***
— Доброе утро, — раздалось из динамика бодрое приветствие, стоило Роджерсу коснуться пальцем кнопки «Play» на плоском дисплее старкфона. — Сперва я хотела оставить тебе записку от руки, ну, знаешь, в лучших традициях нашего времени, но потом поняла, что писать пришлось бы много и долго, и решила бумагу зря не переводить, а воспользоваться прелестями 21-го века и записать голосовые. Ты все равно, наверняка, проснешься в процессе… Стив приостановил запись и обреченно застонал сквозь зубы, понимая, что — нет, он, черт подери, не проснулся, а она, конечно же, этим только воспользовалась, чтобы снова исчезнуть в неизвестном направлении. Едва продрав глаза и обнаружив, что пробыл в отключке почти восемь часов, не получив никакого ответа на приветственный оклик, он обошел квартиру, все проверил, лишь чтобы убедиться в очевидном: она ушла, оставив на кухонном столе его же рисунок, придавленный сверху телефоном с открытой вкладкой диктофона. Спросонья поставленный перед фактом и не имеющий других вариантов, Роджерс промотал список записей в начало, выбрал вторую и снова нажал «Play». — Держу пари, остаток вчерашнего дня ты провел в том кресле, — голос звучал едва уловимым шепотом, ему фоном служил звук шагов, шелестящий, тихий, но все же Стиву доступный. Теперь, в формате записи, но не тогда, когда она действительно шла от этой самой двери комнаты, где он спал мертвым сном и ни на что не реагировал. — Так что даже не думай злиться, что я тебя не бужу. Я честно пытаюсь, — в динамике тотчас что-то зашуршало, — вот, слышишь? Это я набор «Супердоктор» распаковываю. Ничего себе! Тут кодовый замок,— снова шуршание и ритмичное постукивание. — Слышишь? По звуку похоже, что дно двойное. Так… Сейчас посмотрим, что тут спрятано. Очередная запись закончилась. Стив на какое-то время так и завис над столом, опираясь на руки, в тщетной попытке уложить в голове тот невероятный факт, что он ровно ничего из этого не услышал, когда оно происходило в реальности, от него в считаных метрах. Такое вообще хоть однажды случалось? Следующий трек из списка Роджерс выбрал чисто машинально. — В целом, это даже хорошо, что ты все еще спишь. Мне не придется тебе объяснять, зачем именно мне нужно прогуляться, а ты не напросишься ко мне в сопровождающие, лишь чтобы энное количество часов сиднем просидеть и прождать за закрытой дверью. Поверь, тебе было бы скучно, — она тихо рассмеялась в динамик. — И… эй, расслабься там, я не сбегаю! Правда-правда. Беру с собой твой «русский» мобильник, так что можешь позвонить в любое время, я буду на приеме… — пауза, шуршание, трение чего-то… Стив по звуку догадался — одежды; металлический перезвон — ключей. — Эм… машину я, пожалуй, тоже возьму. Извини, что заставляю мотаться пешком, — запись снова оборвалась, и Роджерс нетерпеливо воспроизвел последнюю. Глупые, по сути, манипуляции, ведь старкфон подразумевал абсолютно другой уровень функциональности, чем телефоны масс-маркета, вот только Хартманн не записывала голограмму, а голосовые, даже зная по умолчанию, что лимит памяти позволяет, надиктовывала, параллельно сборам, именно так — отдельными аудио-файлами, между записями которых проходило каждый раз разное время. — Завтрак в микроволновке, — на этот раз фоном голосу стал характерный щелчок. — Правда… сомневаюсь, что этого тебе хватит, так что можешь развести себе протеин. Их Кузьмина наложила в чемодан с таким запасом, словно мне до конца дней только ими и суждено питаться. Ага… — снова звякнули ключи. — В общем, я пойду, а ты звони, как только решишь, что снова меня потерял. Конец записи. Конец списка. Стив мазнул пальцем по экрану, удалив файлы. Прослушав сообщения, он вроде и расслабился, и договорился с собой не бежать очертя голову неизвестно куда, и даже, обнаружив в микроволновке ранее упомянутый завтрак (Стив вообще-то был уверен, что с момента последнего сольного ночлега в квартире еды здесь не оставил буквально никакой) решил, что, прежде, чем позвонит ей, он сперва приведет в порядок себя. На деле же, он и десяти минут не выдержал, окончательно похоронив и припечатав могильным камнем хваленую капитанскую выдержку. — Непривычно крепко спать больше шести часов подряд? — прозвучало вместо стандартного приветствия сразу после одиночного гудка. — Поверь, понимаю. Я отключилась на шестнадцать, и ты не то, чтобы пытался меня разбудить. Ему показалось, или он расслышал мстительную усмешку?.. — Ты очень… — смущенно улыбаясь собственным мыслям, Стив щелкнул кнопкой чайника. — Мило спала. Удобно было рисовать с натуры. — Скорее всего, это была разовая акция, не привыкай, — прозвучало в трубке после секундной паузы. — Надеюсь, ты веришь, что я не сбежала? — Спасибо за это. Что не сбежала. И за сэндвичи. Вообще… знаешь, ты не обязана была… — Стив, — прозвучало с интонацией, с которой обычно произносят стоп-слово, ставя точку в неприятном разговоре. — Да, понял, — оперативно спохватился Роджерс, мысленно отлупив себя по щекам с приказом: «Проснись и не тупи!» — Не важно. Ты сейчас где? Она засмеялась на том конце трубки, очевидно, с самого начала предвидя этот вопрос. Смеху вторили разнокалиберные звуки фоновой активности: сильно приглушенный расстоянием утренний трафик, говорящие на русском голоса с четко