Я не участвую в войне...

Роджерсу говорили, иногда шутя и за глаза, но чаще именно всерьез и в лицо, что человека упрямее его нет на всей планете. Старк добавлял — во всей Вселенной. Теперь Стив точно знал — есть. Когда он наконец-то достал дыхательную трубку и освободил ей рот, она зашлась таким диким кашлем, что Стив сперва ни на шутку испугался, что она задохнется, не успевая делать вдохи между спазмами или, того хуже, выкашляет легкие. Из-за какой-то его ошибки или из-за того, что он вообще сюда вломился и полез к ней настолько близко. Он же запросто мог ей что-нибудь повредить в попытке сдерживать, или… чем-нибудь ее заразить. Чем угодно, чем сам заболеть не мог, потому что у него был иммунитет. А у нее не было. Она задыхалась до тех пор, пока не стала выплевывать сгустки вязкой слизи, с отчетливыми на бледной коже ладоней, которыми она с переменным успехом умудрялась прикрывать рот, и светлом фоне пастельного белья кровяными прожилками. А Стив все это время даже ничего не мог сделать, кроме как просто пытаться удержать от падения содрогающееся в спазмах тело. В конце концов, она так и повисла на нем — Роджерс безнадежно упустил момент, когда она успела принять вертикальное положение — свесив голову ему за плечо и часто, хрипло, взахлеб дыша, как если бы ее только-только вытащили из глубины, а риск захлебнуться все еще был высок. — Дыши. Просто дыши… — вот теперь-то, когда он по-настоящему боялся ее трогать, выбора не было — ему приходилось ее держать. В попытках хоть как-то облегчить общую на двоих пытку, он растирал ей спину кругами по часовой, сам дышал, неосознанно пытаясь задать ей ритм, и все повторял, как заведенный болванчик: — Дыши… Вот так. Так. Все хорошо. — Я… о… опа… — она слабо дернулась, пытаясь от него отстраниться. — …сна… Роджерс не переставал про себя молиться, чтобы она просто дышала, а когда она еще и заговорила — свистящим, надтреснутым голосом, как при запущенном ларингите, он окончательно смирился, что с ее пробуждением проще никому не станет. О нет, станет куда сложнее, потому что он понятия не имел, чего от нее ожидать. В одну секунду казалось, она умирает, в другую — она уже сидит и говорит. — Я… — Шшш, молчи, — оборвал Стив, вынужденно прижав ее к себе крепче, когда почувствовал, что фактически сидит за них обоих, а она просто висит на нем всем весом. — Береги силы. И нет, ты не опасна, — он поспешил продолжить, предугадывая вопросы и этим сводя к минимуму усилия с ее стороны. — Это я для тебя… могу быть опасен. Тебе лучше лечь… — Стив попытался осторожно отстранить ее от себя, разорвав тесную сцепку тел, но встретив слабое, едва ощутимое сопротивление, вполне возможно, представляющее собой не более чем рефлекторный спазм мышц, подавлять его все же не стал. — Нам лучше так близко не… Все еще не поднимая головы с его плеча, она судорожно сцепила руки вокруг его шеи. Стив почти не ощутил хватки — настолько слабой она была. Но сам жест, намек на него, более чем красноречиво высказал ее мнение насчет того, что лучше. Роджерс решил не спорить. — Баки… — по-прежнему хрипящий, клокочущий откуда-то из глубин грудной клетки голос резал Стиву слух подозрением на вентилятор-ассоциированную пневмонию или еще что-нибудь не менее страшное и нежелательное, но он попытался временно отключить в себе аналитическое мышление, понимая, что, в общем-то, все честно. Сначала он задавал вопросы, теперь настал ее черед. И до сих пор она не спросила ничего лишнего, только самое важное, только жизненно-необходимое, давая понять, что на это она отдаст последние силы, все, что у нее есть, и помешать этому Стив не сможет. Не посмеет. Единственное, что он него зависит — скорость и содержательность ответа. — Он… — она жадно вдохнула ртом. — В порядке? Роджерс решил, что обязан быть честен, ведь на этот раз ложь во спасение определенно никого не спасет. И