***
31 октября 1949 года. 18 часов 26 минут
Бесконечный поток усталых людей тянется из одного конца Гиндзы* в другой. С серыми, скучными лицами, они проходят мимо грязного бродяги, приткнувшегося со своей жестяной миской в тёмном вонючем проёме между зданиями. Не самое удачное место для попрошайки, но здесь его почти не беспокоили полицейские и другие бездомные, а выпрошенных денег хватает на то, чтобы не умереть с голоду и даже оставаётся, совсем чуть-чуть – на давнюю мечту Ганца – мужчина отбирал или выменивал купюры покрупнее, откладывая на оплату нескольких месяцев аренды комнатки в районе трущоб – шанса снова влиться в общество, стать полноправным членом социума. Он привык так жить. Привык к серости и грязи, к множеству безразличных людей, наводнивших его страну после поражения, к надоедливому дождю и отсутствию ярких красок, оставшихся в прошлом – за Японо-Американским договором и августовскими бомбардировками. Бродяга считал, что любое избавление от этой утомляющей серости в конечном итоге может быть только благом, но вот – в привычные серые будни вмешалось нечто чужеродное. Новый цвет, подобно ножу разрезал реальность бездомного, привлекая внимание. Ганц бросает взгляд туда, на другую сторону улицы, где нечто неправильное всплыло на периферии сознания, и в то же мгновение его чуть ли не тошнит. Там, красивая, совсем юная девушка, выделяющаяся из толпы разве что чуть более ярким и дорогим костюмом, не совсем подходящим мерзкой погоде, быстрой лёгкой походкой направляется куда-то по своим делам. Но Ганц наблюдает нечто совсем иное. Невыносимая, омерзительная тьма, охватывающая мир от земли до самой крайней достижимой глазу высоты небес. Вопли, крики, скулёж и вой тысяч раздираемых безумной агонией глоток. А главное – смрад, непереносимо тошнотворная вонь брошенных без погребения, гниющих и разлагающихся тел, распространяющаяся на всё вокруг. Сквиб, давно бежавший из магического мира, видел многое. Людей, презирающих и уничтожающих другие народы. Американских солдат, насилием и пытками добивавшихся покорности от проигравших. Врачей отряда 731, возвращающихся домой из Китая. Психопатов и преступников, высыпавших на улицы в надежде, что послевоенный хаос скроет их злодеяния. Доводилось видеть Ганцу фрагменты передач с военными призывами Коноэ Фумимаро и откровениями Роберта Оппенгеймера. Но у всех людей, которых он знал до этого момента, было что-то, что заставляло их поступать так, а не иначе. Была цель, идеология, потребности – на худой конец. Причины, заставляющие совершать злодеяния, но никак не наоборот. А тем временем поток людей продолжает течь своим чередом, не подозревая, что каждый из них сейчас жив лишь потому, что страшная девушка в дорогом костюме просто-напросто оценивает жизни окружающих дешевле, чем время, которое понадобиться ей на то, чтобы их все оборвать. И потому Ганц продолжает тихо стоять с протянутой жестянкой, моля Христа, Будду, Аматэрасу и даже давно позабытого Мерлина, о том, чтобы слиться с общей людской массой, остаться недостойным внимания этой девушки. О том, чтобы она не догадалась, что он заметил. Бежать, бродяга даже и не думает, ведь бежать – значит привлечь внимание. Это он понимает чётко. Но к несчастью, похоже, Ганц всё же чем-то выдал себя. Потому что в этот момент чудовище сворачивает со своего пути прямо на проезжую часть и легко перейдя магистраль непосредственно перед носом проезжающего автобуса, как ни в чём не бывало приближается к нему. – Эта страна. Знаешь, мы на дне ямы. И наша судьба интересна. Конечно, страдания тоже слишком велики. Но как я вижу — это шанс на всю жизнь. Без разрушения нет созидания. Нет никаких изменений**. В миске у попрошайки что-то звенит. Он боится взглянуть, что же именно. Она уже давно ушла, а Ганц так и остаётся стоять с протянутой рукой и выпученными глазами, дыша через раз и ощущая, как нечто липкое и мерзкое стекает по его штанине. Наконец, когда до бродяги наконец доходит, что он всё ещё жив, тело сквиба