поставленной дикцией, как… радио или телевизор, нарастающий шум, похожий на мощный воздушный поток… — Сейчас около девяти, верно, — не вопрос, не утверждение. — Давай… — она запнулась, очевидно, обдумывая дальнейшие планы. — Давай ближе к полудню в Афимолле… — посторонний шум с ее стороны нарастал, и тот факт, что она совершенно не пыталась его ни прервать, ни приглушить, по умолчанию сказал Роджерсу о том, что информация предназначалась, прежде всего, его ушам и его слуху. Английской речью различной степени чистоты в Москве сложно было кого-то удивить, Стив понял это уже давно. — То есть, в «Афимолл Сити». Это торговый центр на… — Я знаю, — мягко пресек лишние объяснения Стив. — Уберись в квартире, ладно, — она сказала совершенно спокойным, вполне будничным тоном, как если бы даже не пыталась перекричать источник шума. А она и не пыталась. Они и без этого прекрасно друг друга слышали. — Думаю, пора вернуть ключи хозяину. Бытовое «уберись» моментально дешифровалось Роджерсом как «уничтожь следы присутствия», а «вернуть ключи» как «передышка окончена, нам пора». Если это вообще можно было назвать передышкой… Особой уверенности в том, что линия надежна, не было, ровно, как и в том, что кому-то вообще было дело до рутинного разговора «ни о чем» на чистоте местного мобильного оператора. Тем не менее, Стив не стал пренебрегать осторожностью и сбивать заданный настрой, подыграл: — Птичку с собой забираем? — На нее ветпаспорта нет, — прозвучало после секунды замешательства. — Давай оставим. Пусть хозяев развлекает. Но клетку обязательно почисти. — О, это обязательно… — у Роджерса скулы свело от на силу сдерживаемого желания разразиться смехом прямо в эфир. «Понять бы еще, от чего ’чистить’». — Приятного аппетита, — за этими словами и фоновым шумом Стив расслышал улыбку. Их диалог ее тоже позабавил. — Спасибо, — ответил он уже самому себе и коротким гудкам в трубке. Роджерс не ожидал встречи со Смирновым. Более того, он ее не назначал и ему даже не звонил, думая, что они все друг другу сказали еще у подножья Кроноса. Впрочем… глупо было рассчитывать на полное отсутствие слежки, так что Стив с большего не удивился, когда заметил лейтенанта в толпе. — Значит, теперь мы на крючке у СВР? — Роджерс нагнал Смирнова и, пристроившись по правую сторону, примерился идти с ним шаг в шаг, позволяя толпе народа нести их обоих к центральному входу в торговый центр. — Привет, — лейтенант повернул к нему голову, спокойно, словно непременно ожидал, что кто-то из потока людей вот-вот заговорит с ним на русском, с отвратительно фальшивым акцентом. — На твоем месте, я бы не обольщался таким вниманием, но… да, до тех пор, пока вы остаетесь на территории РФ, мы можем официально вас… страховать. И себя заодно, — автоматические двери разъехались, пропуская их внутрь вслед за толпой. — Пойми правильно и не принимай на личный счет. Как-никак, мы по-прежнему в ответе за нацбезопасность страны. — Я американец, — Роджерс заговорил шепотом. — У меня фальшивый паспорт, права и вообще… российскую границу месяц назад я пересек неофициально, — он не сдержал ухмылки, параллельно осматриваясь и подмечая детали в общей пестрой картине нового окружения, в котором туда-сюда-обратно бесконтрольным потоком циркулировали люди. По внешним декорациям, планировочному решению место действительно было новое, внутри он до этого никогда не был и побывать желанием не горел, но в общих чертах очень знакомое, внутри одного такого он однажды уже скрывался от правительства вместе с Черной Вдовой. — Как по мне, для угрозы внутренней безопасности вышеперечисленного хватает за глаза. И об этом ты был в курсе с самого начала. — Ага. Считай, я это санкционировал и именно это подразумеваю под формулировкой «страховать», — Смирнов скосил взгляд на свою барсетку, перекинув ее в ту руку, которая была ближе Роджерсу. Умеренным шагом они продвигались в направлении кафе-зоны. Вернее, Смирнов целенаправленно туда и шел, Роджерс же пока просто придерживался выбранного маршрута. — Вы тут на днях пачку портретов президента Франклина случайно не теряли? Стиву понадобилась секунда, чтобы разгадать игру слов. Хотя они и говорили на английском, лейтенант умел ввернуть во фразу… русский колорит. — Нет, случайно не теряли, — сухо отозвался Стив также на английском. — Мы оплатили ими покупку. — Которая столько не стоит, — Смирнов поддел его плечом — этакий дружеский, непринужденный жест. — Серьезно, — он заговорил шепотом, склонив голову набок, ближе к собеседнику. — Щедрость Капитана Америка не ведает границ. И так далее и тому подобное. А я говорю, что парнишке жирно такую сумму в руках держать. Тем более, уверен, вы найдете этому денежному прессу… более достойное применение. После этой вашей «Гражданки», уверен, Старк тебя не спонсирует. — И никогда не спонсировал, — Роджерса эта, непонятно к чему поднятая тема, раздражала все сильнее. Резко оглянувшись, он посмотрел прямо на Смирнова, сводя к минимуму возможность солгать при ответе. — Он хотя бы жив? Фармацевт из аптеки. А парень из кофейни возле парка? Пожилая леди из ночного гастронома?.. Стив понятия не имел, какая часть его страшных мыслей отразилась на лице, что именно прочел Смирнов, только раскрепощенную шутливость, которую все это