И смерть свою утратит власть

Когда-то я чувствовала себя так, будто влюбляюсь, Но теперь я чувствую только, что мое сердце разрывается на куски, И ничего не могу поделать — это полное затмение сердца. Когда-то в моей жизни был свет, А теперь — только любовь в темноте. Я ничего не могу сказать — это полное затмение сердца. Припев песни Bonnie Tyler «Total Eclipse of the Heart» [в подстрочнике переводчика]

      Дафни, штат Алабама       23:56       Они молча шли к машине. Малдер открыл перед Скалли дверь, сел на водительское сиденье и завел мотор, но не стал трогаться с места, а просто ждал, положив руки на руль.       «Он хочет поговорить, — подумала Скалли. — И нам, конечно, придется. Но что мне ему сказать?»       Повернувшись, она посмотрела на Малдера и увидела в его глазах замешательство, а на губах — осторожную улыбку.       «Узнаю этот взгляд, — подумала Скалли. — Он ждет от меня подтверждения, что между нами все в порядке. Но это не так. Черт его побери, как же я жалею иногда, что мы вообще встретились».       «Господи, но я так рада, что он здесь».       «Малдер, чертов ты ублюдок, не знаю, что ты хочешь от меня услышать».       Вдруг Скалли увидела удивление во взгляде Малдера и внезапно поняла, что произнесла последнее предложение вслух.       — Ты не обязана ничего говорить, Скалли, — сказал он, и улыбка мгновенно пропала с его лица. — Я тебя понял.       — Правда? — сказала она так спокойно, как только могла, пытаясь скрыть хаос, творившийся в ее душе.       — Что ты не чувствуешь безумной радости от встречи со мной? — мрачно сказал он. — Да. Думаю, это предельно ясно.       Он поставил машину на передачу и выехал с парковки на шоссе.       В машине воцарилось долгое неловкое молчание.       — Малдер, я не знаю, что чувствую, снова увидев тебя, — наконец сказала Скалли ровным, не выдающим никаких эмоций голосом. — Хотела бы знать, но не знаю.       — Как ты можешь не знать? — спросил Малдер. — О чем ты? Как ты можешь не знать, сколько значишь для меня?       — Прости, я тебя задела? — холодно спросила Скалли. — Какой кошмар. Наверное, ужасно больно осознавать, что человек, которого ты любишь, не разделяет твоих чувств. Уж мне ли не знать! Не поверишь, но это произошло со мной прямо накануне Рождества.       Малдер поморщился. Через какое-то время он снова заговорил низким, удрученным голосом.       — Скалли, ты же знаешь, почему я уехал, — сказал он. — Я же сказал: это не имеет никакого отношения к моим чувствам к тебе. Ты должна мне поверить.       — Я совершенно не желаю это обсуждать, — ответила Скалли и, отвернувшись, посмотрела в окно. — Мне есть о чем подумать и без тебя.       — Если не хочешь говорить о личном, давай не будем. — Малдер, не отрываясь, смотрел на дорогу. — Думаю, и мне сейчас не хочется. Но нам придется работать над этим делом вместе, и ничего не получится, если мы будем ругаться. Нам нужно начать разговаривать, иначе мы в этом расследовании далеко не продвинемся.       — Хорошо, Малдер, — нарочито спокойно ответила Скалли, чувствуя, однако, что самообладание в очередной раз покидает ее. Она резко развернулась к нему. — Давай поговорим. Давай поговорим, например, о том, как ты решил закончить наше партнерство, даже не спросив меня. — В ее глазах появились слезы, и Скалли гневно смахнула их. — Малдер, я умоляла тебя остаться… Господи, мне просто страшно вспоминать, как я унижалась перед тобой! Но у меня не было даже надежды на то, что ты выслушаешь меня, поймешь, чего я хочу. Не знаю, как ты мог так поступить со мной.       — Я просто хотел быть уверен, что ты жива и здорова, — сказал Малдер, продолжая неотрывно глядеть на дорогу, как будто упал бы замертво, если бы хоть раз посмотрел на Скалли. — Я не хотел унижать тебя и уж точно не хотел оставаться один. И сейчас не хочу.       — Да неужели! — сказала Скалли с таким отвращением в голосе, что Малдеру не нужно было видеть ее лицо, чтобы представить, как гнев сверкает в ее глазах. — Ну, посмотри на меня, Малдер. Как я выгляжу? Живой и здоровой?       Он не ответил и даже не пошевелился.       — Малдер, твою мать, посмотри на меня, — повторила Скалли низким голосом. — Хоть это ты можешь для меня сделать?       Малдер быстро взглянул на нее, в его глазах мелькнула грусть, но уже через секунду он заставил себя снова сосредоточиться на дороге.       — Ты выглядишь несчастной, — признал он наконец, — но я не настолько эгоистичен, чтобы думать, что все это из-за меня.       — Не все, — резко ответила она, — но достаточно много, чтобы я засомневалась, хочу ли опять с тобой работать.       Ее слова ранили его — Скалли видела это. Отчасти ей хотелось утешить его, унять эту боль, но та Скалли, которая сейчас управляла ситуацией, считала, что с него еще причитается.       — Хочешь узнать, чем я занимаюсь, Малдер? — спросила Скалли, и ее глаза блистали от гнева. — Работаю в БАНСП. Конечно, все там называют меня «миссис Чокнутая», даже начальник, старший спецагент Рольф, который презирает меня, потому что презирает тебя. У меня нет личной жизни: все друзья пропали сто лет назад, потому что моего времени не хватило и на тебя, и на них, и я выбрала тебя. Короче говоря, агент Малдер, ты забрал все, что у меня было в жизни, и еще никогда я не чувствовала себя такой несчастной.       Последние слова Скалли буквально выплюнула.       — Майк Рольф правда назвал тебя так? — Малдер не верил своим ушам.       Какое-то время в машине раздавался только стук ногтей Скалли о пластиковый подлокотник.       — Все всегда крутится вокруг тебя, да, Малдер? — холодно спросила она. — Забудь все, что я сказала. Тебя беспокоит только то, что кто-то называет меня «миссис Чокнутой», потому что это и на тебя бросает тень. Ну что ж, кто бы что о тебе ни думал, меня это волнует меньше всего.       — Ну, кажется, ты считаешь это страшным оскорблением, — начал Малдер, но Скалли перебила его.       — Слушай, — сказала она, — вопрос не в том, кто как меня называет, а в том, осталось ли еще хоть что-то от моей карьеры. Но, если ты не возражаешь, я бы не хотела сейчас это обсуждать.       — Я возражаю, — нетерпеливо произнес Малдер. — Ты ясно дала понять, что жалеешь, что я вообще появился в твоей жизни. Так тому и быть. Но, если ты, конечно, не планируешь сдать значок прямо сейчас, нам придется расследовать это дело вместе, нравится тебе это или нет.       — Мне это не нравится, — отрезала Скалли. — Если бы ты хотел со мной работать, если бы ты попросил меня, то все было бы по-другому. Но ты не стал. Это была не твоя идея, Малдер: я же видела, что ты дар речи потерял, когда меня увидел. Скажи-ка, если бы ты знал, что я здесь, то согласился бы работать над этим делом?       — Не задавай мне этот вопрос, — раздраженно ответил Малдер. — На него невозможно ответить.       — Правда? — сказала Скалли. — А вот тебе еще вопрос, на который невозможно ответить: как так получилось, что ты так сильно переживал за мое благополучие, что вынужден был уехать, чтобы меня защитить? И при этом ты ни разу даже не позвонил, даже не написал мне, чтобы поинтересоваться, жива я еще или нет! Даже на мой день рождения! Я весь день прождала у телефона, надеясь, что ты, может быть, хотя бы по такому случаю соизволишь позвонить. И чуть не пропустила ужин у мамы в свою собственную честь, потому что была абсолютно уверена, что ты позвонишь. Но ты не позвонил.       Малдер ничего не ответил.       — Ты даже не вспомнил, да? — с горечью произнесла Скалли. — Был занят… чем-то другим, полагаю.       Малдеру нечего было ответить. Она права — он действительно забыл про ее день рождения или нарочно стер эту дату из памяти. Но признание ему сейчас не поможет.       Даже если бы он вспомнил, все равно не стал бы звонить. И она это уже поняла.       — Малдер, скажи что-нибудь, — сказала Скалли, ненавидя себя за то, как отчетливо в ее голосе сквозил гнев, но не будучи в силах его подавить. — Скажи, что ты не знал, как мне было плохо с того самого дня, как ты заявил, что уходишь.       — Я не знал.       — Лжец.       Эти слова задели его по-настоящему.       — Кто? — переспросил он. — Не уверен, что правильно тебя расслышал.       — Лжец, — повторила Скалли, и в ее глазах сквозил такой холод, какого Малдер никогда не мог себе даже вообразить. — Ты прекрасно меня слышал. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо еще на этой планете. И тебе, мать твою, прекрасно известно, что с момента твоего ухода я была совершенно, абсолютно, безнадежно несчастна!       Она кричала на него и даже опустилась до ругани. «Господи, — подумал Малдер растерянно, — как же мы докатились до такого?»       — Малдер, даже сегодня вечером, с Глассманом, все, что я сказала, все, чем я попыталась помочь расследованию, ничего не значит, — продолжала Скалли, и ее голос дрожал от ярости. — Никто меня не слушает. Никто не уважает мое мнение, потому что все знают, что я занималась поиском зеленых человечков и чупакабр, и что у меня нет ни оксфордского образования, ни Y-хромосомы, которые необходимы, чтобы как-то искупить это неудачное обстоятельство. И теперь ты появляешься, откуда ни возьмись, говоришь Глассману, что я права, и все вдруг должно стать замечательно? Нет. Такая помощь мне не нужна — ни от тебя, ни от кого другого. Я не хочу быть миссис Чокнутой. Не хочу быть бессмысленным посмешищем.       Полная тишина.       — Тебе нечего мне сказать? — прошипела Скалли, но в то же время ее глаза наполнились слезами. — Совершенно нечего?       — Я не лжец, Скалли, — сказал Малдер, и она увидела в первый раз за этот вечер, что его глаза были тусклыми и безрадостными.       — Ты так считаешь?       — Да. На самом деле я трус.       — Или просто гребаный психопат, — резко бросила она. — Может, ты просто рехнулся?       Не успели слова слететь с ее губ, как Скалли поняла, что натворила. Она знала, что тщательно продуманные интриги заговорщиков запутали Малдера до такой степени, что иногда он сам сомневался в своем рассудке. Она знала об этом, потому что он сам рассказал, доверил эту тайну. А она дошла до того, чтобы использовать это знание, этот доступ к самым сокровенным чувствам Малдера, чтобы поиздеваться над ним и причинить ему боль.       Что бы он ни сказал и ни сделал, это все равно удар ниже пояса, и Скалли это прекрасно понимала.       И Малдер тоже.       — Это еще что, мать твою, значит? — требовательно сказал он и резко посмотрел на Скалли.       — Ничего, — ответила она, раздраженно покачав головой. — Ничего это не значит. Прости, что я это сказала. Забудь, ладно?       — Черта с два! — воскликнул Малдер, и на сей раз его голос задрожал от злости. — Это просто удар под дых, Скалли. Злись на здоровье, но, ради Бога, хватит промывать мне мозги, хорошо?       Колеса завизжали: Малдер поворачивал на парковку. Он вел слишком быстро и вдавил педаль тормоза с такой силой, что Скалли почувствовала запах паленой резины.       Она вспомнила, что так Малдер вел, когда был невероятно зол. А когда он был зол и обижен так, как сейчас, то никогда не оставался, чтобы довести разговор до конца, и просто исчезал.       От этой пугающей мысли Скалли похолодела, и у нее появилось дурное предчувствие. Малдер заехал под навес и остановился. Он ничего не сказал, но его послание и так было предельно ясно: вылезай прямо здесь.       — Не надо, — дрожащим голосом произнесла Скалли. — Не надо, Малдер.       — Чего не надо? — гневно спросил он. — Не надо разговаривать с тобой? Не надо подвозить до отеля? Не надо уезжать, чтобы ты смогла использовать еще пару дешевых приемов и посмеялась надо мной? Ты орешь на меня уже пятнадцать минут, хотя, насколько я помню, ничего такого я не сказал. Так чего именно мне не надо делать, Скалли?       — Не надо оставлять меня здесь, — ответила она, и ее голос дрожал так сильно, что Малдер с трудом ее понял. — Припаркуйся нормально, Малдер. Пожалуйста. Не бросай меня здесь.       