Я не участвую в войне...

      Бывало, давние привычки служили хорошую службу. Но последнее время все чаще плохую, потому что жизнь воспитала ее одиночкой, а теперь с ней рядом оказывались те, кто совершенно искренне и безвозмездно пытался о ней заботиться. Это было новое, непривычное, вызывающее зудящий дискомфорт чувство — не скрывать от посторонних глаз свою слабость, не пытаться навечно закрыть эти любопытные глаза лишь за то, что увидели ее слабой. Умом Хартманн понимала, что задолжала Роджерсу возможность встать у руля ситуацией, ведь после случившегося она уже сама на себя не могла положиться, не говоря уже о том, чтобы просить об этом Стива и ждать от него доверия. Инстинктивно она все еще была не в состоянии себя пересилить. Она пыталась, правда. Отчаянно пыталась, но выходило не так успешно, как хотелось бы. Стив шел буквально на шаг позади, чуть сбоку и наметанным взглядом сканировал окружение. Ловя косые, с полуоборота через плечо взгляды местных, он старался производить как можно менее воинственное впечатление. Убрал руки подальше от оружия, запоздало осознав, что автомат лучше было забыть в машине, на лицо попытался нацепить маску дружелюбия или хоть какое-нибудь относительно нейтральное выражение. Дома по обеим сторонам улицы были одно-двухэтажными, расположенными довольно плотно друг другу, с густо насажанной в придомовой зоне растительностью — кустарниками, деревьями, на которых уже набухли и кое-где полопались почки, какой-то ползучей зеленью… В середине февраля, при среднесуточной температуре в восточных регионах +15 по Цельсию и обилии осадков весна календарной зимой была, по-видимому, обычным явлением. Впрочем, прежде всего, Стива интересовал не климат, а то, насколько подобные условия благоволили тому, чтобы в чьем-то палисаднике, за разросшимся кустом тамариска притаилась опасность, более значимая, чем старик, подозрительно смотрящий на двух неизвестных снизу вверх. Пока они медленно шли по улице в направлении предположительно расположенной внизу рыночной площади, Роджерс стал более внимательно присматриваться уже к людям, а не к общей обстановке. Много женщин, дети, мужчины-старики… Молодые мужчины почти не встречались. Из перпендикулярного улице переулка, громко выкрикивая что-то невразумительное, выбежали двое чумазых ребят. Завидев чужаков, они резко затормозили. В какой-то момент Стиву даже удалось поймать на себе этот затравленный волчий взгляд… Губы ребенка задвигались, шепча на своем нечто трудновоспроизводимое, с видоизмененным корнем «Америка». Роджерса подобная реакция озадачила, заставив задуматься. На них не было никаких знаков, обозначающих национальную принадлежность, никаких ярлыков или прочих очевидно уличающих вещей, вроде пачки американских сигарет в руке или куртки с надписью «Brooklyn». Они не переговаривались, чтобы опознать их можно было по говору, и оружие Стив заведомо выбрал универсальное, не привязанное к американскому производству. — Видимо, сыновья дяди Сэма здесь частые гости, — Хартманн нашептала свой вывод Роджерсу на ухо и, обратившись взглядом к детям, приветливо им улыбнулась, приятным голосом с мягкой интонацией произнеся: — Ас-саляму алекума̀. — А у нас, видимо… — вновь прильнув к ее уху, беззвучно заговорил Стив: — У меня клеймо на лбу, как у племенного быка, — он усмехнулся. — «Made in USA». — Расслабься… Внешне ты больше похож на выходца долины Бекаа, — Диана коротко посмеялась. — И это не комплемент. Я в неподдельном ужасе от того, что делаю с тобой. Но… не время об этом, верно? Если, конечно, юные принцы вот прямо сейчас не сидят по домам и не вяжут кружева себе в преданное, то возрастная прослойка мужчин от — скажу навскидку — пятнадцати и до пятидесяти здесь напрочь отсутствует. Как думаешь, где они и чем заняты? — Надеюсь, не тем, что обычно делают в местах вроде Бекаа. Что бы там не делали… — Роджерс предпочел прикинуться идиотом, лишь бы не сильно углубляться в тему всеобщей воинской повинности, вербовки и взращивания молодого поколения убийц, которые быстро придут на смену старым. После трех, хотя солнце уже не стояло в зените, прямо над их головами, по-прежнему было жарко. Сухой пустынный ветер не спасал положение. Во время их пешей прогулки Стив без лишних слов подсунул ей под руку флягу с водой. Понаблюдав за обстановкой, присмотревшись к местным, он уже выработал в голове примерную концепцию удобоваримого поведения, которая, он надеялся, поможет ему войти к этим людям в доверие. Здесь было много женщин и мало мужчин, способных заниматься тяжелым физическим трудом, не считая мальчиков, которых древние обычаи и религия обязывали с малолетства помогать матерям и сестрам. Конечно, Стив не собирался добровольно отдаваться в бесплатное рабство или открыто навязывать помощь тем, кто, в общем-то, и без его участия справлялся замечательно, но… если существовала крохотная возможность еще чем-то, помимо денег, заплатить этим людям за гостеприимство, он будет только рад. В центре, на рыночной площади оказалось довольно многолюдно, так что им обоим пришлось оперативно корректировать изначально прикинутое на глазок количество населения. Кроме того, вдалеке, по ту, противоположную от площади сторону виднелось несколько разобщенных пространством панельных пятиэтажек. С одной стороны, выгодное обстоятельство — больший выбор, выше шанс затеряться в толпе, с другой — будут ли им рады, при такой-то скученности. По мере погружения в толпу вокруг них постепенно разворачивалась характерная для подобных мест шумная суматоха. Торговцы в голос зазывали покупателей, покупатели привередливо выбирали товар, что-то обсуждали, спорили, пытались сбивать цену. Пространство между торговыми рядами было небольшое, люди перемещались в тесной толкучке, однако, едва завидев двоих в военной амуниции, мгновенно расступались, освобождая дорогу. Стив в сотый, наверное, раз пожалел, что они взяли с собой чертовы автоматы, которые, даже пассивно вися на груди, играли роль штыков, распугивающих людей. Из-за высокого прилавка, что-то крича на бегу и смотря себе за плечо, а не на дорогу, выбежала девчушка… от силы лет пяти, с непокрытой головой и густющими черными волосами. Отступать с траектории столкновения Роджерсу было некуда, совсем некуда, сзади плотным потоком двигались люди. В итоге девочка так и врезалась в него на бегу, и Стиву даже пришлось осторожно придержать ее ладонью за затылок, прижав к своему бедру, чтобы силой столкновения ее не отбросило назад, с возможным риском получения более серьезных повреждений, чем испуг и пара синяков. Едва погасив инерцию удара, Стив поспешил отпустить, надеясь, что эта нечаянная ситуация разрешится как-нибудь сама собой, ребенок благополучно побежит дальше, и никто не заострит на этом особого внимания. Но испуганная девочка застыла как вкопанная, прижимая ладонь к ушибленному лбу и какое-то время рассматривая