же подпустил ближе, предоставив Волкова… или как там звали беглеца, ему. — Значит, спектакль? — Роджерс намерено вырвал из речи полковника наиболее уличающее слово, не позволяя замять тему. Теперь ему ничто и никто не мешал встать лицом к лицу с человеком, которого он ошибочно посчитал достойным уважения, и посмотреть ему в глаза. — Я немногое успел узнать, но… я был о вас лучшего мнения, полковник. — А я, в свою очередь, — худшего о вас, капитан, — признался Смирнов, но пояснять не стал. — Побег был инсценирован. На роль «беглеца» был отобран один из самых психически стабильных и готовых к сотрудничеству. Если совсем откровенно, то наш бывший агент, работавший под глубоким прикрытием во вражеском тылу. На поверку, слишком глубоким, — Смирнов кивнул куда-то Роджерсу за спину, а уже мгновение спустя лейтенант вывел вперед «беглеца», лицо которого Стив так отчаянно сопротивлялся рассматривать и запоминать. Типично славянская внешность, не старше двадцати пяти на вид. Он по-прежнему вел себя нехарактерно смирно для отведенной ему роли и не предпринимал абсолютно никаких попыток освободиться, досадить конвоиру или спровоцировать его применить грубую силу. — Уводи, — кивнул полковник. — В санчасти будут сильно не в духе, если обнаружат, что мы вынудили их подопечного поднапрячь пуп и поиграть в салки с самим Стивом Роджерсом. Несмотря на полученный прямой приказ, младший Смирнов не двинулся с места. — При всем уважении… — Стив увидел, как его буквально сканируют взглядом. — Прямо сейчас наш… гость не выглядит готовым сотрудничать или хотя бы проявить терпимость. И вы приказываете мне оставить вас с ним наедине, полковник? — Предпочитаю, когда в моем присутствии обо мне не говорят в третьем лице, — Роджерс долго и осуждающе… во всяком случае, ему хотелось надеяться, что осуждающе, а не открыто враждебно посмотрел на обоих русских. Полковник кивнул, словно нашел в пересечении взглядов очередное подтверждение каким-то своим мыслям. — Говоря, что был о вас худшего мнения, Капитан, я всерьез рассчитывал, что вы убьете беглеца. Я даже посоветовал ему написать прощальную записку, — говоря об этом, он выразительно посмотрел на лейтенанта и резко переключился на язык, который Стив по-прежнему понимал через слово. — Так что сделай мне одолжение, Михаил, выполни приказ и предоставь мне то, ради чего мы вообще позволили всему этому балагану состояться! — и опять на английском: — Встречу с Роджерсом с глазу на глаз. Провожая их полным сомнения взглядом через плечо, лейтенант увел покорного пленника по коридору, в направлении, откуда все они, и Стив, в том числе, сюда пришли. Шаги еще какое-то время отдавались эхом, но скоро затихли и они. А внятных объяснений так и не последовало. — Могу себе представить, что вы обо всем этом думаете. О русских и России в частности, — Смирнов дернул уголками губ, невесело усмехаясь. — Но если бы мне был известен другой, столь же результативный способ, поверьте, капитан, я бы им воспользовался. — Способ чего? — требовательно спросил Стив, повышая голос. Он опустил взгляд вниз, и лишь тогда понял, почему лейтенант покидал их с такими дьявольскими сомнениями, — заряженный, даже не поставленный на предохранитель пистолет по-прежнему был у него в руке. — Способ привести вас сюда отдельно от ваших друзей. От них не так-то просто что-либо сохранить в тайне. В особенности, от Тони Старка, который сам непревзойденный лгун. — Сомневаюсь, что из ваших уст уместно обвинять кого-то во лжи, — холодно заметил Стив. Раздражение от происходящего нарастало в нем с каждой минутой, и было лишь вопросом времени, прежде, чем лимит его терпения будет окончательно исчерпан. Смирнов же, будучи один на один с вооруженным недоброжелателем, сохранял завидное спокойствие. Он начал медленно идти дальше по коридору, в противоположную сторону от той, куда лейтенант увел актера-беглеца, без слов приглашая Стива следовать за ним. — Я не обвиняю, а лишь констатирую факт. После всего, что было, я