Сначала Скалли думала, что он откажется, прикажет ей выметаться из машины и уедет, но он этого не сделал. Не сказав ни слова, Малдер снова завел мотор, проехал еще шесть метров до парковки сбоку от отеля и остановил машину.       — Все, я припарковался, — сказал он и, обернувшись, посмотрел на Скалли. — Что теперь?       Она медленно вдохнула и выдохнула и какое-то время она просто ждала, когда сможет заговорить и не разрыдаться.       — Я… Я должна извиниться, Малдер, — сказала она, наконец, почти шепотом. — Мне не следовало это говорить. Я не хотела… выходить из себя. И я понимаю, что к этому делу надо подойти профессионально.       Малдер внимательно наблюдал за ней, и гнев в его глазах постепенно сменился на профайлерский интерес. Он пытался прочитать ее мысли, ее чувства, и Скалли не без оснований полагала, что раньше он не делал этого. Не всерьез. Не с ней.       И ей это не нравилось. Совсем.       — Не думаю, — медленно начал говорить Малдер, — что у нас будут проблемы в совместной работе, если ты этого не хочешь. Я по-прежнему доверяю твоему суждению, Скалли.       — Это очень мило, — ответила Скалли, но у нее не получилось произнести эти слова так холодно и отчужденно, как она намеревалась. Она уже чувствовала, что в любой момент может расплакаться. «Черт, Дана, — думала она, — возьми себя в руки. Не нужно сейчас показывать себя с этой стороны. Ради Бога, постарайся выглядеть сильной».       Скалли отвернулась к окну.       — Малдер, ты можешь положиться на меня, что бы ни пришлось делать в процессе расследования, потому что мне не терпится закончить его как можно скорее. Я думала, что в мои обязанности входит лишь проверить улики и определить, под чью юрисдикцию это дело попадает, а потом я вернусь в Квантико.       — Тогда почему ты все еще здесь? — спросил он тихо. — Я думал, ты уже решила, что дело находится в юрисдикции федералов.       — Я здесь, потому что мне пришлось, — сказала она. — Этим вечером я получила новый приказ — остаться и помогать профайлеру, то есть тебе, анализируя имеющиеся в наличии улики.       — Мне ни с кем не хотелось бы работать больше, чем с тобой, — ответил Малдер, но его голос по-прежнему был безжизненным. — Это единственная причина, по которой ты не уехала?       — Какая еще причина у меня может быть? — спросила Скалли, с раздражением услышав, что ее голос сорвался. — Мне приказали быть здесь, и вот я здесь.       — Но…?       — Но ничего. Это моя работа.       Скалли с трудом сглотнула, пытаясь замедлить дыхание, но к этому моменту от ее самообладания уже практически ничего не осталось. Она моргнула, надеясь, что Малдер не увидит слезы, которые уже вовсю текли по ее щекам.       — Малдер, я постараюсь работать с тобой, — сказала она сбивчиво. — Обязательно. Но, честно говоря, я не могу заставить себя волноваться о том, получится у нас раскрыть дело или нет.       Малдер увидел слезы, но поборол желание стереть их с ее лица. Когда-то она не стыдилась плакать перед ним или даже в его объятиях, но это время ушло безвозвратно, думал он. Раз повернуть время вспять он не мог, то мог хотя бы притвориться, что ничего не заметил. Не двигаясь, Малдер просто молчал.       — Малдер, прости, — сказала Скалли, по-прежнему тщетно пытаясь говорить спокойно. — Но думаю, ты видишь, что я не тот напарник, который тебе сейчас нужен.       — Ерунда, Скалли, — сказал он. — У тебя есть полное право злиться на меня, но я никогда не поверю, что мы не сможем работать вместе.       — Не сможем, — сказала она, не отрывая взгляда от темноты за окном. — Потому что я не могу, — продолжила Скалли, теперь уже не пытаясь скрыть слез. — Просто не могу. Я не та, кем была раньше, Малдер. Я слишком подвержена эмоциям, и мне противно даже думать о полевой работе.       — От нее никто не в восторге, — сказал Малдер. — Тем более в таком деле, как это.       — Когда-то я могла выполнять такую работу, — сказала Скалли, все еще плача, и отодвинулась от Малдера. — Когда-то я многое могла. А сейчас я веду себя совершенно непрофессионально.       — Ты никогда в жизни не вела себя непрофессионально, — сказал Малдер. — Но я вижу, что в последнее время тебе пришлось туго.       — Не настолько туго, чтобы так кричать на тебя, — ответила Скалли чуть более спокойно, но в голосе все еще слышались слезы, и она периодически всхлипывала, как маленькая напуганная девочка.       — Это естественная реакция, — ответил он.       Скалли снова напряглась, но потом немного расслабилась, поняв, что Малдер больше не изображает из себя профайлера. Просто пытается помириться.       — Может, это просто катарсис, — продолжил он. — Как у родителя, который страшно волнуется и плачет, когда ребенок не приходит домой вовремя, а когда тот возвращается, перестает переживать и только злится.       — Ты считаешь, что со мной произошло что-то подобное?       — Да, что-то в таком роде.       — А если точнее? — спросила Скалли, снова чувствуя раздражение, но сама не понимая, почему. — Ты думаешь, я страшно беспокоилась о тебе, а теперь злюсь?       Но Малдер не проглотил наживку.       — Не знаю, — сказал он задумчиво. — Не знаю, что произошло, и почему ты работаешь в БАНСП с этой мерзкой гнидой, но знаю, что никогда не видел тебя такой запуганной и забитой. Я бы даже не поверил, что такое может с тобой произойти.       Скалли чуть было не улыбнулась, услышав слова «мерзкая гнида», но уже на слове «забитая» ее улыбка исчезла. «Я не забитая, — подумала Скалли. — Ведь так?»       — Так и есть, — сказал Малдер, и Скалли поняла, что он снова читает ее мысли. — Скалли, я не знаю, в чем дело, могу только догадываться. Может, потом, если ты захочешь, то расскажешь мне об этом. Но сейчас ты измучена. Ты опустила руки. Ты боишься чего-то, Дана, и я думаю, что это отчасти моя вина.       «Дана, — думала Скалли, понимая, что он сказал что-то важное, но ничего не чувствуя. — Он назвал меня Даной. Значит, надо быть внимательной. Так ведь?»       Она покачала головой.       — Это не твоя вина, — сказала она невыразительно. — Глассман гнида, и я ненавижу БАНСП, но я оказалась там, потому что сама попросила о переводе. — Скалли снова посмотрела на Малдера. — Во всех неприятностях виновата я сама, Малдер, а не ты.       — Хотел бы я в это поверить, — сказал Малдер с задумчивой улыбкой. — Но сейчас не время разбираться в том, что за силы ополчились против тебя. Ты устала, тебе нужно поспать.       «Не просто устала, Малдер, — подумала Скалли. — Я измождена. Хочу только заказать еду в номер, принять горячий душ, переодеться в пижаму, попытаться заснуть… И молиться, чтобы не закричать так громко, что услышат все в отеле, когда начнутся сны».       От этой мысли она содрогнулась.       — Скалли? — сказал Малдер. — Пойдем в отель?       Она кивнула.       — Пойдем.       Они вышли из машины, Малдер подошел к багажнику и вытащил свою сумку. И тут Скалли вспомнила.       — О, черт, — простонала она, прижав руку ко лбу.       — Что случилось? — спросил Малдер.       — Моя сумка, — сказала она с отвращением в голосе, опустив руку, — В машине, которую мы взяли напрокат, а она у Глассмана. Мне даже не в чем спать.       — Не переживай, — сказал Малдер, пожимая плечами. — Я заберу твои вещи у Глассмана, когда он приедет.       Скалли покачала головой.       — Он никогда не возвращается в отель до рассвета, когда мы выезжаем на дело. Все равно он захочет сам занести мне сумку, а я не желаю видеть его в своем номере. Давай не будем опять начинать, — сказала она, увидев, что Малдер собирается что-то сказать. — Завтра успеем. Но я была бы благодарна, если бы ты одолжил мне футболку.       Малдер долго смотрел на нее, а потом вздохнул.       — Думаю, найдется лишняя, — сказал он. — Подожди секунду.       Он открыл свою сумку и достал футболку с изображением нью-йоркской команды «Knicks», которую Скалли помнила так хорошо.       — Эта подойдет, — сказал Малдер и протянул ей футболку. — Надеюсь, вы ничего не имеете против «Knicks», агент Скалли?       Она покачала головой и взяла предложенную вещь.       — Нет, пока «Spurs» (1) дают им прикурить, агент Малдер, — ответила она.       Малдер посмотрел на Скалли, изобразив обиду.       — Господи, Скалли, — пробормотал он. — Это жестоко. Нельзя смеяться над убогими.       К своему собственному изумлению, Скалли рассмеялась.       Сколько времени прошло с тех пор, как они последний раз смеялись над чем-то вместе? И с тех пор, как она последний раз видела эту мягкую улыбку у него на лице? Улыбку, означавшую, что он просто рад ее хорошему настроению?       Кажется, прошла целая вечность.       — Пойдем, — сказал он, и впервые за этот вечер Скалли услышала теплоту в голосе Малдера. — Я провожу тебя до номера.       Она посмотрела на вход в отель и покачала головой.       — Давай пройдем через черный ход?       — Конечно, — ответил Малдер.       Он знал, в чем дело: она не хотела идти у всех на виду с красными глазами и потекшим от слез макияжем. О том, что сам он любил россыпь веснушек у нее на носу и на щеках, не скрытых слоем косметики, Малдер благоразумно умолчал.       Они подошли к отелю со стороны бассейна. Скалли старалась избегать взгляда Малдера, пока они молча поднимались в лифте, но молчание уже не было таким болезненным, как раньше. Пусть им и не удалось пока снова стать друзьями, но хотя бы у них появилась перспектива вновь стать напарниками.       Временно, напомнил себе Малдер. Он не изменил свое решение, не мог изменить его, пока Скалли по-прежнему в опасности.       Они дошли до номера. Малдер поставил сумку на пол, достал ключ-карту из кармана и, открыв перед Скалли дверь, протянул ей обе карточки.       — Спасибо, — сказала она, все еще не глядя на него.       — Не за что, — тихо ответил Малдер и снова поднял сумку. — Увидимся утром.       Он отвернулся, чтобы открыть дверь своего номера, и Скалли исподтишка взглянула на Малдера, вспоминая те времена, когда они были напарниками и проходили через этот ритуал каждый вечер перед тем, как расстаться и пойти спать.       Ну, «расстаться» — это сильно сказано: как правило, они недолго оставались вдалеке друг от друга. Обычно кто-нибудь из агентов приходил в номер другого, и они приступали к обсуждению дела — иногда оно получалось кратким, иногда растягивалось на всю ночь. Это было так просто — спокойно общаться, даже когда спор становился горячим, ведь основой их отношений все равно оставались вера Малдера в напарницу, доверие, а иногда — нежная привязанность, которой они оба так дорожили и в то же время — не желали признать.       Эта привязанность оставалась между ними, что бы ни случилось, как бы жестко Скалли не разговаривала с ним сегодня. Она чувствовала это по взгляду Малдера, по его голосу и даже по тому, как он открыл перед ней дверь.       Нет. Она не могла его отпустить, не загладив вину. Скалли кинула футболку на ближайшую кровать и повернулась к Малдеру.       — Малдер? — позвала его она как можно спокойнее, надеясь воскресить обыденность этого когда-то такого привычного момента.       Он повернулся к ней, они встретились глазами, и Скалли невольно задержала дыхание. Все его одиночество, вся страсть, неослабевающая любовь — все это она увидела в глубине его глаз так же ясно, как если бы он сам рассказал ей об этом…       И Скалли, которая всего лишь собиралась сказать что-нибудь незначительное, что-нибудь, чтобы показать, что они все еще друзья, вдруг поняла, что оказалась в объятиях Малдера и обнимала его с таким отчаянием, на которое, как ей казалось раньше, она вообще не была способна.       Она услышала, как будто издалека, звук упавшей на пол сумки. Руки Малдера обхватили ее, и, наклонившись, он положил голову ей на плечо, и Скалли тихо вздохнула, прошептав его имя.       Малдер прижал ее к себе, его била дрожь, но Скалли знала, что не от страсти. Она помнила, когда он был таким — когда отчаянно нуждался в утешении.       