Бессмертная надежда

Физиология магов — это весьма глубокая и неоднозначная наука. Их магическая энергия важна в равной степени с жизненными силами. Формально реликвию (сосуд) можно разделить на две одинаковых половины, одна из которых заполнена магией, а другая — жизнью. И если одна половина будет опустошена, вторая начнет постепенно иссякать, и в конце концов сосуд самоуничножится, что, естественно, приведет к смерти хозяина. При этом магическая энергия гораздо более уязвима, ведь заклинания, руны, призывы и печати — все это требует её затрат. В реликвии Шоё сосредоточена великая сила, и запас энергии в ней весьма велик, однако ему пришлось бороться с защитными чарами своих древних и невероятно могущественных предшественников, снимать множество барьеров, рассеивать магию совершенно иной полярности — вампирскую, и все это он делал интуитивно, по наитию, импровизировал на месте, используя сведения и знания матери, запечатанные внутри и охраняемые Корвусом. Конечно, усыпальница Кейшина стала для него самым сложным испытанием. Кажется, он оставил там всего себя, призвав стихийных волков и с трудом разобравшись в замудренных защитных и маскирующих рунах. Король был запечатан прочно и охранялся самой природой, с которой бороться невероятно сложно, практически невозможно, ведь она — венец всего сущего. Это сложнейшее путешествие почти полностью опустошило резервуар магической силы. Хината почти не отдыхал, стараясь как можно быстрее закончить свою миссию, не давал себе полностью восстановиться и, как следствие, выдохся полностью. Первый день он спал беспробудно. Будто бы все механизмы его организма остановились, и он впал в безсознательный транс. На второй день он открыл глаза, однако самостоятельно передвигаться всё ещё не мог. За ним везде следовал Кагеяма, водил его в уборную, омывал, приносил еду и кормил. И охранял его сон, практически не покидая покои, ведь в сознание Шоё приходил ненадолго и почти все пять дней спал. Кейшин, безусловно, благодарен сыну и его фамильяру за все, что они сделали, да и время пока позволяет немного помедлить, поэтому во время восстановления Хинаты Кагеяму он не трогал. В конце концов, он все ещё не передал ему титул короля, и все обязанности и ответственность целостно лежат на его плечах. Он довольно быстро вернулся в нужное русло, распределил обязанности и на пару с Такедой занялся расшифровкой ведьминского трактата. Человеческий король, некогда истребивший вампиров, создал тайный совет и завещал держать в строгой секретности события кровавой расправы. И только сменяющемуся главе передавались полноценные знания о чистке. Из века в век совет старейшин скрывал и искоренял всю информацию о вампирах, вбрасывал в массы легенды и байки о духах и ведьмах, чтобы отвести внимание от расы, некогда действительно существовавшей. Заданием Ячи, как лейтенанта разведки, было проникновение в сердце людского мира, слежка за действиями совета и информирование об их планах. Она мастерски владеет магией иллюзий, поэтому запутать ничего не подозревающих людей ей не составило труда, с первого дня существования совета она была единственным его бессменным членом, и на протяжении долгих столетий собирала информацию. Однако уход из религиозной общины — это страшный грех. За решение уйти она подверглась пыткам, оставила людям зрение и голос. И донести полученную информацию до Короля просто не могла. Поэтому Акааши и Кенма плотно занялись восстановлением голосовых связок. Ячи вырезали один глаз, а второй ослепили и залили жгучим раствором. Он ослеп не полностью, в мутной пелене она даже может различать силуэты, однако по большей части ориентируется на слух и развитые инстинкты. Акааши может лечить любые тяжёлые ранения, но восстановить вырезанный глаз выше его сил. В конце концов, в основе