уверен, из нас двоих вы, несомненно, предпочтете поверить своему человеку, который, скармливая вам ложь, однако, делает все, чтобы докопаться до правды. К несчастью для него, именно эту правду я всячески пытаюсь утаить. Поэтому я так далеко зашел, чтобы организовать с вами личную встречу, капитан Роджерс. Да, не успев назваться, я предал ваше доверие. Но у меня есть основания считать, что оно того стоило. — Вы можете перестать изъясняться загадками? — без особой надежды спросил Стив и, взвесив всё, убрал пистолет за пояс. В конце коридора, где окончательно исчезали все источники искусственного освещения, обнаружилась стальная дверь, забранная решеткой с толстыми переплетениями арматуры. Смирнов открыл железный замок на решетке обычным старым ключом, а на дверь посветил так и вовсе по-дилетантски просто — фонариком телефона, подсветив табло и клавиатуру для ввода цифрового кода. Роджерс не успел удивиться разительному контрасту технологий, как его внимание переключилось на другое обстоятельство — полковник даже не попытался скрыть от него вводимый код. Переступив порог, словно портал между двумя мирами, отделяющий мрачные бетонные лабиринты советских времен, они оказались в ярко освещенной диодными лампами кабине лифта, поблескивающей полированным металлом, в котором запросто можно было разглядеть детали собственного отражения. Стальная дверь сама собой плотно закрылась за их спинами, и раздавшийся напрямую из стен голос мог бы запросто напугать, или, по меньшей мере, озадачить, не будь Роджерс научен опытом с Джарвисом, Пятницей, Альтроном и прочими «умными» творениями Тони. — Биометрические данные объекта отсутствуют в базе данных. Из длинной стройной фразы Стив сумел распознать только первое слово, которое было на девяносто процентов созвучно с его иностранным аналогом. — Язык: английский, — скомандовал Смирнов, и аналогичную фразу компьютер тут же воспроизвел на английском, донося до «объекта» сакральную истину о том, что он чужой, и его здесь не ждали. Полковник, между тем, непринужденно приложил руку к обычной, на первый взгляд, ничем непримечательной плоскости — одной из стен, образующих кабину. — Смирнов, Александр Михайлович. Внесение нового элемента разрешаю, — по хромированной плоскости в такт его словам стремительно побежала красная линия сканера, и полковник выжидающе посмотрел на Роджерса, взглядом и жестом побуждая его повторить манипуляцию. Стив, после секундного колебания, подчинился, приложив ладонь для сканирования. — Называться не обязательно. Пальмоскопии и рисунка сетчатки на первое время будет достаточно, в последующем, если возникнет необходимость, сделаем вам полноценный пропуск. Нам строго вниз на десять уровней до конца шахты. Стив не совсем понял, ему или к системе была адресована последняя фраза. Особого движения, ощущения инерции падения, обычно служащего надежным индикатором перемещения, он не почувствовал. — Прежде чем эти двери откроются, я вынужден просить вас об одолжении, Капитан, хотя и понимаю, что не в праве. — Вы не в праве на очень многое, полковник. Тем не менее, я все еще позволяю себе играть в вашу игру, а вы позволяете себе не объяснять правил. — За вами очевидное физическое превосходство. Кроме того, вы вооружены. Через полминуты, или даже раньше, вы все поймете, но сперва дайте мне слово, что не сделаете из увиденного поспешных выводов. — Это не от меня зависит, — Стив старался оставаться честным до последнего, делая над собой очередное усилие, чтобы продолжать говорить спокойно и не выражать явной враждебности, но это далось ему непросто. Терпение иссякало. — Просто не измените своему благоразумию, Капитан. После этих слов и неуловимого жеста Смирнова дверь лифта без единого лишнего звука отъехала в сторону, выпуская их из заточения. Металлического цвета стены новой локации сразу приковали к себе взгляд Стива, возрождая в его памяти не самые лучшие события. Но увязнуть в них Роджерсу не позволили. — Доброго дня, доктор, — радушно