Я не участвую в войне...

— Какие-то проблемы? — пробасил Барнс на пуштунском, и его хриплый, с требовательной интонацией голос обозначил угрозу раньше, чем он физически сдвинулся с места — медленно, тяжело ступая босыми ступнями по разбитым временем ступеням, но уверенно и неотвратимо, как тот айсберг, который одним фактом своего существования отправил на дно не успевший подвинуться Титаник. Буквально разрываясь между желанием кинуться к нему и необходимостью остаться стоять между ним и вооруженным противником, Хартманн немо раскрыла и закрыла рот, так и не произнеся вслух ни фразу-предостережение, ни даже его имя. Стив, в планы которого совершенно не входило участие в происходящем Баки, чертыхнулся, сжал челюсти и, сознательно развернувшись боком к врагу, встал у друга на пути, готовый, в случае необходимости стать ему и страхующим плечом и живым щитом. — Бак, — Стив уже почти коснулся рукой ходящей ходуном от тяжелого дыхания груди с целью оттолкнуть назад, но Баки резко остановился сам, не приветствуя, даже в лицо не глядя, упрямо смотря мимо, Стиву за плечо, на то, что там происходило. — У тебя снова отряд фанатов за спиной, Роджерс, а ты все со мной обниматься лезешь, — Барнс демонстративно ухмыльнулся, вышагнул вперед и раздраженно выплюнул себе под нос: — Нихуя… не меняется! Конечно, он тут же пожалел о том, что вообще раскрыл рот, потому что с трудом подавил кашлевой спазм. В горле было сухо, как в пустыне в песчаную бурю, хотелось легкие выплюнуть под ноги присутствующим, а не трепаться насчёт того, какого хера они сюда припёрлись. Все они, включая Роджерса. Адекватно расценив, что ничего кроме унизительных хрипов он из себя сейчас не выдавит, Барнс медленно развел в стороны руки и слегка повел затекшими плечами, не вербально задавая всё тот же вопрос: «Какие у вас проблемы?» Кроме той, что они блядь просто не способны его завалить! Так, чтобы он наутро не просыпался вот так, как сейчас, с целым фан-клубом на пороге и едва ли преодолимым желанием показать этим ебланам мастер-класс и грохнуть самого себя, чем упростить всем жизнь. Самому себе в первую очередь. Потому что… как же всё заебало! Стив мечтал о невозможном, когда пытался вооруженным людям, говорящим на совершенно чужом языке, объяснить, что они не уйдут живыми, вступив в эту схватку. Теперь, когда их переговоры привлекли слишком много нежелательного внимания, в объяснениях на любом из языков, кажется, отпала необходимость: закаленные бойцы, имея в руках очевидное огневое преимущество, с появлением Баки повели себя как пацаны-малолетки в чужом огороде, готовые кинуться врассыпную, стоило притопнуть ногой и сказать: «Бу!» А может они наконец-то увидели картину целиком: знакомое лицо бок о бок с еще двумя (объяснять им подобные связи Стив даже не пытался), и поняли, что если они до сих пор не смогли справиться с одним, то против троих разом у них точно не останется шансов. Возможно, уже не осталось… Палец одного из солдат дрогнул на курке — отчаянный жест безысходности; Стив это заметил и, по-прежнему заслоняя Баки собой, предостерегающе выставил перед собой раскрытую ладонь: — Уходите! — он повторил в последний раз. — И никто не пострадает, — в подтверждение собственных слов он осторожно, на показ медленно отстегнул магазин от своего автомата и так же медленно отвел его в сторону, демонстративно держа в вытянутой руке как доказательство, что он не намерен стрелять в спину. — Диана, опусти оружие. — Черта с два! — Опусти и пусть они уйдут! — Стив повторил настойчивее, используя разницу языков как возможность не дать противнику понять, что истинный мотив избежать боя сокрыт не только в милосердии. — Нам ни к чему сейчас резня, Диана. Опусти! — Руку… убери