лечебной магии лежит простейшая медицина, которая не предполагает регенерацию отрубленных конечностей из пустоты. Однако профессия врача всегда тесно связана с технологиями, и если к совершенному протезу глаза, который может сделать Сугавара, добавить магию и знания Акааши, то получится весьма стоящая замена. На самом деле, никто из собравшихся в замке не знает, что их ждёт. Пророчество туманно и лишено однозначных фактов. Мать Тобио — Мика — была могущественной ведьмой и провидицей. Могла предсказать будущее, однако при жизни у неё был негласный запрет на распространение информации о ключевых событиях в истории. Никто не имеет право влиять на будущее, иначе мировой баланс нарушится. Она знала и о чистке, и о пробуждении вампиров, и о предстоящей войне, и о своей кончине, но не могла никого предупредить, поэтому вела гримуар. После её смерти печати с него спали, однако расшифровать забытый древнейший язык никто, кроме ведьм, не может. — Я ничего не понимаю, — говорит Такеда, нервозно ероша свои волосы. — Это не буквы, не руны, не иероглифы. Что это вообще такое? — Ведьминский язык, — отвечает Кейшин и устало выдыхает. — Никаких учебников по нему никогда не существовало, ведьмы были дальновидными и осторожными созданиями. И последним носителем этого языка была Мика, ведь её род вымер задолго до того, как она к нам присоединилась. Похоже, у нас нет ни единого шанса, Иттетсу. — Так не может быть, — листая пожелтевшие страницы гримуара, вопит Такеда. — Должен же быть какой-то выход, чёрт его дери! — О боже-боже, оте~ец, вы упускаете кое-что очевидное и лежащее на поверхности, — Ойкава улыбается широко и язвительно, его интонация звучит скорее как издевательство. — Тоору, — Кейшин выпрямляется и строго смотрит на своего пасынка. — Ты совсем не изменился. Но ты уже взрослый, и нотации я тебе читать не буду. Если есть что сказать, не юли и говори прямо. — Не нужно на меня так смотреть, мне не по себе, — шумно выдыхает Ойкава, пожимая плечами. — Нельзя же быть таким рассеянным, Ваше Величество, и упускать важные детали. Вы же король, в конце концов. Он не успевает сориентироваться. Перед ним резко возникает Такеда. Его ледяной взгляд пробирает до костей, а тёмная аура почти физически давит. — Не зазнавайся, Тоору Ойкава, что за отвратительную неприкрытую фамильярность ты себе позволяешь? Несмотря на все произошедшее, перед тобой стоит твой король, и ты обязан выказывать ему уважение. Он воспитывал тебя спустя рукава, имея слабость к твоей истории, но я не собираюсь терпеть такое отношение. Ойкава делает шаг назад. Конечно, он уверен в себе, но в схватке с королевским фамильяром ему не выстоять. Он устало трёт лицо рукой и запрокидывает голову, тут же ровно выпрямляясь. — Да я про малыша Тобио, про Тобио, — говорит он, прикрывая глаза. — Отец, вы же знаете истинного сына ведьмы, унаследовавшего её гены, зачем всё усложнять? — Вы оба её истинные дети, — строго говорит Кейшин, — она любила вас в равной степени, почему ты до сих пор продолжаешь переиначивать все под свои мнимые обиды? — Я говорю на языке фактов, не более того, — выдыхает Ойкава. — И не пытайтесь меня переубедить, в конце концов, я не слепой, и всё прекрасно вижу. Что ж, — он снова улыбается и облокачивается на стол, беглым взглядом рассматривая открытые страницы гримуара. — Маленький король — единственная зацепка. Так что, наверное, пора бы и ему вступить в игру и прекратить быть нянькой. — Ты прав, как всегда, — мягко улыбается Кейшин и невесомо треплет волосы Тоору. — Спасибо. На секунду Ойкава теряет свой запал, его глаза округляются, а на лице проскальзывает смятение и боль. Неуловимо и быстро, тут же сменяясь ироничным выражением, столь привычным для этого вампира. — Ради короля и империи — все что угодно, — усмехается он и отворачивается.