случайного незнакомца где-то на уровне трех с половиной футов своего роста… Саркастически очень удачно именно где-то на этом уровне, плюс-минус пара дюймов, у Стива были пояс, благо без гранат, набедренная кобура, да и вообще он был одет явно нетипично для гражданского мирного населения. Роджерс опомниться не успел, как Хартманн оказалась на стороне столкновения, ближе к шокированному ребенку, присела рядом с ней на корточки и о чем-то заговорила на беглом арабском. Оглядываясь в попытке оценить, сколько нежелательного внимания они к себе привлекли, Стив заметил из-за прилавка опасливо-робкий, но в то же время хищно-настороженный взгляд угольно-черных мальчишеских глаз… — Все в порядке, — озвучил Стив одну из тех ходовых фраз чужого языка, которые выбрал для себя, чтобы заучить непременно с правильным произношением. — Мы вас не обидим, — для пущей убедительности Роджерс продемонстрировал мальчику свои раскрытые пустые ладони. Кинув взгляд поверх злосчастного прилавка, отчасти ставшего причиной происшествия, Стив подумал, что, если он принадлежал этой семье, если эти дети здесь торговали, они могли бы что-нибудь у них купить. — Это… это ваше… место? — как задать более правильный вопрос, Роджерс, к сожалению, не знал. Опасливо, мелкими шагами мальчик вышел вперед, протягивая руку за сестрой, требовательно окликнув ее и, улучив момент, подхватил на руки сзади, после чего они почти мгновенно потерялись в толпе, легко лавируя между людьми. — Это не их торговая точка, — Хартманн снова встала рядом, взглядом указав на бородатого старика в черной куфии, закрепленной на голове широким ободом, едва-едва, одной макушкой, выглядывающего из-за ящиков с какими-то средних размеров фруктами, похожими на карликовые дыни. Товара было много, самого разного, но при таком климате, сочетающемся со здешними условиями торговли, ассортимент был представлен по большей части растительными продуктами — фруктами, овощами (Стив предполагал, что в межсезонье они привозились либо из более теплых регионов, либо вовсе импортировались из других стран) и пестрил разнообразием трав, о названии и вкусовых качествах которых Роджерс, по большей части, не имел ни малейшего понятия. Из более или менее калорийной пищи часто встречались сладости, сухофрукты, орехи и несколько странные нездешнему обывателю виды сыров, с более долгим сроком хранения. Еще в первые свои вылазки Стиву удалось выяснить, что мясом, в силу отсутствия подходящих условий хранения, здесь торговали преимущественно в живом виде. При условии, что у местных было достаточное количество голов в хозяйстве, чтобы прокормить семью и при этом часть отдать на продажу. Диана подошла к прилавку и, окинув предлагаемый ассортимент взглядом, взяла в руку крупный оранжевый плод. Пожилой продавец оживился, но все еще и близко не проявил свойственную местным разговорчивость, так что Стив, для более очевидного обозначения их намерений, достал из кармана и продемонстрировал сложенную вдвое пухлую скрутку банкнот. — Ас-саляму алейкум, — он вежливо поприветствовал. Подойдя еще чуть ближе, показательно косясь взглядом в сторону свободно бродящих у всех на виду овец, осторожно подбирая слова, поинтересовался, у кого можно купить хорошее мясо. По тому, как реагировали на них торговцы и население в целом, Стив быстро смекнул, что все местные здесь строго делились на два типа. На гостеприимных и горластых зазывал, расписывающих все прелести своего товара чужакам с оружием ровно в той же мере, что и своим, а то и больше, будучи уверенными — они привезли с собой деньги и готовы потратиться, потому что, как говорится, «голод не тетка». И на тех, кто чурался их, прятался за нагромождениями ящиков и носа не высовывал из-за заставленных прилавков, заваленных годным товаром, который они принципиально не собирались ни предлагать, ни продавать… — Ты понимаешь, что они говорят? — поинтересовалась Хартманн, надкусывая спелый абрикос и с интересом поглядывая на Роджерса. — Фрагментами, — Стив внимательнее прислушался к фоновому шуму, пытаясь выделить из сплошного потока отдельные слова. — Нахваливают свой товар, — повернувшись к ней, чтобы спрятать лицо от посторонних, спросил в ухо. — «Жамила» значит «красивая», верно? Это они явно не про дыню… — Ага, — Диана улыбнулась. — А «сахѝхэн» в сочетании с отрицательной частицей означает «неверная»… — прикрыв рот, она осторожно выплюнула в ладонь гладкую абрикосовую косточку. — Слушай, ты, правда что ли собрался купить живого барашка? — Других здесь не продают, если ты заметила. А нам с тобой, — Роджерс посчитал справедливым намекнуть, если вдруг она решит убедить его, будто наестся фруктами, что и он был бы не прочь перекусить. Не травой и не чурчхелой. — Нужно мясо. Если в голодный обморок грохнусь я, будет не смешно, — вопреки собственным словам, Стив посмеялся. — Тебе тяжести таскать запрещено. — Где ты собрался его готовить, умник? — Удивлен, что ты не спросила, как я собираюсь это делать, — Стив даже не потрудился скрыть самодовольную ухмылку, до того, как закинул в рот горсть фундука. Ни разу не впечатленная Хартманн пожала плечами. — Глупо спрашивать об этом человека, прошедшего Вторую мировую человеку… прошедшему Вторую мировую. Это вам еще повезло, что в Европе не было экзотики. Змей там всяких… скорпионов. Кстати, на вкус вполне сносно, если правильно готовить. — Не… сомневаюсь… — вовремя подавив кашлевой рефлекс, Стив заставил себя сперва очень тщательно прожевать орехи и проглотить их, после чего, морщась, продолжил: — И все же предпочту, чтобы нам не пришлось жарить его где-нибудь посреди пустыни, закусывая… гм. скорпионами. В толпе мелькнуло что-то смутно знакомое, как… вспышка дежавю, и присмотревшись, Роджерс узнал парня, с двумя здоровенны баулами, которого уже видел на подъезде к городу. Сколько времени прошло с тех пор? Полтора часа? Два? Обменявшись взглядом с Дианой, Стив попытался ускорить шаг, но она его удержала, отрицательно мотнув головой, мол: «Не лезь». Она кивнула в направлении, куда мальчик предположительно шел — крайнее торговое место в ряду, ничем не примечательное и на фоне остальных сильно обедненное выбором. Ящики были полупусты и хранили в себе вовсе не привозные красивые дыни с апельсинами, а местные, на вид явно еще не дозрелые абрикосы, финики, мелкие мохнатые киви и… кажется в самой маленькой крайней коробке — сливы. За все время здесь сливы Стиву на глаза еще ни разу не попались, так что, наверное, это была единственная точка на всем рынке, где их продавали, и спросом они явно не пользовались. За прилавком тихо сидела скромная женщина, на лицо… средних лет. Арабы старели совсем по-другому, нежели европейцы, создавая проблемы с визуальным определением возраста. Лет сорок, возможно, моложе… Она не зазывала покупателей, не кричала, расхваливая товар, но и не шарахнулась, когда подошли чужаки. Проследив явно неравнодушный