Два слова (Two Words)

      "День... третий?" — прикинул Майкрофт, когда наркотик наконец выпустил из цепких лап его мысли. Блестящий разум Холмса плавал в тумане — как будто мозговые "шестеренки" пытались проворачиваться в густом клее.       Майкрофт моргнул, вбирая в себя вид незнакомого помещения. Он сразу заметил, что стены и пол здесь цементные; бункер, через пару секунд вычислил он. И совершенно пустой. Даже ручка на двери отсутствовала, а из коммуникаций была лишь большая медная труба под потолком во всю длину комнаты.       Старший Холмс медленно поднял голову, и все тело от шеи тут же пронзили ослепляющие стрелы боли. Когда зрение вновь вернулось, Майкрофт смог разглядеть свои скованные над головой руки. Запястья плотно обхватывали крепко прибитые к стене толстые железные кандалы. Вывернуться невозможно. "Какое варварство", — подумал он.       Вновь опустив голову, он продолжил осмотр и понял, что с него сняли жилет и окровавленную рубашку. При виде собственной голой груди его пробил озноб — хотя больше по привычке, чем действительно от холода. Помещение было небольшим, а воздух — густым и душным. При взгляде на многочисленные синяки Майкрофт осознал, что, судя по цвету, день уже не третий — четвертый.       Каким бы наркотиком его ни накачали, чтобы держать в отключке во время перевозки... сюда, он был сильнодействующим. Либо это была очень долгая поездка. Майкрофт вздохнул, осознав, что, возможно, он даже уже не в Германии. Если люди Кассара погрузили его в самолет, он может быть уже на другом конце планеты. И это сильно затруднит его поиски.       — Нехорошо, — выдавил сквозь потрескавшиеся губы Майкрофт.       Неизвестно, сколько он еще сможет продержаться. Ему было необходимо питание и лечение, но Майкрофт знал, что не получит ни того, ни другого. Жестокие допросы и пытки — вот все, что ему светит. Он понимал, что не сможет долго скрываться в глубинах своего сознания. Кассар хотел получить список оперативников, и если Майкрофт раскроет рот, десятки агентов ждет смерть. И более того: перед казнью их тоже будут пытать, вытаскивая информацию, которая погубит многих других агентов.       В животе громко заурчало, и Майкрофт постарался не думать о снедавшем его остром голоде. "Есть скучно", — словно эхом наполнил пустой бункер голос брата, и Майкрофт позволил себе слабую улыбку. "Совершенно верно, дорогой брат", — с нежностью подумал он. Если Шерлок мог целыми днями жить на одном кофеине и никотиновых пластырях, то нет причин Майкрофту не вытерпеть то же самое.       В этот момент снова открылась дверь, положив конец его размышлениям. Внутренности сжались в комок, когда Майкрофт узнал в вошедшем знакомого громилу. Он мгновенно потерял весь аппетит.       — Hallo, mein Lieber, — поприветствовал тот с сильным немецким выговором, который Майкрофт уже чувствовал, что скоро возненавидит. — Ich hoffe, Du hast mich vermisst¹? — с мрачной насмешкой поинтересовался он.       — Не особенно, — вырвалось у Майкрофта, прежде чем он вспомнил, что решил не отвечать своему мучителю.       — Vielleicht möchtest Du ja jetzt mit mir reden²? — в сотый раз поинтересовался Питер, и Майкрофт подчеркнуто сжал губы. После чего прикрыл веки и глубоко зарылся в собственные воспоминания.       В его уши медленно вплыла музыка; музыкальная тема из "Где-то во времени"³, приятный отрывок. Дуэт скрипки и фортепиано, которого он не слышал уже много лет.       Майкрофт открыл глаза — он находился в парадной гостиной особняка Холмсов. Здесь была его мать — столь же блистательная, как ему помнилось. Она сидела в кресле, и ее синие с поволокой глаза лучились гордостью, когда она смотрела на сыновей. Мальчики играли сегодня для нее. Слева стоял Шерлок со своей скрипкой, а справа на банкетке за пианино сидел юный вариант самого Майкрофта. Его руки умело летали над клавишами цвета слоновой кости. "Где-то во времени" был одним из маминых любимых фильмов — вот почему братья решили разучить к ее дню рождения эту мелодию.       