Бессмертная надежда

      

      Слишком много прошло времени с того момента, когда раса вампиров была стерта с лица земли. Человек сделал всё, чтобы о них забыли, чтобы эти создания превратились в страшные сказки и мистические легенды. Тех, кто пугал человечество, больше нет. Нет прямых доказательств, что вампиры некогда существовали, и, кажется, люди уже должны успокоиться, находясь в мире и безопасности. Но разве такое возможно? Человек суеверен. Ему необходимо придумывать тех, кто потенциально опасен, кто сильнее. Необходимо кого-то бояться. Жить без этого, кажется, очень скучно. Они не боятся вампиров, которые существовали несколько веков назад, но боятся ведьм, злых духов и призраков, о которых написаны тысячи суеверных книг. Истребляют свою же расу собственными руками, по локоть запятнанными кровью. Судят поверхностно, ведомые чужими предрассудками, словно своё мнение – это нечто зазорное. Люди собираются в большие толпы, думая, что так они сильнее в своем единстве, как стаи хищных волков, но слушают просвещенных, слепо верят каждому слову «избранных», точно безвольное стадо овец, двигающихся вперёд только по указу пастуха, взмахнувшего плетью. Человек уже потерял возможность мыслить трезво. Пропаганда, промывающая чистые мозги, бесформенная, неосязаемая, но проникающая в саму сущность и в корне меняющая любые взгляды слабых, – вот главный враг человечества. Словно слепые котята, люди шагают по начертанной им дороге, боясь лишний раз свернуть. Идут прямо, свято веря в то, что там, в конце, их ждет счастливое будущее. Они уже давно не строят свою жизнь сами. Они живут той, которую им написали «избранные». И самое печальное даже не то, что они этого не замечают, а то, что, укажи им на этот очевидный факт, они едва ли захотят что-либо поменять, и продолжат делать то, что им говорят. Как пустые фарфоровые марионетки, совершающие действия лишь по велению кукловода.        Кагеяма сегодня в ужасном настроении. Он так долго метался буквально от полюса к полюсу, изучая каждый уголок этой планеты, в поисках разгадок своего происхождения. Он не помнит то, как появился на свет, где и когда. Помнит лишь, что однажды открыл глаза, будучи уже окрепшим юношей. И уже около ста пятидесяти лет он пытается понять, кто такой на самом деле, почему не умирает, как все вокруг, почему не болеет и постоянно чувствует голод, даже если наедается до отвала. Почему вкус человеческой еды кажется настолько мерзким и в чем причина того, что лишь горячая кровь, манящая своим запахом и выпитая с неконтролируемой животной жадностью, может унять это отвратительное чувство. Он почти отчаялся и потерял всякую надежду, но вдруг нашёл этот небольшой богом забытый городок с огромными башнями, окружающими его периметр. В них никто не живет. Они крошатся и рассыпаются, будучи разрушенными несколько веков назад, очевидно, в той самой войне. Кагеяма был настроен скептически и на удачу не уповал, но всё же поселился в одной из башен, на вид самой прочной, и принялся изучать местность. Он совсем не надеялся на то, что обнаружит в центральном сооружении столь драгоценную находку. Однако она словно нашла его сама. Однажды ночью, когда он рылся в каменных руинах боковой башни, его позвал тяжелый хриплый голос. Кагеяма, не помнящий положительных эмоций, вдруг почувствовал такую приятную, расплывающуюся по всему телу теплоту, когда с ним заговорили. А в горле встал горький ком, не дающий продохнуть, потому что с этой теплотой пришла безумная тоска, проедающая в холодном сердце дыры. Тоска по чему-то незнакомому, но чему-то очень родному. Он впервые кому-то (или чему-то) доверился, следуя указаниям, и нашел. Нашёл то, что так давно искал, — подсказку. Он был рад, пока не понял, что в масштабе всей катастрофы, произошедшей в те страшные времена, эта подсказка ничтожно мала. Он по-прежнему не знает, где именно похоронены его собратья, что нужно сделать, чтобы их пробудить, и почему вообще он должен заниматься этим в одиночку?       