взгляд Дианы, Стив неизменно вежливо поздоровался, кивнул на заветную коробку и поинтересовался о цене. Арабское название сливы, как назло, вылетело из головы. Роджерс не слишком хорошо ориентировался в местных ценах на продукты, и обычно просто платил ровно столько, сколько называли. Но даже по меркам незнающего Стива, в сравнении со всеми предыдущими, женщина назвала совершенно смешную цену, и это за килограмм, а не за штуку. — Берем, — сказал Стив, протягивая деньги, но женщина вдруг смутилась и ответила что-то, что Роджерс совершенно не воспринял, вопросительно переглянувшись с Хартманн. — Она говорит: «Килограмма здесь не будет, по деньгам выходит меньше, а у нее нет сдачи с такой купюры». — Не нужно сдачи, — отмахнулся Стив, продолжая держать деньги в протянутой руке. Женщина сперва колебалась, а потом выражение ее лица изменилось, когда она заметила что-то позади них. Кого-то. Стив обернулся и увидел того самого мальчика с баулами. Женщина взяла деньги, сказав что-то похожее на «подождите», и тут же скороговоркой заговорила с подошедшим мальчиком, судя по интонации, о чем-то его спрашивая. Роджерс сперва не сообразил, а потом, когда парень, поставив сумки и ногами задвинув их под прилавок, стал выворачивать карманы, догадался… Стив на всякий случай еще раз осмотрелся, пытаясь представить себе ситуацию со стороны. Женщина торговала здесь одна, по близости не было видно никого, кто заинтересовался или обеспокоился бы тем, что к ней подошли двое военных с оружием. Что бы там ни было в тех сумках, ребенок тащил их один, причем, явно не с соседней улицы и не то, чтобы по пути встретилось много желающих ему помочь. Скорее всего, по причинам, о которых Стив совершенно не хотел знать, эта семья состояла всего из двух человек, при этом здешние традиции совершенно не делали разницы между ребенком и взрослым мужчиной: он в любом случае был обязан заботиться о женщине — матери, сестре, тётке — кем бы она ему не приходилась, помогать ей и защищать ее. Приветливо улыбаясь, парнишка протянул Роджерсу пакет со сливами и измятые мелкие купюры сдачи. — Спасибо за покупку, сэр. Стив до того удивился внезапной реплике, что даже слегка отпрянул. — Ты говоришь по-английски? — Роджерс попытался заговорить на английском, но встретив лишь полный отчаянного непонимания взгляд и молчание в ответ, быстро сообразил, что, скорее всего, это была всего лишь заученная дежурная фраза, призванная угодить покупателю-иностранцу, такая же, какими он сам пользовался в арабском. Придя к такому выводу, он ответил уже на арабском, немного коряво: — Шу̀кран (араб. Тебе спасибо). Но интерес-то уже был подогрет. Насколько часто сюда приходили чужаки, в частности, англоговорящие, что в угоду им даже заучивали вежливые фразы? Учитывая то, что часть населения шарахалась, часть проявляла вынужденную толерантность, можно было предположить, что, по меньшей мере, нередко. И только один этот паренек попытался заговорить с ними на английском. Кто он? Обычный выпендрежник или умный малый, который пытается угодить и без того не слишком частым покупателям? Обменявшись заинтригованным взглядом с Хартманн, Роджерс решил — была не была! Видят они их в первый и последний раз, и простое человеческое любопытство большой беды не сделает. — К вам так часто заглядывают военные? — Диана поинтересовалась у мальчика, тайком наблюдая за его реакцией на вопрос, его мимикой, чтобы понять, насколько он в принципе расположен к диалогу. — Чаще, чем хотелось бы… — охотно ответил парень, не смотря на очевидный подтекст его слов, не выражая явной антипатии, скорее, наоборот. Но сложно было утверждать наверняка, потому что на месте он не стоял — почти полностью спрятался за прилавком и возился с сумками, оказавшимися заполненными съестным товаром на продажу. Женщина было засуетилась, но он сказал ей что-то односложное, полуприказным тоном, и она осталась сидеть на месте. — Вы американцы? — Нет… — Хартманн загадочно протянула конечную гласную, силясь подавить напрашивающуюся на лицо веселую улыбку, когда лохматая голова резко показалась между коробками, и парень посмотрел на них ровно с тем же горящим интересом, с которым они смотрели на него. — А кто? Стив не знал дословного перевода, но по интонации и промелькнувшей во взгляде растерянности все понял, для себя переведя это как: «Если не американцы, то кто тогда?» И отчасти он эту мальчишескую растерянность разделял: арабский от Дианы мог, кого угодно озадачить. Слишком непохожа она была на сирийку и слишком хорошо знала язык. Роджерс не успел подумать над наиболее удачным ответом: мальчика окликнула женщина, отозвала его в сторону, и они о чем-то заговорили шепотом. Стив слышать — слышал, но точно перевести сумел только перечисленные списком названия, в точности совпадающие с той самой съестной провизией, пакетами с которой он был обвешан после всех предыдущих покупок. Фрукты, овощи, даже шарики шанклиша в кульке из газеты… Женщина долго и настойчиво что-то говорила, пока парень украдкой рассматривал обоих «гостей», а Стив при этом очень старательно делал вид, будто не замечает изучающего на себе взгляда. И в самом деле, он гораздо больше замечал, как на них стали очень некстати коситься остальные люди, очевидно, наконец-то обратившие внимание, что у одного прилавка чужаки задержались подозрительно надолго. — Мама думает, что вы, вероятно, ищите что-то конкретное, раз, закупившись лучшими фруктами на рынке, продолжаете здесь ходить. Зрелые персики быстро испортятся в духоте, сладости растают, а сливы… они честно вкусные, но… — парень смерил их взглядом, на этот раз совершенно открыто. — Разве вы ими наедитесь? До Стива монолог хоть и дошел через слово, усмешки он сдержать не смог. Лично ему нечего было ответить вслух на такую содержательную тираду, но Диана как будто прочла его мысли, за них обоих озвучив: — У тебя очень наблюдательная мама, — она учтиво слегка кивнула женщине. — А ты сам очень смелый и приветливый, но… боюсь, у вас все же нет того, что нам нужно. На основе их коротких переговоров Стив быстро сделал вывод, что вряд ли они найдут здесь людей, более лояльных к чужакам, чем этим двое, поэтому решил воспользоваться, вероятно, единственным шансом. Он снова показал деньги, намекая, что в долгу за гостеприимство они не останутся. — Мы… хотели бы купить что-нибудь мясное и, возможно… — Роджерсу до злости отчаянно не хватало слов, чтобы выразить мысль не топорно, лишь общей сутью, а по всем правилам вежливости, дать понять, что его не радует перспектива напрашиваться в чужой дом, но… он был бы очень рад и безмерно благодарен, если бы им подсказали, где в этом городе можно сытно поужинать и, вероятно, остаться на ночлег. Женщина сказала о чем-то мальчику, после чего он долго, словно что-то решая, смотрел на них обоих. Но больше все же на Стива. — А вы умеете убивать животных, сэр? — наконец, поинтересовался