***
— Эй, Шоё, — Кенма мягко приподнимает чужую голову, подложив ладонь под затылок, — просыпайся. Хината с трудом открывает глаза. Веки будто срослись друг с другом, разлеплять их даже больно. — Где я? — его голос хриплый, едва слышный. Все лицо в гематомах и ссадинах. Один глаз заплыл, губы разбиты. На теле ни одного живого места: царапины, огромные синяки, ожоги, опухоли и глубокие порезы. Конечности не слушаются, каждое движение вызывает болезненные импульсы по всему телу, кроме ног — их он и вовсе не чувствует. Да и сознание, кажется, все ещё не до конца восстановилось. – Кенма? — Господи, Шоё, - Кенма мягко улыбается, протирая влажной тряпкой горячий лоб Хинаты. – Ты дома. У него нет сил злиться на Шоё, он не может позволить себе сейчас его отчитать, хотя безумно хочется. Всё это время он жил как на иголках. С трудом засыпал на пару часов в день, с трудом, потому что нужно, заставлял себя есть. И совершенно не мог найти себе места. Он рисовал схемы, сидел над ними ночами, пытаясь отыскать присутствие Хинаты. И единственное, что его успокаивало — это светящийся кулон на его груди, оповещающий, что Хината ещё жив. Который, впрочем, два дня назад погас. И тогда Кенма чуть не сошёл с ума. Он ходил в город, спрашивал у людей, не произошло ли чего. И почти совсем отчаялся, когда узнал про события той роковой ночи. — Как же ты меня напугал, — парень скользнул рукой по чужой груди и, не ощутив под пальцами кулона, тяжело выдохнул. — Потерял, да? — Ке-енма, — тихо и жалобно тянет Хината и строит самое страдальческое выражение лица на свете. — Прости меня, пожалуйста, — он резко пытается наклонить голову, но лишь жмурится и глухо шипит от боли. – Чёрт… — Я привык, — Кенма смеётся. Нежно, по-доброму. Так, как может смеяться только рядом с Хинатой. Он всегда считал его своим младшим братом, и с первого дня поставил опеку над ним на первый план. — Пить хочу, — едва слышно просит Шоё, чувствуя неприятную сухость во рту и горле. — Пей, — Кенма аккуратно приподнимает его голову, поднося к губам стакан с чистой водой. — Подожди, а как я тут оказался? И, что более важно... — Хината вдруг словно что-то вспоминает. — А где? Где этот угрюмый вампир? Он что, ушел? – он в момент поник. Кенма улыбнулся и погладил его по голове. — Видишь ли… Он не успел ничего сказать. Дверь распахнулась с шумом, и в комнату вошёл растрёпанный, озлобленный Кагеяма. Он держит в одной руке несколько крупных птиц, в другой – четырёх зайцев и раздражённо пялится на сдержанно улыбающегося Кенму. — Ого! – завороженно тянет Хината. Он ожидал чего угодно: Тобио мог попросту уйти своей дорогой и больше не вернуться. Или, в лучшем случае, отсидеться в другой комнате. Однако то, что он увидел, шокировало гораздо сильнее. Шоё ещё несколько минут завороженно смотрит на эту картину, слушает неровное, сбитое дыхание, а затем ловит на себе взгляд синих глаз и улыбается. Всегда холодный и отчужденный, сейчас Кагеяма выглядит неестественно милым и домашним. Хината наклоняет голову и заливисто смеётся, заставляя Тобио непроизвольно смутиться. Он стойко борется внутри себя с новыми эмоциями, стараясь не впускать их в свою жизнь, отторгая, и выдыхает размеренно. Кидает добычу на стол и двумя шагами сокращает расстояние до Кенмы, резко хватая его за грудки. Их взгляды встречаются. Тобио видит в глазах напротив стальную пустоту и инстинктивно пугается ее. — Давай проясним, — Кенма хватается за чужое запястье, сильно его сжимая, и резко заламывает руку за спину, вырываясь из чужой хватки и прижимая Тобио к стене. — Я ненавижу, когда меня трогают, — говорит спокойно и устало выдыхает. Он отпускает вампира, ошарашенного такой силой. Кенма выглядит как довольно слабый человек, да и род его деятельности никак не предполагает знания рукопашного боя. Однако он силён. Ведь когда-то его научили. На всякий случай. Он не любил тренировки, часто ленился и пренебрегал ими, но его умение схватывать на лету и способности человека, который его обучил, даром не прошли. Кагеяма, конечно, этого не знает. — Тебе ещё многому учиться, вампир. Например, не недооценивать противника. Это первостепенно. Никогда не знаешь, что от него можно ожидать, — он потупил взгляд, вспоминая, как его наставник говорил это, и грустно улыбнулся, скрывая лицо за волосами. — Я пойду приготовлю суп. Кенма пожал плечами и удалился. Кагеяма несдержанно ударил рукой по стене и уткнулся в