Скалли нежно обняла Малдера за шею и притянула к себе, погладив по волосам. Она почувствовала его губы на своей шее, слепо прокладывающие дорожку к ее рту — мягко, неловко, словно прося индульгенции, в которой она отказывала ему — до этого момента.       Его прикосновение было таким нежным, таким невинным, но оно сломило ее, и в этот момент Скалли осознала всю глубину своей бессердечности, поняла, как Малдера обидел ее гнев, как много значило для него ее прощение, насколько огромна та сила, которую она над ним имела.       Тронутая вопреки голосу разума, Скалли нежно поцеловала Малдера в щеку, и он повернулся к ней. Их губы встретились — сначала мягко, потом сильнее, глубже, с такой страстью, что она потеряла способность дышать.       У Скалли закружилась голова, будто она опьянела от неприкрытой жадности в поцелуе Малдера. Ей было так одиноко, так не хватало человеческого общения… Чувства, пробужденные этим поцелуем, захлестнули ее. Дрожа, она отодвинулась от Малдера и застенчиво положила голову ему на плечо.       И вновь Малдер понял то, что она не в силах была произнести. Теперь он прижимал ее к себе уже не так крепко и нежно поглаживал по волосам, целуя в лоб. Скалли расслабилась в его объятиях и ощутила, как на сердце стало легче без тяжелого груза одиночества.       — Я солгала, Малдер, — прошептала она.       — Да? — сказал он нетвердым голосом. — Когда?       — Когда сказала, что не уверена, рада ли снова увидеть тебя, — ответила Скалли. Она просунула руки под его пальто, обняла Малдера за талию и крепко прижала к себе. — Я рада. Я очень рада, что ты здесь.       — Правда?       — Да, — прошептала она. — Я так скучала по тебе. Иногда мне казалось, что я скучаю так сильно, что умру.       — Я тоже скучал по тебе, — сказал Малдер. — Больше, чем ты думаешь.       Он снова нежно поцеловал ее и отпустил.       — Надо закругляться, Скалли, — сказал Малдер, заправив непослушный локон волос ей за ухо. — Твой напарник-неандерталец может приехать в любую секунду. Могу поспорить, он убить готов, лишь бы иметь возможность раструбить эту историю по всему Бюро.       — Так и есть, — сказала Скалли, нервно усмехнувшись, и отвернулась. — Он очень интересуется нашим прошлым.       — Насколько я понимаю, не той его частью, которая касается паранормальных явлений? — спросил Малдер, шутливо покачав головой и изобразив испуг. — Надо тебе рассказать ему правду, пусть разочаруется.       — Может быть, — тихо сказала Скалли. Она протянула руку к двери, но вдруг остановилась. — Малдер? — позвала она, не глядя на него.       — Да?       — Он не мой напарник, — тихо сказала она, обернувшись и посмотрев на Малдера через плечо.       — Нет? — тихо спросил он.       — Нет, — ответила Скалли и повернулась к нему лицом. — Ты мой напарник, Малдер. Мой единственный настоящий напарник.       Вот и все. Сама того не понимая, Скалли заставила его решать — впустить ее обратно в его жизнь со всеми сопутствующими рисками или отказать ей, выгнать ради ее собственной безопасности.       Но сейчас в ее глазах появилось нечто, чего не было там поначалу — спокойствие, но хрупкое, которого легко можно было лишиться — спокойствие, которое, подумал Малдер, покинет ее вместе с ним. Ее силы были практически на исходе, и Малдер до сих пор не вполне понимал, почему. Но она нуждалась в нем — это он знал.       Делать нечего. Ему придется разбираться с последствиями потом.       — Ты единственный человек, с которым я хотел бы работать, Скалли, — сказал он и снова пригладил ее мягкие рыжие волосы. — У меня никогда не будет лучшего напарника.       Скалли вздохнула и прижалась к нему, позволив себя обнять.       — Я рада, — сказала она шепотом.       Они еще долго стояли, обнявшись, пока Малдер неохотно не разрушил чары.       — Скалли, — сказал он, прижимая ее к себе. — Я бы с радостью стоял здесь и обнимал тебя всю ночь, но тебе нужно поспать. Как и раньше, я сразу вижу, что ты устала.       — Знаю, — сказала она. — Не сейчас. Слишком много всего происходит. Все кажется таким нереальным. Хочу побыть с тобой еще немного.       — Уже почти полночь, — напомнил он ей.       — А ты даже не попытаешься заснуть еще как минимум два часа, если изменился не больше, чем я думаю, — сказала Скалли и посмотрела на напарника. — Зайди в мой номер на несколько минут.       — Скалли, не знаю… — начал он, но она остановила его.       — Только на несколько минут, — сказала она. — Я просто обязана разговаривать с тобой нормально хотя бы столько же, сколько я на тебя орала.       Малдер рассмеялся.       — Ладно, — сказал он, все еще улыбаясь, — но надеюсь, я не пожалею об этом.       — Это вряд ли, — ответила Скалли и улыбнулась в ответ.       Малдер открыл перед ней дверь и, зайдя в номер Скалли, поставил сумку на пол около двери. В номере было душно, и Малдер снял пиджак и ослабил галстук, а потом сел на один из двух стоявших в комнате стульев.       Скалли опустилась на краешек кровати.       — Так чем ты занимался с нашей последней встречи? — спросила Скалли.       — Искал Эрика Рудольфа (2), пока без всякого успеха, — ответил Малдер. — Если помнишь, одна из взорванных им клиник находилась в Бирмингеме.       — Помню, — сказала Скалли. — И еще я помню, что ищущая его оперативная группа «Центабомб» не купается в лучах славы.       — Удар ниже пояса, — сказал Малдер, по-прежнему улыбаясь. — Посмотри, сколько времени ушло у команды «Унабомб», чтобы поймать их парня (3), — и то только потому, что его заложил его брат. Так или иначе, мы хотя бы знаем, кого искать. Только не знаем, где.       — Ничего, объявится рано или поздно, — сказала Скалли, пожав плечами. — Он хотя бы не бомбил никого в последнее время. Чем еще занимаешься?       — Навожу справки, проверяю кучи навоза…       — Ну, раз в твоей жизни так много навоза, должен быть и пони, — сказала она с улыбкой. Это была старая шутка, и Малдер рассмеялся, вспомнив ее.       — Нет, к сожалению, нет, — сказал он, покачав головой. — Ничего, кроме кучки нищих грязных фермеров, пытающихся выжить в быстро урбанизирующейся деревенской среде.       — Так они просто выращивают хлопок и удобряют его аммиачной селитрой? — спросила Скалли. — Или правда делают бомбы?       — Рудольф делает бомбы. — Малдер заложил руки за голову и устроился поудобнее. — Больше ни о каких террористах мне не известно.       — Странно: ты оказался в «Центабомб», а я в БАНСП, — сказала Скалли и, скинув туфли, залезла на кровать с ногами.       — Как так получилось, Скалли? — спросил Малдер. — Ты же знаешь, какой я любопытный.       — Об этом я знала еще до того, как мы встретились, — сказала Скалли, улыбаясь, но через секунду улыбка сползла с ее лица. — Я попросила Скиннера перевести меня. В общем офисе я провела в точности пять минут — столько времени мне понадобилось, чтобы заглянуть под чашку.       — Ааа…       — Ну разумеется, — голос Скалли стал тише. — Мне понравилась твоя записка. Она очень… утешала меня иногда.       — Только иногда? — игриво спросил Малдер. — А я думал, у меня лучше получилось.       Скалли покачала головой.       — Иногда… ничего не помогало. — Она растянулась на кровати, подперев голову рукой. — Хотя большую часть времени я чувствовала себя нормально.       — Но не все время, — сказал Малдер, перестав улыбаться.       — Да.       — Прости, — сказал он тихо.       — Ты уже извинялся.       — Хочу извиниться еще раз.       — Я понимаю, — сказала Скалли. — Но мне не хочется говорить о неприятном.       — Ладно, — сказал Малдер. На какое-то время воцарилась тишина. — Где твой брат?       — Билл? Я тебе говорила — не знаю.       — Засекреченная операция?       — Наверное, — ответила Скалли, пытаясь не выдать беспокойства. — Его вызвали из отпуска сразу после Рождества. В тот же день он уплыл, и мы больше ничего о нем не слышали. Не знаю, где он, только то, что приказы, видимо, поступили от главкома.       — У меня всегда было плохо с этими военно-морскими сокращениями, — сказал Малдер и наклонился к Скалли. — Какой еще главком?       — Главнокомандующий надводными силами Атлантического флота, — ответила Скалли. — Вероятно, Билл сейчас патрулирует воды где-то в Атлантике.       — Там что-то случилось? — спросил Малдер.       — Нет, насколько я знаю, — сказала Скалли. — Малдер, ты явно задаешь про Билла не те вопросы, на которые хочешь услышать ответ.       — Это настолько очевидно? — спросил Малдер, слабо улыбнувшись.       — Для меня — да, — сказала Скалли и выпрямилась, свесив ноги с кровати. — Мы с Биллом поругались после того, как ты ушел. Он столько наговорил и про тебя, и про меня, что я вышла из себя и… ударила его.       — Ты ударила брата? — переспросил Малдер, не веря своим ушам. — Скалли, от этого я и правда дерьмово себя чувствую.       — Это не твоя вина, — сказала Скалли, но оживление пропало из ее голоса. — То, что между нами произошло, — наша проблема, Малдер. Это не имеет отношения к тебе.       — А мне так не показалось в тот вечер.       — Но это так, — настояла Скалли. — Билл моряк до глубины души. И старший брат до мозга костей. Он всегда таким был и ничего не может поделать со своим желанием лезть в мою жизнь и пытаться все перестроить на свой лад.       — Ну, — сказал Малдер и положил руки на колени, — кое-что я сам перестроил на его лад — избавил тебя от жалкого сукиного сына — твоего напарника.       — Да уж, — сказала Скалли. «Ее голос прозвучал прохладно, — подумал Малдер и нахмурился. — Хороший ход — снова начать спор заново. Молодец. Просто молодец».       Скалли увидела перемену в его лице.       — Расслабься, Малдер, я не собираюсь читать тебе лекцию, — сказала она, но в ее голосе не прозвучало усмешки, которая должна была бы сопровождать эту фразу. — Теперь я прекрасно справляюсь сама. Хотя вы оба не оставили мне выбора.       — Да, по-видимому, не оставили, — сказал Малдер тихо. — Но, если ты всем довольна…       — Со мной все в порядке, — выпалила Скалли и замолчала, ничего больше не добавив. — Думаю, ты был прав, Малдер, — продолжила она. — Некоторых неприятных тем лучше пока избегать.       — Так о чем же нам остается говорить?       Скалли пожала плечами.       — О подозреваемом?       — Мне что-то не кажется, что это очень приятная тема, — мрачно сказал Малдер.       — В чем проблема? — спросила Скалли. — Убийца жесток, но не так уж кровожаден. Мы оба видали преступления похуже.       — Проблема в том, что мне придется его профилировать, — ответил Малдер. — Прямо сейчас. Поэтому я и здесь.       — Сейчас?       — Да. По непостижимым для меня причинам помощник директора Скиннер прислал меня сюда, потому что кому-то срочно понадобился профиль этого субъекта. Я должен подготовить его и отдать местной полиции.       — Это какая-то бессмыслица, — нахмурившись, сказала Скалли. — Если бы ты был в отделе бихевиористики, то тебя бы отправили составлять характеристику в Квантико и обратились бы к ней только тогда, когда провалятся остальные гипотезы.       — Так и есть.       — Так почему этим вообще занимается Скиннер? — удивленно спросила Скалли.       — Не знаю, Скалли, но это дурной знак, — ответил Малдер и, наклонившись вперед, добавил:       — В этом деле не обошлось без серьезной политической подоплеки — только этим можно объяснить, как двух агентов БАНСП и бывшего профайлера так быстро отправили заниматься одним делом.       — Бывшего, как бы не так, — сказала Скалли, попытавшись улыбнуться. — Ты лучший, Малдер. Я всегда знала, что ты отличный агент, но не понимала, насколько, пока не пришла в БАНСП. Я познакомилась с некоторыми очень хорошими профайлерами, но ты лучше. Правда.       — Скалли, я сейчас покраснею, — сказал Малдер, будто шутя, но в его словах была доля правды: он действительно чувствовал себя неловко. Это слишком не похоже на Скалли — так откровенно хвалить кого-то, пусть даже его.       — Я правда так думаю.       Она снова улыбнулась и, встав с постели, подошла к Малдеру и села на подлокотник кресла. Он обнял ее за талию — сначала осторожно, а потом крепче, ощутив, что она не возражает против его прикосновений.       