***
7 июля 1938 года. Середина дня — 8 июля 1938 года. Обед
Эдвард был в замешательстве. Нет, вернее сказать — он был в отчаянии. Он знал, что должен делать, но это совершенно не вязалась с его собственными желаниями. С тем, за что он боролся последние несколько лет. В руке растерянный маг сжимал лист бумаги. Приговор. «Гортензия Селвин. Обнаруженные болезни: бесплодна». В этот день Эдвард не явился домой. Не напивался, нет. Просто не мог взглянуть в глаза дочери. Проведя ночь в хостеле, Лорд Селвин наконец принял решение. Гортензия умная девочка, она поймёт. И примет. Долг Рода превыше всего. И род Селвин должен продолжится. Лорд вынужден будет взять себе новую супругу, а дочь утратит статус наследницы и станет бесправным членом побочной тупиковой ветви. Маг вздохнул. И велел домовику позвать наследницу (пока ещё), передав той наказ облачиться в торжественную одежду. Предстоял официальный разговор. Кажется, маг даже немного задремал, погрузившись в свои мысли, когда его вернул на землю голос дочери: — Вы меня вызывали, отец? — Да. Честно говоря… у меня очень плохие новости. — граф серьезно взглянул на беззаботно улыбающуюся ведьму, — Это касается всего рода Селвин. — Что-то настолько важное произошло? — девочка наклонила голову. — Да. Колдомедик предоставил результаты последнего обследования. К сожалению. — Эдвард набрал в грудь воздуха и продолжил твёрдым голосом, — Ты бесплодна. Ошибки точно нет — мы перепроверили несколько раз. Так что наследником моего рода станет другой ребёнок. Желательно — мужского пола. Сегодня же я начну искать замену твоей матери. — А. Так вот ты о чём. — Ты… не расстроена. — Я знала о своём бесплодии. Это довольно легко заметить. — но причину, почему же она молчала, и что такого заметила, Гортензия раскрывать не собиралась, вместо этого, продолжив обыденным тоном: — К сожалению, я не могу позволить тебе лишить меня наследства. — Что? — от изумления маг даже не сумел понять, о чём говорит дочь. В руке у девочки появилась палочка, и граф даже не смог бы сказать, откуда она взялась. Только мозг машинально отметил, что палочку Гортензии они должны будут покупать в сентябре, через год — перед поступлением в Хогвартс. А также то, что палочки не делают из таких тёмных, почти что чёрных пород древесины. — Сакрафиуз Морте! Проклятье гниения. С ужасом маг попытался нащупать трясущимися пальцами собственную палочку, но ему это не удалось, а с каждой секундой рука слушалась всё хуже и хуже. — Прости, отец. — наклоненное в сторону лицо Гортензии пересекла извиняющаяся улыбка, — Я вовсе не хотела убивать тебя столь ужасно. Просто, знаешь, мне не даётся Авада Кедавра. Для этого нужно желать человеку смерти, а я вовсе не хочу, чтобы кто-либо умирал. Человек — это словно неведомая, далёкая звезда. Тайна, которую безумно хочется, но нельзя разгадать. Каждый мужчина и каждая женщина — это загадка*. Так же, как не дано сорвать с неба звёзды, не дано узнать, что твориться у другого человека в душе. — в один момент улыбка превратилась в широкий оскал — Но к счастью, можно узнать хоть что-то, если слегка подсмотреть в ответ. Разве это не прекрасно? Умирающий маг, лежал на полу. Его мышцы уже по большей части сгнили, так что он больше не дёргался от невыносимой боли и не мог даже отвести затуманенный взгляд от радостной улыбки своего разглагольствующего убийцы. «Это существо не может быть моей дочерью» — последняя мысль посетила угасающее сознание графа. Девочка присела на корточки перед трупом и протянула руку, шаря ею прямо в наполовину разложившихся останках. — Надо же, всё почти в точности, как и у остальных. Скука.***
14 июля 1939 года
— Итак, мы собрались здесь, чтобы засвидетельствовать последнюю волю Эдварда Селвина. К сожалению, достопочтимый глава рода пропал при невыясненных обстоятельствах. Однако, согласно записи, появившейся в книге рода — он мёртв. Поэтому мы, совет младших членов рода Селвин, уполномочены действовать, исходя из факта его гибели, и признать его наследницу — новой главой рода Селвин. — Начал речь виконт Золт, приятный пухловатый старичок с вьющимися седыми волосами и столь же седой короткой бородкой. — Или не делать этого. — грубо продолжил за него виконт Друдд, коренастый мужчина неопределённого возраста, обладающий столь обширными телесами, что резко выделялся на фоне всех присутствующих. Род Друдд был прирождёнными воинами, и виконт унаследовал от своих предков все их боевые черты. — Все мы знаем об отношении Эдварда к своей дочери и его желание передать ей титул главы рода. — добродушно возразил Лорд Золт. — И теперь он мёртв. Кто знает, каким образом он сгинул? Не сама ли Магия решила, что делать девчонку Леди великого рода Селвин — преступление против традиций? — Брось, Стивен. В роду уже были великие Леди. И Эдвард привёл перед смертью достаточно доказательств того, что его дочь достойна. Кто бы не был ответственен за смерть Лорда Селвин, нам предстоит это выяснить после решения более насущного вопроса. Что скажете, барон Люсье? Однако Лорд Люсье не спешил присоединиться к разговору. Вместо этого вмешался четвёртый член собрания, которому, вообще-то, полагалось молчать: — А с чего вы, собственно, взяли, что я с вашим решением соглашусь? — Гортензия Селвин спокойным голосом прервала спор виконтов. Стивен Друдд, возмущённый таким поведением девчонки, с ожесточением дёрнулся, скорее всего — попытался схватить палочку. Однако ему