Я не участвую в войне...

Упираясь вытянутой рукой в ребристую стену, Роджерс напряженно наблюдал за происходящим снаружи, внизу, где периодически мелькали и быстро исчезали движущиеся парами черные фигуры боевиков. У них здесь были свои интересы и свои параметры поиска, у Стива — свои, и он очень старался максимально отграничиться от них пространством, чтобы ни с кем лишний раз не пересекаться. Внимательно вглядываясь в черные дыры-проемы — со стеклами и без — в строениях напротив, он искал подсказки, какие-то объяснения, подсознательно надеясь обнаружить доступные лишь ему одному следы того, кого давно уже простыл след. Заброшенный чердак, клетушка два на два почти под самой крышей… Чтобы попасть сюда, Стиву пришлось согнуться в три погибели и ни на секунду не забывать о том, как бы рациональнее распределить в тесном объеме свои габариты. Чтобы провести здесь хотя бы поверхностный осмотр, чтобы иметь возможность просто втиснуться сюда, встать здесь и взглянуть на окрестности глазами снайпера, ему пришлось пригнуть голову и сильно ссутулиться. Тело самого снайпера, некогда облюбовавшего себе эту позицию, лежало здесь же, мертвое и уже успевшее остыть, в пыли и подсыхающей луже собственной крови. Не худшая за сегодня картина. Масштабы произошедшей здесь резни по-прежнему с трудом укладывались у Роджерса в голове, и как не пытался он примириться с действительностью, абстрагироваться от собственных педантично выстроенных и никому не нужных иллюзий и включить подобающее ситуации хладнокровие — получалось так себе. В царящей повсюду вокруг гробовой тишине ничто не мешало свободному распространению даже самых тихих звуков, что сводило к нулю возможность подкрасться и застать врасплох. Когда позади раздались осторожные, крадущиеся шаги, Стив моментально их опознал и обернулся лицом ко входу… Голова Хартманн впритирку соприкасалась с низким потолком, на всем протяжении далеко не идеально ровным, так что и ей пришлось пригнуться. На ее лице, давно превращенном в профессиональный покерфэйс, Роджерс не прочел ни намека адекватной реакции: ни на обстановку в целом, ни на отвратительный запах, у самого Стива давно вызывающий рвотные позывы, которые он всячески стремился подавлять. Конечно же, едва обозрев очередную локацию, она с порога направилась напрямую к телу. Хотя даже без непосредственного осмотра, по следам борьбы и количеству грязи вокруг было очевидно, что умер он вовсе не от встречной пули конкурента по ремеслу. — Это все режиссерские сказки для пущей красоты сцены, — начала Хартманн, присев рядом с трупом на корточки. На вопросительный взгляд Роджерса о том, что она имеет в виду, пояснила, скользнув равнодушным взглядом по сбитой с упора, валяющейся в пыли винтовке: — Снайперские игрище, когда один убивает другого выстрелом в прицельный глаз прямо сквозь оптику. К реальности это не применимо. — Баки в него не стрелял, — не особо желая погружаться в тонкости снайперского дела, Стив озвучил очевидное. — Тебе даже не обяза… Он хотел сказать «не обязательно его трогать», но она уже склонилась над головой трупа, потянулась к ней руками, выискивая одной ей ведомое нечто то ли в застывшем посмертной маской выражении на лице, то ли именно в глазах… Стива передернуло от одного только вида, как она голыми руками касалась окровавленного, изуродованного тела, над которым до их появления уже вовсю вились мухи, но он лишь усилием сглотнул собравшуюся во рту горечь и промолчал, смиренно дожидаясь вердикта. — Если у этой дыры восточная ориентация, то… чисто астрономически: за спиной у стрелка солнце могло находиться только в промежуток от восхода до полудня, — она подняла на Стива вопросительный взгляд, словно ожидая подтверждения. В очередной раз Роджерс оценивающе посмотрел сквозь проем в стене, мысленно воскрешая и на ходу дорисовывая на воображаемой топографической карте план расположения всех попавшихся ему на глаза построек относительно горизонта и друг друга. — Да, — он кивнул. — Да, это восточная стена, — Стив свел брови, отчаянно пытаясь сообразить, какой вообще прок от подобных уточнений. — Зачем… — Баки не стрелял в него, — она резко поднялась на ноги и все-таки отошла от трупа, принявшись лихорадочно искать что-то в перекинутой через плечо сумке. — У вражеского стрелка ожог сетчатки правого глаза. Чтобы вывести его из строя, Баки… Именно Баки, потому что сейчас такое редко кто применяет — сложно и далеко не всегда целесообразно — сделал ему… «подсветку на глаза», — она наконец-то достала из сумки индивидуальную упаковку, опознанную Стивом как дезинфицирующая салфетка, и стала обрабатывать руки. На ее лице впервые за все время проявилась гримаса отвращения, она сделала шаг ближе к проему в стене, почти высунулась из него наружу, чтобы сделать вдох. Стиву на уровне безусловного рефлекса хотелось немедленно втолкнуть ее назад, потому что они осмотрели даже и близко не все чердаки и не все богом забытые дыры в этом могильнике, потенциально подходящие в качестве снайперской позиции. С ними в сопровождении были далеко не друзья, и хоть Роджерс никого из сирийцев не поставил в известность об их нынешнем местонахождении, игнорировать исходящую от них потенциальную опасность было как минимум опрометчиво. Увиденное должно было неслабо повлиять на не прокаченную, не измененную никакими сыворотками и генными манипуляциями нервную систему обычных солдат. И что-то подсказывало, что они запросто могли открыть пальбу по случайной мыши или суслику, по малейшему дуновению ветра, не говоря уже о более