со ствола, Роджерс! Повторять не стану. Барнс, максимально абстрагированный от происходящего на фоне, продолжал стоять и молча давить противника взглядом. Когда Стив потянулся и где-то вне поля зрения Баки надавил на ствол автомата, собственной рукой насильно стремясь опустить оружие вниз, Баки поморщился — от нарастающего гула в ушах, плывущей куда-то за фокус взгляда картинки и рези в боку, но выстоял, пообещав самому себе, что если маски-шоу не рассосется само… вот прямо сейчас, он сам вырвет этот блядский автомат и их перестреляет, а Стив пусть дальше спорит с совестью и корчит из себя пацифиста, сколько влезет. Наверное, выражение его лица в этот момент было достаточно красноречивым, потому что солдаты начали отступать, один за другим, спинами вперёд, вцепившись в свое оружие. От ветра и чужого движения кусты зашевелились, как муравейник, намоченный водой. Громыхнула случайно задетая мина. Баки показалось, что прямо у него в голове, и он с трудом подавил рефлекторное желание сжать руками пульсирующие виски. Над местом взрыва взметнулась пыль, оттуда же раздались крики: предостережения, ругательства, приказы — всё это сплавилось в адову смесь звуков, от которой череп Баки медленно раскалывался по швам. Желчь подкатывала к горлу, живот скручивало тугим узлом… Выдержка и выучка не демонстрировать слабость ни перед своими, ни перед чужими изменила ему, Баки сначала схватился рукой за рану, согнувшись пополам, а потом, потеряв контроль над равновесием, опасно накренился, рискуя завалиться вперед. Диана, с момента появления Баки отслеживая его поведение и состояние тщательнее всего, происходящего вокруг, кинулась к нему, чтобы подстраховать, но в последний момент он вильнул в сторону от неё, избегая контакта, и почти упал на подоспевшего с другой стороны Стива. — Тише-тише, Бак… — Стив дал ему время вновь почувствовать землю под ногами, параллельно обводя периметр взглядом, после чего, убедившись в отсутствии сиюминутной опасности, перестроился ему под левый бок, подставив плечо под бионику. — Стив! — хрипло рыкнул Баки и ощутимо толкнул его бионическим плечом. — Какого черта ты здесь делаешь? Как ты вообще… — сдерживая тошноту, Барнс до того стиснул зубы, что свело челюсти. Осторожно втянув носом воздух, он повел головой, сопротивляясь головокружению и сомнениям, раздирающим его изнутри. Сомнениям в реальности всего происходящего: от декораций до действующих лиц. Потому что… Стив ли? А если действительно он, то настоящий ли? Или это очередной оборотень в стивовой шкуре? Прецедент был, так что Баки не удивлялся уже решительно ничему, а в особенности тому, на что был способен его свернутый набекрень мозг. — Я тоже рад тебя видеть, Баки. К слову, совершенно искренне. Хотя это и не отменяет моих к тебе вопросов насчет всего, что ты успел здесь натворить. Но это терпит. Поэтому давай… — Стив предпринял ещё одну попытку подставить плечо для поддержки. И на этот раз Баки, хоть и подтормаживая с реакцией, не отказался, но только потому, что ему важно было потрогать, или потыкать в места побольнее, или даже ударить, чтобы получить отдачу и хоть какой-то ориентир, пусть на его памяти это и не было самым надежным критерием, отличающий галлюцинацию от реальности. Собственно, поэтому бить он все-таки не стал… Пока. — Эти… — Баки остерегся оглядываться через плечо. — Струхнули при виде меня, но это вряд ли надолго. Проводив настороженным взглядом шевелящиеся заросли и ловя слухом затихающие в отдалении отголоски чужой речи, Диана беспомощно, бестелесному призраку под стать, наблюдала, как тяжело навалившись на Стива, Баки позволил отвести себя назад в лачугу, ни разу при этом не обернувшись и в целом старательно