Хаос ради хаоса

      Табита с величественным видом прогуливалась по комнате, изредка поглядывая на Джерома, который сейчас находился в столь же неудобном положении, что и Брабара, практически не имея возможности пошевелиться. — Да уж, даже выбравшись из Аркхэма, ты не выглядел таким потрепанным, — наконец проговорила она. — Не нужно было так яро сопротивляться, малыш. Кто ты один против целой группы профессионалов? Лань, которая бросается на стаю волков в надежде на победу, — она тихо рассмеялась, довольная собственным сравнением.       Джером лишь закатил глаза, расплываясь в болезненной ухмылке. Язвить в ответ не хотелось. Не было сил.       Табита взяла его за подбородок, медленно подняв голову и заставляя посмотреть на себя. — Как можно иметь глаза такой кристальной чистоты, когда твои руки по локоть испачканы в крови? — она усмехнулась, сокращая расстояние до нескольких сантиметров и внимательно вглядываясь в его лицо.       Это была такая забавная игра, к которой приобщились уже все убийцы и преступники: обращаться со своим врагом лучше, чем с любимым человеком. Почти касаться губами того, чье горло страстно желаешь перерезать; говорить ласково, немного заигрывая, хотя на самом деле хочется просто плюнуть в лицо; дышать одним воздухом, хотя на самом деле жалеешь, что вы вообще родились в одном городе. Забавная игра, заставляющая действовать хромающее самообладание. Забавная игра, заставляющая испытывать хоть какие-то эмоции, когда все остальное уже не работает. Очень забавная игра. — Что ж, можно и поболтать. Торопиться некуда, — девушка присела напротив Джерома. — Надо же, а я и не заметил как-то, — раздраженно пожал плечами тот, косясь на собственные связанные конечности. — Может, сразу перейдем к делу? — Нет, это было бы слишком просто, — протянула она. — Думаешь, только тебе можно устраивать театр одного актера? Уступи место другим. — Но ведь ты даже представления не имеешь, что значит хорошее шоу. А тем более — превосходное, — шепотом проговорил тон, подаваясь вперед.       Она проигнорировала его и тут же сменила тему: — Почему ты так мил с ней? Что тебе нужно? Не самая выгодная цель, если уж на то пошло, — заметила Табита.       Он легко мог бы прикинуться дураком и строить из себя невинную овечку, но он слишком хорошо понимал, кто такая она. — А ты что, ревнуешь? — он сплюнул кровь и гортанно рассмеялся, подняв на нее взгляд. — Я не собственник, в отличие от тебя. Не уходи от вопроса. Ты не умеешь любить, тебе чужды привязанности, незнакомы жалость и сочувствие. В чем был твой план, раз ты столь долго держался за кого-то?       Джером наклонил голову набок и прикрыл глаза. Ему уже успел наскучить этот разговор. — Мне было с ней весело, — невинно промурлыкал он в ответ.       Табита покачала головой: — Глупый, глупый мальчишка, — она погладила его по щеке, а тот попытался укусить ее за руку, воспользовавшись моментом. Даже не чтобы вырваться или показать недовольство; всего лишь ради игры. — Ты ведь идеальное оружие, только вот с собой совладать не можешь. Да и твой диагноз знает о тебе больше, чем ты сам. — Какая трогательная история, — заметил он, немного оживившись и теперь глядя на нее с вызовом. — А ты бы хотела меня? — он специально выдержал паузу, похотливо улыбаясь, а затем продолжил: — В качестве оружия. — Безусловно, — протянула она, — только вот не сработались немного. А жаль. — Все можно начать сначала, — предложил тот. Девушка выпрямилась, и теперь он снова смотрел на нее снизу вверх. — С самого начала. Привет, я Джером, и мне нечем пожать Вам руку. Твоя очередь.       В ответ Табита, проворно развернувшись, ударила его в лицо. Потом еще. Она слышит знакомый хруст ломающегося хряща и усмехается; уже не поднимает руку в третий раз. — Двуличный ублюдок. Мог бы вести себя достойно хотя бы сейчас. Тебе недолго осталось, уж поверь.       