реальных целях. Назад ее Стив так и не втолкнул, боясь прослыть параноиком, но подошел ближе и, оценив возможные позиции для стрельбы, этак совершенно случайно закрыл собой траекторию наиболее выгодной. — Он был здесь больше суток назад, — он украдкой рассматривал ее затененный профиль, желая видеть ее реакцию на свои слова. — Часов двадцать восемь, если брать в расчет оптимальные условия для… «подсветки». Ничего кроме трупов, — Стив усилием проглотил ком, мешающий говорить, — мы здесь не найдем. — Разделавшись с остальной целью, Джеймс пришел за ним… сюда, — небрежным движением головы Хартманн в очередной раз указала на винтовку, затем обернулась через плечо на труп, из шеи которого по-прежнему ужасающе показательно торчало орудие убийства — пустая обойма девятимиллиметрового глока, в котором у Баки, по-видимому, закончились патроны, так что он использовал для убийства… пустую обойму, буквально вбив ее жертве в шею. — Он никогда не стал бы убивать снайпера дистанционно. У него пунктик на это. Все считают снайперов опасными исключительно на расстоянии, принимая на веру, что к ближнему бою, контактному бою они не подготовлены, что в рукопашную их легко победить. Баки сам обжегся на этом… еще в войну. «Когда попался в плен в Аззано…» — про себя домыслил Стив, ощущая, как знакомо сводит челюсти, а внутренности скручиваются в тугой узел, только уже не от пропитавшего душный воздух трупного смрада, а от слишком яркого воображения, которое еще ни разу не отказывало ему в возможности додумывать события, в которых он никогда не имел возможности участвовать лично. — Пока все по-прежнему продолжают считать стрелков бойцами расстояния, Баки приходит за ними лично и убивает не безымянной пулей, а лицом к лицу, голыми руками. Он думает, что так поступает честнее, что его… коллеги заслуживают… — Диана прикусила изнутри губу. — По крайней мере, шанс посмотреть убийце в глаза. — Предпочитаю думать, что ему виднее… — Роджерс озвучил вслух после некоторого молчания и ожесточенной внутренней борьбы с самим собой. — Но сомневаюсь, что… случившееся здесь добавляет ему чести, — прежде, чем Диана успела обернуться и наградить его не самым легким своим взглядом, Стив выставил в ее направлении раскрытую ладонь: — Баки мне друг, не сомневайся, никакие обстоятельства этого не изменят … — Стив сглотнул тошнотворную горечь, не зная, как продолжить. Мысли в его голове неслись скорым поездом, соревнуясь друг с другом и с визуальными образами тех грязи и крови, свидетелями которых они успели стать, пока пытались держаться боевиков и осматриваться, затем — пока вдвоем добирались до потенциальных снайперских позиций. — Формально он не нарушает обещание не вредить гражданским, но… Я не верю, что все это сделал он. — Не всё — он, — невнятно ответила Хартманн из-под руки. Теперь она совершенно открыто прикрывала ладонью рот и нос, обходя труп по максимально широкой дуге, какую только позволяло замкнутое пространство. — Что-то произо… — она сильнее прижала ко рту ладонь, сдерживая рвотный позыв и уже буквально выбегая прочь из помещения. — Произошло, — запрокинув голову, она сделала жадный вдох. Стив проследовал за ней шаг в шаг, про себя перестав пытаться оправдать ее посеревшее лицо особенностями освещения и спеша, в случае необходимости, поддержать. — Прежде чем он вмешался. Я не… не уверена, что сейчас в состоянии подробно разбираться, что именно… — очередной внутренний спазм согнул ее едва ли не пополам. В ответ на попытку подступиться ближе и хоть чем-то помочь Стиву в живот впечатался кулак, которым она резко отстранила его от себя, тут же рухнув на колени и с характерными звуками выплевывая наружу содержимое желудка. Буквально в тот же момент — и здесь Роджерсу осталось лишь молча проклясть свою удачу — этажами ниже, где-то на входе в здание и у подножья лестницы раздались первые звуки, знаменующие чужое присутствие: шаги, переговоры на треклятом арабском… Понимание языка все еще давалось Стиву с большим трудом и зияло огромными пробелами в скудном словарном запасе, но едва он решил спуститься и отвлечь их, давая Диане время собраться с силами и прийти в себя, как она схватила его снизу за ногу, призывая оставаться на месте. Она по-прежнему сидела на и коленях и не поднимала головы, так что ее лица Стив не видел, но по предупреждающе выставленному вперед указательному пальцу свободной руки понял — она слушала их переговоры. — Разведчики донесли Ильясу, что сюда едут русские. Они… знают, что что-то здесь произошло и… едут проверить, — на грани слышимости шептала Хартманн, а, закончив, подняла на Роджерса виноватый взгляд, продолжая прикрывать ладонью рот. — Извини, — это он, скорее, прочел по глазам, чем услышал. — Только русских здесь и не хватало, — отвлеченно прошипел себе под нос Стив, но, быстро сориентировавшись, ухватил ее за руку, ту, которой она велела ему сохранять тишину, и легко потянул на себя, помогая подняться. Вынужденно игнорируя личное пространство, пристроился вплотную рядом, готовый страховать, но она отшагнула от него в сторону, упрямо отказываясь от поддержки. Это притом, что цвет ее лица был по-прежнему далек от нормального, руки мелко дрожали, и она избегала смотреть в глаза… «Только этого и не хватало», — с затаенным глубоко внутри волнением подумал Рождерс, вслух при этом совершенно спокойно прошептав: — Останься здесь, я разберусь. Экономя драгоценное время и стараясь производить минимум шума, Стив не стал спускаться по лестнице, педантично пересчитывая кривые ступени и пролеты, вместо