даже не отсрочит неизбежное. Солгав или просто недоговорив ей всю правду, он собственноручно перечеркнет единственное свое отличие от Шмидта. Он самого себя закопает в ее глазах. И ее, того гляди, потянет за собой, потому что она ему поверила. Она верит ему прямо сейчас, хватаясь за него, как за спасательный круг в океане неизвестности. — Он не знает, — Стив переместил ладонь ей на затылок, готовый подстраховать, придержать голову на случай, если она резко захочет отстраниться и посмотреть на него. — Никто не знал, очнешься ты или нет. Я не стал его напрасно обнадеживать. Смотреть она так и не стала, и спрашивать больше ничего не пыталась. Стив ничего не говорил, внимательно вслушиваясь в ритм ее тяжелого, но все-таки самостоятельного дыхания. Наверное, ее легким просто нужно было время вспомнить, как самостоятельно дышать. А ее тело, с таким-то зашкалившим уровнем защитных антител, скорее всего, просто спешило избавиться от всего инородного, включая трубку. Отсюда кашель и слизистые пробки из легочного сурфактанта и макрофагов. И кровь, из-за слишком интенсивного сопротивления дыхательной мускулатуры. — Все хорошо, — Стив шептал, не переставая успокаивающе поглаживать ее по голове. Все малейшие неровности черепа, обычно скрытые волосами, ощущалось странно, неправильно, как и голая кожа, но Роджерс запретил себе на это отвлекаться. Он гладил ее по шее и спине, беспорядочно водя руками, просто чтобы ощущать ладонями каждый вдох-выдох и быть уверенным — она дышит. — Все хорошо. Ты в безопасности. Ты молодец. Роджерс терялся в догадках, что в таких случаях уместно говорить, а что — нет. За всю свою неприлично длинную жизнь он еще ни разу не оказывался в подобной ситуации. Но он интуитивно знал, чувствовал необъяснимо, иррационально — ей нужны именно эти слова. Ей нужен тот, кто скажет, что все хорошо, кто защитит и никого чужого близко не подпустит, пока она… вот такая — слабая, уязвимая. Ей нужен кто-то, кто скажет, что все происходящее правильно, что она не облажалась, что боролась и выживала не зря и что миру это ее очередное упрямое выживание не обернется боком, как до этого часто случалось. Почти всегда. Ей нужен Баки, потому что только рядом с ним она могла себе позволить быть слабой. В противном случае… В противном случае страдали люди. Страдали все, кто ее недооценивал и пытался причинить ей боль, думая, что, загнанная в ловушку, раненная и слабая, она не укусит. А она кусала. И убивала. Стив не знал, сколько сил она уже потратила, и сколько в ней еще осталось. Зато он точно знал, что если что-то и осталось, то насильно им ее не успокоить и назад не усыпить. С такой резко изменившейся картиной крови (и уже нет смысла выяснять, с чего вдруг такой всплеск) ее организм метаболизирует любое экзогенное вещество еще на кончике иглы. — Хэй… Эй-эй, ну ты что?.. — Стив вернул ладонь ей на затылок, когда услышал первый задавленный всхлип. И если сперва у него еще были сомнения и возможность принять начинающиеся рыдания за неравномерные вдохи, то характерная дрожь под руками моментально развеяла всю двойственность. «Черт. Этого еще не хватало», — Роджерс сжал челюсти. — Диана, — в который раз он попытался оторвать ее от себя, в который раз обозвал себя идиотом и окончательно смирился, что он здесь ничего не контролирует. — Я найду его. Мы все решим, слышишь? — Нужно… Нужно было, — судорожный вдох. — Нужно было дать мне… умереть, — она рванулась из объятий, но на этот раз не отпустил уже Стив. Ему пришлось смириться еще и с тем, что, придя в себя меньше получаса назад, большую часть которого просто пыталась приспособится к окружающей действительности, она успела понять про свое состояние больше, чем все они, вместе взятые — за целый месяц. Они еще думали-гадали, как ей сказать… А никак и не пришлось! Они… сам же Стив ее недооценил. И вероятность того, что