Джером отплевывается от стекающей по лицу крови, не имея возможности даже стереть ее рукой. Он поднимает на нее голову и вновь разражается громким судорожным смехом.       Табита снова осознает, насколько точным было сравнение с оружием. Даже сейчас, когда его жизнь целиком и полностью в ее руках, она в глубине души боится этого человека. Человека, способного хладнокровно убить кого угодно, не знающего ни пощады, ни страха, ни чести, ни верности, не имеющего ни единого слабого места, ровно как и ни единой привязанности. Ну, или почти. В любом случае, она не верила в исключения из правил. Он был страшным человеком, способным на абсолютно любой поступок, лишь бы получить выгоду и спасти собственную шкуру. И даже сейчас, болтаясь на волоске от смерти, он смеялся над ней, захлебываясь собственной кровью и слезами, катящимися градом из широко распахнутых глаз. Она не понимала причину этих слез и от того чувствовала себя немного уязвимой. Было ли ему больно, смешно, обидно? А то и все вместе, что именуется нервным срывом? Можно ли вообще употреблять эту фразу, если вся твоя жизнь от начала до конца — один большой нервный срыв? А может, перелом вызывал такую невольную реакцию? Никто и никогда не получит ответа на эти вопросы, но сейчас, именно сейчас она думала о том, насколько ужасающа вся эта картина. — Если хочешь с кем-то сработаться, дам тебе маленький совет: не убивай родственников предполагаемого босса, — невозмутимо продолжила она, расхаживая по комнате. — Знаешь, это не очень-то способствует развитию деловых отношений.       Тот наконец откашлялся и немного пришел в себя. — Вон оно что, — откликнулся Джером. Его голос стал более грубым и сиплым, однако он отчаянно старался говорить громко и четко наравне с ней. Казалось, каждое слово требовало от него нечеловеческих усилий. — Вендетта, да? Небось, всем и каждому внушила, что это и есть справедливость. Что ты, бедная-несчастная, ночами спать не будешь, если не отомстишь за брата.       Пощечина. Она по некоторым причинам все же не хотела превращать его лицо в кровавое месиво, но и таких слов в свой адрес не терпела. — А ты догадливый, щенок. Только не нужно коверкать понятия. Воздаяние, честь, преданность, любовь — все бессмысленно и глупо для тебя, не так ли? Ты ведь живешь только для себя. — Вполне возможно, — он умудрялся высокомерно смотреть на нее с легкой ухмылкой, хоть и походил больше на загнанное животное. — Но ты несешь на своих плечах груз всей этой морали, а я… Я свободен, — он растянулся в улыбке, слизывая кровь с зубов. — Мне жаль тебя, Джером, — промолвила она. — А мне ничего не жаль! — прокричал он в ответ, окончательно осипнув на последних словах, и вновь принялся давиться нервным смехом. — Ты гниешь изнутри уже давно, — невозмутимо продолжала Табита. — Но даже при этом: какой потенциал, какая власть могла бы оказаться в твоих руках!.. — она грустно покачала головой, глядя на него. — Сильнейшее оружие, попавшее в руки к мирному. Прекрасное дитя порока.       Он ничего не ответил, хотя чувствовалось, что прямо-таки хотел что-нибудь съязвить. Он прекрасно понимал, что начало конца было положено: пора уж переходить к кульминации. Но он не пытался вырваться или предпринять нечто иное; похоже, был слишком измотан, а может, просто не видел смысла. Он лишь с ненавистью смотрел на Табиту своими усталыми глазами зелеными глазами и сдавленно посмеивался: он не любил красивые слова и размышления. — Больно не будет, — она достала из-за пояса пистолет и возвела курок. — Главное ведь не действие, а его результат, верно? Незачем растягивать. Тем более, как я вижу, мы оба не любим драмы.       Он выпрямился, прислонившись к стене, и сделал пару глубоких вдохов, едва улыбаясь. — Перед смертью не надышишься, мальчик. Прощай, — она легонько пожала плечами и выстрелила. — Развязать обоих! — скомандовала Табита охране. — Впустите ее, она безобидна. Ей не до нас сейчас будет.