поприветствовал полковник на русском и на правах хозяина уверено прошел дальше в помещение, ближе к женщине, которая вышла им навстречу. Стив же застыл на месте, потому что такова была его естественная реакция на нахождение в абсолютно незнакомом помещении впервые. И потому что женщина замерла тоже, так и не закончив движения на сближение, когда увидела, что Смирнов пришел не один. — Директор?.. — вопрос на английском. Ее озадаченный взгляд пересекся со взглядом Стива, так что он смог совершенно отчетливо прочитать на лице незнакомки тревогу, за которой тщательно маскировался страх. — Это… — Да, — Смирнов подтвердил, как ни в чем не бывало, спокойно и расслабленно. Роджерсу даже померещился намек на улыбку. — Полагаю, с сегодняшнего дня вам придется составить график посещений. Стив по наитию знал, что за чем-то подобным всегда следовало более близкое знакомство, обмен стандартными любезностями или… нелюбезностями, рукопожатие или что там еще положено делать в подобных случаях?.. Роджерс попытался заставить себя анализировать ситуацию в более профессиональном свете. Женщина перед ним. Врач, судя по одежде, хотя внешность с высокой долей вероятности могла быть обманчива. Сквозь надпись кириллицей на пристегнутом к форменной куртке бейдже Стив даже не стал продираться. Побочные детали. Возраст — за сорок, даже ближе к пятидесяти, русые волосы, скрывающие седину, очки-лисички в черной оправе. На составление портрета Стив затратил несколько секунд. Ровно столько его внимание было сосредоточено на одном конкретном объекте, прежде чем он отвлекся и повернул голову влево, где прозрачная стена открывала его взгляду новые горизонты… Притягиваемый предчувствиями, как магнитом, Роджерс сделал несколько больших шагов ближе к барьеру из стекла, про себя отмечая, что захоти он пройти сквозь — разрешения дожидаться не станет. «Мы нашли ее тело». «От них не так-то просто что-либо сохранить в тайне. В особенности, от Тони Старка, который сам…» — Непревзойденный лгун, — шепотом сквозь зубы озвучил Стив. В его резко опустевших мыслях не нашлось лишних слов, кроме чужих цитат, ни на обвинение во лжи, ни на любые другие претензии, которые можно было выдвигать бесконечно долго по отношению к бесконечному количеству людей, что участвовали в спектаклях, инсценировали побеги, а после всего этого загоняли его в стальную клетку и смели взывать к благоразумию. Стив подступил вплотную к обзорному стеклу, разделяющему два помещения, подспудно желая просочится сквозь, чтобы иметь возможность потрогать, ощупать, убедиться, что это реально. Кровать, установленная в центре помещения, походила на обычную реанимационную, которую оплетало такое количество трубок и проводов, что Роджерс отчаялся их сосчитать. Ее окружали приборы, как подсказывал чуткий слух, издающие ритмичные звуки в такт показателям на мониторах; они качали воздух, кровь… и все прочие жидкости, непрерывно вливаемые и удаляемые из… безжизненного тела. Оказавшегося все же на кровати, не в криокапсуле и, определенно, не на секционном столе с биркой на большом пальце. Хотя… так ли это хорошо и что за чертовщина здесь творилась, Стиву только предстояло разобраться. — Она жива? Если Смирнов сию же секунду не даст ему максимально однозначный ответ, он за себя отвечать точно перестанет, потому что он сыт ложью, исходящей и от друзей, и от врагов, по горло. Еще немного — и захлебнется. Какое-то время Роджерс просто стоял, не в силах отвести взгляд или заставить себя говорить, как если бы любое действие могло разрушить хрупкую реальность происходящего, а потом он все же закрыл глаза, пытаясь развидеть увиденное, но новый образ для кошмаров уже обжег внутреннюю сторону век, отпечатываясь на них перманентным клеймом. Его вспотевшая ладонь с характерным звуком медленно заскользила вниз по защитному стеклу и непроизвольно сжалась в кулак. — Полковник, — неожиданное спокойствие в голосе удивило даже самого Стива. — Вам лучше начать говорить до того, как я потребую ответы.