Кагеяма аккуратно спрыгнул с толстой ветки и облокотился спиной о древесный ствол, сложив руки на груди. Он изучил весь заброшенный город в поисках подсказок, но ничего больше не нашёл. И голос тот, столь родной и желанный, больше не слышал.        — Дьявол, — шипит он, сжимая письмо в руке, — это слишком.       Он смеётся едва слышно и прячет во внутренний карман истрепанный листок. Его глаза горят в ночи, потому что голод становится невозможно терпеть. Он чувствует, как животные инстинкты берут верх над разумом, уже практически не отдает себе отчёт. Из-за безумной жажды и захлестывающей злости все чувства обостряются до предела. Кагеяма реагирует на каждый шорох, на каждый, даже самый тихий, звук или вибрацию. Он резко срывается с места и бежит. Так быстро, словно может обогнать сам ветер. А потом так же резко тормозит. Глотает кровь жадно, иссушая крошечную тушку лесного зайца, и с отвращением выдыхает. Эта кровь невкусная, неприятная, мерзкая. Тобио морщится, омывает руки в маленьком ручье, делает несколько глотков проточной воды и поднимается. Кровь словно бурлит, бегая по венам. Однако голод не отступает, захлёстывает лишь с большей силой, заставляет вены на шее натягиваться тугим канатом, а глаза угрожающе светиться в ночи. Жертва маленького зайца – это жалкая затравка, кусок хлеба для медведя после зимней спячки. Этого мало. Недостаточно для того, чтобы заглушить инстинкты. Тобио поднимает голову вверх, смотрит на полный круг луны и усмехается: вот почему жажда крови такая сильная. Его силуэт почти светится в отблесках лунного света, а сердце оглушающе бьётся в ушах. Кагеяма мыслит туманно, его дыхание учащается, а всегда ледяное тело вдруг наливается невыносимым жаром, выступающим испариной на лбу. Он лихорадочно оглядывается, старается уцепиться взглядом за что-то весомое, что поможет ему не сдаться смертельно голодному зверю, что-то, что поможет не потерять рассудок. И он находит. Острый слух улавливает вдали крики и топот, в смешении звуков отчётливо ощущается бешеное биение чьего-то сердца. Тобио замирает, его разум в момент трезвеет. Он чувствует, как внутри всё сжимается, а сердце резонирует с чужим, далёким. На шее будто бы смыкаются тяжёлые оковы, от креплений которых вперёд уходит противоречиво прочная прозрачная цепь. Это все не по-настоящему. Кагеяма отчётливо это понимает, но противиться не в силах: он физически ощущает необъяснимое влечение, его будто резким рывком подтягивают вперёд на тугих канатах. Он бессознательно срывается с места, резко запрыгивая на дерево. Бежит по веткам быстро, словно осознавая, что может опоздать, и останавливается на крыше самого большого здания. Это ветхая деревянная церквушка, при которой построена маленькая деревня. Народу здесь живёт от силы человек сто, и все до жути набожные и суеверные. Это становится очевидно, когда взгляд ледяных глаз падает на главную площадь. Кагеяма хмурится и переводит дыхание. Ему очень не нравится то, что здесь происходит. Все нутро моментом словно воспламеняется и начинает кипеть, даже дыхание сбивается и застывает в горле сухой и неприятной горечью. Он непроизвольно дергается корпусом вперёд, но вовремя осекается: в конце концов, это никак его не касается. Не должно касаться. Он не вмешивается, но и покинуть место, равнодушно развернувшись, не торопится. Тобио присаживается на неустойчивую поверхность церковной крыши и щурит глаза, выравнивает дыхание, внимательно наблюдая за тем, как невысокий и довольно худой парень убегает от разъяренной толпы, вооружённой подручными средствами вроде вил, лопат, топоров и факелов. Во главе человеческого стада, проповедуя, резво хромает седой священник. Он несёт тяжёлый серебряный крест, тяжело дышит, цепляясь свободной рукой за сердце, а его мутные глаза, словно вырываясь из глазниц, безумно бегают в разные стороны.        