избегая смотреть по сторонам. Ко всему прочему он был подозрительно болтлив, как на важное, так и на совершенно второстепенное, что абсолютно не вязалось с его физическим состоянием. — Погоди, а… Сколько… Сколько я пробыл в отключке? — Вряд ли ответ тебе понравится, Бак… — Стив — сама прямолинейность, хотя и он не мог не заметить подвоха в нездоровом энтузиазме Баки заговорить ему зубы, поэтому, как только они оказались внутри, он встал прямо веред Баки, не спеша лишать того поддержки, и попытался заставить его смотреть глаза в глаза. — Это неважно, поверь. Давай сперва проясним кое-что другое. Посмотри на… — Эй… отвали! — Баки грубо отбил руку Стива, отстаивая свою и без того не единожды попранную честь и адекватность и не позволяя щупать себя за лицо, как особо впечатлительную барышню в полуобмороке. — Не переигрывай с ролью сиделки, Стив! Я в норме! Подумаешь, печень пробили… Со мной похуже случалось. Если Барнс правильно помнил подробности о месте, в котором вырубился, то сесть здесь было некуда, разве только на пол, но оттуда, с ножевым в бочине, проблематично было вставать, а судя по требовательным сигналам организма, сделать это ему придется очень скоро и, вероятно, неоднократно. Облегчая себе на будущее участь, Баки прислонился к стене, тут же, не отходя далеко от порога, и прикрыл живой ладонью лицо, надеясь побыстрее окончательно избавиться от наваждения. Чтобы не давать впечатлительному Роджерсу лишних поводов усомниться, на месте ли его кукуха. Не на месте, чего кривить душой! Не на месте уже очень давно, но сейчас главное не спалиться. А это он умел. Стив, убедившись, что Баки более-менее крепко стоит на ногах, отступил с обзора. Баки, закрывая лицо ладонью, этого не заметил, а поэтому, когда снова, ничего не подозревая, сфокусировал взгляд перед собой, надеясь с бравой улыбкой сказать: «Все пучком, Кэп, не дрейфь!», увидел то, что разбило его напускную самоуверенность к чертям собачим. И вроде научился он игнорировать галлюцинации почти профессионально, почти так, чтобы они не влияли на функциональность, так какого дьявола он вёлся на это сейчас? Зная, чем и когда сам же себя накачал. Палился бы он также в лучшие времена ГИДРы, бывать ему в кресле раз в надцать чаще… Это ведь просто! Фрагментировать слух и не слышать, не фокусироваться и не провожать взглядом то, чего нет. Дважды два, с его-то опытом! Должно быть. Было… — Неплохая дурь, а? — натянуто улыбнувшись, Баки лениво перекатил голову по стене в сторону, где должен был стоять заветный контейнер. — Пожалуй, оставлю её себе. Убить не убило, неуправляемее, чем я есть, не сделало, а вот вырубило… ммм… как боженька, чем… почти никакая химия, спасибо эскулапам ГИДРы, похвастать не может. — Убивает она тоже… как твой боженька, особенно при поврежденной печени. И если бы не… мы, — Диана запнулась, понимая, что он демонстративно на неё не смотрит. — Ты… мог умереть! Джеймс! — она выкрикнула его полное имя, стараясь привлечь внимание, но выжимать из себя раздражение ей не хватало сил, отчаянье глушило злость на корню. — Баки, пожалуйста… Гримаса мучительного отрицания, с которым он сопротивлялся повернуть в её сторону лицо, добила её окончательно, она сделала шаг на сближение… Она была готова к удушающей хватке бионики на горле, к удару наотмашь, ко всему… кроме взгляда. Того самого, которым смотрят на портреты покойников. С подавленной болью утраты, смешанной с горестным смирением перед неизменным. — Это всё… наркота, — упрямо зажмурившись, сказал Баки, то ли самому себе, то ли Стиву. — Башковитые ребята за приличные деньги и под дулом калаша творят фантастические вещи. Их новое детище селективно воздействует на участки коры головного мозга… Оно… в