время лейтенант пытался создать, моментально словно сдуло ветром. Которого в помещении не было. Лицо помрачнело, стало серьезным и нечитаемым. — Это не наш метод ведения дел, — слова с трудом читались по едва движущимся, сжатым в тонкую полоску губам. — Я надеялся, что за месяц… тесного сотрудничества мы успели вам это доказать. — «Мы по-прежнему в ответе за нацбезопасность» — это ваши слова и ваш долг перед родиной, лейтенант, не мои. Мне же не понаслышке известно, какая грязная правда зачастую скрывается за этими понятиями, — Стив озвучил полушепотом, а в конце добавил уже громче, зная, что в этих его словах не будет ничего уличающего. — В любом случае, я не просил убирать за нами мусор. — Как и ни о чем другом, — Смирнов криво усмехнулся и опустил взгляд в пол. — Вы вообще просить не горазды, — он снова открыто, в какой-то мере даже вызывающе посмотрел на Роджерса. — Как и мы не горазды убирать за всеми подряд. Если только это… не наш собственный мусор, укореняющий и без того стремящийся к бессмертию стереотип, что Россия продажна и все люди здесь давно куплены. Фармацевт жив, кстати. Вчера банк погасил ему кредит на обучение, НИИ фармакологии пригласил его к себе на стажировку… буквально сегодня, а завтра он выиграет в лотерею трехкомнатную квартиру в центре столицы. Совершенно случайно, разумеется. — Зачем вам это? — отчаявшись понять мотивы, Роджерс, в конце концов, спросил напрямую. — Зачем что? — усмехнувшись, Смирнов ткнул фалангой пальца на позицию со стаканом в электронном меню, забрал выехавший чек и, легко лавируя среди людей, направился к стойке выдачи заказа. — Вкладываться в национальную безопасность? Или личную? Или даже… потенциально планетарную? — он обернулся к Роджерсу через плечо, продолжая говорить шепотом, окружающим недоступным. — Ты и сам понимаешь, насколько призрачны для нас грани между этими понятиями. Сегодня кто-нибудь придет к обиженному жизнью парню и спросит его о странном ночном происшествии. Через неделю кто-нибудь постучит в кабинет отца и станет задавать ему неудобные вопросы. А через месяц вылупится новая ГИДРА или откуда ни возьмись объявится последователь Черепа и начнет охоту за привидениями. Может быть, объявится и, может быть, начнет. А, может быть, и нет. Но пока существует хоть малейший риск, мусор это или подвешенные в воздухе десять тысяч, лучше его устранить. Я, кстати, взял тебе кофе… Оставшееся до оговоренных двенадцати часов время двое, на первый взгляд, ничем неприметных знакомых провели за столиком кафе-зоны торгового центра, общей, едва ли как-то отгороженной от основной толпы. Роджерсу казалось, что здесь, при большом желании, даже Беннера, в его зеленом обличье, можно было потерять. Несмотря на наличие густой сети видеонаблюдения и бесконечного потока потенциальных свидетелей, впрочем, ничего не видящих и едва ли что-то слышащих, здесь можно было свободно обсудить не то что нацбезопасность страны, но даже безнаказанно спланировать чье-нибудь убийство. Или похищение… Или вспомнить подробности биографии человека, до сих пор числящегося в международном розыске. Стив ее уже давно заметил. Сначала подумал: не обознался ли? Потом — что обознался, причем наверняка. Все остальное время он пытался понять, заметил ли ее лейтенант, и если да, то почему они до сих пор продолжали эту глупую игру? — Любые документы, доступ к любым базам, в том числе, к международным и внеправительственным… вы получите, но ровно до момента, пока находитесь в границах страны. Пересечете — расклад изменится: вы забудете про нас, мы — про вас. Все честно. — Более чем, — Роджерс согласно кивнул. — Благодарю. В который раз. Лейтенант вдруг покачал головой, как если бы Стив внезапно сказал совершенно не то, что от него ожидали. — Об этом поговорить… нам как-то не довелось, а другого шанса, вероятно, уже не будет. Так что я, пожалуй, немного проясню ситуацию, — сидя напротив, Смирнов смотрел на свои руки, медленно вращая в них кофейный стакан. — Не считая прошлого отца, всех связей с настоящим и долгов за сроком давности… я сам лично успел задолжать ей жизнь, как минимум, дважды. Ей и… вашему общему знакомому, — он посмотрел на Стива. — Это без учета всех потенциальных концов света, предотвращенных тобой и Мстителями за последний десяток лет. Все это, определенно, стоит дороже банального «спасибо». Это к слову о… всех воображаемых долгах, которые ты на себя навесил. Ты их экстерном оплатил. — Учитывая, что в большинстве «концов света» мы сами были виноваты… - парировал Стив, задумчиво глядя на мелькающих в сплошном потоке людей. — Сомневаюсь, что такой «способ оплаты» приемлем. В любом случае, как показало время, просто взять и сравнять Кронос с землей, вместе со всеми безумными экспериментами Шмидта, не получится. А значит у вас тут едва ли убавилось возможностей… отрабатывать долги. Не самая удачная формулировка, но другую Стив подыскивать не хотел. Он в принципе не собирался обсуждать, кто кому что и в каком неденежном эквиваленте должен. Слишком личное. Слишком… индивидуальное для каждого. — Как и у вас, собственно, — Смирнов оперативно нашелся с ответом, сосредоточенно глядя куда-то Роджерсу за плечо. Стив проследил направление взгляда, пока сам не уперся глазами в экран телевизора в одном