этого легко спрыгнул вниз, преодолев за один раз целый лестничный марш. Арабского он все еще не знал, но на элементарное понимание и изъяснения на книжной версии языка, без примеси диалектов, жаргонизмов и плохой дикции был вполне способен и без содействия переводчика. Вдвоем с Дианой они еще могли бы здесь остаться и попробовать что-то нарыть, не рискуя попасться на глаза русским и спровоцировать очередной кровопролитный конфликт. В пестрой компании бойцов ИГИЛ, абсолютно не скрывающих свою принадлежность к организации, работать скрытно было решительно невозможно, так что, если никто из них не заинтересован в очередной резне посреди уже состоявшейся резни, им лучше быстро и тихо уйти. Живых здесь они все равно не найдут. Ровно как и призрака, который давно растворился в воздухе миражом. Эти свои мысли, в почти неизмененном содержании Стив очень старательно и терпеливо попытался донести до сирийцев. Их переводчик остался с другой группой, Диану к ним он подпускать больше не собирался, также как и их — к ней, так что Роджерсу пришлось рассчитывать исключительно на себя и свои собственные познания. — Вы отследили того, кто это сделал? На публику Стив сделал вид, что осмысливает вопрос, хотя с пониманием трудностей не возникло, и думал он совершенно о другом. Наивные. Они ведь действительно понятия не имели, кто их враг... Знали бы, не задавали бы глупых вопросов. Отследить было бы не так легко, даже окажись они здесь с Баки в одно время. Теперь у него имелись сутки форы, а это было равносильно… нулевому результату. Люди, взращенные с оружием в руках, не могли этого не понимать, но в данной ситуации здравый смысл затмевал страх перед неизвестным, а в таком состоянии вести с ними переговоры было бесполезно даже при идеальном знании языка и всех культурных особенностей вместе взятых. — Время… — Стив озвучил первое, по совместительству, единственное подходящее по смыслу слово, которое знал. Связующий глагол упрямо не шел на ум, так что он решил обойтись вовсе без него, надеясь, что общий смысл пострадает несильно. — У нас нет времени! — прозвучало на повышенных тонах, требовательно и с угрозой. Игиловец вскинул автомат. Двое других скопировали движение. Еще двое воздержались, но оставались предельно напряжены, наблюдая за происходящим. Стив предусмотрительно отступил назад, старательно контролируя дистанцию между собой и теми, с кем он избегал вступать в открытое противостояние. Не потому, что боялся покалечить или убить тех, кто всецело этого заслуживал, а потому что они здесь были совершенно с другой целью. И трупов на квадратный метр площади здесь без их участия хватало. — Где женщина? — игнорируя отступничество Стива, сириец вызывающе подступил еще ближе, угрожая автоматом. Стив, в свою очередь, сделал очередной полушаг назад, теперь уже абсолютно очевидно загораживая проход на верхние этажи. — Назад! — он прорычал в последний раз предостерегающе, невольно исказив чужой язык жутким акцентом, и принял боевую стойку. Видит бог, он пытался. А Баки?.. Пытался ли он? Остановить? Остановиться? И что, черт подери, здесь происходило?! Хартманн слышала завязку конфликта, слушала звуки начинающей бойни и первые выстрелы… Но все это сливалось в одно, звучало с каждым мгновением все тише, словно между ней и происходящим резко увеличилось расстояние. Живот продолжало нещадно скручивать спазмами, голова кружилась, норовя швырять ее от опоры к опоре при каждой попытке выпрямиться и ступить хотя бы шаг. Она пыталась сделать над собой усилие и утихомирить не вовремя взбунтовавшееся тело, для начала хотя бы на уровне психосоматики, хотя бы до момента, пока не представится более подходящая возможность, но… чем глуше где-то там становились звуки, чем сильнее в висках грохотала кровь, черной пеленой затмевая реальность, тем более тщетными казались все попытки, тем сильнее была внутренняя злость на собственное бессилие и… страх, встрепенувшийся где-то там, на самой глубине. А что если?.. — Говорят, лучшие снайперы получаются из женщин. У вас физиологически сердце реже бьется. Больше времени на прицел. Точнее выстрел. — Больше времени? Это еще почему? Однажды Джеймс учил ее стрелять. Не из Стечкина по ближним целям и даже не из автомата — этому она научилась задолго до их знакомства больше полувека назад. Однажды он учил ее стрелять из снайперской винтовки. Кажется, это было на крыше какой-то заброшенной хибары в Бухаресте, которая не сильно отличалась от аналогичной захламленной дыры где-то на востоке Сирии, ставшей могилой стрелку, дерзнувшему бросить вызов Величайшему снайперу 20-го столетия. Баки пришел и за ним тоже. Он был здесь, стоял здесь, всматривался в пространство, возможно, с того же ракурса, что и она. Он трогал чужую винтовку? Брал ее в руки? Смотрел сквозь чужой прицел на свою собственную позицию, чтобы оценить, насколько хорошие шансы имел его очередной несостоявшийся убийца? Это было на закате. С заводских крыш в промышленном районе открывался хороший вид на налившийся кроваво-алым солнечный диск, наполовину ушедший в землю. Баки стоял позади, за правым ее плечом и рассказывал… Об особенностях освещения в разное время суток, о поправке на ветер, на влажность и еще без малого о тысяче разных поправок, которые современные винтовки делали автоматически, вовсе без участия стрелка, как будто человек шел не более чем приложением к оружию. Но лучше всего ей запомнилось не это. Баки сказал ей тогда, что самый точный выстрел делается на выдохе, между двумя ударами сердца… Он провел аналогию