она изначально, еще до всего произошедшего, могла знать о беременности, он тоже почему-то не учел… «Бог мой. А если знала? Если это не случайность, если…» Мир перевернулся, закрутившись по спирали. Стиву усилием воли пришлось держать равновесие за двоих, лицо, эмоции в узде, а заодно и все остальное, что неумолимо рушилось в тартарары. — Тшш… Все хорошо, — он прикрыл глаза, продолжая удерживать ее, успокаивающе гладить, укачивать в объятиях, как ребенка, хотя и этого опыта у него не было от слова совсем. — Все хорошо. Все будет хорошо. Когда она, неопределенное время спустя, все-таки отключилась, Стиву пришлось сперва самому выпутываться из сцепки тел, затем выпутывать хиркостюм из тонких пальцев, судорожно сжатых даже в бессознательном состоянии, следить, чтобы ее голова не запрокинулась слишком сильно и чтобы она случайно не ударилась раскинутыми руками о борты кровати. Стив аккуратно откинул ее голову на ладонь, другой рукой придерживая под спину, отстранил от себя, осмотрел. Общий цвет ее лица был все еще мертвенно бледный, но теперь к бледности добавились красные пятна, с одинокими, влажными дорожками слез. В углу верхней губы отчетливо выделялся след от фиксационного пластыря, а сами губы за короткое время успели припухнуть от укусов. В следах-вдавлениях от зубов выступила сукровица. Стив бережно спустил ее голову с ладони на подушку. На всякий случай прощупал все тело от шеи до самых стоп, проверяя уровень собственного самоконтроля и умения не ломать то, что не отличалось прочностью. Он выставил на ноль «бегунки» звука на всех проекционных экранах, половину из них вовсе свернул за ненадобностью, лишь мельком глянув на сбитые показатели. Взвесив все «за» и «против», он отцепил от тела оставшиеся электроды и убрал их подальше, чтобы даже в поле зрения не попадали. Вернул на прежнее место, на палец правой руки только пульсоксиметр. Минимально убрав погром, расправив сбившееся одеяло, Стив еще какое-то время просто сидел на краю кровати и наблюдал, как медленно сходит с лица краснота, прислушивался, как выравнивается дыхание… Когда позади раздался шелестящий звук разгерметизации, Роджерс даже не пошевелился, боясь разрушить воцарившееся спокойствие. Если ради этого ему придется сидеть здесь все время, как сторожевому псу, он будет сидеть. Потому что, когда она проснется, все повторится. У нее по-прежнему будут вопросы, много вопросов, и на них придется отвечать. — Катетер нужно достать, — Кузьмина сказала полушепотом и на английском. — С подобной скоростью восстановления, которая уже сейчас позволяет ей подобную активность, он скоро начнет врастать, и его придется вырезать. Стив медленно спустился взглядом вниз, от лица к шее и еще ниже, к правой ключице, область под которой была обклеена широким квадратом пластыря, надежно закрывающего место входа катетера под кожу. И это все только снаружи… Роджерса скрутило изнутри от мысли, что доставать все это предстоит… без обезболивания. «Где и когда я успел так нагрешить?» — про себя малодушно подумал Стив, провел рукой по лицу, смахивая не весть откуда взявшуюся усталость и тут же, осознав собственную глупость, чертыхнулся в сердцах. Придется, как минимум, менять перчатки. В идеале — переодеваться. — Стивен… — Да, я… — Роджерс заставил себя моргнуть, но взгляда от кровати не оторвал. — Я сейчас, — он встал и широким шагом направился к выходу из бокса. Обернулся, уже приложив ладонь к сканеру. — Елена, вы меня простите за… «…за то, что я повел себя, как мудак». — …простите мою несдержанность. — Я все понимаю, — она кивнула ему едва заметно. Нижнюю часть лица скрывала маска, так что многого он бы так или иначе не прочел. — Все в порядке. Идите, Стивен. Нам еще работать. «Нам еще работать», — он повторил беззвучно, как мантру. Тяжелые сутки. Самые тяжелые из всех. Они же самые легкие. Они же все меняющие, разрывающие