Бессмертная надежда

      Этот день был самым знаменательным за новую эру существования вампиров. Кажется, тогда все невзгоды, неприятности и разлады отошли на второй план. Король Вампиров Кейшин щедро угощал жителей и гостей своей страны, разводя пиры, празднования, танцы и театральные представления. Ещё несколько недель вперёд музыканты задорно играли праздничную музыку, а гонцы разносили по всем уголкам благую весть – родился принц, долгожданный наследник престола и любимый сын великого короля. Малыш родился крепким, и в его глубоких темных глазах плескалась невероятная энергия с первых секунд жизни. В этот день родился не просто ребёнок, не обыкновенный вампир, не сын великой колдуньи и гениального правителя-вампира. В этот день родилось будущее. В этот день появилась надежда, на которую уповала мать Тобио и все его осведомлённые подданные. — Мика, – тихо сказал Кейшин, обращаясь к матери своего ребенка, – нас не победить, верно? — Он со всем справится, – уверенно ответила она, – и ты справишься. И Тоору. Он не перенял мои гены, лишь отцовские, но он упорный и невероятно сильный, береги его и заботься, как о своём сыне. Он будет для тебя крепкой опорой. Для тебя и брата. — Ты говоришь так, будто прощаешься, – обеспокоенно произнес король, сжимая её руку. — Кто знает, – беззаботно улыбнулась она и потянула руки к сыну. Кейшин аккуратно передал ребёнка матери, которая крепко прижала его к груди и заплакала. – Всё будет хорошо, он справится.       В тот день она, действительно, прощалась. По-своему. Без лишних предрассудков и сожалений. Век колдуньи длинный, но ограниченный. И силы, в отличии от вампиров, иссякаемые. Мика передала каждому сыну по половинке своей души и осталась жить в их сердцах навечно. Но её материальная оболочка изжила себя. После рождения Тобио колдунья прожила ещё несколько лет, но с каждым днём ей становилось все хуже. И когда Тоору прочитал первые строки азбуки и научился стоять в боевой стойке красиво, а Тобио начал уверенно вышагивать по богатым полам замка и своим тонким детским голосом нежно произносить «мамочка», целуя ее в осунувшиеся щёки, она со спокойной душой покинула этот мир. Ушла красиво, с улыбкой, с одним лишь сожалением, что не сможет воочию наблюдать за взрослением своих бесценных сыновей. Будучи на смертном одре, она обратилась к ним с единственной просьбой – никогда не бросать друг друга. Ушла и не увидела, как сильно плакал Тоору, который первые несколько лет всё никак не мог прийти в себя и целыми днями проводил у её могилы. Ушла и не увидела, как текли слезы у несмышленного Тобио, который, кажется, понимал о трагедии интуитивно. И как горевал Кейшин, безутешный от потери своего лучшего приближенного советника, любимого друга и второго родителя своего единственного сына. Она думала, что покинет мир без лишней драмы, честно думала, что подготовила всех, но, увы, вампирам и магам не чужды эмоции, и эта потеря отразилась и потрясла каждого, даже рядового человеческого солдата, служащего при дворе.       Тобио всегда чувствовал в брате материнское тепло. Он был очень на нее похож. И глаза, и все лицо. Тоору не перенял от нее способностей, но невероятная, нечеловеческая красота колдуньи словно отпечаталась на нём. И тепло, которое он тщательно скрывал, все равно веяло от его редкой искренней улыбки. После смерти матери он замкнулся и не подпускал к себе младшего брата. Все попытки Тобио сблизиться были пресечены на корню. Ойкава держался особняком, хотя в глубине души тоже чувствовал материнское присутствие в брате. Он любил его, но по-своему. Любовь неосознанная и чуждая. Ненужная. Нежеланная. Он хотел ненавидеть его. За то, что у него остался хотя бы один родитель. За то, что всё могущество и таланты достались ему. За то, что самому приходится лезть из кожи вон, чтобы достичь результатов, а у маленького несмышленного