он. — Или привыкли покупать готовых в магазинах? Хартманн рядом нескромно засмеялась. Не ожидая от нее подобной реакции, Роджерс вопросительно на нее посмотрел: — Я что-то пропустил? — он спросил шепотом. — Мальчишка боится, что «что-нибудь мясное» надерет тебе зад. И… он приглашает нас в свой дом на ужин. О да! Стив определенно что-то пропустил. Что-то очень важное. Например, приглашение. До этого Роджерс уже слышал, как мать обращалась к сыну, так что неформально уже знал его имя. Но решил, что все должно быть официально: Он протянул парнишке руку, как никогда за последнее время жалея, что не может представиться настоящим именем, и назвал фальшивое. Без прямой привязки к армейским чинам, поэтому фальшивое звание опустил. — Я Роджер Стивенс. — Рашид… Азар, — мальчик сначала искренне растерялся, его взгляд забегал в пространстве, но после некоторой заминки все-таки протянул руку для ответного рукопожатия. После чего представил позади стоящую женщину. — Моя мать Хизра. Она приглашает вас к нам в дом, на ужин. Если… если вы желаете, — он добавил несколько неуверенно. Стив учтиво кинул сперва мальчику, затем и женщине за его плечом, теряясь в догадках, можно ли ее благодарить и есть ли в действительности за что, или единственный мужчина в семье, по обыкновению держащий за собой последнее, решающее слово, просто поставил ее перед фактом. Запоздало сообразив, что ему, как мужчине, скорее всего, тоже полагалось представить стоящую рядом с ним женщину, он на всякий случай послал Диане извиняющий взгляд и произнес: — Диана Хартманн. Она мой… друг. Роджерс догадывался, что арабы крайне неохотно соотносили понятие «друг», применимое к женщине по отношению к мужчине, но как объяснить иначе, Стив не знал. Друг моего друга? Женщина моего друга? Лучше всего подходила «жена», но, ведь это было не так, а лгать Стив не хотел. Да и не был уверен, что весь этот каламбур с тем, кто кому кем приходится, безмерно любимый местными, вообще стоило затевать. Особенно, ему, с его уровнем языка…

***

Солнце клонилось все ниже и ниже к горизонту, окрашивая пейзажи вокруг в характерные для закатного времени оранжево-алые оттенки. Стив примостился на старой автомобильной покрышке, на заднем дворе убогого, но гостеприимного дома, а вокруг бродили, время от времени издавая характерные звуки, козы. Хорошо хоть овцы остались запертыми в хлеву, не напоминая лишний раз о том, что буквально час назад он одну из них зарезал и разделал. — Знаешь, мне становится по-настоящему страшно, — Хартманн тихо, как удавалось на его памяти очень немногим, подошла к нему и, встав чуть в стороне, посмотрела сверху вниз на исчерченный карандашом лист. — Сперва из-за меня ты выучиваешь русский и посещаешь лекции в иностранном медуниверситете, теперь ты учишь арабский и режешь чужих овец, чтобы я могла поесть мяса, — она усмехнулась одновременно и весело, и нервно, давая понять, что это по-настоящему ее беспокоит. — Что дальше, Стив? Примешь ислам и вступишь в ИГИЛ? — Вообще-то, мяса я и сам не прочь съесть, — Роджерс поднял на нее взгляд, прикрываясь от солнца рукой. — Еще помощь нужна? — Нет, — Хартманн забавлял энтузиазм, с которым Роджерс стремился быть полезным. — Хозяйка выгнала меня с кухни со словами, что мы гости в ее доме, ты и так сделал много, а значит теперь нам позволено только отдыхать и ждать, когда нас пригласят к столу. Она сказала, что мы можем остаться на ночь. У них есть лишняя кровать и… матрас. — Это здорово, — Стив был искренне благодарен за подобный теплый прием, на который, признаться, совсем не рассчитывал. — Но матрас явно лишний. Я прикорну в машине буквально на час-полтора, а после… — он всмотрелся вдаль, где сквозь частокол, отделяющий дом от улицы, виднелся пыльный переулок с рядом похожих друг на друга домов. — Я должен вернуться за Трэвисом и остальными парнями, — Стив рывком поднялся на ноги, когда вспомнил, что других сидячих мест, кроме голой земли, по близости не имелось. — Знаю, мы тратим время впустую и заводим, вероятно, совершенно лишние знакомства, но… Даже при условии, что нам лучше не пересекаться с регулярной армией и, тем более, не набиваться в ее ряды, я не могу там их бросить, рассчитывая на то, что они выберутся как-нибудь сами. Я поеду в ночь, ты как раз сможешь нормально отдохнуть, а уже утром я вернусь за тобой, мы проводим ребят на ближайшую американскую базу или в госпиталь, за которым наши ВС закреплены, после чего сможем со спокойной душой продолжить поиски. Прости. Я прикидывал так и эдак… По-другому, правда, никак. Для Хартманн это было ожидаемо, поэтому она стояла молча, пытаясь разглядеть карандашный набросок у Роджерса на коленях. Стив, заметив несколько неожиданный на фоне всего сказанного интерес, даже сперва растерялся, но, в конце концов, протянул ей скетчбук. — Догадываюсь… — он смущенно почесал все еще влажный после помывки под ручным умывальником затылок. — Что рисование — последнее, за чем ты ожидала меня поймать, но… иногда это помогает привести в порядок мысли и сосредоточится на главном, отсеяв второстепенное. — Можно? — Хартманн взглядом попросила разрешения пролистать. Роджерс неопределенно передернул плечами. Он знал, что если прямо откажет, она настаивать не станет. Но и давать очевидного позволения он не хотел. Никому не давал… — Что же именно из «второстепенного» столь нуждается в отсеивании? — Диана села на вежливо уступленное Стивом место и положила альбом себе на колени, чтобы было удобнее и безопаснее перелистывать плохо закрепленные страницы. В итоге, творчество, до которого она и не чаяла добраться, настолько затянуло ее в размышления о событиях и причинах, при которых автор мог нарисовать тот или иной рисунок, что она начисто забыла о заданном вопросе и совершенно не слушала ответ на него. — Скажешь что-нибудь? Первое, что она услышала неопределенное время спустя, словив себя за тем, что непроизвольно поглаживала один из нарисованных образов подушечками пальцев. — Что?.. — она подняла на Стива растерянный взгляд. Когда тот, осознав, что она совершенно его не слушала, не стал ни повторяться, ни продолжать, Диана вернула все внимание рисунку. В нижнем правом углу каллиграфией была выведена дата — 09.24.2011, то есть спустя всего несколько месяцев после его пробуждения в новом веке; и подпись дробным почерком — «Гранд-Каньон, Аризона». — Это Баки? — глупый вопрос, ведь Стив никогда не скупился на детали и воспроизводил все на бумаге максимально приближенным к реальности, вот только… у Баки с рисунка короткая стрижка, на нем футболка с коротким рукавом, красноречиво демонстрирующим его левую руку такой, какой в реальности нового века у него давно уже не было — живой, из плоти и крови. — Тогда я еще не знал, что с ним сделали. Не знал про ГИДРу, про руку, не подозревал, что он жив, и… рисовал его таким, каким он был в моей памяти. — Баки никогда