Я не участвую в войне...

Слабый отклик. Эхо пульсации о кончики пальцев. И тишина. Длинная, непозволительно затянувшаяся пауза. Затем вновь слабый толчок. Чтобы прочувствовать ритм, понадобилось немало времени. — Живой! — наконец, длинно и шумно, с невыразимым облегчением выдохнул Роджерс, Хартманн же промолчала, не считая нужным озвучивать или как-то комментировать. Поспешных выводов она никогда себе не позволяла, тем более, не имея для этого достаточно информации. Скинув с себя бронежилет и отстегнув мешающую сбрую, она опустилась на колени рядом с безжизненным телом. Шея располагалась под нормальным углом относительно плоскости пола, ничего не выпирало. Лицо и все доступные обзору без дополнительных движений части головы выглядели целыми. На ссадины, царапины и грязь она обратит внимание потом, сейчас в приоритете стояло другое. Поднырнув ладонью под шею, она ощупала заднюю её часть… Седьмой, шестой, пятый, четвертый, третий, остистый отросток эпистрофея и задняя дуга атланта… От шейных позвонков она осторожно поднялась подушечками пальцев выше, по рельефу черепа — до наружного затылочного выступа. На обритой голове, которую едва покрывал миллиметр пробившихся волос, любое повреждение черепа, сопровождающееся переломом костей или гематомами, было бы заметно. — Баки! — так и оставив ладонь у него под затылком, Диана переместила свободную руку ему на лицо, бережно коснулась густой растительности, почти полностью скрывающей губы. Контраст практически лысой головы и полностью заросшего носогубного треугольника слишком очевидно бросался в глаза. — Баки, очнись! — она окликнула уже требовательнее, осторожно похлопав его по щеке. — Джеймс! Реакции не было. — Диана, — Стив, также занятый осмотром, позвал её, взглядам указав на кровавое месиво в области живота, но она лишь отмахнулась. Она сознательно не уделяла этому внимание не потому, что до сих пор не заметила, а потому что отсутствие какой бы то ни было реакции со стороны Баки волновало её сильнее всего остального, вместе взятого. — Что-то не так… — она прокомментировала вслух, продолжая уже откровенно трясти Баки в попытках добиться от него ответа — мычания, стона, крика, чего угодно. — Обычно боль стимулирует нервную систему к тому, чтобы не отключаться. Химия нашего тела устроена так, чтобы максимально длительное время сохранять сознание, в том числе, и при болях различной интенсивности. Подай фонарик! — она нетерпеливо протянула руку, но резко передумала и снова вернула её Баки на щеку. — Отойди с проёма и не загораживай свет! — приподняв ему голову так, чтобы она оказалась в потоке света, Хартманн подушечками пальцев осторожно приподняла веки. — Зрачки расширены, плохо реагируют, сужаются медленно и… неравномерно. Осторожно опустив голову назад, она продолжила последовательный осмотр, медленно спускаясь ощупывающими движениями от шеи к груди, тем самым детализируя первичные наблюдения. Баки был без куртки, в футболке с коротким рукавом, так что руки были полностью доступны обзору. — Я справлюсь с осмотром, а ты займись этой дырой, — она бросила Стиву, ни на миг не прерываясь от своего первостепенного занятия. — Когда мы вошли, слева от двери, в углу, что-то засветилось. Проверь всё. Возможно, попадутся ампулы, иглы, шприц-тюбики… если он что-то себе ввёл или принял, я должна знать, что именно. Перетряси его вещи и найди фляжку, из которой он пил. И мертвяка во дворе проверь. Видя, что Хартманн слишком поглощена общей оценкой состояния, чтобы заботиться об одной конкретной ране, Роджерс временно зажал её своей ладонью, но пульсация не уменьшалась, алая кровь толчками просачивалась у Стива между пальцами, заливая всё вокруг. Как будто ещё хоть что-то в области живота, на теле и на полу, под телом, осталось не в крови… Еще чуть-чуть, и в известном вопросе об общем количестве крови в человеческом организме точное знание Стива подведёт. — У него фонтан бьёт из печени, Диана! — И убьёт его вовсе не это, если я не выясню, почему он не отзывается! — прокричала она, порывисто оглянувшись. Всего на долю секунды. Судя