сотрясает, и бедолага начинает блевать. Страх и отвращение были слишком велики, чтобы удерживать их в себе. Сверхъестественная эмпатия – не замеченный магическим обществом и не оцененный в должной мере самим носителем дар, неоднократно спасавший сквиба и уберёгший в самые непростые времена, в этот раз сыграл с Ганцом злую шутку. Обезумевшими глазами бродяга смотрит на пару золотых монет в своей кружке, узнавая в них давно забытые деньги магов, и принимая решение сбежать туда, где магический мир не имеет интересов и влияния, туда, куда ни за что не докатиться новая война. Спустя три месяца, труп неизвестного, отощавшего мужчины без документов сбросят в общую яму-свалку вблизи города Декамере***. Так, в агонии от терзающих тело паразитов и нарывов, поражённый гельминтозом****, закончит свой век человек, успешно переживший гонения грязнокровок, мировую войну, чистки улиц, атомные бомбардировки и беспредел американских карателей.***
Несколькими часами позже
В большом пустом помещении собрались шестеро – девушка европейской внешности и пятеро мужчин-азиатов, двое из которых, очевидно, выполняли роль её охраны, а трое – жертв, в настоящий момент сидящих на коленях прямо на бетонном полу. – Боже, прошу! – один из сидящих мужчин мужчина расплакался. – Бога? Как глупо взывать к нему. Он был один, на протяжении вечности, не имея ни детей, ни родителей, и никого, кто был бы рядом и подобен ему*****. Бог давно сошёл с ума, – девушка смеётся хрустально чистым, радостным смехом, но никто её не поддерживает. – Взгляни: этот мир, задыхающийся от войн, насилия, болезней, тонущий в крови и людских пороках – не свидетельство ли его помешательства? Но не нам судить его, верно? Даже за год человек обезумеет от одиночества. И будь творец сколь угодно велик – вечности должно быть вполне достаточно даже для него. Все кроме девушки – опять молчат, впрочем, это не особо её волнует. – Между тем, почему бы тебе не просить меня. И не надо ползать в ногах, – она продолжает диалог, как ни в чём не бывало - Мы все цивилизованные люди, верно? Я представитель твоего работодателя, и сейчас ты должен доказать мне, что вы осознали свои ошибки, и что нам не придётся прибегать к крайним мерам, таким, как увольнение. – Уво...? – восклицает с изумлением начавший разговор мужчина, но поймав на себе взгляд холодных карих глаз, быстро замолкает. – Конечно, нам не хотелось бы оставлять ваши семьи без постоянного источника дохода, осознавая, насколько сейчас тяжела ситуация в стране. Это создаст плохой имидж нашей фирме на рынке труда. Но мы и не можем просто проигнорировать факт кражи. Вы понимаете меня? – Мы не крали! Я прошу… мы взяли новый товар, и хотели продать немного от своего имени. Мы не трогали ничего чужого! – Правда? Ну а как же недополученный доход? Товар нашей компании вынужден был конкурировать со сторонним у наших же официальных дилеров. Вы считаете, что это правильно? – Мы не подумали… – И это я ещё не говорю о том, что ваш доход стал больше, и вы таким образом скрыли от нас его часть. Кто всё это придумал? – Фукуи, я клянусь. – Фукуи. – подтвердил второй из сидящих на полу мужчин. Третий мужчина промолчал, сверля девушку перед собой тяжёлым взглядом. – Я поняла. И как же будут предложения по решению возникшей проблемы с вашей стороны? – Мы вернём всё до йены! – Хорошо. В этом обезумевшем мире, кто, как не люди, могут вернуть спокойствие и простую человеческую теплоту в отношениях между друг другом. Я всегда верила во второй шанс – как никак, те, кто однажды совершили проступок и приняли ответственность, будут осмотрительнее в будущем, и в чём-то, это даже хорошо. Они уже не зелёные новички, и как бы того не хотелось, не существует людей, что не совершают ошибок – главное – вовремя учиться на них. Так что Мацуо, Нисида, будем считать этот разговор вашим первым выговором, – девушка искренне улыбается, склонив голову на бок, после чего протягивает руку к сумочке у себя на поясе и достаёт оттуда пистолет. – А это – мы будем