порочный круг. Роджерс пришел к окончательному выводу, что солдатом быть намного проще, чем врачом. Ведь воевать на поле боя, с роботами и инопланетянами, в любом случае, гораздо-гораздо легче, чем отдежурить сутки в реанимации. Да что там… убить человека проще, чем доказать ему, что он заслуживает жить. Вопреки расхожему мнению, человек упрямее Капитана Америка существовал. Человек самокритичнее и выносливее его существовал. Целых двое. Хотя Стив и не посмел бы сравнивать, кого из них двоих жизнь натренировала лучше выносить боль и стойко встречать все удары. Он видел Баки, без единого звука сдирающим с себя кожу. Теперь он смотрел на женщину, которая без единого звука приняла правду о том, что она… выжила, вероятно, погубив другую жизнь. Вероятно, ей не безразличную. — Ты знала? — Стив спросил, по успевшей въесться в подкорку выучке не шуметь, полушепотом. Она не просила его остаться. И никогда не попросила бы вслух, Стиву предстояло или самому догадаться о необходимости своего присутствия рядом, или до конца жизни сожалеть о собственной никчемности. — Ты знала про беременность? — Нет, — сказала, как отрезала. Стив не собирался мучить ее вопросами и уж тем более выспрашивать подробности, которые ему, вероятно, вообще знать не полагалось. То, что он находился в боксе уже несколько часов подряд, а она полусидела, облокотившись на поднятое изголовье, и их взгляды были почти на одном уровне, не отменяли больничной обстановки в целом и ограничений, с нею связанных. Она все еще была критически слаба, Стив пытался настоять на том, что ей лучше лежать, поберечь голосовые связки и не тратить силы на разговоры и любые другие энергозатратные действия, но… тщетно. Их совместной маленькой победой, плюс к осмотру и избавлению от ЦВК, было то, что Стиву удалось объяснить, а она, в свою очередь, постаралась выслушать и поверить, что доктор Кузьмина не причинит ей вред, а Смирновы не продолжатели дела Шмидта, и это именно они спасли ей жизнь. Вернули долг, вообще-то, но это уже детали, в которые не время было углубляться. — Ты… ты хоть представляешь, — она подняла на Роджерса взгляд, отвлекаясь от рукописных страниц собственной истории болезни, — что было бы, — пауза, — если бы они где-то ошиблись и вытащили меня оттуда, зараженную? Или… если бы хотели… это использовать? Если бы вирус… — Но вирус был нейтрализован, — Стив старался звучать уверено. — И ты была жива, когда тебя вытащили. — Я этого не хотела, — упрямо выхрипела она и снова уткнулась в записи. — Это ты писал? — безжалостно вырвав подклеенный лист, она трясущейся рукой придвинула измятую бумажку Роджерсу. — Да, — Стив ответил, едва скользнув взглядом по корявому подчерку. — Какой сейчас год? Стиву захотелось одновременно и рассмеяться, и расплакаться, и кого-нибудь забить до смерти голыми руками. Например, Черепа. Воскресить из праха, живьем освежевать и снова сжечь. И так еще много раз подряд, пока не надоест. А надоело бы ему очень нескоро, Стив был убежден. — 2018-й, 28-е января. Прошел месяц, ты пропустила всего ничего, — он попытался ободряюще ей улыбнуться. «Только месяц, не год, не два и не десятилетия… — Стив договорил в собственных мыслях, то, чего, по его мнению, она опасалась. Она вскинула на него взгляд, очевидно, слишком резко, так что ее повело в сторону, и Роджерсу пришлось подставить руку, чтобы не дать ей завалиться набок. Поднятые борты койки упасть бы все равно не дали, но Стив сделал это рефлекторно. — Ты как? Пару мгновений тягостной тишины, спустя которые она впервые заговорила с ним по-русски: — Ты… ты научился говорить и… писать на самом… сложном языке и… разобрался, чем… детерминированные последствия облучения отличаются от стохастических, а миелокариоцитопения от… нейтрофильного лейкоцитоза… за месяц? Стиву осталось только молча поразиться, как, с учетом далекого от