из магазинов. Шли новости, где крохотная бегущая строка повествовала об очередном теракте где-то там, на бесконечно и вечно полыхающем в огне «священной» войны Востоке. Роджерса накрыло дежавю, когда они в очередной, Стиву небезосновательно казалось, не последний раз обменялись крепким мужским рукопожатием. Дождавшись, пока поток людей унесет лейтенанта подальше, Стив метко отправил свой опустошенный стакан в ближайшую урну, подобрал оставленную барсетку с деньгами и, бросив очередной случайный полувзгляд на ограждающие перила второго уровня, встроился в толпу и двинулся в направлении ближайшего эскалатора. — Что он хотел? — она ждала его у перил, напротив того самого магазина с прозрачными стенами, в котором висела небольшая плазма. Новости закончились, и теперь мелькали какие-то бессмысленные кадры из очередного видео-клипа. Играла музыка. — Помимо ключей от квартиры и машины, разумеется. — Отчитался об устранении за нами косяков, — окончательно убедившись, что это она, Стив из врожденной вежливости и чувства такта старался сильно ее не рассматривать, мимоходом коря себя, что оделся в пуховик. Слишком сильный, должно быть, теперь создавался между ними контраст. — Напомнил о том, что для их… услуг актуален лимит расстояния. И о том, что никаких Смирновых, в случае чего, мы не знаем. Теперь, при взгляде на нее с более близкого расстояния, Роджерса не покидала навязчивая мысль, каким образом он вообще умудрился ее узнать. Впрочем… ладно, хотя бы это сомнительное преимущество, тренированное в свое время Наташей, ему еще не изменило, под натиском качественно новых условий, к которым ему приходилось адаптироваться все время пребывания в чужой стране. «Поверь, тебе было бы скучно…» — Стив не сдержал короткой улыбки, вспоминая и теперь уже придавая совершенно иной смысл тем ее расплывчатым словам. За несколько часов, что они провели порознь, она стала буквально другим человеком. Отличным от прежней себя. Отличной — кардинально, совершенно, абсолютно — от той тени живого человека, которой пробыла месяц, прикованная к реанимационной койке. Которой была еще буквально… несколько часов назад, когда свернулась уязвимым, беззащитным клубком на чужой кровати, под чужим одеялом, в одежде с чужого плеча. Стив догадывался… Нет, даже не просто догадывался, он успел узнать наверняка: за этот адский месяц, и ещё раньше, за короткое время, что гостил в особняке на Гавайях, — подобный расклад для нее невыносим. Отсутствие контроля над ситуацией, отсутствие выбора, отсутствие… возможности самостоятельно принимать решения, не имея при этом ничего личного, ничего своего. Диана Хартманн принадлежала к той категории женщин, чьим потенциально фатальным оружием, помимо всего остального, что игнорировать было смерти подобно, являлась внешность. Всегда. Стив черпал этому подтверждения из воспоминаний Шмидта, из воспоминаний Баки, предоставленных суду, из своих личных воспоминаний и наблюдений… Всегда с безупречным макияжем, всегда на каблуках, всегда в нарядах, достойных Первой леди, о цене которых он никогда не позволил бы себе интересоваться. Она воплощала собой дух женщины тех безвозвратно ушедших времен, когда его мать, будучи всего лишь медсестрой в муниципальной больнице, никогда не ложилась спать, не завив волосы на бигуди, чтобы на утро непременно проснуться с красивой укладкой. Даже во времена Депрессии, даже в войну девушки и женщины приходили на работу, на танцы, за молоком в магазин с идеальными локонами и красными губами. Такой была Пегги, такой он ее запомнил — красоткой с безупречной внешностью в любое время суток, в любом месте, будь это хоть гарнизон, хоть танцевальный клуб. У статусной незнакомки в меховом полушубке, которую он на каком-то совершенно бессознательном уровне выделил из толпы, были длинные, намного ниже лопаток, волосы цвета темного шоколада, густые и вьющиеся крупными кольцами. Были темные брови в тон к волосам, оливковая, с оттенком легкого загара кожа и винного цвета губы. Что действительно поразило Роджерса, неискушенного подобными гримерными трюками, но, между тем, не понаслышке знакомого с понятием «цветотип» и «колористика», так это то, насколько целостно и гармонично смотрелся на от природы белокожей блондинке этот искусственно воссозданный образ женщины с восточными корнями. Это ведь они прослеживались в густоте и структуре волос? В макияже, визуально изменившем разрез глаз? Даже в шлейфном запахе духов, тяжелом от избытка мускусно-сладких восточных нот… «Знаешь, кто она такая? В чем истинная прелесть внешности Гидры, неуловимо измененной, как и все ее тело, на генетическом уровне? Она универсальна. Она кукла-трансформер. Только не из бумаги, а из плоти и крови. В тот день, когда она научилась этим пользоваться, ей не осталось равных. И не осталось на всей Земле того, кому она не смогла бы понравиться. Физически, платонически, ментально… Кого не смогла бы заставить сказать или сделать то, что ей угодно…» — Считай это моей броней, — синхронным жестом обеих ладоней она указала на себя, словно объясняясь. За то, о чем Стив ее даже не собирался спрашивать. — У тебя щит, у Баки — рука, а у меня — внешность. В различных ее… вариациях, в зависимости от обстоятельств. Без нее я… чувствую себя беспомощной и