Тобио невольно склоняет голову, он усмехается инертно и вскидывает тонкие брови – удивительно, как люди, служащие Богу, могут быть столь жестоки. Насколько ничтожна ценность человеческой жизни в сравнении с глупыми предрассудками. Загонять ребенка в угол, словно свинью на убой, намереваясь вздёрнуть, просто потому что он, очевидно, немного отличается от большинства – это так похоже на людей. Вот почему Кагеяма их терпеть не может. И сейчас, после вскрытия истины, как будто бы стал ненавидеть только сильнее.        Юноша, однако же, не сдается. Он дышит тяжело и сбито. Пот жирными каплями скользит по всему его телу, а жар его обвивает сплошной паутиной, ложится на кожу почти болезненно. Его ноги сбиты в кровь, расцарапаны, на них нестерпимо саднят раны и ноют мышцы и суставы. Но он не останавливается. Бежит с такой скоростью, с какой только может. Кагеяма слышит бешеный ритм его горячего сердца, которое стучит отчаянно, в унисон с ужасным топотом толпы. Но не чувствует страха. Ничего, что могло бы быть на него похоже. Он ощущает лишь дьявольски сильное желание выжить, перебивающее все иные эмоции. Выжить, во что бы то ни стало. Несмотря ни на что и вопреки всему. Вряд ли жизнь этого парня можно назвать счастливой, её и жизнью-то с трудом назовёшь. Она наполнена бесконечными страданиями и метаниями. Религиозные фанатики и суеверные крестьяне трусливы до безумия. Завидев что-то, что не поддается их объяснению, они пытаются это бескомпромиссно уничтожить. Наверняка он в своей жизни встречался лишь с беспочвенными обвинениями и с бесконечной несправедливостью. Было бы гораздо проще сдаться и закончить эту никчемную борьбу. Так поступили бы многие – кто угодно, но не он. Этот парень не боится и даже не допускает мысль, что может сгинуть вот так просто, делает всё, чтобы выжить. Кагеяма невольно рычит и почему-то очень нервничает, необъяснимая ярость разгорается внутри. Он борется с желанием помочь человеку, с которым не сталкивался никогда, и его глаза загораются, когда сквозь отвратительные запахи толпы он ощущает едва ощутимый сладкий аромат. Сжимает кулаки и встаёт, фокусируя взгляд на мальчишке. Он не такой, как все. В нём, определенно, есть что-то необъяснимое и притягательное. Что-то, что будоражит сознание и вызывает эмоции, доселе неведанные. Но что в нём особенного, Кагеяма понять не может. Он ловко и бесшумно перебирается на крышу соседнего дома, следуя за ними по пятам. Наблюдает, но не предпринимает никаких действий. Его одолевают противоречивые эмоции, он совсем не понимает, что за неуловимый маячок им управляет. Что собачьей цепью тянет его за этим ребенком, заставляя не упускать из виду. Тобио вновь ощущает тугие оковы на шее и проецирует в сознании длинную полупрозрачную нить, соединяющую сердца. И вместе с этим он будто бы ловит чужие эмоции, пропуская их через себя. Всё-таки мальчик не сумасшедший и не бесстрашный. Он боится. Потому что знает, что ему не убежать.       Когда его загоняют на центральную площадь, он вдруг останавливает и начинает отчаянно махать руками. Его страх усиливается, потому что он оказался в тупике. Кагеяма сухо сглатывает и впивается острыми ногтями в мягкую подушечку ладони. Его лицо напряжено до предела. Все нервы выступили тугими узлами, глаза горят во тьме, а из гортани доносится приглушённое утробное рычание. Оголив острые и длинные клыки, с которых капает густая слюна, он похож на дикого зверя. От человеческого на его лице не осталось и следа. Будто бы им овладел сам дьявол. Неподвластный и не знающий контроля. На площади горит высокий костер. Загнанный парень стоит почти в центре, и его подавляют, замкнув со всех сторон в круг. Очевидно, так и было задумано. Они обвели его вокруг пальца, взяли количеством. Повалили на землю, крепко связали и вдруг бешено закричали о своей победе. Кагеяма раздирает себе руки в кровь, сжимая кулаки до вздутых вен, с помощью боли он старается вернуть себе рассудок, но ее недостаточно, а ускоренная полнолунием и без того быстрая регенерация затягивает раны почти мгновенно, не давая боли разрастись. Ему мерзко за этим смотреть, страшно и больно. Чувства перемешались. Он безжалостно рвет иллюзорную нить этой необъяснимой связи и сбрасывает с шеи