***

На пятый день Хината окончательно приходит в себя. Он все ещё чувствует слабость в теле, однако теперь может самостоятельно передвигаться, не ощущает боли и мыслит трезво. Он просыпается вечером и вскрикивает от неожиданности. Над ним нависает черный ворон. Его жёлтые глаза светятся. Хината может поклясться, что на птичьей морде мелькает незримая паника. — Ты что, идиот? Зачем так возникать? — недовольно возмущается Шоё и наблюдает за тем, как Корвус принимает свое демоническое обличие. Теперь на его лице и правда читается отчётливое волнение. — Что случилось? — Если ты до сегодняшнего дня опасался предстоящей войны, забудь эти чувства. Потому что все гораздо серьезнее, — Корвус дышит часто, проявляет слишком неоднозначные и несвойственные ему эмоции, ходит по комнате нервно и покусывает острые когти. — Где принц? Отведи меня к нему. Нет, — он шумно выдыхает и садится на край кровати, максимально приближаясь к лицу Хинаты. Смотрит пристально и, кажется, только сейчас в постоянно пустых и неживых глазах, переливающихся золотом, можно разглядеть проблески эмоций. Шоё не может их классифицировать и понять, что на самом деле чувствует демон, однако тревога непроизвольно селится внутри и охватывает всё тело. — Отведи меня к Кейшину. — К-корвус, — запинается Хината и кашляет. Почему-то тело не слушается, его вдруг охватывает жар и противный тремор, на лбу выступает испарина, и дыхание сбивается. — Чувствуешь, да? — спрашивает Корвус и опускает ледяную ладонь на мягкие рыжие волосы. — Он говорил со мной. Конечно, ты чувствуешь, мы же связаны, — он скользит пальцами по лицу, сцепляет их на подбородке и приподнимает голову, всматриваясь в глаза напротив. — Успокойся, со мной тебе нечего бояться. Но, знаешь, — он нервно сглатывает и теряется. Человеческие эмоции ему чужды, однако сейчас ему тяжело говорить прямо. Даже демону очевидно, что слова, застрявшие в глотке, болезненно отразятся на его держателе. И всё же он быстро отсекает сомнения: с Шоё хочется быть честным. Ведь так правильно. — Только тебе. Хината застывает в страхе, его глаза расширяются, а все мысли моментом испаряются. — Но кто? — спрашивает он дрожащим голосом. — Все вампиры, оборотни, маги и эльфы — все они очень сильные! — срывается на хриплый и отчаянный крик, трясется весь от страха, окружившего все естество, непонятно откуда взявшегося. — Кто сможет их одолеть, Корвус?! — Тот, кому однажды уже удалось прорядить эти расы, — с едва уловимой толикой грусти говорит ворон и отпускает лицо Хинаты. — Демон. — Что? — Что слышал, Шоё, идём, — Корвус небрежно кидает на колени Шоё его дворцовую одежду и встаёт с кровати, — я расскажу всё, что знаю. Всем. Всё-таки теперь я на вашей стороне. Хината смотрит на узкую и вытянутую спину своего демона и улыбается невольно. Страх отступает постепенно после брошенной невзначай, но такой нужной сейчас фразы. Шоё быстро одевается, наспех застёгивает пуговицы на широкой белой рубашке с рюшами и тушит лампу. Спускается вместе с Корвусом вниз, в главный зал, который оказывается совершенно пуст. Он не успел познакомиться с замком, потому что практически сразу свалился в оздоровительное забытие. И сейчас едва соображает, в какую из многочисленных комнат ему следует пойти. Концентрируется максимально и ощущает наконец присутствие Кагеямы. Идёт по следу, упирается в широкую и высокую дверь и неуверенно её открывает, замирая на входе. Тобио стоит, склонившись к столу, в окружении королевской свиты, рядом стоит его отец и внимательно за ним наблюдает. Они все облачены в богатые одежды, но Кагеяма выделяется среди всех. Его расшитый золотом темно-синий мундир с высоким воротником, прилегающим плотно к