идеала физического состояния, стройно и правильно звучала ее русская речь, какой скороговоркой вылетала медицинская лексика… Прочувствовав свой уровень «ниже плинтуса», Роджерс лишь неопределенно пожал плечами. В конце концов, ее смущал временной промежуток, а не его способности к обучению. — Я принесу тебе телефон с доступом в сеть, сможешь сама сверить все даты, геолокацию и… Ответь, все нормально? — Стив вдруг осознал, что, удержав от падения, до сих пор руку не убрал с ее предплечья, хотя она, вроде как, уже давно восстановила равновесие. А еще, вопреки собственной установке, он продолжил разговор на русском. Непроизвольно, просто… в диалоге мозг иногда переключался автоматически. — Порядок, — она легко вернулась к английскому, сократив ответ до двух букв. — Зачем тебе все это? — Что именно? — у Стива появилось неприятное подозрение, будто их разговор неуловимо теряет смысл, что крайне нежелательно. Сколько бы она ни хорохорилась, а Роджерс изучил достаточно азов медицины, чтобы понимать, что сил на пустую болтовню у нее не так чтобы и много. По крайней мере, сегодняшний лимит она уже давным-давно должна была исчерпать. Словно в подтверждение его мыслей, она с тяжелым вздохом откинулась на подушку и устало прикрыла глаза. — Ты понятия не имеешь, где он, так ведь? В своих догадках — и Роджерс не поручился бы за то, что она в них не абсолютно уверена — она била без промаха. Даже в таком состоянии, даже прикованная к кровати и потерявшаяся в датах. — Прости. Мне стоило… Она снова подняла голову, на этот раз лишь чтобы посмотреть ему в глаза. — Пожалуйста… — ее голос постепенно восстанавливался, креп, он уже не звучал ни грубо, ни хрипло. Конкретно сейчас Стив отчетливо уловил в нем мольбу, ту же, что отражалась в широко раскрытых глазах. — Пожалуйста, Стив, прекрати это. Прекрати через слово извиняться. Роджерс про себя подумал, что еще даже не начинал, но покорно повиновался, понимая, что ей сейчас ни к чему лишние словесные игры. Особенно, если его извинения ей противны. — Я найду его, обещаю. Она могла вообще ничего не говорить в ответ, но Стив знал — она делала выводы, черпала информацию, которой ей не хватало, буквально из всего: слов, движений, взглядов, мимики. Да даже по его молчанию, он уверен, она бы могла написать целую книгу, мастерски обличая на ее страницах все, о чем умалчивает Стивен Роджерс, а ему бы ничего не осталось, кроме как подписаться под каждым словом. Она снова откинулась на подушку, но глаза не закрыла, глядя в потолок. — Он отпустил? — со спокойствием, которое Роджерсу могло только сниться, спросила она спустя затянувшееся молчание. Пожалуй, ей даже не нужно было задавать вопросы. Она все ответы наперед знала. Стив совершенно некстати вспомнил теорию, согласно которой люди в коме все слышат. Впрочем, это вполне могло быть взято и переиначено из совсем другого, намного более древнего и религиозного поверья, утверждающего, что душа, отделившись от тела, обретает свободу. В том числе и пространственную… «А может у тебя просто крыша едет, Роджерс, и все объясняется намного проще? Она просто знает его гораздо лучше тебя. Знает, как он мыслит, что чувствует… А в том, что между ними происходило, она уж точно получше тебя разбирается». — Я знаю, ты не расскажешь, что случилось… после, — голову она больше не поднимала, лежала ничком с закрытыми глазами, хотя голос оставался четким и вдумчивым. — Ты не предашь его даже под пытками. Это мне и не нужно. Просто скажи… Он меня отпустил? «Единственный человек, которому мне никогда, ни при каких обстоятельствах и ни в каком состоянии не приходилось объяснять ни свою личность, ни свою внешность, от кого мне не приходилось и не хотелось ничего прятать, умер. И таков был ее личный выбор. Снова. Не мой. Она выбрала. Между мной и платой за то, что она совершила, и я не мог ее за это винить. Такие, как