прицела с окуляром микроскопа и учил видеть сквозь него не просто объект, в который нужно стрелять, а то, из чего этот объект состоит. Баки тогда учил ее вовсе не стрелять. Это она уже умела. Он учил ее читать людей, но не лицом к лицу, а дистанционно, сквозь прицел: смотреть в глаза, считывать эмоции, следить за жестами, за манерой вести себя, предугадывать дальнейшие действия, предвидеть, в какой точке пространства цель окажутся в следующий момент времени… через минуту, час или… даже день. Когда она находит его, у Баки отсутствующее выражение. Мучительно долгое мгновение они смотрят друг на друга и видят друг друга каждый сквозь свой прицел, и на этот раз в его глазах совершенно очевидно читается узнавание, а за ним — неверие, обида, боль… стремительно вырождающаяся в чистейшую, слепую ярость. «Прости меня…» — она пытается успеть прошептать, но снайпер по ту сторону прицела виной не отягощен, он смотрит с ненавистью и без тени сомнения спускает курок. Пуля вгрызлась в мозг, сбрасывая ее в пустоту вне законов пространства и времени. Ей казалось, она кричала… Кричала, не слыша собственного голоса, не помня и не осознавая себя. От невыносимой боли, от ужаса, снова от боли, но уже не физической… От смутного пока еще осознания, что он все-таки выстрелил. Выстрелил в нее. Он сделал именно то, что сделал бы любой на его месте в отместку за все причиненные страдания и, прежде всего, за очередное подлое предательство. Однажды она уже бросила его в момент, когда он больше всего в ней нуждался, думая, что он справится сам… Однажды она уже побывала призраком его измученного сознания и плодом его искалеченного воображения. Она кричала на разрыв легких в неосознанных попытках перекричать невыносимую боль, до тех пор, пока не осталось ни голоса, ни воздуха, после — лишь обессилено хрипела… — Диана! Очнись! Ну же… приди в себя! Вслед за требовательным голосом и давлением пальцев на запястье пришло смутное осознание чужого присутствия, затем — ощущение вибрации движущейся машины, подпрыгивающей на убитых дорогах одновременно с ее воспаленным мозгом, мучительно больно ударяющимся о черепную коробку на каждой маломальской неровности… — Стив?.. — вместо голоса — невнятный хрип. Она заторможено моргнула пару раз, спеша сфокусироваться на происходящем. Дневной свет немилосердно бил в глаза, силуэт водителя где-то сбоку все еще был нечетким, но ощущение реальности уже вступило в свои права, оттесняя кошмар на второй план и стремительно разграничивая две противоположные действительности. Еще не осознав до конца окружение, но уже примерно понимая, что случилось, Хартманн обреченно застонала. Но этот раз не от боли. Он злости. И бессилия. Ощущение движения вперед исчезло, но заметила она это только тогда, когда почти под самым носом промелькнули пальцы в перчатке, сжимающие флягу. — Пей, — голос прозвучал повелительно, со свойственной приказному тону холодностью. — Давай же, посмотри на меня… Хартманн почувствовала прикосновение к лицу, как чужие пальцы скользят вдоль угла нижней челюсти и, сама того не ожидая, дернулась, неизвестно зачем попытавшись отбиться. Содержимое фляжки всколыхнулось, выплескиваясь свозь узкое горлышко прохладными брызгами, когда Стив уклонился от удара. — Прости… — она выстонала, ерзая в попытке нормально сесть. От первого же полноценного движения в затылке обосновалась тупая боль, к горлу подкатила желчь. Следуя просьбе-приказу и стараясь еще хотя бы ненадолго отсрочить момент пересечения взглядов, Диана приникла губами к фляге… — Пей до дна. Вода есть. Чистая и пригодная для питья, так что не экономь. Тебе нужно, — где-то с водительской стороны открылась и с тихим хлопком закрылась дверь. Делая медленные глотки, Хартманн прикрыла глаза, так что пропустила момент, когда Роджерс обошел машину и распахнул уже пассажирскую дверь, встав снаружи во весь рост и загораживая собой большую часть назойливо-ярких и жарких солнечных лучей. Когда она все же осмелилась на него посмотреть, боясь под таким взглядом подавиться, в его глазах плескалось чистое волнение, без примеси упрека, злости или чего-то подобного. Фляжка опустела предательски быстро. Ни слова не объясняя и ни о чем не спрашивая, Стив забрал сосуд и исчез из поля зрения где-то в стороне кузова. После короткого шороха и недолгой возни послышался звук переливающейся воды… Хартманн вжалась в сиденье. В рефлекторной попытке свернуться в защитную позу попыталась притянуть ноги к животу или сесть как-нибудь так, чтобы можно было куда-нибудь уткнуться лицом, например, в колени, но оба варианта исключались ее сидячим положением на переднем сидении, поэтому от безысходности она просто откинула голову на подголовник и, закрыв лицо ладонями, до разноцветных звезд надавила пальцами на глаза. Она слышала шаги Стива, обходящего машину, слышала, как он забрался внутрь на водительское место, захлопнул дверь, почувствовала, как всунул ей между бедер заново наполненную флягу и еще что-то положил рядом… Полотенце? — Спасибо, — она вслепую ощупала пальцами влажную ткань. — Что… — Хартманн мысленно приказала себе собраться, молясь о том, чтобы в данный момент их мысли с Роджерсом чудесным образом совпали, и он без лишних уточнений понял, что она спрашивает ни разу не про свой незапланированный полет в коллективное бессознательное прямо посреди обостряющегося конфликта, причиной которому она сама же и стала. — Что там произошло? Молча, словно делая вид, что не услышал, Стив завел и плавно тронул железную махину с места. Открытый циферблат часов на