не был на Гранд-Каньоне… — Хартманн сказала несколько растерянно и смущенно, по-настоящему жалея о том, что позволила себе увидеть настолько личное — чужие сокровенные фантазии, которым не суждено было обернуться реальностью. По крайней мере, тогда, на момент создания рисунка. Стив присел на корточки возле покрышки, так, что они соприкоснулись плечами, и тоже всмотрелся в изображенную на бумаге сцену: широко, до обнаженных зубов улыбающийся Баки, распахнувший обе живые руки так, словно пытался объять разом весь земной шар, стоявший на фоне безошибочно узнаваемого по детальным особенностям рельефа национального парка «Гранд-Каньон». — Но хотел побывать, — Роджерс зачем-то понизил голос до шепота. — Мечтал об этом еще в 40-е, но… у войны на него были другие планы, и… в общем, тогда не получилось, а потом… уже спустя семьдесят лет я сам туда приехал и… нарисовал его так, как будто он все-таки там побывал и… даже над каньоном готовый рисунок поднял… — Стив, сам того не замечая, покраснел и сделался пунцовым до кончиков ушей. — Никому даром не сдавшиеся сантименты, знаю, но… это были первые месяцы, я чурался современности, не знал, куда себя деть и что делать… Хартманн покачала головой, отрицая любые оправдания. Для ее в них не было совершенно никакой необходимости. Их окликнули откуда-то из глубины дома, и она резко захлопнула полный разоблачающих воспоминаний альбом, торопливо вручив его владельцу. — Нас зовут к столу, — она на всякий случай продублировала в английском переводе и, поднявшись, поспешила в дом. Чувство голода по-прежнему отсутствовало, но от запаха свежеприготовленной, еще шипящей на огне свеженины, если обращать на это внимание, слегка кружилась голова… В сравнении с большинством других небогатая, если не сказать бедная семья всего из двух человек, за каких-то пару часов организовала им — чужакам, вошедшим в их дом с оружием — такой ужин, что у Роджерса, если честно, пропал и тот не изобилующий словарным запасом дар арабской речи, которым он обладал. Хозяйка что-то старательно пыталась ему втолковать, но Стив ее совершенно не понимал. Слишком быстро, много бытовых слов, слишком отличающихся от предельно конкретного армейского лексикона… — Она знает, что у… — Хартманн споткнулась о значение слова, но в итоге решила переводить дословно. В конце концов, на пятьдесят процентов, целиком доставшихся Роджерсу, это могло быть правдой. — Христиан не принято есть на полу, но стола у них нет, и за это… она просит прощения. — Все в порядке, — поспешил заверить Стив. — Правда, это неважно. Я… мы очень благодарны вам за… — он окинул взглядом расставленные прямо на полу блюда, названия которым он угадывал только выборочно. Пресные лепешки вроде тортильи, например. В любой кухне они выглядели примерно одинаково. — Благодарны за ваше гостеприимство. На правах хозяина Рашид внес в комнату основное блюдо — все еще дымящийся казан с бараниной, зажаренной с рисом. Рашид (Роджерс зарекся думать о парне, как о ребенке, после того, как они вместе разделали целого барана. Парень разделывал, Стиву, как более физически сильному, было доверено только убить животное, дальше он был лишь на подхвате) предложил гостям выпить, и Стив, получив от Дианы ощутимый тычок локтем в ребра, понял, что обязан прикрыть ее отказ, чтобы не прослыть совсем невежливым и неблагодарным. Хозяевам ведь невдомек, что предлагать им выпивку — только продукт зря переводить. На самом деле, Стива давно подмывало начать осторожно выяснять, с чего вдруг такое теплое к ним отношение, но в который раз останавливало незнание языка на должном уровне, позволившее бы ему вести более правильный, осмысленный диалог, понимая, о чем принято говорить, а о чем благоразумнее умолчать. Собственная топорная речь и понимание чужих ответов через слово откровенности явно не поспособствуют, а Диана… что ж, скрепя сердце, Стиву пришлось примириться с мыслью, что женщина здесь на десятых ролях и то, о чем могло быть рассказано ему при правильно поставленном вопросе, никогда не расскажут ей, как бы прекрасно она не владела языком и культурой. — Часто у вас… останавливаются случайные гости? — где-то в середине ужина Стив все же попытался завести диалог. Опасаясь показаться излишне любопытным, он сразу пояснил свой выбор вопроса. — Вы… довольно неплохо знаете традиции чужаков. — Мы не в лесу живем, как многим кажется. Здесь многие знают традиции… немусульман, — парень довольно ловко заменил привычное местным и возведенное в ранг ругательного слово «неверные» на… более толерантное. — Как и вы знаете наши. Только большинство их игнорирует, предпочитая навязывать каждый свои. Ты, например… ты изучаешь наш язык, пытаешься говорить с нами по-нашему, понимать нас. Не все поступают также. Не все даже платят за то, что берут, проезжая через наш город. И снова Стив разобрал только половину. — Ты имеешь в виду американцев? — Хартманн опередила Роджерса с вопросом. Рашид выразительно на нее посмотрел. — Не вижу разницы. Бывает, наши ведут себя хуже чужаков, бывает, наоборот. В основном и те, и другие приезжают сюда за провизией. Мы выгодно расположены. Своего у нас мало, но мы… закупаем. Кто-то платит, кто-то просто берет, что захочет. Я выучил не американцев, русских и наших, а… хороших и плохих. Вот только, когда они приезжают, не сразу понятно, кто из них кто. — И кто же, по-твоему, мы? — Диана явно не осторожничала с вопросами. Рашид сначала долго и пристально на нее смотрел, а потом довольно холодно ответил. — Я еще не решил. — Но ты пригласил нас в свой дом и накормил ужином. — Не я пригласил, а мать, — парень сказал, как отрезал. Сам собой напрашивался вопрос: «Почему?» — но Стив красноречивым взглядом запретил Диане задавать его напрямую. — Что ж… в любом случае, спасибо вам за доверие, — Роджерс впервые позволил себе обратиться к женщине напрямую, надеясь, что не нарушил этим какую-нибудь заповедь или непреложный закон шариата. — Мы постараемся его оправдать. — Вы ведь останетесь на ночь? — Стиву показалось, или в интонациях женщины прозвучала скрытая надежда на положительный ответ, как если бы по какой-то причине ей было не все равно. — Если я могу еще что-то для вас… Хартманн больше не смогла вынести ни секунды этого беспричинного роптания. Она отложила вилку и посмотрела прямо на парня, тем же пристальным взглядом, с которым он смотрел на нее, всякий раз, как она открывала рот вперед Роджерса. — Если ты сам еще не решил, хорошие мы или плохие, то, может, объяснишь, откуда у твоей матери это слепое желание нам угодить? — Диана смерила женщину взглядом, удостоверяясь, что та наравне с сыном услышала и поняла каждое ее слово. — Мы ничего вам не сделали. Ничего плохого… Но и ничего хорошего. — Диана. — Стив, — она не повелась на его упрек. — Местные от нас разбегаются. Многие очевидно отказывались с нами торговать, не говоря о том, чтобы позвать в дом. Я хочу