по тому, что за всё время она ни разу не посмотрела ни на что, кроме распластанного на полу Баки, отвлечься от него ей стоило больших усилий, и тот факт, что Стив вынудил её это сделать, взгляд, который она бросила в его сторону, сполна дали Роджерсу понять, что если это не она лежит без сознания, то лучше ему забыть всё, что он знал и чего не знал в медицине и не лезть. — Джеймс… — она снова позвала, но не тем яростным криком, которым мгновение назад отвечала Стиву, а мягче, просяще, и голос её дрожал. Он не ответил, и она с заметным трудом отвела взгляд от лица, вернувшись к осмотру. На правом плече, в районе сустава отчетливо просматривалось тёмное, неаккуратно расковырянное по краям отверстие, окруженное воспалённым гиперемированным ореолом, расползшимся почти на всё плечо. Ниже локтя змеились припухшие вены, между которых стекала вниз и немного вбок тонкая струйка крови, берущая своё начало из пунктирного следа иглы на сгибе. Рядом на полу лежал окровавленный по самую рукоять нож. Наверняка, именно он побывал в теле Джеймса, но сейчас Диана не побрезговала воспользоваться им, чтобы разрезать футболку и полностью оголить торс. Область шрамов вокруг бионики была покрасневшей и припухшей — характерное и узнаваемое повреждение, если Баки часто приходилось стрелять с упором в левое плечо. Грудная клетка, ребра — симметричны, ниже края реберной дуги… На мгновение прикрыв глаза, Хартманн втянула носом затхлый, пропахший кровью и потом воздух, и продолжила осмотр. Отсутствие защитного напряжения мышц — очередное неутешительное обстоятельство в пользу глубокого угнетения сознания. Но, даже имея возможность, давить на брюшную стенку Диана не стала, боясь напустить крови туда, где в норме её быть не должно и, при лучшем раскладе, всё ещё могло не быть. Входное отверстие было растянутым, больше максимальной ширины лезвия, с дополнительными разрезами, идущими от основной раны. Всё выглядело так, будто нож, воткнутый по самый ограничитель, неоднократно проворачивали прямо в ране. Хартманн поморщилась от собственной же догадки. Сцепив зубы и накрыв пульсирующую рану ладонью, она осторожно скользнула пальцами вниз по покатому боку, проверяя наличие повреждения с дорсальной стороны. В том случае, если нож втыкался перпендикулярно, длины лезвия вполне могло хватить для сквозного ранения… — Рана совсем свежая, кровь жидкая и не сворачивается. С учётом повреждения печеночной артерии и массивной кровопотери, восстановление уже должно было начаться, даже если имеются и другие жизнеугрожающие повреждения, которых я не могу увидеть, — всё тем же злосчастным ножом отрезав от футболки максимально возможный (без дополнительных манипуляций и лишних телодвижений) кусок ткани, Хартманн скомкала её в плотный шар, который буквально затолкала в рану наподобие пробки, дополнительно прижав сверху обеими своими ладонями. — Регенерация замедлена и неравномерна. Это затрудняет определение давности остальных повреждений. Огнестрельное в плече выглядит свежим, судя по тому, что входное отверстие только начало закрываться, но закрывается оно вторичным натяжением, и область воспаления слишком велика… «Если этой ране несколько дней, не хочу даже представлять, насколько снижен регенеративный потенциал», — пульсация под её руками по-прежнему была сильной, но ей необходимо было продолжить осмотр, поэтому она заменила свои ладони, давящие на рану, на правую ладонь Баки, накрыв ею сверху импровизированную тампонаду. — Он попал под облучение реактора в Кроносе, как и ты, — Роджерс разгребал завалы у стены в углу, поэтому говорил, стоя к происходящему спиной. — Время воздействия и суммарная доза у него, конечно, были меньше, но… Беннер предупреждал меня, что последствия неизбежны, — он, наконец, развернулся, держа на вытянутых руках цилиндрический контейнер, на вид целиком из полированного металла, в тон руке Баки. — Насколько всё плохо? Ощупав таз, бёдра, икры и добравшись, в конце концов, до стоп, Диана расшнуровала и по очереди сняла с Баки ботинки, не глядя швырнув их на пол. Закончив, снова вернулась