его запястье показывал двадцать минут второго после полудня. Дата осталась прежней, пейзаж снаружи и их положение в целом кардинальных изменений в худшую сторону не претерпели, что внушило ей каплю спокойствия. Одну каплю на целое штормовое море, но все же… Они были одни… в пусть и весьма условно, но своей машине, не принадлежащей боевикам, в зеркалах заднего вида не было видно ни навязанного эскорта, ни погони, вообще ничего кроме знакомого уже запустения, когда между отдельными населенными пунктами простирались километры пустыни. Продолжая смотреть на дорогу, Роджерс принципиально лишал ее возможности читать по лицу. Убедившись, что его пассажирка в сознании и относительном порядке, он вслепую пошарил свободой рукой по бронежилету и извлек наружу содержимое одного из карманов — потерявший форму некогда брусок в фольгированной обертке. — Ума не приложу, зачем в армейские пайки продолжают включать шоколад, при условиях, когда он тает и растекается в неаппетитную массу, но… ничего лучше пока нет, так что… — Стив скользнул по Диане извиняющимся взглядом, протягивая помятый батончик. — Не меняй тему, — Хартманн забрала растаявшую сладость, в мыслях ругая себя за то, что не обратила внимание на его внешний вид, пока он стоял перед ней и был полностью открыт обзору. На оголенном правом предплечье (он снял куртку, оставшись в одной майке под жилет) темнела продольная полоса — заживший, но не смытый след он ножа. Далеким эхо в памяти отдались звуки выстрелов, и она непроизвольно сжала пальцы на фляжке чуть крепче. — Что произошло? — До или после того, как ты упала в обморок? — Роджерс шумно выдохнул, даже не пытаясь скрыть раздражение. — Если первое, то самым честным ответом будет «Я не знаю». — А если второе? — Хартманн сполна отдавала себе отчет, что она не в том положении сейчас, чтобы вот так в наглую нарываться, но… будучи заведомо слабее, будучи уязвимой, ходить ва-банк, требовать ответы — это все, что она могла. Стив обернулся к ней лицом гораздо резче и охотнее, чем она рассчитывала, во взгляде его больше не было ни волнения, ни тревоги, лишь мрачная отстраненность. Еще чуть-чуть — и вырастет глухая стена, которую будет ни обойти, ни пробить. — Ты на самом деле хочешь поговорить об этом? — в голос просочилась злость — редкий, на ее памяти уникальный гость в интонациях Стива, который чаще предпочитал злиться на самого себя внутри себя, чем в открытую на кого-то. Оставшись один на один с противником, открыто демонстрирующим враждебность и агрессию, вряд ли он смог избежать убийства. Подонков, бесспорно, которые напросились сами, однако… обычных людей, в ближнем бою, не исключено, что голыми руками. Не первый раз в его жизни, но Хартманн была уверена, что едва ли прежние свои убийства — он нацистов до инопланетян и восставших роботов — Роджерс горазд был обсуждать охотнее. С кандидатурами куда лучше нее. Очевидно, что он не делал из этого тайны за семью печатями. Старался не делать трагедии, но и маниакального удовлетворения бывалого киллера не испытывал, во всех остальных случаях любое убийство неизбежно облагалось совестью, какими-то внутренними установками, личными мотивами и причинами не обсуждать то, что обсуждению не подлежит. Ее интерес, в котором сама она не сумела разглядеть ничего зазорного, буквально задел Стива за живое. В отместку он мог снова затронуть тему нежелательности ее присутствия здесь или спросить о том, что ей привиделось в кошмаре и почему она орала, как резанная, но он слишком сильно уважал чужие чувства, чувства тех, кто по каким-либо причинам был ему небезразличен. Стив Роджерс был слишком уникальным в своей правильности, чтобы поступать так, как неизбежно поступали другие — причинять боль в ответ на причиненную боль. Поэтому он злился. И уже непонятно, то ли на нее, то ли на самого себя, то ли в целом на ситуацию, в которой они оказались. — Они мертвы? — она спросила не из упрямства и не из любопытства, а лишь потому, что это было важно. И ей очень хотелось, чтобы Стив правильно ее понял. — Те пятеро, которых послали за нами, — да. Вероятнее всего, — Роджерс оторвал взгляд от дороги, но посмотрел в другую от нее сторону. — Я не проверял. Остальные… медленно соображали. Так что я просто… — конец мысли безнадежно потерялся в затянувшейся паузе. Имело ли смысл говорить, что то, чего он по умолчанию стыдился, отказываясь озвучить вслух, побегом не называлось. Чем угодно, но не побегом. В конце концов, оставшиеся в живых псы ИГИЛа где-то там должны были биться лбами об пол и возносить молитвы за такой… Аллахом ниспосланный «побег». Это если они унесли оттуда ноги раньше, чем до объекта добрались русские… Вслух Хартманн предпочла по этому поводу промолчать, время от времени делая небольшие глотки, чтобы разбавить приторную горечь талого шоколада, и рассматривая в боковом окне стремительно проскальзывающий мимо однообразный пейзаж. — О том, что кто-то при немалых деньгах и столь же немалой власти промышляет торговлей наркотиками, нам поведал еще Шариф. Раненый сириец рассказал, что кому-то, кого обезличено именуют Шейхом, зачем-то требуются медикаменты в неприлично больших количествах, так что он не боится организовывать налеты даже на хорошо охраняемые колонны гуманитарной помощи, — Диана повернулась к Стиву, наблюдая за его профилем и давая ему время переключить мысли на нужную волну. — О том, что регионе активизировались наркоторговцы, мне пытался сообщить Сэм, еще пока мы были в России. — То есть… Мстители отслеживают ситуацию? — Хартманн это обстоятельство