это не удалось. Неизвестная магия надёжно удерживала Лордов, не позволяя им двигать чем-то, за исключением головы и кистей рук. Магическая ловушка! Артур Люсье продолжал молчать, никак не отреагировав на внезапное нападение. Вильгельм Золт проследил за неподвижным взглядом барона и понял, что тот с ужасом уставился на лицо предполагаемой наследницы. Виконту тоже отчего-то стало не по себе, но он затруднялся понять — что же именно показалось ему угрожающим. Ну не считать же за угрозу, в конце концов, тот факт, что они прикованы к креслам. Молодёжь любит покуражиться и показать своё величие — Вильгельм за свою долгую жизнь давно к этому привык. Тем более, что такая демонстрация быстро осадит пыл этого идиота — Стивена. Ну, а что девочка невероятно юна для такой демонстрации — так тем лучше для семьи. — Думаешь, можешь заставить нас силой изменить традициям рода! — немедленно выкрикнул явную глупость виконт Друдд. — Род — это рудимент феодального общества, которому идиоты вроде вас приписали мистический смысл, таким образом сформировав, со временем, при помощи ритуалов и пожертвований некоего магического монстра, возвращающего десятую часть того, что в него вложили, в обмен на ещё большие жертвы и самоограничения. — разрушила надежды Лорда Золт на мирные переговоры со Стивеном наследница. — Он бы вырвал тебе язык за эти слова! Твой отец! Он… — и разумеется, ярость потомка воинов не заставила себя ждать. — Решил, что благополучие «рода» важнее, чем моё. За это я его и убила. — И зачем же ты говоришь это нам? — Вильгельм постарался говорить как можно более добродушно, как-никак, для него личное благополучие и благополучие семьи — куда важнее абстрактного служения роду. Да и проклятое ощущение чего-то совершенно неправильного лишь усиливалось. — О! Я всего лишь хотела с кем-нибудь поделиться. Так скучно держать всё это в себе. Вы знаете — я убила собственного отца. Просто для того, чтобы получить его деньги и власть. Я задумывала это давным-давно, хотя — не реши он лишить меня наследства, прожил бы немного дольше. — девочка рассмеялась. — Ну, а после вашей смерти, вашим отпрыскам ничего не останется, кроме как подчиниться новой Леди Селвин. Кажется, у вас есть дочь, Лорд Друдд? Будет интересно с ней поразвлечься. — Выродок! Есть для тебя хоть что-то святое? — маг бессильно дёрнулся в кресле. — Святое? В мире полно святых вещей. Я терпеть их не могу. Если ты свят — то значит, слишком труслив, чтобы запачкаться. Люди боятся кучи вещей. Смерти, забвения, посмертной кары, даже сиюминутного возмездия или банальной тюрьмы. Верят, что их убогая праведность, продиктованная лишь только собственным страхом, дарует им шанс спастись от всего этого. Между тем, с лёгкостью отказались бы от неё, будь это не так. Их любовь к богам, предкам, верность традициям, идеалам, законам — жалкое лицемерие. Они живут, чтя какие-то бредни, уповая, что таким образом избегнут наказания. Надеюсь, их всех ожидает Ад. — А ты думаешь, что тебя расплата не коснётся? Магия тебя покарает, а если не она — так другие маги рано или поздно узнают про всё. И посмотрим тогда, что после смерти ждёт тебя. В этом мире есть справедливость! — прорычал виконт Друдд. — Мир несправедлив. С моей точки зрения. После смерти — все должны попадать в Ад. Сильные смогут от неё спастись, а значит им нечего бояться. По крайней мере — до тех пор, пока продолжают бежать. Слабые же недостойны милосердия. То, чего они заслуживают — ПЫЛАТЬ. Столько чудовищной, нечеловеческой злобы и ненависти было вложено в одно только последнее слово, что участвующие в переругивании маги в одночасье почувствовали, как их одежда увлажняется из-за выступившего по всему телу ледяного пота. — Что… — прошептал, разом обессилев, Стивен — Что ты вообще такое?! — Я — часть той силы, что постоянно творит зло. ** На этих словах Вильгельм наконец понял, что же не давало ему покоя всё это время. Колдуна охватил доселе никогда не испытываемый им суеверный ужас. В зрачках твари отражалась вся комната, где они расположились. Но людей на отражении не было. Не в силах закричать из-за сухого кома, сковавшего горло, маг захрипел и забился в кресле.***
Несколькими неделями позже
— Пожалуйста, госпожа! — домовой эльф заплакала. — Вы истребили всех домовиков! Я не справлюсь одна. — Они были мужского пола, а мне не нравиться быть окружённой слугами — мужчинами. Это мерзко. — Но госпожа, всё здесь просто пропитано магией! Новые домовики непременно должны появиться, и раз уж я девочка… — стук головы об пол — Вы знаете, у домовиков не так, как у людей… — О! Не беспокойся об этом. Мы решим эту проблему. — усмехнулась молодая ведьма, взмахом показав следовать за собой — Идём. Донки последовала за Леди. Не подчиниться она не могла. Вместе они спустились в подвал. Эльфа не знала, что там — сразу после смерти старого хозяина, Леди Гортензия запретила всем домовым эльфам появляться там. — Да, кстати. — девочка открыла дверь и обернулась к домовушке, склонив голову на бок, — Пытаться сбежать тебе запрещено. Она отошла от двери, проходя внутрь помещения, а Донки увидев, что её там ожидает, заскулила от страха. В каменной комнате расположилось маленькое, словно детское, металлическое кресло, с приделанными к нему кожаными ремнями. Рядом стояла жаровня, в которой нагревались несколько металлических прутиков и железяк, и тут же — столик с несколькими ножами, крючьями и мотком суровых ниток.