шее, застегнут на крупные перламутровые пуговицы, белые штаны на высокой талии закреплены широким ремнем, черные кожаные сапоги доверху зятнуты шнуровкой, позади, спадая на пол, бархатная синяя мантия, подбитая в плечах белоснежным мехом. Хината поднимает голову и сглатывает: на голове Кагеямы тонкий венец из белого золота, украшенный блестящими сапфирами, холодно отражающими свет. Становится как-то не по себе от такого Тобио — далёкого, обремененного придворными делами. Холодного и отчужденного, чересчур сосредоточенного. Хината невольно пятится назад и вспоминает их знакомство, ведь именно таким Кагеяма был тогда. Отрешенными от эмоций, самостоятельным, нелюдимым и чужим. — Ты уже давно знал, что он королевская особа, чего ты пятишься? — Корвус крепко сжимает худые плечи Хинаты и подталкивает его вперёд, закрывая за собой двери и привлекая к себе внимание. Он отходит в сторону и учтиво кланяется, растягивая губы в широкой улыбке. — Король, принц, моё почтение. Кейшин смотрит на вытянутую демоническую фигуру и качает головой, усмехаясь. — Как всегда, ироничный и неприятный, Корвус, с чем пожаловал? Кагеяма в момент меняется в лице, когда видит Хинату, он закрывает книгу и резким движением руки уводит мантию за спину, чтобы не мешала. Спешным шагом сокращает до Шоё расстояние, присаживается перед ним на одно колено и аккуратно скользит прохладными пальцами по его лицу, внимательно, с толикой волнения рассматривает его, всматривается в глаза и улыбается коротко, обнимая за плечи. — Тебе уже лучше? — спрашивает мягко, поправляя воротник и кружевные манжеты на чужой рубашке. Он смотрит на неровный ряд пуговиц и тихо смеётся, расстёгивая их и застегивая правильно. — Торопился так, что даже пуговицы нормально застегнуть не смог? — Да, — как-то ошарашенно отвечает Хината и сам не знает, на какой из вопросов. Кагеяма другой только внешне. Так и должно быть. Он — принц, статус обязывает выглядеть опрятно и красиво, и внешность у него всегда была холодной. Шоё сейчас понимает, что знает те его стороны, о которых не ведает никто. Со всеми Тобио холоден и неприветлив, и только ему открыл себя настоящего. Он невольно улыбается, разглядывает корону вблизи и не может насладиться её красотой. — Тебе очень подходит эта корона. Выглядит такой же отчужденной и невероятно красивой. Тобио едва заметно краснеет и легонько утыкается в грудь Хинаты лицом, с трудом сдерживая внезапное желание поцеловать его и прижать покрепче. Он поднимается, откашливается в сторону и возвращается на своё место, ведя за собой Хинату. — У меня очень плохие новости для вас всех, — начинает Корвус, облокачиваясь на стену. Ему точно не до этих придворных формальностей. — Кейшин, помнишь мою историю? — Даже если бы очень захотел, вряд ли смог бы забыть. — Какой злопамятный, — усмехается демон. — Однако эльфы и оборотни не то, что моей не знают, они и о своей едва ли ведют, верно? — О твоих злодеяниях и вампиры не все знают, Корвус, неужели это так важно? — складывая руки на груди, интересуется Кейшин. — Важно, конечно, потому что вам предстоит встреча с моим братом, смекаешь, король? В зале повисает напряжённая тишина. Корвус окидывает в прищуре всех присутствующих, улавливает волнение и озадаченность каждого, видит немые вопросы в глазах неведающих и панику у тех, кто знает предысторию. — С моим братом, которого я убил собственными руками. — Как такое может быть?! — срывается Такеда и выступает вперёд. — Вы с Вивианой лично зачищали миры, и с Умбры никого не привели! Вы сказали, что все мертвы! — Верно, — Корвус устало переводит дыхание и чешет длинным изогнутым ногтём висок. — Я не соврал — все действительно были мертвы. Проведу краткий экскурс