Скалли наклонила голову и нежно поцеловала его. «Она до сих пор волнуется, — отметил про себя Малдер, — и ей по-прежнему отчаянно нужен скорее эмоциональный, чем физический контакт». Малдер позволил ей задать ритм, не углубляя поцелуй до тех пор, пока не почувствует, что она этого хочет.       Скалли медленно опустилась ему на колени, и руки Малдера обхватили ее, успокаивая, окружая своей силой. Она прервала поцелуй, закрыла глаза и положила голову ему на плечо, лежа тихо, как ребенок.       Скалли глубоко вдыхала знакомый, принадлежащий только Малдеру запах, который раньше был настолько неотъемлемой частью ее мира, что она даже не осознавала его, — пьянящая смесь душистого геля после бритья, легкий, сладковатый аромат накрахмаленного хлопка, слабо ощутимый привкус масла для смазки оружия — и подо всем этим — глубокий первобытный мужской запах.       Этот аромат, тепло рук Малдера, ритмичное биение его сердца — вся эта комбинация ощущений действовала успокаивающе на измученные нервы Скалли. Она потянулась, вздохнула и потерлась об него, как довольная кошка.       — Я говорила тебе, — прошептала она. — Ты единственный, с кем я хотела бы работать. И не только по личным причинам.       — Тогда я рад, что я здесь, пусть даже из-за каких-то политических интриг, — сказал Малдер тихо, прижимая Скалли к себе. — Но, Дана… — он помедлил: ему не хотелось задавать этот вопрос, тем более сейчас, но он мучил его с момента их расставания в декабре.       — Что «но, Дана»? — спросила она тихо.       — Ну… А есть ли какие-то личные причины?       — Что именно вы имеете в виду, агент Малдер? — серьезно спросила Скалли, но в ее глазах предательски мелькнул игривый огонек.       — Я имею в виду… Черт, — он раздраженно покачал головой, глубоко вздохнул и, наконец, решился. — Просто хотел спросить… Ты все еще любишь меня?       На короткое время в комнате воцарилось молчание. Малдер уже подумал, что его сердце вот-вот остановится, но вдруг почувствовал на шее долгий теплый поцелуй.       — Я все еще люблю тебя, Фокс, — прошептала Скалли ему на ухо. — И всегда буду любить.       Поначалу Малдер напрягся, услышав из уст напарницы свое имя, и внимательно посмотрел на нее, пытаясь понять, дразнит ли она его, но убедился, что это не так — на лице Скалли была мягкая улыбка, которой он никогда не видел раньше.       «Я бы смог привыкнуть к своему имени, если бы она произносила его. Действительно смог бы».       Малдер повернулся к Скалли, и она оставила на его губах нежный поцелуй, который быстро перерос в страстный. Он ласкал ее спину и плечи, и Скалли немного подвинулась, чтобы дать ему больше места, позволить полностью занять ее личное пространство.       Он проскользнул языком между ее губ, но не стал углублять поцелуй.       «Он пробует меня на вкус, — подумала Скалли и от этой мысли задрожала в предвкушении. — Я тоже хочу».       Она медленно расстегнула верхние пуговицы рубашки Малдера, ослабила галстук и прижалась губами к шее — там, где бился пульс. Скалли несколько раз легонько прикусила ее, а потом двинулась выше, периодически пробуя на вкус его солоноватую кожу, и пососала мочку уха.       Скалли услышала, что Малдер резко втянул воздух, и ощутила, как напряглись его мускулы. Это возбуждало его — и ее — больше, чем они оба ожидали. Малдер глубоко дышал, скользя руками по телу Скалли, но по-прежнему не касаясь тех мест, где она так мечтала почувствовать его руки.       — Скалли, — сказал он сдавленным голосом, — если хочешь остановиться, лучше сделать это сейчас.       — Я не хочу останавливаться, — прошептала она ему на ухо. — Я хочу, чтобы ты продолжал. Пожалуйста, Малдер…       Реакция последовала незамедлительно: его дыхание убыстрилось, объятия стали крепче, его член уперся ей в ногу. Малдер поцеловал ее снова — еще более страстно, чем раньше, прижал к себе, а затем отпустил, но только для того, чтобы оставить на ее шее жаркие поцелуи, от которых Скалли задрожала.       Медленно и чувственно скользя руками по ее телу, он вытащил ее блузку из-за пояса брюк. Его рука проскользнула под шелковую материю и легла на мягкую кружевную ткань бюстгальтера. Одним ловким движением он нашел и расстегнул застежку.       «Никаких лишних телодвижений, — подумала Скалли отстраненно, когда его рука обхватила ее грудь, и пальцы погладили сосок и окружавшую его нежную розовую кожу. — О, Господи, Малдер, как же мне хорошо с тобой!»       Свободной рукой он расстегнул остальные пуговицы на блузке Скалли — последнее препятствие между ними — и распахнул ее. Скалли завороженно наблюдала, как Малдер наклонился и прикоснулся губами к ее груди.       Вселенная закружилась и завертелась вокруг Скалли, и ее накрыло неземное наслаждение от ощущения его губ и языка, ритмичного посасывания соска, нежных прикосновений его зубов — не болезненных, а только усиливающих удовольствие.       Скалли закрыла глаза, запрокинула голову и полностью отдалась во власть ощущений. Она взъерошила волосы Малдера и притянула ближе к себе. Он обнял ее крепче, и Скалли выгнулась, не в силах больше выносить это наслаждение. Ее пальцы медленно ласкали его лицо, словно вспоминая эти знакомые черты — такие любимые, такие отчаянно желанные на протяжении всей этой долгой зимы. «Я действительно люблю тебя, — думала Скалли. — И мне так ужасно жаль, что я забыла об этом».       Она услышала низкий стон и вдруг поняла, что он вышел из ее собственного горла.       Скалли звала его по имени, выдыхая бессвязные звуки, которые, кажется, никогда не произносила раньше, и Малдер отвечал ей еще более страстными поцелуями и ласками.       Его прикосновения были идеальными, до крайности чувственными, и Скалли тонула в этих ощущениях, забываясь от теплых, влажных, дразнящих движений его рта…       И вдруг, без всякого предупреждения, все изменилось.       