безоружной. Стив заставил себя моргнуть и вернуться из воспоминаний в реальность, где он моментально опустил взгляд в пол, смущенно покашляв. — Я ведь… ничего не спрашивал, — Роджерс частично продублировал мысли вслух. — И никогда бы не стал. Это, по меньшей мере, неуважение к даме. — Стив… — она театрально прикрыла глаза ладонью, обнажив в широкой искренней улыбке белоснежные зубы. — Ты уникален. Не мужчина, а мечта! Прошу заметить, я сейчас ни разу не про внешность, хотя… журналы, в которых тебя периодически печатают, докажут обратное. Как тебя такого только носит грешная земля? — Вот только ты не начинай, — Роджерс отозвался с преувеличенным раздражением, на самом деле схватившись за любезно предоставленную возможность сменить тему, как утопающий за соломинку. — Почему банальное уважение все стремятся приравнять чуть ли не к святости? — Да ладно тебе, — ненавязчиво-грациозным движением она пристроилась справа от него, и Стив, предпочитая думать, что с его стороны это выглядело ровно также ненавязчиво, позволил ей взять себя под руку. Медленным, прогулочным шагом они пошли вдоль пестрящих вывесками магазинов. — При мне можешь особо не трудиться, у тебя на лице написаны вопросы отнюдь не финансов и времени, так что ты по-прежнему безукоризненно уважителен и зубодробительно вежлив в моих глазах. — Все, действительно, настолько плохо? — Роджерс невесело усмехнулся, взявшись рассматривать резко ставший интересным пол под их ногами. — Я про лицо. — Нет, — она склонила голову набок, задумавшись над более удачной формулировкой ответа. — Нет, все… на уровне, я бы сказала. Просто, говоря без ложной скромности, для меня не помешал бы уровень покерфэйса повыше. Ну, конечно. Стив бы сильно удивился, окажись оно иначе. — И что же ты прочла? — Зачем такой кардинальный апгрейд? Бак ее такую не узнает… И уж не к арабам ли она намылилась, вся такая… расфуфыренная? — Гм… — Стив прочистил горло, ощущая, что непроизвольно краснеет, хотя вызвавшие внутренний конфликт и отторжение слова и близко не принадлежали ему. — Формулировку я бы, определенно, поменял, но… да, общий смысл… весьма близок. — Ну естественно поменял бы. Ты же джентльмен. Роджерс не выдержал, закатил глаза, а осознав, что она, скорее всего, этого не заметит, громко вздохнул. — Всю жизнь теперь надо мной подтрунивать будешь? — Стив притормозил, развернувшись к ней лицом, чтобы непременно увидеть, как изменится ее выражение при ответе на следующие вопросы. — И почему тебя это так удивляет? Неужели Бак настолько… испорчен? — спросил он, конечно же, в шутку, но интерес к ответу от этого меньше не стал. — Ах, если бы… — она легко похлопала его по предплечью, за которое держалась. Жест вышел утешающим. — Все гораздо хуже, — Хартманн сокрушенно покачала головой и изобразила выражение глубокого сожаления, резко, впрочем, сменившееся задорной улыбкой. — Потому что он такой же. И теперь я, кажется, начинаю понимать, откуда в нем это взялось. Почти завершив круг, они набрели на очередное кафе, в котором Роджерс и мысли не имел останавливаться, помня, в числе прочих причин, и о той, что у нее все еще была… особая диета. Да и сам он голоден не был. Однако… вел не он, так что ему оставалось просто подчиниться. Она разговаривала с официантом сама, на этот раз на идеальном русском, из которого непостижимым, по мнению Стива, образом исчезли малейшие намеки на акцент. Меньше чем через десять минут — Стив был убежден, что это заслуга улыбки, парфюма и… общего неизгладимого впечатления — им уже принесли заказ. Высокий непрозрачный стакан с трубочкой для нее и… — Я вообще-то завтракал, — ненавязчиво напомнил Роджерс, тактично намекая, что комплекс из трех блюд — это слишком. Особенно, на фоне ее одинокого стакана. — Это протеиновый коктейль, — она объяснила, проследив его взгляд, и буквально на секунду приложилась в трубочке, чтобы сделать глоток на пробу. — Ммм… этот чудесный химический ароматизатор. Вообще, в меню у них такого нет, но, выслушав мои пожелания, сообразительный официант проявил смекалку и сбегал в соседний магазин спортивного питания. А это щи, — Хартманн кивнула на стоящую между ними пиалу. — Со знанием дела тебе скажу, что русская и украинская кухни буквально созданы для суперсолдата. Комплексно, питательно, натурально. Ты ведь еще не пробовал, верно? — она снова обняла губами трубочку, на этот раз дольше, чем на секунду, в то время как ее взгляд красноречиво вопрошал: «Чего смотришь? Налетай!» — Решила занять мой рот, чтобы я не смог возразить, пока ты очень убедительно попытаешься доказать, что без твоего участия найти Баки я не в состоянии… И именно поэтому ты сейчас выглядишь… — Стив кивнул на нее, сидящую напротив, и полушепотом договорил: — Как дочь арабского шейха? — Я надеялась, как минимум, на сравнение с… какой-нибудь внучатой племянницей Бен Ладана, — издав наигранно разочарованный стон, она картинно наморщила нос. — А ты про какого-то абстрактного шейха… Ну да ладно. Ты только что сам озвучил проблему. После двух лет безуспешных поисков ты прекрасно это понимаешь, хотя и пытаешься себя же убедить, что в этот раз будет иначе. А я говорю — не будет, — Хартманн категорично покачала головой. — С чего вдруг? Быстро и легко найти его не получится. И у меня… — она