не то чтобы удивило, но она автоматически причислила его к нежелательным осложнениям. — Мстителей больше нет. Забудь. Как формирование… организация или… чем там мы являлись?.. Мы вне всех законов, — Стив наконец-то обратился к ней взглядом. — Как посмотрю, сюда и регулярную американскую армию не очень-то приглашали, супергеройский спецназ и подавно. И теперь Роджерс наконец-то узнал реальную тому причину. Мстители призваны были останавливать конфликты, а не служить топливом для поддержания костра войны. Этот конфликт, вынесенный за пределы противоборствующих стран на нейтральную территорию, был выгоден правительству и останавливать его они не собирались. — И все же… они в курсе происходящего? — Более или менее… Не знаю, — Стив неопределенно пожал плечами. — Я вне доступа для всех. Но… допустим, что в курсе. Это что-то меняет? — Если Баки взялся раскручивать этот клубок… — Диана сделал глубокий вдох, стремясь унять волнение, усиливающееся с каждым днем, напрасно прожитым и не приближающим ее к заветной встрече, с каждым вновь вскрывшимся фактом. — Слушай, я… я могу только догадываться, в каком он сейчас состоянии, как физическом, так и эмоциональном, и что им движет, но, если вдруг он счел это дело личным… он не позволит кому-то маячить на горизонте. Даже знакомым. — Намекаешь, во имя дела он способен положить… своих? — Я… — Хартманн редко теряла дар речи перед вопросом в лоб, но даже у нее подчас путались мысли. Особенно, когда речь заходила о Барнсе. — Я не знаю. Все сложно. Ты не… — Хартманн обреченно прикрыла глаза, внезапно осознав, насколько огромный кусок повествования в продолжении истории Зимнего Солдата Роджерс пропустил. — Ты ведь даже не в курсе… Реагируя на подобные слова, озвученные с интонацией, представляющей собой смесь страха с обречением, обычно что есть силы ударяют по тормозам, как попало паркуются и требуют объяснений. Внешнему же спокойствию Стива позавидовал бы мраморный постамент. Он даже руки на руле не сжал крепче положенного, продолжая вести тяжелый военизированный автомобиль по разбитой дороге, как двухдверную полуторатонную легковушку — по свежеуложенному автобану. — О чем? — голос тоже прозвучал нейтрально. — О коде Зимнего. Кое-что изменилось за время нашей праздной жизни в особняке Старка. Без крио, миссий и… регулярных обнулений Солдат стал просыпаться сам, без предшествующей кодировки. Я с ним… мы с ним учились взаимодействовать, он… неплохо шел на контакт, и я надеялась, что это наш шанс — нечаянный, единственный, вероятно, что-то сделать с кодом. Если не убрать полностью, то каким-то образом видоизменить, но… Внезапно случилось все то, что случилось, и там, в Кроносе, Шмидт снова надиктовал ему эти проклятые слова и приказал меня убить… Стив укусил себя изнутри за щеку. — После… уже по возвращении в Штаты, я сделал то же самое, — он вел на автопилоте, практически не глядя на дорогу, чтобы непременно видеть ее реакцию. — Бак сам попросил меня. А потом, очевидно, не доверяя моему уровню русского, Наташу и, вероятно, еще Пятницу, — Роджерс потер переносицу, собирая мысли по закоулкам кипящего мозга. — Пятница — это… — Я была в Башне Старка, — одной фразой Хартманн рассчитывала отмести необходимость разом всех отвлекающих пояснений. — Код не сработал, — Стив поспешил озвучить главное, чего прежде им касаться не доводилось, как и смежных тем, при которых этот факт вскрылся бы сам собой. — Могу ручаться, что тройной ошибки быть не могло, все условия… были соблюдены. Не вижу никаких внешних причин, почему это произошло. Но… он не сработал. Хартманн закрыла глаза, молча вознося молитвы Небесам и всем существующим Богам в могущество которых никогда не верила. — На одну причину потенциальной катастрофы меньше, — спустя какое-то время она озвучила вслух. — Но мы все еще имеем логово боевиков, полное трупов, без какой-либо возможности восстановить события и понять, что там произошло. Есть мысли на этот счет? — Тебе они не понравятся, — Хартманн прикусила губу, смотря на фляжку в руках и лишь украдкой, боковым зрением — на собеседника. — Для протокола: мне решительно ничего из здесь происходящего не нравится. Так что смело говори, как есть. Что это? Очередной «привет» от ГИДРы? — он улыбнулся и даже почти позволил себе засмеяться в ответ на собственное, отдающее безумием предположение. — Знаешь, я не удивлюсь. Это стабильно. Закономерно, я бы сказал. — Не пори горячку, Стив. И Капитана почем зря не включай. Из того, что я… что мы увидели, могу заверить: все не настолько масштабно, чтобы вмешивался супергеройский спецназ, и гораздо менее фатально, чтобы считаться угрозой планетарного масштаба. На биотерроризм не тянет. На БОВ тем более. Стив не стал сходу озвучивать крутящийся на языке банальный вопрос: «А что же это?». В конце концов, и он что-то да знал. — Первое время после… возвращения в мир я… активно изучал архивы ЩИТа, в частности, времен СНР. Однажды, незадолго после окончания войны, один сумасшедший нацист, для разнообразия не Зола и не Шмидт, украл у Говарда Старка одну из его разработок, конкретнее — некое химическое соединение, которое тоже не классифицировалось как боевое отравляющее. Однако, в своем отчете Пегги исчерпывающе подробно описала действие этого вещества на людей, — Стив выдержал паузу, сделав над собой усилие, чтобы притормозить бешеный галоп мыслей и не дать себе увязнуть в памяти о прошлом сильнее необходимого. — Честно, до сегодняшнего дня считал, что «сыворотка» напрочь лишила меня возможности испытывать дежавю, к тому же на