считать увольнением. Гремит выстрел. Фукуи падает, разбрызгивая кровь и кусочки мозгов по пыльному бетону. Застрелившая его, всё с той же улыбкой, прячет пистолет обратно, после чего склоняется к останкам и зачерпывает двумя пальцами грязную красную массу, бывшую некогда содержимым черепной коробки. – Не совсем то, что обычно подразумевают под этим словом, – она отправляет пальцы в рот, жадно слизывая пыль, грязь, кровь, и остатки мозга; один из амбалов-охранников морщится, а Мацуо ощутимо зеленеет, наблюдая эту сцену. – Но такова уж специфика нашей работы. Нельзя обойтись одной лишь плохой рекомендацией на следующее место работы. Полностью удалив всю грязь с руки, девушка вытирает оставшуюся на пальцах слюну о бок своего платья. – Я жду, что вы компенсируете полную стоимость проданного вами товара до конца следующей недели. Мне не хотелось бы ещё раз возвращаться к данному разговору. Наша компания очень ценит своих сотрудников. Так что мы надеемся обойтись без новых увольнений. Развернувшись на каблуках, девушка быстрой походкой покидает подвал, не обращая больше внимания как на перепуганных торговцев наркотиками, так и на двух охранников, безмолвно устремившихся за ней.***
Пару минут спустя
– Тебе не понравились мои слова? Верующий-якудза? Ты хотя бы представляешь сам, насколько это смешно? – обратилась Гортензия к одному из охранников, когда они покинули помещение бывшего склада. – Я был на войне. – нехотя буркнул громила. – И что? Ты про ту чушь вроде – «в окопах атеистов нет»******? В курсе, что это всего лишь когнитивные искажения твоего разума? Он не мог самостоятельно выдержать весь ужас происходящего вокруг, вот и придумал себе, будто бы чувствует незримую поддерживающую длань высших сил. По тому же принципу древние люди, жившие в постоянном стрессе, выдумывали себе целые пантеоны разнообразных божков. – … – охранник-якудза лишь стиснул зубы. – Хорошо, даже если не касаться самого вопроса веры, неужели ты не задумывался – что всё тот же ужас, что окружает тебя – дело рук этого самого Бога? А даже если и нет – то для чего лично тебе почитать Его? Я терпеть не могу подобного лицемерия. Ты же грешник, преступник, и без того наверняка приговорённый к Им вечным мукам – так похули Бога, и живи спокойно*******. – Это не важно. Вы не были там, и не можете представить, какого это – даже задуматься о том, что всё вокруг существует впустую – и что там, наверху – никого нет. В такие моменты ты начинаешь уважать и любить богов просто за то, что они есть. Гортензия презрительно усмехается. – Пугаете напрасно, тем, что миры безмерны и безгласны и небеса мертвы. Здесь, за дверьми, пространства столь же пусты и ужасны********. Я хочу побыть одна, оставьте меня. До дома я и без вашей охраны доберусь». Покрытые татуировками громилы, лицо одного из которых пересекает уродливый шрам, а у второго не хватает пары фаланг на левой руке, не стали спорить. – Надеюсь, эта сучка сдохнет по пути, нарвавшись на кого-нибудь, кому лидер успел перейти дорогу. – бросает вслед мужчина со шрамом, когда спина шатенки скрывается за поворотом соседней улицы.***
В тот же день
По улицам, залитым водой, на которые продолжает моросить дождь, на встречу друг другу двигаются две фигуры. Одна – одетая в классическое японское кимоно, прикрываясь от дождя широким красным зонтом, скрывающим большую часть лица – передвигается как будто рывками. Вторая – в стильном чёрном платье, насквозь промокшем, идёт вперёд уверенным быстрым шагом. Наконец, эти двое оказываются рядом, посреди абсолютно безлюдной, словно провалившейся в иное измерение улицы. В сторону летит красный зонт, более не скрывая прекрасные черты лица молодой девушки, часть которого, однако, покрывает медицинская повязка. – Я красива? – задаёт она вопрос встречной. На лице той, что носит платье, проступает жестокая ухмылка. – Ты Кутисакэ-онна*********, дух мстительной девушки из сказочек? Просто превосходно! Я, похоже, нашла временную замену моей прекрасной Фригг**********.