прервалась, многозначительной паузой заменяя то, чему избегала искать формулировки, — двух лет нет. Теперь, пожалуйста, я тебя очень прошу, избавь меня от подробных объяснений, почему я хочу сначала найти его, а уже потом заниматься… своим состоянием и всем, что с ним связано. Просто так нужно. Уже прошел целый месяц, и… — Я понял. Остановимся на том, что «так нужно», — Стив помог ей не развивать малоприятную тему, охотно выполняя просьбу. — Но вообще-то те поиски были не совсем безуспешными… — Разве? — она вопросительно изогнула четко очерченную темную бровь. — Стив, не прикидывайся рядовым ЦРУшником, тебе не идет. Ты умнее их даже тогда, когда пытаешься сойти за глупого. Вы его повязали тогда лишь потому, что этот несчастный идиот, которого разве что могила исправит, вернулся из-за меня. Снова, — Хартманн откинулась на спинку стула, демонстративно скрестив на груди руки. — У нас была договоренность кое с кем из местных. В основном, с откинувшимися зеками, с которыми всегда беспроигрышно действовала заповедь «предупреди, да предупредим будешь». Марко, например, работал газетчиком в киоске между домом, где была наша квартира, и рыночной площадью. К нему в руки всегда стекалась свежая пресса, которую он регулярно пролистывал на предмет ориентировок. Он предупредил Джеймса тогда. И если бы друг твой был хотя бы самую малость не похож на тебя, хотя бы по части чертова принципа «своих не бросаем», в тот день вы бы даже тени его в Бухаресте не застали. Какое-то время Стив просто молча ел, уткнув взгляд в тарелку. — Сама же сказала, я не рядовой ЦРУшник, — прозвучало, в конце концов, тошнотворной отмазкой, которые Роджерс ненавидел, но более весомые аргументы на ум почему-то не шли. Да и какими они могли быть — эти аргументы? Против правды. Ее коктейль давно закончился, так что, время от времени, она просто нервно жевала губами трубочку. — Прозябая в той конуре, мы деградировали от собственной бесполезности. Мы оба. Притом, что в той же Румынии детская смертность била рекорды, свирепствовали детские инфекции, потому что никто не потрудился нормально составить национальный прививочный календарь и наладить поставку качественных вакцин в страну. А где-то по соседству продолжалась война, где врачи погибали, попадая под обстрел или… даже банально из-за гендерной принадлежности, славянской внешности и отсутствия веры в радикальный ислам, — она ядовито усмехнулась. — Джеймс умел отлично стрелять и мог запросто позволить себе арсенал небольшой армии. И финансово, и по опыту. Я умела… скажем, неплохо вытаскивать раненых с поля боя, а мимоходом и с того света, при этом довольно метко отстреливаясь и уворачиваясь от пуль и шальных снарядов. Я могла в одиночку отдежурить сутки в операционной полевого госпиталя, на потоке. Физически, морально… — Хартманн равнодушно пожала плечами. — По-всякому. Еще тогда, буквально за… пару месяцев до венского теракта мы решили, что каждый должен делать то, что хорошо умеет. Кто-то рожать и воспитывать детей, жить нормальной жизнью и работать в офисе не больше восьми часов в день, а кто-то — побеждать в битвах, где другим суждено проиграть. Я знала тогда, чего хотела, я знала, где мне могло бы найтись место, где я была бы небесполезна… Мы оба это знали. Но так и не смогли осуществить задуманное. На горизонте одновременно нарисовались Земо, Т’Чалла, Старк и даже этот… как его, — она прикрыла глаза, стараясь вытянуть из глубин памяти на поверхность стертое за ненадобностью имя, — Росс! Который Эверетт. А еще чуть позже — Шмидт. Я умерла, сделав осознанный выбор в пользу мистического общего блага, в то время как Баки вынужден был этот выбор принять. Он сделал ровно то, что обещал мне однажды — отпустил. Он продолжил жить, как я понимаю, пытаясь в одиночку осуществить то, о чем когда-то мы мечтали оба. Он ушел… — она укусила себя за губу, опустив взгляд. Глаза жгло, но позволить себе плакать она не могла. Больше нет. Все слезы остались на больничной койке и на чужой кровати в чужой квартире. — Ушел в мечту, в которой мы когда-то собирались найти свое искупление. И вернуть его оттуда, — Хартманн заставила себя поднять взгляд и расправить плечи, смотреть прямо перед собой, Роджерсу в глаза, — будет… очень непросто. Даже для меня. Он все еще призрак, теперь больший, чем когда-либо. Ведь хуже призрака может быть только призрак, который не хочет быть обнаруженным. Интересно, сколько еще раз Стиву суждено будет пожалеть о том, что он вообще отпустил Баки? Тот основополагающий факт, что он так или иначе ушел бы, почему-то казался слабым утешением в преддверии того, что им предстояло. С тех пор, как начал задумываться о поисках, прикидывая так и эдак разные варианты, как комбинации ходов в шахматной игре, в которой оба игрока были равны по силам, Роджерс ни на секунду не позволял себе обмануться надеждой, что это будет легко. А ведь до сегодняшнего дня, вплоть до этого самого момента он, оказывается, ни малейшего понятия не имел об истинных мотивах Баки находится там, где он сейчас находился. С их пониманием все казалось сложнее в разы, а понятие иголки в стоге сена резко перестало казаться исключительно фигурой речи. Даже со всеми преимуществами, которые, казалось, он имел перед другими, когда-либо