Шерлоку только исполнилось одиннадцать, и он с каждым днем все больше походил на мать — фарфорово-бледное лицо в обрамлении буйной шапки кудрей. За последнее время он сильно вытянулся и стал сильно напоминать молнию. Стремительность всегда и во всем, словно Шерлок считал, что миру не хватает скорости. Казалось, бы он должен относиться так же и к музыке, но скрипка, напротив, вызывала к жизни те редкие моменты, когда Шерлок замедлялся до соответствующего жизни ритма. Смычок в изящных мальчишеских пальцах умело и томно скользил по струнам.       Майкрофту уже стукнуло восемнадцать, совсем взрослый. Он потерял большую часть того, что мать ласково называла "детским жирком", а ростом догнал отца — и заодно его рыжеватость. Снимая университетскую форму, он облачался во взрослые костюмы с галстуком и приобрел странную привычку везде носить с собой зонт, время от времени опираясь на него, как старый джентльмен на трость. Хотя к усталости это отношения не имело, просто он считал, что зонт хорошо подходит к его костюму. Он успешно начал свою карьеру и знал, чего хочет достичь. Внешний вид играл в этом важную роль.       Он приехал из университета только на уикэнд. Как правило, он не возвращался в поместье ради чего-то меньшего, чем летние или зимние каникулы, но день рождения матери стал достаточным оправданием, чтобы ненадолго съездить домой. А если быть совсем честным, он так же соскучился и по своему младшему брату. Для них это был странный год. Они с Шерлоком провели рядом больше десяти лет, а потом их внезапно стали разделять сотни миль. Это заметно сбило с курса их дружбу.       Но когда они в лад заиграли вместе, Майкрофт осознал, что на самом деле все хорошо и нет причин волноваться. Связь между ними была крепка — так просто ее не порвать, и чтобы разлучить их, нужно было нечто большее, чем расстояние. На мгновение он поднял глаза от клавиш и встретился взглядом с братом. Две пары синих глаз соединились, одинаково излучая любовь и счастье — и братья, не прекращая играть, улыбнулись друг другу.       Внезапно изображение потеряло четкость и стало сливаться: стены пошли рябью, как отражение пейзажа в озерной глади. Залитый светом зал исчез, на смену ему пришел вид темной гостиной. На полу голый матрац, вокруг россыпь бумаг. Единственная лампа — и та с разбитым абажуром — светит мягким желтоватым светом. Грязные обои отслаиваются, а в углу — влажное пятно, похожее на плесень.       Шерлок по-прежнему играл на скрипке, но его музыка стала более мрачной, зловещей. Майкрофт сразу отметил, что брат сбивается с ритма. Всякий раз, когда младший пропускал ноту, старший внутренне передергивался. А Шерлок, что было всего печальнее, похоже, даже не замечал собственных промахов.       Брату уже стукнуло двадцать два, и если бы не вмешательство Майкрофта, он вероятно бы уже жил на улице. И играть ему было бы не на чем — он давно бы продал свой инструмент (и не только) ради порции белого порошка, к которому так пристрастился.       Майкрофт сам толком не понимал, как все случилось. Как их отношения могли так быстро и сильно испортиться? Музыка их дружбы давным-давно кончилась, а музыкальные инструменты братской любви оказались непоправимо разрушены.       Видеть младшего брата таким — пустой оболочкой мальчика, которым тот когда-то был, и безжизненной версией мужчины, которым тот мог бы стать — у Майкрофта мало от чего так рвалось сердце. Именно здесь пролегало самое глубокое сожаление — единственный раз в жизни он потерпел полную неудачу.       Скрипка все продолжала выводить мелодию, но теперь настолько искаженную, что Майкрофт едва ее узнавал. По сдержанному лицу прокатилась непрошенная слеза, и Майкрофт быстро ее стер.       "Пока!" — крикнул он, перекрывая музыку, и поставил около матраса небольшую сумку с продуктами на неделю. Ответа не последовало, но он и не ждал. Наркоман настолько потерялся в собственном мире, что едва ли заметил, что к нему заходил брат.       