я, не имеют права молиться за таких, как она». У Стива внутренности скрутились в тугой узел от воспоминаний об их откровенном с Баки разговоре, их последней встрече лицом к лицу. Барнс сказал тогда много чего, что Роджерс предпочел бы никогда не слышать, о чем мечтал бы забыть. Но не забудет никогда, потому что это его наказание. Стив помнил, какой неожиданной для него стала реакция Баки, его смирение, его принятие. Он объяснил тогда, что они обещали друг другу уважать выбор, который делают. Отчасти именно поэтому Баки не вернулся за ее телом, а Кронос до сих пор прочно стоял на фундаменте. — Да, — Стив обреченно выдохнул. — Да, отпустил. Роджерс внимательно за ней следил, пытаясь уловить в безмятежном спокойствии и закрытых глазах намек на отклик, чувственную реакцию, но понял, что не сможет, что это совершенно не его уровень — читать эмоции, которые настолько затерты, настолько глубоко запрятаны, что их словно нет в помине. Хотя несколько часов назад у него была готовая возможность. Когда она была напугана, в панике, дезориентирована и беззащитна, она не контролировала себя… Теперь же она снова влезла в свою привычную броню, и пробиться сквозь нее Стиву даже пытаться не стоит. Спустя примерно полчаса абсолютной тишины и стылой неподвижности, отсчитанного по идеально ровному дыханию и спокойному пульсу, Стив был абсолютно уверен, что она спит. Хорошо. Просто прекрасно, ей это сейчас полезнее всего, что они сделали бы, если бы могли и если бы это имело хоть какой-то эффект. Завтра можно будет сделать УЗИ. Наверное можно или… скорее можно и очень нужно, чем категорически нельзя. А еще предстояло что-то решить с питанием. Судя по биохимии, ее организм теперь потреблял втрое больше нутриентов, которые метаболизировал с утроенной скоростью. Смесей для парентерального питания скоро перестанет хватать даже для обеспечения минимальных потребностей, но Стив сомневался, что их так быстро и легко получится заменить на обычную пищу. Нужно переговорить об этом с Еленой. И перезвонить Сэму, узнав подробнее насчет Баки… И чья сегодня смена в ночную? Будет ли у него минутка отлучиться, чтобы навести справки? — Стив, тебе нужно уйти. Роджерса сложно было напугать или хотя бы застать врасплох, но он правда думал, что она уснула и, видимо, слишком глубоко ушел в свои мысли, потому что, когда она вдруг снова с ним заговорила, чистым, ни разу не сонным голосом, Стив вздрогнул от неожиданности. Но не спасовал: — А тебе нужно поспать. Не волнуйся, я никуда не денусь. — Я провела в коме месяц. Я выспалась, Стив, — она заворочалась, пытаясь сесть, и у нее это на удивление быстро получилось, Роджерс даже не успел спохватиться. — И я не волнуюсь, я знаю, что, высиживая здесь, ты ничего сделать не сможешь. Иди. Я справлюсь. Стив прекрасно понимал, что именно от него требовалось «делать». И о своем обещании найти Баки он тоже прекрасно помнил. Лишние напоминания и мотивация не требовались. — Сегодня в ночь Миша дежурит. Он придет к восьми вечера. Сейчас, — в который раз Стиву пришлось пожалеть об отсутствии часов и сказать навскидку, — около четырех дня. Когда я уйду, Елена будет, — Роджерс указал на стекло, за него, на прекрасно обозримый с кровати стол и стул в «дежурке», — там. Я принесу тебе телефон, и если что-то пойдет не так, если что-то понадобится… — Капитан, — она сжала его руку и позвала с официозом, чтобы заставить гарантировано умолкнуть. — Притормози. Эм… Миша? Роджерс мысленно стукнул себя по лбу и поспешил конкретизировать: — Смирнов-младший. — Это я поняла, — ее губы на мгновение дернулись вверх, но улыбка так и не сформировалась. Зато появилась смурная складочка задумчивости между бровей. — Просто ты их… называешь… по именам? Стив на ее растерянное выражение улыбки не сдержал. — Долго рассказывать. Но, если сократить до смысла, то они… хорошие люди, — он