неё лбом. Неприятно, когда ставят на место. Ещё более неприятно, когда поучают. — Показал силу и свалил, типа не при делах. Он меня бесит. Хината улыбнулся и мягко перехватил напряжённую ладонь Тобио. — Все хорошо, – говорит тихо и улыбается. Кагеяма отталкивается от стены и опускает взгляд на чужие пальцы. Шоё резко одергивает свою руку и отворачивается. — Извини. Тобио минуту неотрывно смотрит на лицо Хинаты, изучает его, разглядывает синяки и раны, а затем садится на край кровати и перехватывает его ладонь, мягко переплетая пальцы. Рука Шоё перебинтована, ладонь изувечена, пальцы стёрты в кровь, где-то не хватает ногтей. В глазах Кагеямы едва заметно проскальзывает огонь, тут же затухая. Он не показывает своих эмоций, но внутри кипит ярость, желание закончить начатое: сжечь деревню дотла и перебить всех её жителей. Но Хината такой спокойный и умиротворённый. Его лишенные чувствительности горячие пальцы мягко поглаживают холодную ладонь Тобио, и в голове у него ни одной мысли о мести. Им хорошо вместе, спокойно. Это что-то неосознанное, глубокое. Неведанное. Кенма хмурится и думает о том, что все слишком быстро. Хинате только пятнадцать, а вампир уже появился. Такому положению вещей радоваться не получается. Слишком рано. Непозволительно рано. Бросать Шоё, неокрепшего, не знающего совершенно ничего о своем происхождении и своих способностях, в пекло предстоящей битвы, нельзя. Однако противостоять этому уже невозможно. Козуме, подбирая Хинату, знал, что этот день однажды наступит. Он взвалил на себя обязанности, потому что должен был. Но за все время сожительства невозможно было не полюбить этого простодушного паренька с чистым сердцем и незапятнанной душой. С самой первой встречи Кенма ощутил эту невероятную силу, исходящую от Хинаты, и он знал, что этого мальчика он растит для сына короля. Знал всегда и держал это в тайне, чтобы маленький Шоё смог хоть немного насладиться обычной жизнью. Кенма качает головой и выдыхает, залпом осушая стакан воды. — Значит, время пришло, да? Мы уже совсем скоро увидимся, — его губ касается едва заметная улыбка, а в глазах мелькает здоровый блеск. Кенма хватает утиную тушку за длинную шею и уходит к костру.***
— Как ты себя чувствуешь? – Кагеяма крепко сжимает чужую руку. Он не может объяснить, что с ним происходит, не может описать эмоции, которые им овладели. Не знает, как их описать, ведь никогда ничего подобного не испытывал. Это что-то подсознательное. Что-то, что никогда не получится описать. Только почувствовать. Ментальная, неосязаемая, теплая связь, которую даже не хочется отторгать. Тобио всегда презирал эмоции, огородившись от них, не видел смысла в чувствах, во всех этих человеческих проявлениях. Считал их постыдными. Пережитком. Исключительно человеческой ошибкой. Он не желал утопать в том, что однажды может принести боль. Возможно, просто боялся. Возможно, не хотел. А может, просто не был готов. — Мне лучше, — тихий шепот ласкает слух. Тобио с трудом терпит наплыв нежности, глушит его, прячет внутри себя, не желая показаться слабым. Он поднимает голову, осматривает болезненное выражение лица Хинаты и снова ощущает непонятную злость, почти ненависть к тем, кто с ним так поступил. Шоё чувствует это. Скользит ладонью по холодной щеке, убирает лишние прядки тёмных волос за ухо и мягко качает головой: «Не надо». Губы тянутся в доброй улыбке. Улыбка, которая готова всех простить, заставляет Кагеяму хмуриться. Потому что ему непонятно, как можно быть таким добрым и открытым. Таким чистым и светлым. Его пожирают эмоции, от которых он абстрагировался, от которых он убегал всё это время. Которые он не желал. — Ты обещал рассказать мне, за что тебя хотели убить, — Кагеяма спрашивает холодно, его глаза снова пустые, а тон стальной и озлобленный. Он и сам удивлен тому, что его так раздражает все, что касается той злополучной ночи. Все, что хоть как-то навредило Хинате. — Верно, однако, — Шоё щурит глаза, – сначала я хочу знать, как зовут моего спасителя. — Тобио, — недовольно отвечает Кагеяма. — Тобио, значит. — Твоя очередь. — Верно, — Хината чувствует лёгкость во всем теле. Голова больше не болит, а движения не доставляют дискомфорта. Он ещё не совсем понимает, но, наверное, это какие-то очередные вампирские фокусы. Ему ещё только предстоит познать великое множество чудес. — Судьба со мной сыграла злую шутку. Я родился с рыжими волосами. Мало что