Майкрофт молча покинул квартиру и вышел на улицу. Ему было до предела тошно. Сколько же это может еще продолжаться, подумал он.       Старший Холмс двинулся вперед по узкому переулку, намереваясь выйти на магистраль, как вдруг воздух вокруг него словно бы испарился. Перед глазами поплыло, и Майкрофту пришлось упереться рукой в толстую кирпичную стену, чтобы не упасть. Он судорожно вдохнул, но ничего не вышло — горло перехватило намертво. Он хватанул ртом воздух, как вытащенная из воды рыба, но все бесполезно, а окружающий город все сильнее вокруг него размывался. Череп пронзили острые стрелы боли, легкие жгло огнем. Майкрофт упал на колени, в крови забурлила паника. Казалось, что-то вцепилось в шею и душит его, убивает.       Майкрофт попытался поднять руки, чтобы узнать, что его держит, но не смог. Они отказывались шевелиться. Мысли, как и зрение, "поплыли". Он осознал, что его запястья скованы над головой, но не мог вспомнить, почему.       Яростно заморгав, чтобы прояснить зрение, он внезапно обнаружил, что находится в камере. Какой-то человек сжимал его шею, но Майкрофт не понимал, почему. Он же только что был с Шерлоком, всего минуту назад?       Майкрофт с напряжением потянул в себя воздух, отчаянно желая получить хоть сколько-то кислорода, но зажатое горло ничего не пропускало. Все вокруг потемнело. Майкрофт знал, что умирает — и единственное, что он мог слышать, это скрипку младшего брата.

* * *

      Шерлок сидел на подоконнике маленькой спальни — совершенно пустой, не считая кровати и небольшого круглого столика без стула — которую на эту ночь предоставили им с Джоном. Он молча смотрел в темноту улицы, откуда на него взирала нависающая тень далекой горы. Джон мирно спал на кровати. На миг Шерлок позавидовал его способности вот так, по желанию, отключаться в любом месте и при любых обстоятельствах. "Первое, чему учишься, становясь солдатом, это умению отдыхать, как только предоставляется такой шанс", — как-то раз объяснил Джон.       Сам Шерлок всю ночь бодрствовал, не в силах заснуть. Его мысли гонялись друг за другом по бесконечному кругу. Для детектива не было ничего хуже вот таких моментов затишья, когда сделать ничего не можешь и остается только ждать. И еще думать, но ему не нравилось, куда его приводили некоторые мысли. Старший брат занимал большую часть его "жесткого диска" и сейчас это усугубляло и без того сильное ощущение разбитости и усталости.       Шерлок осознал, что ему становится все тяжелее разделить конфликтующие стороны собственной психики. Как правило, в ней превалировал детектив — холодный, аналитический, эффективный, но была и другая сторона, более человечная — чувства, неравнодушие, душевная боль — сторона, которой он так редко позволял одержать верх.       Обычно ему не составляло труда себя контролировать. Он накрепко закрывал в себе все эмоциональное и сосредотачивал свой разум на текущей задаче, без труда достигая максимума эффективности. Он давно научился превращаться в социопата, и это сослужило ему хорошую службу. Но это дело... оно стало прорехой в его решимости. Страх и волнение постепенно пожирали его изнутри, и Шерлоку становилось все труднее и труднее сосредотачиваться только на фактах.       В субботу Шерлок и Джон с первым утренним светом разошлись в разные стороны. Коротко и неловко попрощались: легкий хлопок по плечу и быстрый шепот "будь осторожен".       Шерлок на такси добрался до Вернигероде и вышел, не доезжая нескольких домов до сообщенного Томом адреса.       Искомый им человек — Амар Зенкрефт — был инженером. Он родился в Тегеране тридцать два года назад и последние восемь лет жил в Германии. До самого последнего времени его никто ни в чем не подозревал; он жил абсолютно нормальной жизнью и аккуратно платил налоги. Причиной того, что он внезапно возник на радаре поисков, стала совершенная им крупная покупка химикатов на черном рынке. Азотная кислота и гексамин — основные компоненты, если вы хотите создать гексоген, одно из мощнейших взрывчатых веществ в мире.       