принца все получается с полтычка. За то, что он существует и вечно смотрит своими глубокими огромными глазами с восхищением. Тоору хотел, чтобы Тобио ненавидел его тоже, чтобы не таскался за ним попятам и не восторгался его успехами. Он не хотел быть примером для брата. Он просто хотел, чтобы мама была жива. И это желание было у них общим, поэтому, взрослея, Тобио начал понимать, что братской дружбы не будет, что мамы нет, так же как и смысла искать ее отголоски в брате. Тоору было пятнадцать, а Кагеяме двенадцать, когда их пути полностью разошлись. Появились новые солдаты – их ровесники, и всё поменялось. Но обида друг на друга таится в сердцах по сей день, рядом с частичкой горюющей за отношения сыновей матерью.       У вампиров годы текут по-другому. У них впереди целая вечность, но на детство отводится лишь первые десять лет. Затем у ребёнка появляется ответственность. И до восемнадцати лет он оттачивает свои навыки. После восемнадцати каждый вампирский год приравнивается к трем человеческим, ведь все инстинкты, характеристики и работа мозга у них гораздо выше. Поэтому с восемнадцати лет каждый вампир считается взрослым и полноценным членом общества. Кагеяме было четырнадцать, когда отец впервые взял его на переговоры с человеческим королём. Это была его первая ошибка. Тогда Тобио увидел юную принцессу, и ее мягкая, теплая улыбка заворожила его. Он очень долго смотрел в её ярко-синие глаза, пока не заставил её смутиться и отвести взгляд. Этим же вечером он заявил отцу, что собирается сделать её своей супругой. Кейшин улыбнулся и растрепал его волосы, сочтя это желание за детскую прихоть – пройдет, ведь это невозможно. И это была вторая его ошибка. Полтора года они тайно встречались, их отношения были тёплыми, невинными, они полюбили друг друга. Кагеяма много раз приглашал её в замок на экскурсию, но она лишь смущённо отказывалась. Однажды согласилась. Её встретили радушно. Тобио водил её по всему замку, показывал свои тайные места, в которых он прячется, когда ему плохо, в тот день он открыл ей не только свои тайные места, но и свое сердце. В тот день они впервые поцеловались. Все ещё невинно и неумело, неопытно. Их щёки горели, глаза бегали, а сердце колотилось слишком сильно. Тогда Тобио подумал, что нет ничего невозможного, и отвёз принцессу домой. Засыпая, он думал лишь о скорой встрече со своей возлюбленной. Но ей не суждено было состояться. Ведь человеческий король строго наказал дочь и взъелся на вампиров за то, что покусились на неё. Он долго вынашивал в себе план по свержению безусловной власти вампиров, и проделка Тобио стала отправным пунктом и началом конца.       Прежде чем на принца наложили чары сна, он зацепился взглядом за горящую башню, из которой доносились крики его принцессы, и смог ухватить единственную фразу отца:       — Материнский трактат! Тобио проснулся в поту. Весь рот пересох. Он не мог даже сглотнуть без боли и дискомфорта. Мутные глаза бегали по сторонам. Его охватила паника и страх. Необъяснимый, всепоглощающий. Он пытался ухватиться хоть за что-то реальное, но сознание все ещё находилось в том страшном дне. Все тело била дрожь. Неконтролируемая. Он жадно хватал воздух ртом, пока холодные руки не коснулись его лица. — Тобио, ты чего? – тихо и аккуратно спросил Шоё, заглядывая в пустые глаза. – Какой трактат? Тебе приснился дурной сон? Кагеяма впился пальцами в чужие запястья и, уставившись бешеным взглядом в глаза напротив, на одном вдохе рассказал все, что тогда случилось. И о матери, и о принцессе, и о сложных отношениях с братом. О том, как он злится на него за всё. За несправедливое отношение к себе, к отцу, который всегда относился к нему, как к собственному сыну. О том, что считает себя виноватым в смерти мамы и в конфликте сторон, который вылился в кровавую войну. И о том, как сильно полюбил ту девчонку, и