по демоническим особенностям. Наши тела не имеют предрасположенности к гниению и разложению. И убить демона может только демон. Мы очень отличаемся от вас. И рождались не естественным путем, как вы. Нас создавал отец. Своих детей, которые сходили с праведной тропы, он наказывал лишением жизни. А затем из тел своих провинившихся детей он клепал новых. Естественно, популяция демонов была невелика, потому что все друг другом заменялись. Лишь самые первые демоны были уникальными, но и переродились они в числе первых. Если говорить откровенно, в то время я был единственным, созданным из ничего. Незаменимым и не заменяющим. Наверное, поэтому у меня и случился сдвиг, но, — он делает оборот головой и устремляет взгляд на Кейшина, — это лирика. Когда мы с Вивианой перенеслись в Умбру, там было страшное месиво, но мои братья и сестры, как и подобает, по-прежнему лежали на земле. Ровно в тех местах, где я их убил. Повторюсь: я не соврал. Все, кто находились в моём мире, были мертвы. Однако моего самого старшего брата, Скуама, там уже попросту не было. Король Умбры вечен и бессмертен — так гласит неоспоримый закон моего мира. Он — создатель и беспрекословный правитель, он есть жизнь. У него не было уязвимостей, совершенный демон. Невозможно было подступиться к нему, приблизиться, он одной только силой своих мыслей мог стереть своего ребенка в порошок. У него не было слабостей. Поэтому он создал их сам. Невольно. Не ведал, что собственными руками создаёт чудовище, которому не сможет противостоять, а знаете, почему? — Корвус усмехается и сжимает кулаки. Не то, чтобы его сердце сейчас болезненно бьётся, не то, чтобы он очень сожалеет и чувствует непомерную вину. Ему по-прежнему все равно. Но всё-таки это немного печально. — Потому что полюбил. Не той безусловной любовью короля, которой любил всех своих детей. А родительской. Чуждой для демона. Неправильной. Я лично убил его, но единственное, что услышал, когда этот старый дурак испускал дух — это извинение! Он извинился передо мной. Перед тем, кто убил всех его детей и разрушил мир. Меня переклинило, я помню это отчётливо, я был в ярости. Отец был восхитительным, сильным, он мог остановить меня одним своим словом, одним действием, но он не смог! Черт возьми, он позволил мне жить и бесчинствовать в непричастных мирах, убивать, разрушать, упиваться силой, хотя всегда выступал против насилия и деспотизма. Такой, знаете, затерянный брат-близнец Кейшина. И все равно не отстоял свои принципы. Идиот, — последнюю фразу Корвус будто сплевывает. Трясет головой и понимает, что слишком углубился в воспоминания. Все собравшиеся почему-то молчат. Никто не перебивает, слушают так, будто он сказку рассказывает. Вот только счастливого конца у этой сказки может не случиться. — Снова лирика. Я, в общем-то, сильнее брата. Сильнее всех, кроме отца. Но я был сыном, а не детищем, в его свите находились мои братья и сестры, приближенные к этим правительственным делам. Отец умереть не мог, поэтому никто и не думал, что существует право на наследование. И все же, вопреки всему, он умер... — Ты хочешь сказать, что твой брат — новый король? — спрашивает Хината и ловит на себе довольный взгляд. — А ты умный у меня дитёнок, — усмехается Корвус. — Все верно. Негласное право на наследование трона. Возможно, отец что-то предвидел или всё-таки демоническая жизнь тоже имеет конец. Но он создал его. — А почему не ты? — сухо интересуется Кагеяма. — Потому что я маленький, маленький я, — хихикает Корвус и встряхивает густой копной угольно-черных волос. — Маленький и любимый. Наследовать трон, а вместе с ним все способности отца, позволено только самому старшему сыну. И по иронии судьбы, не