к шее и положила пальцы на точку пульса. — Прежде был быстрее, теперь замедляется… — она озвучила вслух лишь затем, чтобы держать Роджерса в курсе, после чего собиралась вновь погладить Баки по лицу, но осознав, что обе её руки в крови, что с них буквально стекает, и она уже испачкала Баки шею, остановилась. Села рядом и, не отрывая взгляда от рук, проговорила: — Это нужно смыть. Мне нужна вода. Стив поставил перед ней подозрительный контейнер и сверху на крышку положил нечто, что идентифицировал, как инъектор, хотя такую конфигурацию лично он видел впервые. — Я очень надеюсь, что этот агрегат не бомба с таймером. А фляжка Баки опустошена, — он кивнул на гору сваленных у стены и в углу вещей, среди которых при беглом осмотре ему успело попасться кое-что из первой необходимости — остатки воды в небольшой канистре, пустые банки энергетика и обертки от протеиновых батончиков. Факт того, что Баки удовлетворял физиологические потребности вселил в Стива надежду обнаружить аптечку, хотя шансов на это было мало. — Но есть немного воды в запасах. Я пока не пробовал, но, скорее всего, питьевая. Во фляжке убитого жидкость воняет хлоркой так, что я не уверен, что наш организм… такое примет, но руки обмыть сойдет, — Роджерс наглядно продемонстрировал ей сосуд и потряс в подтверждение наличия внутри воды. — Это не бомба, — не поднимаясь, прямо по плоскости дощатого скрипучего пола придвинувшись ближе к металлическому цилиндру, Хартманн развернула его к себе нужной стороной и поддела небольшую пластину в корпусе, служащую крышкой для стандартного устройства ввода на десять цифр. — Здесь кодовый замок. А мигал, должно быть, индикатор заряда батареи, — она наугад постучала пальцами по верхней плоскости, и сенсорная панель тут же откликнулась неоновым свечением, подтверждая догадку. — Это контейнер для перевозки… — Диана запнулась и задумалась, пытаясь подобрать наиболее общее определение, — всего, что может потребовать особых условий среды, которые это устройство и призвано обеспечить. Бонус — возможность строгого ограничения доступа, особая прочность и абсолютная автономность работы в течение времени, предусмотренного ёмкостью встроенного аккумулятора. В Кроносе такие использовались для перевозки биологических агентов 4-го класса патогенности и искусственно созданных рецептур. Вещь… недешевая, обычно изготавливается по индивидуальному заказу, индивидуально под объект/субстанцию/рецептуру, которую предполагается хранить. Как и вот это, — Хартманн покрутила в руке инъектор, со вставленной в него, витиевато закрученной по спирали ампулой — опустошенной до последней капли. Провела пальцами по укороченной игле — на подушечках остались следы крови. Сама игла, рассчитанная на одно применение, при ближайшем рассмотрении на свету оказалась чуть погнутой, с искривленным остриём. — Инъектор на одну дозу. Держу пари, внутри контейнера найдется парочка аналогичных, только полных. А содержимое этого, — она оглянулась через плечо на живую руку Баки, — Джеймс ввёл себе. И я не смогу узнать, что это или хотя бы на что оно похоже, не зная кода от замка. Роджерс посмотрел на неподвижное, изувеченное тело, подумав вдруг, что приблизиться к нему без четкого обозначения намерений сейчас будет равноценно самоубийству. Даже для него. — Достаточно было просто сказать, что оно не взорвется, — прикрыв глаза, хотя от этого жуткая картина перед глазами никуда не делась, всего лишь переместившись на изнанку век, Стив с усилием растёр ладонями лицо, пытаясь направить мысли в наиболее безопасное русло. — И мой прежний вопрос всё ещё актуален. Насколько критично его состояние? — Я не знаю, — честно ответила Хартманн, в глаза не глядя, вместо этого уперев локти в согнутые колени и свесив между ними голову. В висках глухо стучал ускоренный адреналином пульс, из-за чего ей сложно было улавливать остальные, менее навязчивые, но от этого не менее важные звуки. — На протяжении семидесяти лет на нём поставили не один эксперимент по выживанию в критических условиях, некоторым я даже была свидетелем, но это каждый