коснулся ее руки, припоминая, что подобные невербальные жесты способствуют лучшему восприятию информации. — Поверь, я проверял. — Здесь есть камеры? — она меняла темы, соскакивая с одной на другую, очень быстро, задавая предельно конкретные вопросы, на которые при всем желании сложно было отвечать уклончиво. Ее взгляд не метался по углам, наоборот, был сосредоточен на Стиве. Она не изображала загнанную в ловушку жертву, наоборот, выглядела спокойной. Все это в совокупности сильно затрудняло понимание того, какие именно мыслительные процессы занимают сейчас ее голову. А это могло быть что угодно: от температуры воздуха вне бокса, до плана побега. Притом что первое могло быть логически связано со вторым, и наоборот. Стиву казалось, у обычного человека давно бы мозг взорвался, даже будь он абсолютно здоров. Роджерс, намеренный было уйти, уже расправивший примятое одеяло, вынужден был снова сесть, готовясь к долгому и обстоятельному разговору. Взглядом глаза в глаза они не злоупотребляли, но Стив знал, что и без этого она изучает его. Также, как и он ее. — Есть, — наконец, прямо и честно признался Стив и обернулся, чтобы обозревать бокс в той же проекции, примерно из той же точки, что и она. — Их отсюда не видно, они… нано-формата, встроены в стены, вон в тех, — Стив указал направление, — зазорах, где потолок немного опущен. Всего две. В том, — Роджерс снова показал, — и в том углу. Каждая дает обзор 360 с возможностью задать конкретную точку наблюдения. — Звук пишут? — Да. Но я и так слышал все, что здесь происходило из любого помещения на этом уровне, так что эту функцию лично я периодически отключал. Не уверен, что кто-то вообще ее использовал. Кроме того, запись ведется исключительно в реальном времени и не сохраняется ни в буфер, ни на носитель. Перемотать нельзя. — У кого есть доступ? — У меня, у Кузьминой, у Смирновых, — Стив снова повернулся к ней лицом, опасаясь упустить что-то важное. — Больше ни у кого, как и на весь уровень в целом, и… к тебе в бокс. Это я тоже проверял. — Сенсоры на движение? Роджерс позволил себе короткую усмешку. Она, глядя на него, улыбнулась в ответ. Коротко, едва заметно, но ему хватило. — Для протокола, — он внимательно на нее посмотрел, поймал взгляд. — Я тебе сейчас все это выложил как на духу, чтобы ты имела полное представление о том, где находишься и кому можешь доверять, — Стив предупреждающе показал ей указательный палец, давая понять, что речь еще не закончил. — Я знаю, что ты предпочитаешь никому не доверять. И вовсе не принуждаю тебя это делать, я просто облегчаю тебе получение информации. Но отнюдь не для того, чтобы ты сбежала. Я серьезно. Она просто молча на него смотрела все время, пока он говорил, не отводила взгляд, не улыбалась, не пыталась спорить. Стив с ума сходил от невозможности понять, о чем же на самом деле она думает. И единственное, что ему оставалось, сомнительное в своей эффективности, но все же единственное — это предположить, как бы Баки поступил в этом случае. Что бы он сказал? Заведомо не беря в расчет, что ей, вероятно, и не хотелось бы никуда бежать, и не к кому было бы, если бы только он оказался сейчас здесь. Но его не было. Хуже всего, что Стив знал Баки все еще достаточно хорошо, чтобы предполагать. И тот факт, что эта догадка ему в корне не нравилась, только лишний раз подтверждал ее правильность. Между ними обычно это так и работало: Стив делал, как правильно, Баки — как должно, даже если это было неправильно. — Если хочешь выбраться отсюда… — Стив наступал самому себе на горло, но знал, что должен сказать ей именно это. — Если… это необходимо, скажи мне, и я сам тебя заберу. Если буду уверен, что это тебя не убьет. А чтобы я был уверен, — Роджерс намеренно выдержал паузу, ища контакта взглядов, — пожалуйста, я прошу тебя, дай себе еще хотя бы пару дней. Док проведет обследование, которое