помню из детства, но периодически мне снится, как мой дом сжигают. Знаешь… Несвязными картинками. Я не помню лиц своих родителей, в моих снах они всегда безликие. Мой отец отдал меня какому-то человеку, а сам вернулся, чтобы забрать маму. Но он не успел. Их убили и сожгли вместе с домом. Я этого не помню и не уверен, что сны, которые мне снятся, достоверны. Кенма сказал, что нашел меня случайно. Когда я был совсем маленьким. Мне не было и двух лет. Ему было девять или десять лет… кажется? Кагеяма неоднозначно хмыкает, обращая внимание Хинаты на себя. — Вряд ли десять, — невзначай замечает он. — А сколько? — Шоё вопросительно смотрит, встречаясь с расслабленной улыбкой Тобио. — Возможно, одиннадцать. — Возможно, — смеётся Хината. — Мы жили в той деревне, где мы с тобой встретились. И с самого детства я подвергался издевательствам. В нашем мире существуют негласные законы, которые придумали наши безусловные правители. В каждом городе есть правитель, который подчиняется королю, что правит страной. Но каждый король, каждый человек, каждое существо в этом мире должно поклоняться «избранным». Их, кажется, то ли трое, то ли пятеро. О них ничего не знают, кроме самых обобщенных фактов. Например, что их защищают девять жрецов. О них слагают легенды, рассказы. Я где-то слышал, что эти «избранные» вовсе и не люди, и кто-то из них вообще живой мертвец. Всё это жутко. Люди в них не верят, но боятся. Свод законов, который, как говорят, издали «избранные», чтится и выполняется беспрекословно, а книги, которые написали жрецы — читаются массово, пересказываются. Жрецы создали систему, затуманив головы всем суеверным людям. А их большинство. Рыжие женщины – ведьмы, мужчины – колдуны. Мы приспешники дьявола и несём миру конец, — он снова смеётся. Потому что всегда считал это абсурдом и глупостью. — Если бы не Кенма, я бы уже давно умер. Я не могу ничего, однако меня ставят в ряд с ведьмами и колдунами, которые могли бы одним щелчком истребить всё человечество. Будь все рыжие ведьмами и колдунами, вряд ли люди смогли бы хоть кого-то из них убить. Это так глупо. — Ты недооцениваешь себя, — Кагеяма говорит тихо, он впервые чувствует жуткую усталость ночью. Забирая боль у Хинаты, он истратил слишком много сил. Он слушал рассказ внимательно, не пропуская ничего мимо ушей, но под конец сонливость взяла верх. Облокотившись на стену спиной, он крепко уснул, но руку Шоё из крепкой хватки не выпустил даже во сне. — Он, кстати, прав, — Кенма давно стоял под дверью, слушая весь их разговор. Он все никак не мог понять мотивов этого вампира, который совершенно точно ещё ничего не понял, скорее всего, даже не знает. Но то, что он такой незащищённый рядом с Хинатой, даже забавно. – Спит. Ночью. Рядом с человеком. Смешно. — Разве нормально, что он уснул сейчас? — Ты такой ещё глупый, Шо, — тихо говорит Кенма, присаживаясь рядом на стул. — Что-то болит? — Нет. — Делай выводы, — он кивнул на сцепку их рук и прикрыл глаза. Хината смутился и попытался высвободить руку, однако Тобио держал крепко. Даже слишком крепко. — Он — юный вампир. Ненамного старше тебя по факту, несмотря на то, что живёт гораздо дольше. Неопытный и непроходимо тупой. Бесспорно, он сильный, но пользоваться своими силами в полной мере пока не умеет. Так забавно, — вдруг Кенма расплылся в безумно нежной улыбке. Его равнодушное лицо озарило лёгкое смущение. Он потупил взгляд, вздохнул и понурил голову, возвращаясь в реальность. — Знавал я одного такого же непроходимого тупицу. — Чего? Ты знал вампира? – удивлённо спросил Шоё. — И вообще, Кенма, не слишком ли ты много знаешь? — Нет, - одёрнул себя Кенма, – сказал же – непроходимого тупицу. — Когда ты успел? – Хината недоверчиво посмотрел в чужие глаза. — До встречи с тобой, Шо, слишком много вопросов, — устало выдохнув, ответил Кенма и поднялся со стула. – Я принесу тебе суп. Всю оставшуюся ночь Хината наблюдал за тем, как мирно спит Кагеяма. Он смотрел на него и вспоминал, что вампиры, вообще-то, в книгах описаны как кровожадные, бесчестные существа, истребляющие людей ради забавы. И только лишний раз убедился в абсурдности человеческого мышления. Шоё, однако же, никогда не был обычным человеком, и с самого детства он знал, что люди в этом мире не одни. Он подсознательно чувствовал присутствие иной, более сильной расы. Наверное, именно поэтому он совершенно не удивился тому, что однажды его спас вампир.