события, в которых я не принимал непосредственного участия, но на той базе боевиков все выглядело точно как в описаниях Пегги — люди озверели и поубивали друг друга голыми руками. С поправкой на то, что в какой-то момент, вероятно, в… «естественный ход эксперимента» вмешался Баки и… положил тех, кто этот эксперимент затеял. Хартманн какое-то время молчала, давая проведенной Роджерсом параллели право на жизнь. В конце концов, история склонна была повторять самое себя, так почему бы не этот конкретный момент? — Если позволишь, я внесу еще несколько поправок… так сказать, на современность. Стив охотно кивнул, давая понять, что именно этого — ее мнения о происходящем — он ждет больше всего. — В пятидесятых годах прошлого века половины современной наркоты и психотропов, способных вызывать сходные эффекты, не существовало ни в природе, ни даже в военных лабах, в пробирках лучших ученых. Тогда слова «спайсы», которое сейчас на слуху буквально у каждого, в словарном запасе не водилось. А все, что обладало подобным действием, все подобные эпизоды, как единичные так и, в большинстве своем, массовые, непременно расценивались в качестве… терроризма, в контексте… не знаю, что тогда было у людей на слуху? Теории заговора? Шпионаж? Холодная война? В любом случае, тогда поднимались вопросы национальной безопасности. Сегодня это — вопросы бизнеса, в котором крутятся сумасшедшие деньги, и, по совместительству, забава пьяных химиков. Психоделиками балуются не гуру шпионажа, взращенные ГИДРой, а дети и идиоты, за такое вот будущее которых наши с тобой ровесники в войну сложили головы. Они за это охотно платят таким, как Шейх, чтобы он сколотил себе на этом состояние и попутно спонсировал черных химиков, чтобы те придумывали формулы новых веществ, которые будут… круче по эффекту, дешевле по себестоимости, дороже по сбыту, а главное, не фигурировали в законах о запрете. — Взрослые лбы сходят с ума и забивают друг друга до смерти. По-твоему, с национальной и… потенциально мировой безопасностью это связать невозможно? — Любое вещество, неважно, кустарного оно или легального производства, прежде чем поступить на конвейер и попасть к потребителю, неизбежно проходит… эм… ряд испытаний. — С твоего позволения опустим профессиональные тонкости, — Роджерс прервал ее жестом и дернул уголком губы в попытке улыбнуться. На самом деле, ему было интересно, и в любой другой ситуации он бы охотно выслушал целую лекцию, но… определенно не сегодня. — Один из нас должен оставаться мыслями сугубо в военном деле. Медицину я доверю тебе. Хартманн проглотила нереализованную речь и тоже выдавила из себя короткую улыбку. — Даже без злого умысла и намеренного саботажа далеко не всегда подобные испытания проходят гладко, особенно, если изначальные условия их проведения… далеки от идеальных. Положим, в руках у игиловцев на той базе оказались тестовые образцы. Даже если они случайно перебрали с дозой и даже если что-то пошло сильно не так, ограничиться должно было… двумя-тремя трупами, десятком при наихудшем из возможных раскладе. А теперь наложи на все это возведенную в миф на грани сверхъестественного байку про Марида. Запуганные собственным нездоровым воображением, вдобавок нюхнувшие какой-то синтетической дряни и словившие на ее фоне нехилый приход… — Они сцепились друг с другом, а Баки, выходит, просто облегчил им… «отходняк»? — Стив поморщился от собственного режущего слух лексикона, но, в конце концов, иногда просто необходимо было называть вещи своими именами. Даже, если звучали они… инородно. — Мне было бы проще это утверждать, если бы… — Хартманн намеренно опустила малоприятное продолжение. — Я не говорю, что это единственно-правильная версия. Но на основе имеющейся у нас информации, моего опыта в подобных делах и современных реалий, она… вполне себе жизнеспособна. Опасная пауза. Молчание, которое в любой момент могла заполнить тема, поднимать которую Хартманн очень не хотелось. Не здесь. Нигде. Никогда. — На Баки ведь эта дрянь, чем бы она ни была, не подействует, верно? Судя по интонационному сопровождения вопроса Роджерс подразумевал ответ «да/нет», вернее очевидное и твердое «нет». Как же ей хотелось оправдать его ожидания… — Если формула принципиально нова, в чем я, конечно, сильно сомневаюсь, но чего не могу исключать, первичный эффект, до выработки организмом оптимального механизма защиты, никто не отменял. То есть… — и она умолкла, споткнувшись на полуслове о собственные мысли. Догадки, одна страшнее другой в один момент перетасовали все в ее голове, словно умелый крупье — карточную колоду. От отчаяния хотелось выть. — Что? — Стив уловил внезапную перемену и вопросительно посмотрел на нее, но она порывисто отвернулась и уставилась в окно, закусив фалангу пальца, чтобы физическая боль хотя бы немного ослабила душевные терзания. — Ничего, — Хартманн скорее самой себе покачала головой. — Узнаем, когда найдем его. Дорожное полотно раскалилось, воздух над ним дрожал, плавился, превращаясь в преломленную расстоянием, текучую субстанцию. Но даже этот обман зрения не мешал рассмотреть вдалеке очертания… (поселка?.. города?) чего-то габаритного и людного прямо по курсу. Стали встречаться чаще другие машины, в большинстве своем гражданские устаревших моделей, груженные пассажирами и прицепами. — Куда мы едем? — Хартманн будто только сейчас опомнилась спросить, озадачено щурясь, когда на глаза ей попались первые пешеходы — медленно бредущая вдоль пыльной обочины женщина, с ног до головы укутанная в черную абайю и тощий смуглый