общем, материализует мечты. На какое-то время, — давя костяшками бионики себе на висок, он свесил голову, скрывая грустную улыбку. — Скоро отпустит, не обращай внимание, — умышленно закрыв себе ладонью половину обзора, Баки попытался сосредоточиться на Стиве. — Напомни, что ты здесь делаешь? Стива вдруг подмыло ответить хлестко, непременно надавить на больное, чтобы Баки больше не пытался уйти от темы, но… ему было жалко друга, и эту жалость — унизительную и никому из здесь присутствующих ненужную, но разрывающую его изнутри, Стив не знал, куда девать. — Если бы ты не был ранен… — Роджерс попытался добавить голосу строгости, но вылезла подавленная злость, и, в конце концов, Стив не счёл нужным это как-то исправлять. — Или если бы я не придерживался принципа «не бей раненого», я бы дурь эту из тебя выбил, — быть может, не очень вежливо, но, хотелось верить, весьма доходчиво Стив указал на Диану пальцем. — Я её вижу прямо сейчас и видел на протяжении последних двух месяцев, а поскольку я дурью не увлекаюсь, можешь быть уверен в моем адекватном восприятии окружающего мира. Она жива, Бак! И она с ног сбилась, тебя разыскивая! Мысленно залепив себе пощечину за то, стояла и слушала о себе в третьем лице, Хартманн зажмурилась и отрицательно мотнула головой. Если кто-то и должен был сейчас что-то доказывать и объяснять, то это она, лично, не перекладывая ответственность за свои поступки на кого-то и уж точно не обвиняя Баки в отчаянном сопротивлении тому, что неизбежно причинит ему боль. Снова. Ведь идеальная память припомнит всё: её обман, её смерть во всех не примечательных подробностях, которые, наверняка, он силился забыть, и то, что он… поверил, не проверил, не убедился. — Баки… — подойдя ещё на шаг, но не ближе допустимого, чтобы оставить за ним право решать, когда сокращать дистанцию и стоит ли делать это вообще, она опустила голову. Чтобы ему не пришлось изворачиваться в попытках не смотреть ей в лицо. — Я всё объясню, обещаю. Только… только, пожалуйста, можно я тебя осмотрю? Возможность прикасаться к нему, к его ранам, когда он ослаблен, право лечить эти раны для неё всегда было дороже самой изощренной интимной близости. Его обнажали слишком многие, в былое время слишком часто, чтобы он начисто забыл чувство стеснения или стыда, но вот трогать его раны… вне ГИДРы не было позволено… никому. Кроме неё, и за сохранение этой привилегии за собой ей уже приходилось убивать. И в то же время никогда, кроме случаев, когда он не мог дать ей прямого ответа, она не прикасалась к нему без позволения. — Рана снова кровоточит, Баки… — интуитивно она протянулась к нему, но, не получая отклика, осталась на месте, уронив протянутую было руку вдоль тела. А он стоял перед ней, растерянный, напуганный, окончательно сбитый с толку. Хотел бы он, чтобы видение оказалось правдой? Даже несмотря на неизбежную боль, которую принесет эта правда. Естественно, хотел! Готов ли он был слепо рухнуть в объятия призрака, чтобы, поцеловав лицом гнилые доски, очнуться, в конце концов, в одиночестве, в забытой богом хибаре? Наверное, хотел… Или больше хотел, чем нет. Уж слишком велик был соблазн. Перед ней… всегда. Стив, наблюдавший развитие событий со стороны с разрывающимся от жалости сердцем, оставался в достаточной степени эмоционально трезв, чтобы допускать одну печальную истину: Баки в таком состоянии, когда его буквально вынуждали поверить в то, во что верить он не хотел, становился опасен. Для самого себя, для Стива, но, в первую очередь, для Дианы, которая защищаться не станет и негласно простит ему всё, за что впоследствии он никогда не простит сам себя. Стив был на её месте, он также думал в тот момент совсем не головой и также