не могла, пока ты… сделаем УЗИ… — Стив осекся, по взгляду прочтя, что ступает на опасно хрупкий лед, грозивший треснуть, если он сделает еще хотя бы шаг. — Ладно, — он вздохнул, давая задний ход, потер лоб, пытаясь оперативно подстраиваться под ее извращенную картину мира. — Просто обещай мне, что хотя бы ближайшую ночь ты останешься здесь. Пожалуйста, просто… Просто не испорти все, ладно? — у Роджерса стремительно иссякал словарный запас обходительных слов. — Еще вчера я стоял здесь же, рядом и думал, что скажу Баки, если ты не очнешься. А до этого… я думал об этом почти три недели, каждый день с тех пор, как Смирновы сказали, что ты здесь. — Я обещаю, — она сказала, глядя ему в глаза. Без предисловий, без дальнейшего продолжения. Стиву, видимо, придется привыкнуть к ее манере заканчивать словестную партию у себя в голове, озвучивая вслух только результат — шах и мат. Или сразу мат. — Мне точно… не следует остаться? — Роджерс напомнил себе, что сама она не попросит. — Стив, — Хартманн позвала его по имени и дотронулась до его руки, чего Стив не ожидал, но счел хорошим знаком. — Я пока могу лишь догадываться, зачем ты здесь и какого черта взвалил на себя все это, но… Мне жаль, что ты все это видел, — копируя его жест, она подняла указательный палец, прося дослушать. — Что ты во всем этом участвовал, но ты здесь — и я эгоистично этому рада, потому что… потому что это ты и… — Не надо, — Стив покачал головой, прося ее не вымучивать окончание фразы. — Спасибо, — она сжала его затянутые в латекс перчаток пальцы. – Спасибо за все. Я не собираюсь ничего портить, поэтому… — она сглотнула и договорила, открыто глядя ему в глаза. — Обещаю, я никуда не денусь. Сегодня точно. Они соприкасались руками, и Стив, имея возможность, не выдержал, потянул ее на себя и сам подался ближе, заключая слабое и хрупкое, но теплое и живое тело в осторожные объятия. — Я просто рад, что ты жива, — он объяснил свой порыв, отстранившись через мгновение. Стив где-то читал, что славяне в лоб целуют только покойников, и был готов поспорить, что это глупое правило, потому что еще из собственного детства он помнил, сколько трепетной заботы, ласки и любви можно было выразить подобным, абсолютно невинным образом. Не самым приятным и уж точно не самым легальным способом ему достались сакральные знания о том, как приручить холоднокровную Гидру. Он не просил Шмидта устраивать ему ментальное путешествие в прошлое и раскрывать подробности становления величайших гениев и безумцев истории. И если она не попытается убить его за подобный поступок, значит, у нее будет, над чем задумается, прежде чем сбежать. Ради такого определенно стоило рискнуть лишиться пары зубов. — Набирайся сил, — пожелал Стив и, склонившись, на мгновение коснулся губами ее лба. — Прости. Она смотрела, как он уходит. Как медленно закрывается за ним герметичная стеклянная дверь, как он снимает перчатки, обрабатывает руки. Как удивительно ловко и педантично правильно, по привычке, наверное, у него это выходило. Он вышел из предбоксника и, пропав из виду на мгновение, вновь появился уже по ту сторону стекла. А Роджерс, оказывается, тоже умел играть в игру «Прочитай меня сам». Они все умели мастерски закладывать множество смыслов в свои слова и поступки. За что среди тысячи вероятных поводов он только что извинился? За дурацкий поцелуй в лоб? За то, что рядом он, а не Баки? За то, что Шмидт использовал его образ, чтобы ее убить? За то, что все обернулось так, как она и в самом страшном кошмаре не могла представить? Баки говорил, что Стив и за распятие Христово мог запросто попросить прощения, если будет уверен, что это правильно, а там и до грехов всего человечества недалеко… «Не заслужила тебя Америка, Капитан. Ни Америка, ни весь мир, который вот так сквозь пальцы смотрит на то, что ты тут переквалифицировался в сиделку».