мальчуган лет десяти в длинных шортах и жилетке на вырост, волочащий за собой два раздутых тканых баула. — Стив? — она обернулась к негораздому на комментарии Роджерсу и даже села ровнее, больше не опираясь на спинку сидения. В числе остального до нее с опозданием дошло и то, о чем стоило бы вспомнить в первую очередь — личная безопасность, оружие. Пистолет Стив оставил на месте, в набедренной кобуре, а вот от автомата ее избавил, впрочем, убрал его недалеко — всего лишь в ноги под сидением. — Подальше от всего, сопряженного с риском очередной бойни с горой трупов, которую ты непременно кинешься разгребать, и поближе к цивилизации: еде, воде и прочему тебе необходимому. — Я прокололась. Я знаю, где именно. Больше не повториться, обещаю! Стив неожиданно рассмеялся. Причем, не обозленно, не раздраженно — вполне искренне. — Поверить не могу, что слышу подобное от профессионала. Голодный обморок? Секундочку. Да ведь это он и был. — Стив… — она произнесла с мольбой. — Прошу, не вынуждай меня обсуждать это. Комментария не последовало. Улочки уже на въезде в город были узкими, двум машинам разъехаться не представлялось возможным. Хуже того — везде были люди, которые ходили прямо по проезжей части, торговали здесь же, раскладывали товар на голой земле и сидели на картонках и ящиках из фанеры. Старики-мужчины, женщины, чей возраст скрывала одежда, дети… Между самыми обычными деревенскими домами свободно бродили козы, бегали собаки, на заборах облезлыми меховыми шапками восседали коты. Один из них внезапно кинулся пикапу наперерез, Стив посигналил, и резкий звук прорезал царящее вокруг бытовое спокойствие, как раскаленный нож — масло. Местные, казалось, только теперь рассмотрели в просто «какой-то там машине» военизированный пикап камуфляжной расцветки. Реакция последовала… неоднозначная. Некоторые, едва окинув незаинтересованным взглядом, отворачивались и продолжали делать ровно то, что делали, некоторые, дети, в основном, срывались на бег, скрываясь во дворах за калитками, женщины поправляли одежды и ускоряли шаг… Наверняка, они были не первыми «военными», которых… занесло сюда на огонек, но этот городишко с первого взгляда произвел впечатление мирного. Во всяком случае, по улицам не маршировали солдаты, дети не носили бронежилеты и АК, а это значит, их приезду вряд ли окажутся рады. — Поправь, пожалуйста, платок. И… лучше надень, — плавно выжимая тормоз и озираясь по сторонам в попытках с ювелирной точностью вписать габариты вездехода в ограниченное пространство так, чтобы никого и ничего не задеть, Роджерс кивнул на приборную панель, где среди прочей всячины лежали солнечные очки. — Из нас двоих явно не я Капитан Америка с лицом, известным всему миру. Ты слишком рассчитываешь на невнимательность людей к деталям. — Возможно, — Роджерс пожал плечами, давая понять, что если и так, то это точно не худшее его упущение. Он взял разговорник, лежащий рядом с очками, зачем-то пролистал истрепанные страницы, как если бы за потраченную на это долю секунды успел доучить что-то важное, сунул книжонку в карман бронежилета, после чего очень внимательно посмотрел на Хартманн. — Скажи, хотя бы минимально, хоть на одну сотую процента… ты мне доверяешь? Стив знал, что задал заведомо неправильный вопрос человеку, которому понятие доверия априори не ведомо. Он понимал, что выбрал не те обстоятельства, не то место и, вероятно, не то состояние, чтобы в лоб спрашивать о чем-то подобном, но… ему сейчас очень нужен был ее отклик, хотя бы самое минимальное содействие с ее стороны. — Я не… — у нее между бровей появилась уже знакомая складочка, рука непроизвольно сжала ствол автомата. Стив только-только учился познавать этот тайнояз и не поручился бы, что успешно, но ему показалось, что она нервничает. От того, что не может сказать ему в ответ то, что он ожидает услышать, но при этом не хочет… обидеть? Разочаровать? — Я не уверена, что знаю, что такое доверие. Прости. Именно чего-то подобного Роджерс и ожидал. Он взял очки, подышал на стекла, протер их о штанину и, потянувшись через коробку передач на пассажирскую сторону, осторожно надел аксессуар, следя, чтобы дужки не цепляли плотно повязанную вокруг головы ткань. — Зато Баки знает. За вас двоих. И я сделаю все, чтобы оправдать его доверие, вернув тебя ему живой и… здоровой, — с этими словами Стив толкнул водительскую дверь. — Он выстрелил в меня, — Хартманн озвучила полушепотом, выбираясь из машины со своей стороны. Роджерс уже успел оказаться рядом, моментально распугав все живое в радиусе двадцати футов недюжими габаритами и красноречиво навешанным оружием. — В кошмаре. И выстрелит в реальности, если увидит в прицеле. Потому что это уже второй раз, когда я выбираю смерть, а потом как ни в чем ни бывало оказываюсь живой. Думаешь, после первого раза было легко? Думаешь, он так легко принял и… простил? По-хорошему, вопрос ответа не требовал. Но Капитан Америка никогда в карман за словом не лез, поэтому она развернулась и быстро зашагала прочь, не оставляя ему шанса вступить в дебаты. Какое-то время он смотрел ей вслед, давая фору, но потом быстро нагнал, пристроившись сбоку, чтобы удобнее было, в случае необходимости, переговариваться. Еда и безопасное место, чтобы оставить ее здесь на ближайшую ночь — две основные цели, которые преследовал Роджерс. И конечно, он никогда не озвучил бы вслух то, о чем думал, едва узнав предысторию их с Баки отношений. Прощение определенно было последним, о чем бы он тогда вспомнил, но… «Omnia vincit амоr». А Баки ее именно любил.