Зенкрефт жил в небольшом доме в самом конце жилой улицы, у подножья лесов Гарц. Шерлок подобрался поближе, скрываясь за соседской изгородью в тусклом свете поднимающегося солнца. Он с любопытством пригляделся к дому: света внутри не было — как и вообще каких-то признаков жизни.       Шерлок быстро метнулся к боковой стене дома и скорчился под самым окном. Потом медленно и осторожно приподнялся и глянул сквозь стекло в темную гостиную. Ничего особенного он не увидел: диван, телевизор, журналы на кофейном столике — названия не разобрать, слишком далеко. Шерлок потрусил за дом и заглянул в другое окно. На этот раз его взгляд обнаружил кухню: грязные тарелки в раковине, на краю стола валяется нечитанная почта. Шерлок обвел взглядом помещение и заметил в углу пару сапог. Они были покрыты засохшей грязью с сосновыми иглами. Лес. Зенкрефт недавно был в лесах Гарц, понял детектив и осознал, что находится на верном пути.       Приподнявшись повыше, он продолжил изучать кухню. На кухонной тумбе виднелась стойка с кухонными ножами, на холодильнике — открытка из Африки. Вытянув шею, Шерлок увидел за кухней коридор с маленьким круглым столиком. На нем стоял телефон, рядом валялись блокнот и ручка. Последняя запись могла оказаться какой-нибудь ерундой вроде списка покупок или записи на прием к врачу, но так же она могла оказаться следующим ключом к поискам Майкрофта. Это мог оказаться номер телефона или название места. Шерлок не колебался.       Он выхватил из кармана набор отмычек и занялся оконным замком. Открыть его оказалось не так легко, как входную дверь, но воспользовавшись пилкой для ногтей и штопором, он справился менее, чем за две минуты. Шерлок беззвучно открыл окно и быстро подтянулся внутрь.       До предела насторожившись, детектив по-кошачьи пересек кухню. В прихожей он наклонился над столиком и сдернул с него блокнот. Прижал к стенке бумажный блок, схватил валявшийся на столе карандаш и быстро заштриховал верхний лист. На бумаге проявились вдавленные следы последней записи. Шерлок ухмыльнулся — старая уловка, но безотказная.       Глянув на запись, детектив понял, что это телефонный номер — немецкий, мобильный. Шерлок с победной улыбкой сорвал с блока страничку, сунул ее в карман пальто и вернул на столик блокнот и ручку. Пора было уходить, он и так злоупотребил гостеприимством. Но любопытство все-таки пересилило, и он на цыпочках двинулся в глубину дома.       Коридор привел в гостиную, где Шерлок тут же рванулся к кофейному столику, чтобы изучить журналы. Часть их была на немецком, часть — на арабском. Глянув вправо, он заметил стойку для верхней одежды и входную дверь. Шерлок испытал сильное искушение порыться в карманах пальто и курток хозяина. Безумие. Тот спит этажом выше и в любую минуту может сюда спуститься. Но Шерлок не мог заставить себя уйти; только не сейчас, когда у него наконец появился осязаемый след к брату. Глас разума (сильно смахивавший на Джона Ватсона) во всю глотку орал немедленно возвращаться на кухню и вылезать обратно в окно. Он указывал, что Шерлок подвергает свою жизнь ненужной опасности, но волнующийся младший брат внутри Шерлока быстро его заткнул, и детектив двинулся к стойке.       Осмотрев две имевшиеся на ней куртки, он нашел несколько магазинных чеков и занес в память названия магазинов. Затем он перешел к пальто, и повернувшись для удобства спиной к гостиной, как следует зарылся в ближайший карман. Его пальцы сомкнулись вокруг связки ключей, и Шерлок быстро их вытащил. Ключ зажигания от BMW, ключ, видимо, от входной двери и еще один — судя по форме, офисный. Последний заметно озадачил Шерлока — он был очень старого образца, железный и длинный.       Шерлок вызвал в памяти различные типы замков и попытался вычислить, какой замок можно открыть подобным, но внезапно скрипнувшая половица вынудила его обернуться. На его лице успело мелькнуть удивление, и в голове взорвалась острая боль. Шерлок старался подольше не терять сознания, но его почти сразу накрыла тьма, и он безвольно свалился на пол.