знать, почему отношение к нам этой семьи отличается от остальных, только и всего. — Вы не сделали. Но тот, кто приходил до вас — сделал многое. Я думала, быть может, вы знаете его… — Замолчи! — мальчишеский кулак впечатался в пол совсем не впечатляюще, даже посуда не подпрыгнула, зато мечущий молнии взгляд был красноречив. — Замолчи, женщина! — Рашид резко вскочил на ноги, со звоном развернув недоеденное блюдо, так резко, что даже Стив со своей реакцией с трудом успевал за обстановкой, накалившейся в одно мгновение. — Тебе не приходило в голову, что самый лучший способ отблагодарить его — не упоминать о его существовании… первым встречным-поперечным и… вообще никому?! — выкричавшись, он просто стоял, возвышаясь над остальными сидящими, и сжимал кулаки в бессильном гневе, с каждой секундой все больше становясь похожим на того, кем он на самом деле был, вынужденный всего лишь играть роль взрослого, — обиженным ребенком, который мог себе позволить слезы разочарования. — Что же ты наделала, мама… — ни на кого больше не глядя, мальчишка выбежал прочь из комнаты. Стив с трудом проглотил то, что за миг до случившегося имел неосторожность положить в рот и не дожевать. Становиться причиной скандала в чужом доме, определенно, не входило в его планы. Совершенно неожиданным образом, через тот самый скандал, за который хотелось сквозь пол провалиться, напасть на след Баки, он тем более не планировал. Да и… Стоп! С чего вдруг из пары обезличенных реплик в его голове буквально за мгновение успела родиться идея, будто среди потенциальной бесконечности встречных-поперечных речь шла именно о Баки?.. С того, что… Чертовы сливы, одни на всем рынке! Чертов неуловимый Призрак, с непомерно обостренным чувством справедливости к чему бы то ни было! Черт тебя подери, Джеймс Бьюкенен Барнс! Испуганная женщина запричитала что-то совершенно невразумительное и всплеснула трясущимися руками, глядя вслед убежавшему сыну. — Мне очень жаль, что так получилось, мэм… — Стив, стремясь как можно доступнее выразить свою искренность, прижал к груди ладонь. — Ужин был прекрасным. Он кивнул Диане, давая понять, что хочет она того или нет, а прямо сейчас им придется поделить между собой объекты взаимодействия строго согласно гендерному признаку. Он мог плохо понимать и не к черту говорить, но что-то подсказывало, что у него без лишних слов получится наладить контакт с маленьким партизаном, в то время как она должна будет успокоить женщину и попытаться убедить ее, что ничего преступного своим признанием она не совершила. — Найди мальчика, — Хартманн кивнула, с трудом подавляя радостную улыбку, мимо воли растягивающую губы. Не из-за скандала, само собой. Из-за Баки… и в этом он не мог ее винить. — Узнай, что сможешь. Я останусь здесь. Роджерсу параллельно пришлось смириться с мыслью, что подремать ему не светит даже часа. Снаружи солнце давно село, погрузив двор во тьму, в которой он мог себе позволить беспроблемно ориентироваться лишь благодаря улучшенному зрению. Покрутившись недолго вокруг дома, распугивая одним своим присутствием коз и кур, не запертых в сарае, Стив пришел к единственно правильному выводу и негромко, чтобы не пугать соседей, произнес: — Если мне придется лезть за тобой наверх, боюсь, я проломлю вам крышу… Не очень дружелюбно, верно? Прислонившись к бревенчатой стене в ожидании, Стив стал обдумывать все увиденное и услышанное за день, медленно, но верно сводить наблюдения в единый личностный портрет, могущий быть заветным ключом к доверию напуганного, но не по годам сообразительного ребенка. Фразой «мы не в лесу живем» мальчик ясно дал понять, что он в курсе происходящего в мире. Каковы шансы, что он окажется также в курсе реальной личности Баки, и, в таком случае, какую из двух стоило считать реальной для мировой общественности — Джеймса Барнса или Зимнего Солдата? Или вообще Марида, выражаясь здешним языком? Сколько парнишке вообще? Лет десять? Двенадцать? Много ли современных детей в его возрасте могут совершенно осознанно залепить вооруженному незнакомому дядьке фразу: «Я выучил не американцев, русских и наших, а… хороших и плохих». Кто научил его этому? Кто вложил в его младенческий ум эту идею о хорошем и плохом? Кто-то ведь должен был?.. Кто бы ни был, дай боже, чтобы взросление не убило в нем это. Чтобы общество не убило… Роджерс недолго мучился сомнениями, на пару с нежеланием разрушать свое прикрытие, прежде чем достал из потайного внутреннего кармана старкфон и впервые за все время их здесь пребывания нажал кнопку включения. Экран ожил спустя пару секунд, и Стив полез в бездонное внутреннее хранилище в поисках зашифрованных личных файлов. Шанс, конечно, был мизерным, что впечатление будет то самое, все-таки это не Америка, где супергерои были, считай, отдельной субкультурой. Уловив чутким слухом заветный шорох на крыше, Стив повторил попытку. — Для долгих уговоров я все же слишком плохо знаю язык. Да и не стал бы я тебя уговаривать, ты ведь уже взрослый. Я просто… хочу тебе кое-что показать. А после ты сам решишь, хочешь ты со мной говорить или нет. В ночной относительной тишине внезапно раздался удар чего-то тяжелого о землю, но по-настоящему испугаться за то, что мальчик сорвался, Роджерс не успел, помешал звук шагов. Стив обернулся в их направлении, и в лицо ему прилетел неприветливо яркий белый свет фонарика, вынудивший прикрыть глаза ладонью. — Мама не всегда думает, о чем говорит. Иногда бывает, она по незнанию болтает всякие глупости, которым не стоит верить… — Тебе виднее, — отдав парню в руки все карты, Стив спокойно отшагнул от слепящего света, держа в вытянутой руке телефон с подсвечивающимся экраном. — Ты смышленый парень. Уверен, ты знаешь, что это за штука. Возьми, — все еще опасаясь спугнуть излишне резким движением, Роджерс сделал медленный, осторожный шаг навстречу. — Возьми, ну же… Рашид боязливо протянул руку и почти мгновенно отпрыгнул назад, как дикий зверек, берущий лакомство из человеческих рук. Как только телефон оказался у него, Стиву осталось только затаить дыхание и ждать. Парень сначала долго смотрел в экран. В какой-то момент до Стива дошло, что тот настолько оторопел, что забыл дышать. А еще по такой реакции он понял, что… да, неизвестный, знакомство с которым мальчик столь отчаянно отрицал — это не кто иной, как человек с экрана, неуловимый Баки Барнс. — Это мой телефон. Я сам лично сделал эту фотографию. Человек на ней — мой друг, и какие бы между вами с ним ни были секреты, мне они не интересны. Я только хочу знать, что он жив и в порядке. — М-можно? — мальчик сделал в воздухе неуверенное движение рукой, имитирующее скольжение пальцев по сенсорному экрану. — Конечно… — ободряющей улыбкой Стив дал отмашку, хотя Рашид в его сторону даже не посмотрел. Прокрутив буквально одну фотографию, он сперва долго молча рассматривал ее, а затем поднял взгляд перед собой. Свет