негласно всё простил, но будучи свидетелем сейчас — третьей вменяемой стороной — он не собирался доводить до того, чтобы Баки ли, Солдат ли, распустили руки. Пусть это и был самый простой способ проверки. Казалось бы, без серьезных последствий, да только Баки не знает… Мысли не допускает о том, что именно сейчас последствия могут быть. У Дианы пока хватало выдержки сохранять дистанцию, не приближалась, но остатки её здравомыслия были очевидно на исходе. Она прятала лицо, глядя в пол, но у неё дрожали плечи, не попадая в такт дыханию — она беззвучно плакала, прижав ко рту сжатый кулак, и Стив подивился бы этому факту… если бы не знал предысторию. Но он, к сожалению, знал. — Бак, — Стив окликнул друга, мягко, но требовательно, заставляя обратить на себя внимание. Когда Баки с задержкой, заметно нехотя перевёл на него взгляд, Стив очень долго, внимательно на него посмотрел, силясь через взгляд передать свои мысли, свою уверенность в том, что это, при всех признаках жестокой игры воображения, реально. Стив смотрел на него, как умел только он и больше никто на всём белом свете, с осуждающим разочарованием на дне голубых, как с картинки, глаз, мол: «Ты посмотри, до чего довёл. Девушка плачет, а ты стоишь истуканом и ничего не делаешь!» Стив — настоящий реальный Стив Роджерс — у которого честь, совесть, воспитание и всё остальное лучшее, не доставшееся доброй половине человечества, било из всех щелей, посмотрел бы и сказал именно так, а ещё, подзатыльник бы отвесил… дружеский. Не удержавшись на подгибающихся ногах, попросту не видя смысла в попытках устоять, Хартманн сначала согнулась, а потом и вовсе упала коленями на пол, и Роджерс едва удержал себя от того, чтобы вмешаться. Лучше он не сделает, это ясно, но бездействие и осознание собственной бесполезности по части сложившейся ситуации рождали в его голове глупые идеи. — Бак, ради всего святого!.. — для пущего эффекта Стив повысил голос.   «Сделай что-нибудь! Иначе мне придётся! А я не хочу… Не у тебя на глазах, веришь ты в происходящее или нет». Наконец, Баки потянулся за ней вниз, медленным, ломанным, полным внутреннего сопротивления движением, словно сомнение держало его невидимыми стальными тросами. Стив никогда не смотрел в глаза камикадзе, не довелось, но отчего-то был уверен, что именно с таким взглядом, полным внутреннего ужаса, сменяющегося апатией за секунду до, они шли на смерть. Но он не упал рядом, как ожидал Роджерс, а вздернул её на ноги рывком одной руки, молниеносно и легко, как манекен или набивную куклу, и на мгновение Стив всерьез испугался за то, что произойдет дальше. Он шагнул навстречу, одновременно предостерегая и страхуя, но Баки замер, не совершив больше ни одного провокационного действия. На миг искренне удивившись ощущению плоти под руками, в следующую секунду он вжал её в себя и вжался, насколько позволяла разница габаритов, в ответные объятия, в голос мучительно застонав от захлестнувших его ощущений. Запретные, гонимые и душимые глубоко внутри вместе с криками боли, они прорвались волной цунами и в один момент захлестнули его с головой. Всё рациональное — все адекватные мысли, все противоречия и личные установки, запрещающие ему погружаться слишком глубоко, смыло начисто. Разом рухнули абсолютно все его защитные барьеры, за которыми он трепетно берег остатки своего душевного здоровья. Не уберег, как видно. В своей хаотичности, изломанном беспорядке всё ощущалось таким настоящим. Не идеальным, каким мог бы стать плод его больного воображения. Теплота дрожащего дыхания, влага слёз, горячие губы, по обыкновению пытающиеся достать везде, где ещё оставались следы повреждений. Вот только прежде это еще никогда не было так очевидно, при