пытавшимися отыскать Зимнего Солдата. Стив тяжело вздохнул, отодвинув подальше тарелку со «вторым». Или… как там у русских это называлось?.. Аппетит пропал, кусок не лез в горло. — Ладно, — Роджерс уже внутренне смирился с перспективой дальнейшего развития событий. — Хорошо. Теперь для того, чтобы прямо сейчас я четко представил себе варианты. Поправь, если ошибусь. Вариант первый: мы ищем его вместе, и я, — Стив демонстративно поднял руки ладонями вверх, — заведомо лишаюсь права голоса в пользу того, что тебе не место… где бы то ни было там, где чаще вместо нормальной еды — гильзы, приправленные пылью вместо соли и кровью вместо масла. Вариант второй: ты, в любом случае, туда полетишь, но полетишь одна, и тогда мне придется искать уже двоих призраков, вместо одного. Я правильно интерпретировал твое, — Роджерс отрывисто кивнул в ее сторону, — перевоплощение? — Ты забыл, что у Востока рвотный рефлекс и синдром необоснованной агрессии на белоснежек вроде меня. А еще… Вариант номер три: ты в принципе не обязан со мной никуда лететь. Стив, у тебя ведь есть и своя жизнь, люди, с которыми ты, наверняка, хочешь быть, обязанности… — Которыми я сыт по горло, — Стив сделал ребром ладони соответствующий жест у шеи. — Слушай… — он глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. — Просто поверь, что прямо сейчас я именно там, где хочу, делаю именно то, что хочу, впервые настолько свободный от всех мыслимых обязанностей и долгов перед кем бы то ни было. Пожалуйста, не трудись навязать мне обратное. И я не стану в сотый раз навязывать тебе свое мнение насчёт того, что тебе там не место. — Хорошо. Тебя я услышала. Услышь и ты меня, чтобы больше этот вопрос между нами не вставал. Прошел месяц, Стив. И если я сейчас окопаюсь в лаборатории, пытаясь разобраться в своем состоянии, пройдет еще, возможно, не один. Я не собираюсь так долго позволять Баки бегать от реальности, даже если никто из нас не был к ней готов. — Хорошо. Я понял. Сколько времени у нас есть? — ставя вопрос максимально неконкретно, Роджерс знал — она поймет, о чем речь. — Ориентировочно — месяц. С большой натяжкой — полтора. Такой подход Стива в корне не устраивал. — Потенциально, твоя жизнь на кону. Так что давай без ориентировок и натяжек. — Двенадцать недель, пять из которых уже прошли. То есть, осталось еще семь. Но это в идеале, по среднестатистическим срокам, а я бы предпочла решить все быстрее. Недели за четыре максимум. — Говоря о предпочтениях, я бы сегодня же отправил тебя в… — Стив вовремя остановил себя, решив, что это определенно не лучшая благодарность Т’Чалле за очередные услуги, о которых они еще даже не попросили — упоминать название его страны везде, где ни попадя. Ваканда, конечно, открылась миру, но, даже в этом случае, стоило фильтровать окружение. — Сама Знаешь Куда и… нет! — завидев в ее глазах пляшущих бесенят, Стив обреченно застонал. Все. Придирки к его «зубодробительной вежливости» теперь будут самым неожиданным образом выплывать буквально из каждого сказанного им слова. — Не туда! Боже… Даже не думай, что я на такое способен… Хартманн сначала просто смотрела на него, затем обреченно покачала головой, уронила лицо на ладони и расхохоталась. В голос, искренне, заразительно. Роджерс не сразу заметил, что сам сидел и улыбался, подрагивая от усилием сдерживаемого желания рассмеяться. В любом случае, минута беззаботного веселья долго не продлилась. Она быстро переключалась, как с предмета разговора, так и с эмоциональной волны… — Я забронировала два билета на вечерний рейс. Прямой до Дамаска. Вылет в 20:10 по Москве. Около пяти часов в воздухе. На месте будем в 00:00 по местному времени. Нужно успеть за оставшееся время порешать вопросы с документами. — Зачем столько мороки? Почему просто не использовать джет? Роджерс, безусловно, понимал, что это обстоятельство принципиальной важности, что это, должно быть, часть плана, вызревающего и обрастающего все большими подробностями в ее голове. Как раз эти подробности он надеялся услышать. — Неужели, ты хочешь полететь туда как Капитан, насаждая арабам американский флаг и демократию? Стива внутренне передернуло. — Могу я попросить тебя не пенять мне Капитаном, флагом и… всем остальным? — Извини, — она сказала искренне. Это был сарказм, задеть его она не хотела. — Но я мертва, а ты… исчез с радаров. Значит, мы летим туда под другими именами, в личине других… обычных людей, без приставки «супер», и нам придется вживаться в выбранные образы. А это подразумевает отсутствие всего, что связывало бы нас со Мстителями, ГИДРой, прочими особыми… титулами, дающими привилегиями, включая технологии, которые, — она опустила взгляд на свою целомудренно затянутую черной водолазкой грудь. Только сейчас Стив заметил, как витиевато топорщилась тонкая ткань, повторяя ход идущей под ней массивной цепочки. Самого кольца Роджерс не увидел, оно затерялось в слоях одежды, но был уверен, что на цепочке висело именно оно, — Сложно спрятать от вожделенных взглядов и загребущих рук. Кроме того, нам понадобиться информация, такая, с которой не делятся со встречными поперечными, возникшими из воздуха. Они должны узнать и увидеть, как, когда, под какими именами и с какой целью мы прибыли в страну. Даже если это будет