добил я именно его. Хотя, если честно, я не знаю, почему так вышло. — Но ты же сказал, что сильнее его, в чём тогда опасность? — Ойкава хмурится. Он все это время пристально рассматривал демона, слушал его, и теперь почему-то испытывает чувство злости. — И вообще, ты кто такой? Все мгновенно загалдели. На самом деле, этот вопрос волнует не только Ойкаву. Эльфы и вольные маги, а также оборотни, о разрушении миров могли слышать только отдаленно, о виновнике и уж тем более о том, что он был один, никто и не догадывался. — Тихо-тихо, я всего лишь невинный приятель Шоё, сдаю ему в аренду свои крылышки и иногда защищаю за то, что он позволяет мне тихонечко отсиживаться внутри него и отдыхать, — Корвус мило улыбается и прикрывает глаза, вызывая своим поведением только большее раздражение. — А ещё, — он медленно открывает глаза, в холодном взгляде словно плещется золотая река, безжалостным потоком способная утянуть на дно, улыбка все ещё растягивает губы, но выглядит зловеще, так по-демонически зловеще, — я всего лишь уничтожил миры, в которых жили ваши предки. Хината устало выдыхает и закатывает глаза, потирая лоб. А этот демон, оказывается, весьма азартен. И какие-либо стрелки в свою сторону обязательно должен развернуть на сто восемьдесят градусов. — Я в этом не участвовал, — открещивается Шоё. — И моя мать тоже. — Ну да, так получилось, что именно благодаря Вивиане я не посягнул на Землю. И, возможно, именно благодаря ей ваши предки смогли прижиться здесь и родить вас, — Корвус пожимает плечами. — Я могу продолжить? Гул утихает, хотя недовольных в зале все ещё добрая половина. — Я сказал, что я сильнее любого демона, сильнее старшего брата, но не отца. А ещё сказал, что право на престол и силу отца забрал Скуам. Шоё, ты же понял, что я имею в виду? — спрашивает демон и смотрит на своего держателя. — Я не хочу произносить это вслух, избавь меня от этого, ужасно. — Теперь он по силе равен отцу... королю... нет, — Хината опускает взгляд и задумывается, — он теперь король... он и есть Отец. — Умница! А в чем сила Отца? — В... бессмертии, могуществе... нет! — он вскрикивает и широко распахивает глаза. Тело вдруг пробирает дрожь, и в горле встаёт сухой ком отчаяния. Вновь подкатывает страх и паника. Хината сжимает кулаки и размеренно выдыхает, пытаясь привести себя в порядок. — Его главная способность — созидание. Он может «лепить» живых демонов из мертвых. Фактически воскрешать. Чёрт! — Ты совершенно прав, Шоё, — возвращая себе серьезное выражение лица, говорит Корвус. — И теперь у отца нет слабостей. — Но ты все ещё сильнее остальных и все ещё можешь убить брата, — подаёт голос Кагеяма, размышляя вслух. — Неужели они действительно уязвимы только для демонов? Каким образом тогда нам сражаться? — У вас есть я, Шоё и... — Корвус улыбается и сверкает взглядом. — Лестат. — Он вампир. Такой же, как я. При чем здесь он? — Ты ошибаешься, принц, он далеко не такой же, как ты. Его запечатал я, и в междумирье он перетерпел очень серьёзные изменения. Теперь он не похож ни на одно известное нам существо, он — нечто новое, неизученное, очень сильное и опасное. Мы не можем знать наверняка, сработает это или нет, однако вариантов не так уж и много, — Корвус чешет затылок и в мгновение обращается птицей. — Продолжайте расшифровывать ведьминский трактат, там может быть нужная и полезная информация. — Постой, — вдруг подаёт голос Тсукишима. Он делает шаг вперёд и поправляет очки. — А с чего ему вдруг нападать на нас? Не из-за тебя ли? — Кто знает, — каркает Ворон и исчезает в черной вспышке. — Даже если из-за него, — говорит Хината, — это не имеет никакого значения. Потому что лишь получив голову брата, он отсюда не уйдет.