как больно от того, что он помнит её смерть и слышит её предсмертные крики. — Она сгорела заживо, – подытожил он дрожащим голосом. Из его глаз текли слезы, он бился в немой истерике. И, кажется, никто и ничто не могло привести его в сознание. Хината шумно выдохнул и высвободил свои руки из крепкой хватки, а затем потянулся к чужой шее, мягко её обвивая и прижимаясь всем телом к Кагеяме. — Тише... – спокойно сказал он, – тише, Тобио, все позади, я рядом. Кагеяма судорожно перевел дыхание. Руки тряслись и не слушались. Он с трудом обнял Шоё и уткнулся в его плечо. Успокоился лишь отчасти, пришел в себя, чувствуя себя нужным и не одиноким. Но по-прежнему горестно плакал. Пожалуй, пережить столько событий и переваривать их шестьсот лет намного проще, чем эти шестьсот лет жить в неведении и в один момент с головой окунуться в болезненные воспоминания, проживая их каждой йотой своего сознания. Утонуть в них, перекрыв себе кислород чувством вины и обездвижив конечности бесконечным страхом. — Никто не виноват в том, что ты не игрушка, что у тебя есть чувства и что ты полюбил. Никто не виноват в смерти вашей мамы. Она сделала свой выбор, разве нет? Она дала жизнь вам обоим, пожертвовав своим долголетием. Она оставила после себя двух прекрасных сыновей, которые при следующей встрече должны обязательно помириться, слышишь? И, Тобио, никто не виноват в человеческой трусости и жестокости. Кроме самих людей, – Хината мягко улыбнулся и лишь крепче обнял Тобио, прижимаясь губами к его виску. – Ты виноват лишь в том, что не сдержал наказание матери и рассорился с братом. Вы оба виноваты. Тобио вдруг почувствовал давно забытое приятное тепло. Эти объятия словно были отличные от тех, что дарит Шоё. Он тихо всхлипнул, поднимая взгляд, и буквально опешил. Иллюзия или игра сознания? — Что... — Я всегда рядом. Я так сильно люблю вас и скучаю, я так хочу, чтобы вы нашли общий язык. Тобио, я всегда рядом, в ваших сердцах, и каждая ваша ссора делает мне чертовски больно. — Ма...ма.. — Я же великая колдунья, – она смущённо посмеялась и нежно вытерла слезы сына, – разве я могу исчезнуть без следа? — Как такое возможно? — Из-за твоего фамильяра. Твоей силы. И, конечно, вашей связи. Он у тебя хорошенький. И очень смышлёный. Сам меня позвал, хотя его сила совершенно в другом. — В чём? — Скоро узнаете. Я должна сказать тебе две вещи. Трактат. Он находится в том же месте, где ты нашел записку от отца. Найди его, пока не поздно, а ещё... – она улыбнулась и очень бы хотела заплакать, но, к сожалению, её попросту не существует. По большому счету, она действительно просто иллюзия, поддерживаемая магией Шоё и его желанием. – Не ссорьтесь. Найди брата и помирись с ним. Я люблю вас. И всегда за вами приглядываю. Всегда переживаю. И всегда в вас верю. Будь умницей. Она бы ещё очень многое хотела сказать. Хотела бы сидеть так и обнимать сына целую вечность. Хотела бы существовать в материальном мире, а не где-то там разрезать воздух эфемерной пылью и жить в чужих воспоминаниях. Тобио непроизвольно моргнул, и её образ рассеялся, а перед глазами сидел понурый Хината, сам на себя непохожий. — Я не помню своих родителей. Совсем. Но твоя мама такая теплая. Я почувствовал, как ей за тебя больно, и мне так захотелось, чтобы она сказала тебе столь нужные слова. Я мало что могу сейчас. Но я так хочу быть полезным. Тобио, она сказала, что я тебе очень подхожу. Она нас благословила, да? Я правда могу быть с тобой до конца? — Дурак, – Тобио крепко прижал к себе Шоё и наконец-то полностью пришел в себя. – Ты даже слишком много для меня делаешь. — Я люблю тебя, – шепнул Хината, закрывая глаза.       Существует ли загробный мир и возможно ли вызывать оттуда души? Вряд ли. Однако до какого-то времени и существование вампиров казалось чем-то невозможным. Этому мальчику только предстоит узнать о своих способностях.