свете дня и свидетелях, пусть этим единственным свидетелем и был человек, заслуживший если не все отвратительные подробности, то хотя бы понимание. Все ощущалось ровно также, как ощущалась для него самая обычная реальность, в ней были боль, как предвестник всего остального доступного ему спектра ощущений и… пока лишь зачатки страха осознания. «Она была жива, а я за ней не вернулся». Но Баки отогнал эту мысль, приказав себе не отвлекаться. Он начал делать то же, что не прекращала делать она — гладить её: по бокам, спине, снова коротко остриженной голове — везде, куда мог дотянуться в тесной сцепке неосознанно борющихся друг с другом тел. Сперва неуверенно, боязливо, с каждым новым движением он находил всё больше сходства… Позволив себе коснуться её, остановиться он уже не мог. — Диана… — он легко удержал её от очередного мятежного поцелуя куда придётся, обхватил ладонями лицо и осторожно, едва касаясь, отстранил, чтобы посмотреть. Лицо, глаза, выражение, мимика, разомкнутые в попытке что-то говорить губы… Все слишком… слишком так, как он помнил, даже по меркам его памяти, будто бы это только картинка, воскрешенный мозгом образ. — Диша моя… — имя просилось на язык само, хотелось звать, хотелось вспомнить все уменьшительные, которые он когда-либо успел перебрать, но большее всего хотелось получить отклик. Пусть она его обругает последними словами, пусть даже ударит! Так выйдет только правдоподобнее. — Ты здесь… Она только кивнула невнятно и всхлипнула, поборов сопротивление обрамляющих лицо рук, и прижалась к его обнаженной груди, мазнув по ней губами. Баки, не имея альтернативы, обернул вокруг неё руки, прижавшись подбородком к взъерошенным коротким волосам, и стал баюкать ее в своих объятиях, мерно раскачиваясь из стороны в сторону. — Шшш… Моя девочка… — он прошептал на русском. — Моя хорошая. У него в голове вовсю танцевала мультяшная заводная обезьяна с дисками, в виски отдавал их звон. Он все еще не черта не понимал в происходящем, но решил, что пока, вот прямо сейчас отложит любые попытки сформулировать вопросы, потому что поиск ответов и логики в них точно не добавит ему веры в реальность. А верить ему хотелось, вот так слепо и иррационально глупо, без посягательств на объяснения. И все было бы хорошо здесь и сейчас в этом иллюзорном мире под колпаком, если бы его тело не так настойчиво напоминало ему, кажется, обо всех прежизненных косяках, начиная с первой в его жизни кружки крепкого пива и заканчивая… ножом в многострадальную, хоть и восстанавливающуюся печень. Баки поцеловал ее в волосы и аккуратно отстранил от себя, на всякий случай переглянувшись со Стивом. Неосознанно — затем, чтобы убедиться, что по-прежнему видит его, как реального, а тот, в свою очередь, видит Диану, а не просто потрясенно наблюдает за тем, как Баки обнимается с воздухом. Осознанно — затем, чтобы взглядом попросить его за ней присмотреть. Наверное, у Стива это хорошо получалось, раз они были здесь… оба. — Все хорошо, — предвосхищая вопросы, заверил Баки. — Я сейчас вернусь, — нехотя он разорвал замок рук и спешно вышел, глубоко вдыхая ртом. Если не считать позывов вывернуть наизнанку всё то, что до сих пор не вывернулось через вспоротый живот, удивительно хорошо получалось забыть и вообще не думать о том, что, где и насколько сильно у него болело. Едва проводив его взглядом, Диана ринулась искать фляжку и проверять наличие в ней воды. Понадеявшись, что верно истолковал безмолвную просьбу друга и что Диана не отреагирует слишком резко, Стив придержал её за локоть. — Не ходи… Дай ему время. Но она лишь отмахнулась, проглотив непечатный совет о том, куда Роджерсу стоило засунуть его мужскую солидарность, и выскочила следом за Баки.