очевидной ложью вроде «возвращения домой» от Эсмахан Аль-Кетби и «бизнеса» от… у тебя еще есть пара часов придумать себе имя. Рейс у них был один. Но разные посадочные места, паспорта и гражданства разных стран, разные легенды. А это значило, что они должны били прибыть в аэропорт в разное время, и вместе их не должны были видеть. По крайне мере, сотрудники Шереметьево. До вылета оставалась еще пара часов, и Стив стремился использовать их максимально продуктивно для создания командного духа. Он все еще допускал вероятность, что она уйдет в самоволку при первой же возможности, а едва они разделятся, таких возможностей станет немерено. — Что с багажом? — он спросил, раскладывая наличные по карманам чемодана. Суммы, превышающие установленно разрешенные, для легальной перевозки подлежали декларированию, а в их случае это была совершенно лишняя операция. — По деньгам лимит, — он резюмировал свои мысли вслух. — Это пока. Не вдаваясь в подробности, которые тебе, определенно, не понравятся, в моем потенциальном распоряжении столько финансовых средств на различных счетах в различных банках мира, что, если всё просуммировать, думаю, на покупку контрольного пакета акций Stark Industries хватит за глаза. Так что оружие и снаряжение приобретем уже на месте. Как раз будет повод наведаться к новоиспеченному Джинну Левантского оружейного рынка. Из запрещенного… у меня разве что фармацевтическая химия в потайном отделении чемодана и… это, — поморщившись, она кивнула на крохотный прибор, чем-то напомнивший Стиву пальцевой оксиметр, и разложенные вокруг него лучиками солнца (художественное воображение, черт бы его!) тест-полоски. — Если только у меня не получится выдать его за глюкометр. Лежал в том самом потайном отделении. Кузьмина создала целую карманную лабораторию для мониторинга уровня… антител Эрскина. Ты знал? — Про то, что они так их назвали? Да. Про то, что они научились их определять по капле капиллярной крови, как инсулин у диабетика, нет, — лишь визуально убедившись, что каждая полоска надежно защищена индивидуальной упаковкой, Стив осторожно взял одну за кончик, чтобы рассмотреть. — Уже опробовала? Она сделала сложное для интерпретации движение губами, могущее означать в равной степени как: «Да. Ерунда полная!», так и «Нет. Потому что…» Потому что она ничего не хотела знать, предпочитая до определенного момента оставаться слепой в отношении всего, что творилось внутри нее. Стив ухмыльнулся, демонстрируя напускную беззаботность, сел рядом с прибором на край кровати и доверительно протянул ей вместе с полоской свою ладонь, мол: «Не дрейфь, док, потести, пока есть возможность. Как-никак у нас обоих эти самые АТЭ имеются». На самом деле, Роджерс просто пытался, пока над их головами еще было мирное небо, создать для самого себя максимально правдоподобную иллюзию контроля над ситуацией, которую сама Хартманн предпочла спустить на тормозах. По крайне мере, до момента воссоединения с Баки. Если у них завелся навороченный прибор, показывающий, насколько активна их внутренняя защита с поправкой на условия, которые им вот-вот предстояло радикально сменить, Стив должен был убедиться, что он в рабочем состоянии. Ради этого он даже позволит себе опустить тему грязных денег, оружия, снаряжения, раздельного перелета и… опять и снова того, что ей, в ее состоянии, да и… вообще, не место в разрываемой войной стране, где ни условий, ни банально человеческого отношения к людям другой национальности и веры. Стив никогда не думал, что настанет тот день, когда люди — земляне, во всем друг другу подобные — покажутся ему противниками страшнее тварей из других миров. — Тебе когда-нибудь вот так… определяли активность «сыворотки»? По лицу красноречиво читалось, в Хартманн просыпался профессиональный интерес. — Не знаю, так ли это называлось… — Роджерс неопределенно пожал плечами. — Но именно так нет, не думаю. Кузьмина однажды предлагала, я отказался. — Почему же мне позволяешь? Риторический вопрос.***
— Роджер Грант? Стив, а вернее, теперь Роджер Грант, утвердительно кивнул и, повинуясь жесту сотрудника таможенного контроля, снял кепку, машинально пригладив торчащие колким ежом волосы, в спешке подстриженные Дианой прямо перед фотографией на очередной липовый паспорт. — Цель вашего визита в Сирийскую Республику, мистер Грант? Аналогичный вопрос, но уже на арабском, был задан молодой женщине в черном хиджабе. — Бизнес, — ответил мужчина на английском. — Возвращение домой, — ответила женщина на арабском. Едва заметно, одними уголками губ улыбаясь служащему, восточная красавица как будто совершенно случайно стрельнула глазами в ближайшую видеокамеру, жалея лишь о том, что пока это всего-навсего камера, а не заветный оптический прицел. Выманить снайпера-призрака только так и возможно было — промелькнуть у него в прицеле. А для этого нужно было, по меньшей мере, знать направление его взгляда, его следующую цель. В идеале — этой целью стать. Или объектом покровительства. Если основной его принцип — отстреливать каждого, кто не дает волонтерам в медицинской форме спасать жизни, не глядя на цвет кожи, пол, национальность, религиозную принадлежность и политические взгляды. «Эни, мини, майни, мо… Поиграем, Солдатик? Я найду тебя быстрее, или ты — меня?»