Скалли больше не видела и даже не чувствовала его. Все превратилось в темноту, и она ощутила на своем теле холодные руки, хватающие, лапающие ее, и начала сопротивляться, отчаянно пытаясь отбиться от безликого незнакомца из своих кошмаров. От его рук шел страшный холод — незнакомец был мертв, и Скалли сама умирала, ее окружала только сырая глина, холодная вода, темнота и смерть.       — Пусти! — закричала она, яростно отбиваясь от него руками, пытаясь высвободиться. Она почувствовала, что он резко отпустил ее, и, ничего не видя, вскочила и посмотрела вниз…       На нее в полном изумлении смотрел Малдер, на его лице замерло выражение вины и испуга, причиной которого Скалли никогда не желала стать, даже в самых страшных своих кошмарах.       — Прости, — сказал он, полностью сбитый с толку неожиданным поворотом событий. — Я… Мне не следовало этого делать.       Он быстро встал, схватил пальто и пошел к двери.       Скалли молча стояла и, дрожа, смотрела на уходящего Малдера.       — Малдер, — позвала она его, сгорая от стыда. — Я не хотела… Малдер, пожалуйста, не уходи.       — Скалли, я… — начал он, обернувшись, но она перебила его.       — Малдер, дело не в тебе, — отчаянно сказала она. — Ты ничего такого не сделал. Я же сама тебя попросила, помнишь? Я хотела этого так же сильно, как ты.       — Видимо, нет, — сказал Малдер. Он по-прежнему не смотрел на нее. Скалли хотелось заплакать, показать, как она сожалеет о случившемся, но она просто застыла на месте.       — Да, хотела, — сказала Скалли. Ее колотила дрожь — то ли от шока, то ли от холодного воздуха, коснувшегося ее обнаженной влажной кожи. Запахнув блузку, она придерживала ее рукой.       — Я сказала, что хочу тебя. Так и есть. Не знаю, что случилось. Просто я вдруг… начала вспоминать.       Малдер побледнел как смерть, но в его глазах — за маской удивления и обиды — Скалли увидела внезапное понимание.       — Вспоминать что? — спросил он сдавленным голосом.       — Как я лежала под тем домом, связанная, истекающая кровью, и захлебывалась в грязи, — ответила Скалли медленно. Почему у него на лице такое странное выражение?       — Ты уверена, что вспомнила только это?       — Да. Малдер, ты меня пугаешь, — сказала Скалли. — Я что-то еще должна вспомнить?       — Ничего, — сказал он и покачал головой. — Честно, ничего.       — Неправда, — сказала Скалли и подошла к нему. — Я тебя слишком хорошо знаю, чтобы в это поверить.       — Нет, — сказал Малдер и снова отвернулся. — Правда, ничего важного. Просто… Ну, я просто совершенно не ожидал, что все так повернется.       — Прости, — прошептала она. — Пожалуйста. Не знаю, что со мной происходит. Я ничего не могу с этим поделать.       Малдер обернулся, услышав эти слова, и посмотрел на нее так пристально, что Скалли сразу убедилась в том, что ему было что добавить.       Но он промолчал.       — Малдер, пожалуйста, поговори со мной, — попросила она. — Прошу тебя.       — Прости, — наконец, произнес он. — Думаю, мне лучше уйти. Наверное, я просто зашел слишком далеко… или слишком быстро, не знаю.       — Нет, это не так, — мягко сказала Скалли и, подойдя к Малдеру, нежно положила руку ему на плечо. — Я хотела этого… И сейчас хочу тебя больше всего на свете.       — Значит, сегодня не подходящее время, — медленно произнес Малдер.       — Почему? — в отчаянии спросила она. — Почему ты не останешься?       — Потому что ты устала, и я тоже, мы оба переутомлены, — тихо объяснил Малдер. — Я хочу быть с тобой, но не так. Ты боишься. Даже хуже — ты в ужасе. А это значит, что сейчас самое время остановиться, Дана.       Он был прав, и Скалли знала об этом, но внутри нее вдруг словно появился какой-то источник энергии, электрический заряд, бегущий по венам — мощное желание жить, готовность действовать, чувствовать… Она так давно не ощущала ничего подобного!       Но эта энергия, биение жизни будут многого ей стоить — Скалли уже это осознавала. Что-то огромное и зловещее подпитывало эту возродившуюся страсть к жизни, которая начинала перерождаться в ужас, готовый при желании поглотить ее целиком.       «Когда-то я чувствовала себя в безопасности рядом с тобой, — подумала Скалли и снова задрожала. — Что же пошло не так? И о чем ты так не хочешь мне говорить?»       «Это подождет. А сейчас надо загладить вину. Опять».       — Тогда не сегодня, — уступила она, склонив от стыда голову. — Но не уходи вот так, Малдер, пожалуйста.       — Я не знаю, что мне сделать, — тихо сказал он.       — Ты мог бы… — начала Скалли, а потом покачала головой. — Просто обними меня. — Она снова подняла на него взгляд. — Хорошо?       Малдер внимательно посмотрел на нее, пытаясь увидеть скрытый смысл в ее словах, но его там, по всей видимости, не было.       — Хорошо, — наконец, согласился он. — Думаю, мне это тоже поможет.       Скалли положила руку Малдеру на грудь и прижалась к нему. Он нежно обнял ее.       — Малдер? — прошептала она.       — Что? — спросил он низким голосом.       — Ты все еще любишь меня?       Он не ответил сразу, и Скалли ощутила волну паники — она боялась, что он ответит отрицательно или того хуже — попытается отвергнуть ее, не обидев.       Но потом Малдер вздохнул и нежно поцеловал ее в лоб.       — Я все еще люблю тебя, — сказал он, прижимая Скалли к себе. — И это никогда не изменится, что бы ни случилось. Что-то не так, но дело не в моих чувствах. Они навсегда останутся неизменными.       Вздохнув с облегчением, Скалли расслабилась. Они долго стояли так, но потом она отстранилась — медленно, неохотно.       — Увидимся утром, — тихо сказала она, не глядя на Малдера.       — Я занесу тебе сумку, когда Глассман вернется, — сказал Малдер. — Можешь оставить дверь открытой: он не войдет.       — И ты тоже? — спросила Скалли печально, посмотрев на Малдера.       — Я тоже, — сказал он, дотронувшись до ее лица и улыбнувшись искренне, но грустно, так грустно… Скалли больно было смотреть на него. — Не сегодня. Ложись спать, Дана. Увидимся утром.       Малдер наклонился, быстро поцеловал ее, а затем поднял сумку с пола и ушел.