фонарика, скорее, должен был мешать сравнению, чем способствовать ему, также как самому Стиву мешал полноценно считывать реакцию… Снова в экран и снова перед собой, в экран и перед собой… В конце концов, упущенный фонарик упал и от удара о землю отключился, а мальчик издал задавленный возглас то ли удивления, то ли испуга. Терпеливо выждав необходимое время, в который раз ломая себе язык упрямо неподдающимся чужим наречием, с надеждой поинтересовался Стив: — Расскажешь мне, что случилось? Молчание. Лицо парня в блеклой подсветке телефона Роджерс мог спокойно рассмотреть, но у него самого ни телефона, ни какого-либо другого источника света в руках не было, так что для Рашида он оставался… незнакомцем во тьме, не более чем странным дядькой, напросившимся в дом и теперь требующим ответы на странные вопросы. В любом случае, Баки здесь уже не было. В любом случае, он бы не стал сообщать о своих дальнейших планах или своем местонахождении ребенку. — Мы уедем на рассвете, даю слово, — пообещал Стив и уже собрался тихо уйти, когда мальчик резко отмер, подошел к нему ближе и подрагивающей рукой вернул телефон. — На самом деле… мама была бы рада, если бы вы вовсе никогда не уезжали. — Но… не ты? — Роджерс спросил с настороженностью. — Лишь потому, что знаю — вы все равно уедете. Вас это не касается. И потому что не хочу прятаться или… убегать. Настоящие мужчины так не поступают. Стив так и не поспал в запланированное время, а ехать в ночь совсем без сна, после без малого двух суток бодрствования, было слишком самонадеянно, даже с его выносливостью. Через другой вход, наверняка, чтобы лишний раз не попадаться на глаза матери, Рашид провел Стива назад в дом, в коморку на чердаке под крышей, которая, как Роджерс догадался, служила ему комнатой. — Я хочу быть солдатом, — мальчик заговорил, едва закрыл за ними дверь и щелкнул старым, как в сороковые, выключателем. Желтый свет единственной лампочки, висевшей на скрутке разноцветных проводов, неравномерно и тускло осветил тесное помещение. — Аллах свидетель, я хочу честно служить своей стране. Я готов… убивать. Но я хочу знать, у кого и… за что я буду отнимать жизни. А они ничего такого не объясняют. Они вручают автомат, учат стрелять из него, произнося «Аллах Акбар»… Стив половины вводно-распространенных слов пропустил мимо ушей, силясь уловить хотя бы общий смысл сказанного. Понимая, что разговор грядет не легкий и не напрасно опасаясь пролететь с переводом в самый неподходящий момент, Стив покопался во встроенных приложениях старкфона и нажал заветную иконку офлайн-переводчика, настроив распознавание голоса. — Кто — они? — Стив окинул взглядом тесную комнатушку, из уважения к личному пространству не рассматривая обстановку и предметы в ней излишне пристально. Стоять и задавать вопросы, при его телосложении, было не очень правильным и абсолютно не располагающим к доверительной беседе решением, но сесть ему все равно было некуда, поэтому он съехал по стене и сел на корточки прямо у двери. — Можешь не отвечать, если не хочешь. — Представители различных группировок. Они никогда не называют себя раньше, чем отберут рекрутов — здоровых мальчиков старше четырнадцати. Мне как раз исполнилось… две недели назад. Кажется, они были из «Хезболлы̀». Не знаю, они никак себя не обозначают, приходят без предупреждения, иногда один в один солдаты Свободной армии. Я знал, что они все равно заберут меня, терять было нечего, и я сказал им правду, почему… мне нельзя поехать с ними. У меня мама здесь совсем одна. Других сыновей у нее нет, отец погиб лет семь назад — нам сказали, что его убили американцы. У нее нет братьев или других родственников, а соседи… они все волком на нее смотрят… из-за меня, потому что я всегда задаю… слишком много вопросов. А теперь… после того случая нас и вовсе сторонятся. С ней даже не разговаривают. Роджерс молча смотрел в экран и считывал англоязычный текст. — Того случая?.. — Стив поздно сообразил, что в голове так и не переключил языковую раскладку, поэтому вопрос пришлось дублировать, на ходу меняя смысл: — Тебя не забрали… — не вопрос даже, скорее, констатация факта. — В тот день их много у нас побывало. Солдат-одиночка появился с самого утра. Он искал еду, совсем как вы. Я только-только сливу обобрал и как раз нес матери на рынок… Он много заплатил, больше, чем мать просила, а потом спросил, где можно переночевать. Он, наверное, имел в виду какое-то специальное место, как… у вас «мотелем» зовется или чем-то вроде того, но… у нас в городе таких нет. Рано было, на площади почти не было посторонних глаз и ушей, так что я… предложил ему отдохнуть в нашем доме. Он себя очень тихо вел и оказался даже еще незаметнее, чем я просил… Никто не узнал, что он был у нас в доме. Или… я только так думал. К обеду появились русские и устроили бардак. Нас с матерью не трогали, у нас брать почти нечего, а вот у других поживились. Платить отказывались. Солдат вышел на шум. Без оружия. Он просто поговорил с русскими солдатами… не по-нашему, даже не по-вашему… по-русски, наверное. Они заплатили все, до последнего фунта, забрали товар и уехали. Уже вечером… ближе к закату, заявились боевики, в экипировке, с оружием, всех разогнали по домам и начали подворовой обход. Сначала я подумал, солдата ищут, а потом понял, что искали меня и других мальчиков. Я не сопротивлялся, хотел только с матерью попрощаться. Когда вышел из дома — конвойных поблизости не оказалось. Я по крышам добрался до места, где они оставили свои машины… Двадцать или… тридцать их было всего, я не считал. Они все полегли на том пустыре трупами. Все до единого, даже водители. Я… я испугался и убежал. А когда следующим утром взошло солнце, на том же месте не осталось ни одного тела, ни одной отстрелянной гильзы или патрона, ни машин, ни следа крови, словно они все испарились. Как и солдат-одиночка. Пробегая глазами по переведенному тексту, Стив фальшиво кашлянул, спрятав в кулак растянувшую губы непроизвольную улыбку. А ведь когда-то он напрочь отказывался верить в сказки про призраков. Эх, Баки-Баки… — На самом деле, он оказал нам медвежью услугу, и все это понимали. Боевики могли вернуться в любой момент и жестоко отомстить за гибель своих. Но вот… прошло уже две недели, и вы — первые чужаки, приехавшие сюда с тех пор. — Честно скажу, я уже пожалел, что выбрал именно эту точку на карте. С одной стороны. С другой, я теперь хотя бы знаю, чем он занят… Стив отвлекся на свои мысли, а когда вновь сосредоточился на окружающей действительности, на дисплее, в по-прежнему открытом окне перевода читалось короткое и емкое «Кто?» — Мой друг, — Стив улыбнулся, на этот раз открыто, глядя прямо мальчику в глаза. — Ты сказал, он вел себя тихо, значит, скорее всего, вы с ним совсем не говорили, но… ты ведь наблюдательный. Заметил что-нибудь… необычное? Рашид посмотрел на него, широко раскрыв глаза, которые в тусклом