оковы, потому что он должен поставить точку. Должен держать свое существование в тайне. Он впредь не может убивать людей, какими бы они отвратительными ни были. Потому что знает, что отец не признает, узнав, сколько неугодных на своем пути он убрал. Тобио не будет рисковать собой ради кого-то, в конце концов, вампир не может быть ни рыцарем, ни героем. Он, вероятнее, как раз тот самый злодей из сказок, похищающий принцесс. Кагеяма едва сдерживает рассудок и разворачивается, чтобы уйти, но вдруг останавливается, не в силах пошевелиться. Он словно уткнулся в невидимую стену, которая не позволяет отступить назад. Мальчик кричит, вырывается, но не плачет. Его страх снова не ощущается. Он всё ещё отчаянно борется за своё право существования. Кагеяма больше не делит с ним эмоции — это позволяет окончательно прийти в себя и убрать дьявольскую гримасу. Черты его лица смягчаются, а губы растягиваются в снисходительной улыбке. Он думает о том, что хотя бы этот парень умрёт с достоинством, ни о чем не жалея. И делает уверенный шаг вперёд, намереваясь покинуть это отвратительное место.       — Я ещё жив! — вдруг доносится чистый мальчишеский голос, заставляющий глаза Кагеямы резко распахнуться. Он поворачивает голову и смотрит безумным взглядом на грязное и опухшее лицо незнакомца, а затем всё-таки разворачивается и бесшумно спрыгивает на холодную землю. Его никто не замечает, потому что все заняты «злым колдуном». Несколько крупных мужчин заламывают хрупкого мальчишку, а толпа скандирует о том, чтобы жертва колдуна принесла процветание деревне. Они орут так дико, смеются и улыбаются кривыми и зловещими улыбками, что в глазах вампира совсем теряют значимость и человечность. Человек – самый страшный зверь и самое опасное чудовище. Улыбка жертвы же отнюдь: чистая и вольная. Даже сейчас, оказавшись связанным, он самый свободный из всех, кто есть на этой площади. От него веет добротой и непорочностью. Он не сдался. И даже если умрет, вспорхнёт к небу птицей и улетит на широких крыльях бороздить просторы мира. Потому что он свободный от предрассудков, отчаянный и отважный. В мире таких единицы. Потому-то их не любят и истребляют. Ведь они ни на кого не похожи. Они феномен, непонятый и непринятый. Не имеющий право на жизнь.       Мальчик срывается на смех и со всей силы бьёт освободившейся от веревок ногой одного из обидчиков. Он получает за это вдвойне, его лицо, разбитое бесконечными ударами, распухло и покрылось гематомами, но улыбка на нём всё ещё широкая и светлая. Потому что это все неважно. Он доволен тем, что не бездействует. Что до последнего цепляется за свою жизнь. До последнего желает жить.        – Я могу выжить, пока ещё жив, могу! И никто из вас не заберёт мою жизнь, понятно? Ведь я демон, несущий страдания и болезни, я колдун, приспешник дьявола!       Он кричит во все горло, его голос уже хриплый и осевший, а смех слегка отчаянный. Каждое его слово эхом звучит в голове Кагеямы и рвет ледяное сердце на куски.        Парня устанавливают на импровизированное место казни. Привязывают крепко, накладывая под ноги сухие ветки. Обливают маслом, а он всё улыбается. Глаза начинают слезиться. То ли от едкого запаха масла, то ли от подступающего страха. Сгореть заживо, так и не познав счастья – разве такого заслужил этот ребёнок?       — Я проклинаю вас всех, – смеется. Отчаянно. Словно сдаваясь наконец страху. – Вы ответите за то, что сделали. Вы хотите убить меня, потому что боитесь. Потому что боитесь меня, черт возьми! И правильно делаете. Правильно. Я вернусь и заставлю вас страдать. Вы поплатитесь. Обещаю.       Он уже совсем не может контролировать подкатывающий страх, когда факел подносят к веткам. Конечно же, он врёт, ведь он самый обычный и ничего из себя не представляет, не имеет никаких способностей. Он самый обычный. И он не сдастся до последнего.       