раз, словно впервые. Даже для меня. Я не знаю исходного его состояния, не знаю, что за формулу он себе ввёл. У меня нет возможности это выяснить, нет ни аппаратуры, ни препаратов, чтобы облегчить нагрузку на организм и ускорить естественный процесс восстановления. Стив не впервые видел ее. Но подобную инертность и почти буквально убийственное спокойствие наблюдал впервые. Он посмотрел на нее, на Баки позади неё, лежащего полуобнаженным на голых досках, в луже собственной крови, и ему внезапно, до нестерпимого зуда в костяшках сжавшихся кулаков, до боли захотелось кого-нибудь убить, что-нибудь сломать или хотя бы выйти наружу и проораться на всю округу до сипоты, до потери голоса. — Пять минут назад… — Стив глубоко вдохнул, пытаясь потянуть время, дать эмоциям улечься. — Ты тормошила его как… мешок, пытаясь привести в чувство, ты наорала на меня за то, что я акцентировал внимание на пробитой печени. А потом ты затолкала грязную тряпку в рану, и сейчас ты выглядишь настолько спокойной и равнодушной… — Роджерс сцепил зубы повёл головой, усилием воли заставляя себя умолкнуть, потому что в нём сейчас говорила чистейшая ярость бессилия, и когда она отхлынет, он, наверняка, переосмыслит слова и откажется от них, но будет поздно. Затаив дыхание, Стив ожидал от неё вспышки ярости, ответных обвинений, которые, быть может, вновь подстегнули бы её к активным действиям, но она лишь дёрнула уголком губы, на мгновение обнажив зубы, и как ни пытался, Стив не смог уловить, было ли это нервное, или этакое панибратское, словно они собирались чокнуться пивными бутылками у костра. — Я не спокойна, Роджерс… О, нет! — она впилась в него взглядом, и не смотря на то, что она продолжала сидеть на полу, а он возвышался над ней во весь рост, Стив почувствовал, как его буквально придавило взглядом. — Вот только я не впервые оказываюсь в подобной ситуации. Ты, наверное, как и я когда-то, думаешь: «А вот если бы побольше рук и сторонних мнений, условия стерильной операционной, да лучшую из лучших аппаратуру, и ещё воткнуть бы в него побольше трубок…» — Хартманн оскалилась, выдавив из себя короткий хриплый смешок. — Только если бы всё это можно было проделать вот так, — она звонко щёлкнула в воздухе пальцами. — Никуда не перемещая, не тормоша, не дербаня рану лишний раз. Иначе это всего лишь декорации, от которых подчас больше вреда. Они вон, — она кивнула на дверь, — для тех, кого мы… оставили там. А ему нужны вода, перевязочный материал и… время. «А ещё выдержка, терпение, стальные нервы и… твоё умение принять реальность такой, какая она есть», — про себя додумал Стив, а вслух спросил, не смог промолчать, хотя и отдавал себе отчет, насколько наивно и глупо это прозвучит: — Что мы можем для него сделать? Медленно убрав пальцы от шеи Баки, Диана рывком поднялась на ноги и, подступив на пару шагов к Стиву, протянула ему руки. — Полей. Я не стану вскрывать перевязочный пакет такими руками. И его, — она оглянулась на Баки, — нужно будет отмыть. Закончив ополаскивать руки до… почти прозрачной воды, Хартманн взяла у Роджерса его фляжку — девственную на вид, совсем еще не познавшую тягот военного быта, с блестящим витиеватым узором и не затертой гравировкой, которую Диана честно старалась не читать, но фраза была слишком короткой: «Тому, в кого поверила». И рядом каллиграфическое сплетение двух заглавных букв «П. К». Такая больше подходила для коллекции, под стекло, чем для полевых условий, но об этом Хартманн промолчала. Из внутреннего кармана куртки она вытащила скомканный платок (тот самый, головной, что ей подарили женщины в деревушке под Алеппо), смочила самый его край водой из фляжки и, склонившись над Баки, принялась бережно обтирать ему губы. Продольно треснувшие от сухого ветра, они вдобавок были глубоко заедены поперечно… Как если бы он кусал их, в попытке сдерживать крики. «Хоть бы это был обезбол, хоть бы это был просто. Грёбаный. Сильнодействующий. Обезбол! С эффектом угнетения ЦНС…» Ей не верилось или… не хотелось верить, что Баки собственноручно ввёл бы себе что-то с какой-то иной целью.