свете, с максимально расширенным зрачком, выглядели почти демонически черным, даже блестели соответствующе. — Он расправился с целым отрядом вооруженных до зубов боевиков. В одиночку. И убрал за собой все следы. Стив усмехнулся, в который раз. — Согласен. Глупый был вопрос. Куда уж более «необычно». — А еще он говорит на арабском намного лучше тебя, — Рашид беззлобно, по-ребячески весело рассмеялся в ответ на смешок от Стива. — И он честный. Или, по крайней мере, не врет открыто. Я спросил его имя, и он никак не называл себя, — мальчик резко опустил взгляд в пол, помолчал, сжал руки в кулаки, разжал, снова посмотрел на Роджерса. — Ты ведь никакой не «Капитан Америка», — последнее словосочетание он произнес на неумелом, но узнаваемом английском. — Нечего ему тут делать. Тут нет для него работы. Нет ни роботов, ни инопланетян всяких… Только обычные люди. Зачем же ты врешь? Хочешь казаться таким же… крутым? Роджерс свесил голову, пристально рассматривая рисунок голой древесины, устилающей пол, соринки, пыль и… торопливо бегущего куда-то в темный угол паука. На счастье, обычного и небольшого, а не какого-нибудь ядовитого, которого пришлось бы вытрясать из матраса… — Считаешь его крутым? — А кто не считает?! — Рашид даже повысил голос, очевидно, сочтя подобный вопрос провокационным. — Все считают! Даже те, кто бояться и ненавидят. Он же суперсолдат! Стиву не нужен был переводчик, чтобы понять последнее восклицание. — И только? — он невесело усмехнулся, продолжая прожигать взглядом пол. — В смысле… только поэтому он крутой? Потому что суперсолдат? Рашид вдруг подошел к кровати и стал рыться под матрасом в изголовье. Когда вернулся назад, у него в руках еле умещалась целая кипа разноцветных журналов с тонкими лоснящимися страницами. — Я знаю, что в Америке они совсем другие. Комиксы о Мстителях. Но американская версия не проходит для ислама. У нас запрещено отображать где бы то ни было американский уклад жизни. Поэтому из нашей версии убрали Черную Вдову, а Капитан — преданный мусульманин и вне боя носит традиционную одежду. И у него борода, совсем как у тебя. Шелестя страницами, Рашид отыскал в одном из помятых журналов подходящее изображение и по плоскости пола подсунул его Стиву. — Радикальные исламисты тоже рисуют похожие для пропаганды в рядах таких, как я, только по их версии Капитан командует Мстителями в священной войне против… немусульман. Они обыгрывают все так, словно… неверные хуже Читаури, словно они и есть Читаури, с которыми Капитан ведет неустанную борьбу… — И ты в это веришь? — не без труда переварив уставшим мозгом пласт информации, свалившийся на голову не иначе как грязевым оползнем, Роджерс спросил, по возможности, нейтрально, чтобы ни намеком не выдать глубоко личной заинтересованности. — Нет, конечно. Там, в Нью-Йорке, в настоящей битве за Нью-Йорк, в Заковии… он сражался за всех людей. Но… я боюсь, что однажды меня заставят поверить в другую версию… Многие из тех, кого забрали в тренировочные лагеря, уезжали с одной правдой, а возвращались, обвешанные оружием и поясами шахида, совершенно с другой. Какое-то время они просидели в абсолютной тишине, а затем Стив совершенно случайно поймал в фокус ничего не видящего взгляда циферблат часов на запястье. — Уже довольно поздно… — он сказал, поднимаясь на ноги. — Давай договоримся так: завтра… вернее, уже сегодня, ближе к утру, я обещаю кое-что тебе показать. Кое-что правдоподобнее фотографии на телефоне, обещаю. А сейчас… я могу попросить тебя извиниться перед мамой? За то, что случилось во время ужина? В том случае, если она еще не спит. Мы отплатили за ее доброту и гостеприимство не лучшей монетой… Когда Стив зашел в выделенную им на двоих комнату, Диана уже спала. По крайней мере, он очень надеялся, что именно спала, а не профессионально делала вид. На табуретке рядом с кроватью нашлось разложенное на составляющие оружие, из-под подушки, к которой она прижалась во сне щекой, торчал край черной рукояти — нож. В изножье лежала ее медицинская сумка… Стремясь ни единым звуком не выдать своего присутствия, Роджерс тенью прошелся в пространстве, собрал все необходимое и выскользнул обратно за дверь. Он почистил оружие и собрал его назад, из конструктора в боеспособный вид, осторожно, чтобы не навести бардака, порылся в медицинской сумке, но искомое — хирургические инструментарий — нашел в сильно ограниченном количестве и решил напрасно не изводить. Все подготовив заранее, Стив выделил себе на сон ровно три часа, и когда на востоке небо только-только начало светлеть, он уже бежал трусцой по пустым, все еще погруженным во мрак улицам к местному водоему на окраине города. — Чем ты думал, Роджерс?! — Хартманн отреагировала на его возвращение суровым взглядом и скрещенными на груди руками. — Ты теперь вылитая обложка прошлогоднего выпуска «Time», разве что без лучистого венца Статуи Свободы… Тебя узнают на раз-два! — Чтобы сразу осветить взвешенность решения, скажу, что я бы сейчас и в форму звездно-полосатую прикинулся, и щит бы взял у Тони для полноты образа, но… чего нет, тому, к большому сожалению, здесь взяться неоткуда, — изобразив на лице неподдельную досаду, Стив принялся вытирать от излишней влаги армейский клинок, которому пришлось сегодня побыть вместо бритвенного станка. — Что за катастрофа успела грянуть? Ты же вроде только с парнем поговорил… Не утруждаясь подробностями, Роджерс достал из-под подушки позаимствованный еще ночью журнал и обманчиво небрежно перебросил его Хартманн. — Сам я в текст особо не вчитывался, тебе должно быть понятнее. Я про Капитана Гидра без году недели узнал, а тут уже и Капитан Моджахед пожаловал, как образ пропаганды. Борода, кстати, темная, камис, куфия, саджжа̀да и четки — все по канону, ни отнять, ни прибавить. — Это не… — Не то, на что я могу повлиять? — перебил Стив. — Возможно. Издержки публичности и так далее, тому подобное… Но свою внешность, как оригинал того, что потом фанаты пропустят через фотошоп и ксерокс, я все еще могу… держать под контролем. Уж лучше пусть во мне узнаю̀т кэпа-изменника, чем кэпа, командующего Священным джихадом. Поражаюсь чужой фантазии… — Роджерс оперся на стол обеими руками и на секунду прикрыл глаза. — Не будем об этом. Ты отдохнула? Стив сообщил Диане о своем, оставшемся в силе, плане оставить ее в городе еще на день и вернуться за ребятами из санбата, после чего, старательно избегая споров, оставил ее наедине с ее «женскими штучками» и спустился вниз, во двор. Он нашел Рашида у хлева, занятого хозяйством, и привлек его внимание коротким пожеланием доброго утра. — А как будет эта фраза на твоем, английском? — спросил парень, поднимая взгляд, и… потрясенно замер, приоткрыв рот в большой букве «О». — До̀б-ро-е у̀т-ро, — Стив продублировал по-английски и слегка развел руками в жесте, призванном продемонстрировать себя. — Как обещал. Не картинка с телефона.