Ветки вспыхивают. Языки пламени поглощают сантиметр за сантиметром, огонь разгорается мгновенно, обжигая пятки жертвы. Парень прикрывает глаза, отпуская все страхи, все мысли, все эмоции и просто отдаваясь на суд времени. Он улыбается. И его улыбка, столь чистая и добрая, будоражит кровь Кагеямы. Он наблюдает завороженно за тем, как огонь жадно облизывает тело парня, обжигая, оставляя ужасные раны, а тот молча терпит, словно потеряв дар речи, плачет и улыбается. Его словно уже здесь нет. Основание, на котором висит мальчишка, вспыхивает, и народ ликует, радостно поздравляя с победой.        — Чёртовы отродья, – хриплый голос пронзает ледяным холодом. Кагеяма рычит, и огонь мгновенно затухает. Удерживая в руках почти бездыханное тело, он быстрой тенью отскакивает от кострища, заставляя толпу в ужасе замереть. Они наблюдают за плавными движениями этого существа, и их лица искажает гримаса отчаяния и страха, когда по едва слышному щелчку вся площадь воспламеняется. Огонь скользит по домам, задевает одежду, обжигает тело. Кагеяма борется с желанием истребить всех, кто покусился на этого человека. Не потому что он был кем-то особенным, не потому что эти люди потомки тех, кто когда-то истребил его семью, а потому что они отвратительные. Уничтожать себе подобных, кто не представляет никакой опасности, просто потому что так написано в книжке. Просто потому что они боятся пророчеств. Честно говоря, Тобио не знает, почему они покусились на этого мальчика, но догадаться несложно. Потому что по большому счету цели и причины человека всегда остаются одинаковыми.       Кагеяма уже не скрывает своей истинной сущности, голод, безумная жажда и злость одолевают его. Глаза светятся красным, он рычит, словно дикий зверь, оголяя клыки и улыбаясь холодно и хищно. Огонь замыкается кругом, загоняя людей в тупик. Им страшно. Они не могут пошевелиться. От ужаса их лица кривятся, из глаз текут слезы, а Кагеяма лишь смеётся.       — Страшно? – спрашивает он у толпы. Он не ждет ответа, потому что знает – безумно страшно. – А он не боялся. Именно поэтому он жив. Пока вы, набожные ублюдки, верите в своего Бога, этот парень верил в себя и свои силы. И спасло его существо из тьмы, – он улыбается шире. – А вас кто спасет? Бог?       Кагеяма проводит рукой по воздуху, и огонь усиливается, его жар становится невыносим.       — Было бы неплохо замести следы и уничтожить вас всех, не щада ни детей, ни женщин, ни стариков. Ведь так вы видите нас, вампиров, безжалостными и кровожадными, правда? Может, вы и правы. Я такой и есть. Но мой отец, очевидно, не был таким, как и все вампиры, защищающие ваш гнилой род, – Тобио борется со злостью, с разъедающим гневом. Окидывает взглядом священника, который, прижав крест к груди, молится, глотая собственные слезы. – Поэтому в память о них я убью только тебя, – Тобио наклоняет голову, его взгляд безумный и кровожадный, на лице не осталось ни тени улыбки, только желваки на скулах бесконтрольно пульсируют от ярости. Он аккуратно опускает бессознательное тело незнакомца на землю и незаметным рывком сокращает расстояние до священника, поднимая его за грудки, испепеляя взглядом и заставляя сжаться в страхе, – Что он тебе сделал, скажи?       Мужчина не может проронить ни слова. Его губы произносят заученный текст молитвы, а сознание словно покидает его. Безумный священник – что может быть банальнее? Только безумен, как думает Кагеяма, он был ещё до их встречи. Он размеренно выдыхает, приходя в себя, и отпускает священника, возвращаясь к незнакомому парню и аккуратно, лишь бы не причинить ещё больше вреда, поднимая его на руки. Огонь моментально гаснет, не задев ни одного жителя, и Тобио разворачивается, медленно покидая территорию деревни.        Он прекрасно знает трусливую человеческую натуру. О том, что произошло этой ночью, уже не забудут. Люди получили прямое доказательство того, что не одни в этом мире, и теперь их не остановить.       — Пора убираться отсюда, – тихо говорит он, опуская спокойный взгляд на рыжую макушку. Почему-то рядом с этим человеком контролировать вампирскую сущность проще. И голод отступил. Кагеяма мог бы так подумать, если бы не принял это на счёт своей силы воли.