I won't take the easy road

Саймон зашел в класс и уронил сумку на парту. Даниэль сегодня в школу не собирался приходить, невзирая на уговоры друга, сказал, что не в настроении и что сам разберется, если что. Саймону оставалось только вздохнуть, читая сообщения друга. Иногда он думал, что понимает Даниэля, а иногда – что не понимает совсем. Вот сегодня – не понимал. Было видно, что у него проблемы, возможно – с отцом, возможно с… Личной жизнью, и сам Саймон бы в таком случае хотел поделиться с другом, а Даниэль – наоборот закрылся, словно раковина устрицы, так что без ножа не откроешь, а насильно выводить его на разговор Саймон не хотел, как бы за него ни беспокоился. Поэтому его ждал долгий день в школе, который даже нечем было разбавить, тем более скучный, что врачи запретили ему перенапрягаться, так что ему даже писать было можно лишь с ограничениями – лучше слушать. Саймон с тоской посмотрел на доску, в школу не хотелось, но родители, как только он достаточно поправился, буквально выпнули его из дома, сказав, что он уже посидел на больничном. Саймон и сам понимал, что пора бы уже выходить в люди, что мама с папой на самом деле так о нем заботятся, не хотят, чтобы он замкнулся в себе… Как Даниэль, например, но… Он посмотрел направо – там была парта Эшли. То есть, теперь это была просто парта, но раньше за ней сидела Эшли. И от этой мысли сердце будто сжималось, становилось меньше, не желая нормально биться. Саймон быстро отвел глаза, пытаясь отдышаться. Родители убрали все их совместные фотографии из его комнаты, прежде чем он выписался из больницы, и Саймон был им за это благодарен, но и злился тоже. Будто они пытались стереть Эшли из его жизни, сделать вид, что ее не было. Он знал, что они хотели как лучше, но не мог себя заставить успокоиться, хоть и был уверен, что смотреть на фото ему было бы сложнее. В конце концов, у него остались все цифровые копии в фейсбуке и на телефоне. Саймон как раз потянулся за телефоном, чтобы открыть свою страничку, посмотреть, не написал ли чего Даниэль, когда за его спиной раздался спокойный голос. - Ты Джаррет, да? Саймон аж подпрыгнул, поворачиваясь. Перед ним стояла Кэтрин Чун – девушка, которую он часто видел в библиотеке, когда сидел там вместе с Даниэлем. Он даже и не знал, что она в их классе. То есть знал бы, наверно, если бы обращал на нее больше внимания. - Да, я. Что такое? И не подкрадывайся так к людям, ты кого-нибудь до сердечного приступа доведешь! Кэтрин пожала плечами. - Хотела выразить соболезнования, по поводу твоей подруги. Она была хорошим человеком, жаль, что так вышло. - А, да, спасибо, да… - Саймон не знал, что ответить на это. - Хорошо, что с тобой все в порядке, - Кэтрин слегка улыбнулась, так что это и назвать улыбкой-то было сложно, и вернулась на место. Саймон только сейчас заметил, что они с Кэтрин в классе одни, и эта мысль его почему-то смутила. «Странная», подумал он про себя, и достал телефон. Ему нужно было написать Даниэлю. В отличие от друга он предпочитал делиться с близкими. Может, дадут дельный совет. Кое-кто, правда, к советам никогда не прислушивался… ******* Было не то чтобы действительно слишком холодно, снежинки, падающие с неба, даже не долетали до земли, оставаясь на асфальте мокрыми капельками, но Филипп все равно предложил подвезти Даниэля, так как был совсем не уверен, что легкая куртка защитит от промозглого ветра. У Даниэля было хорошее настроение, Филипп уже умел подмечать, когда внутренняя пружина слегка ослабляется. Тогда из мрачноватого молчаливого парня, постоянно напряженного, словно готового к удару, Даниэль превращался в почти обычного подростка – плечи расслаблялись, он становился не такой уж язвой и шутил вполне себе не зло, улыбался не только губами, но и глазами. А еще становился ласковым, например, утром обнял Филиппа, пока тот ополаскивал чашки из-под чая в раковине без какого-либо сексуального подтекста – просто обнял, потерся щекой о плечо и улыбнулся, когда Филипп в ответ потрепал его по волосам. И сейчас Даниэль сидел рядом, расслабленный и явно довольный, рассказывал Филиппу о том, как они всей семьей праздновали однажды Рождество, и Филипп пытался сопоставить счастливое семейство, абсолютно нормальное, из рассказа, с тем, что видел сейчас. Неужели люди так меняются? Неужели семейное счастье может держаться только на одном человеке, а если вдруг его не стало, то семья разваливается? Его самого мать любила, и он, конечно же, отвечал ей тем же… Хотя с сестрой у Даниэля отношения остались прежними, если не сказать, что Даниэль стал относиться к сестре с нездоровым трепетом, оберегая ее от всего плохого, что могло случиться с девочкой в этом мире. Он хотел высадить Даниэля на углу, не привлекая внимания, но задумался, заслушался и очнулся, только тогда, когда Даниэль тронул его за плечо: - Мы уже приехали. Филипп затормозил, подождал, пока Даниэль отстегнет ремень, перегнется через сиденье, доставая сумку, выйдет из машины. Он уже собирался отъезжать, когда Даниэль внезапно метнулся обратно, постучал в окно, дождался, пока стекло опустится и наклонился. - Я постараюсь на этой неделе прийти. Если ты не против. Я пришлю смс? Филипп кивнул. - Да, конечно. Даниэль вдруг улыбнулся, искренне, открыто, как и должны улыбаться мальчишки в его возрасте, притянул Филиппа и быстро поцеловал, почти сразу отпустив. - Ну, пока! И сбежал. Филипп только головой покачал вслед. Это был совершенно неразумный и неаккуратный поступок, но отчего-то именно то, что Даниэль повел себя на свой возраст, то есть как кто-то, у кого гормоны вместо мозгов, немного грело сердце. *** Даниэлю было совсем не холодно в легкой куртке, он вообще холода не чувствовал, казалось, хоть сейчас может пойти бродить по улицам еще часа два, на холод и ветер было как-то наплевать. Но оставались задания, которые нужно было сделать, а для этого нужно было вернуться домой, к учебникам и записям. Но с другой стороны, отец наверняка не дома, а значит можно спокойно позаниматься, и возможно он еще успеет встретится с Саймоном… Если тот не занят. Или, возможно, успеет к сестре, ему не нравилось, как она последнее время выглядит… Слишком измученной. Даниэль открыл дверь и замер, увидев пальто на вешалке и ботинки на подставке. Значит отец все-таки дома. Спокойствие сразу же сменилось настороженностью, но, возможно, они сделают так, как часто делали, пока Хэйзел была в больнице – просто проигнорируют существование друг друга. Тогда можно будет и позаниматься, не обращая внимания на атмосферу в доме, на чувство, что стены, которые когда-то были родными, теперь его душат. Даниэль уже хотел проскользнуть в свою комнату, когда услышал негромкий, но четкий в тишине, голос. - Иди сюда. Нам надо поговорить. Даниэль покачнулся, сам почувствовав, что побледнел – резко отхлынула кровь от лица и зашумело в ушах. Такая фраза никогда не предвещала ничего хорошего. Он неохотно бросил сумку в коридоре и свернул на кухню, где стоял у раскрытого окна с сигаретой его отец. Бесшумно вдохнул, выдохнул, пытаясь успокоиться. - И о чем же? Тянуть было глупо, лучше сразу выяснить, в чем дело. - Не хочешь ни о чем мне рассказать? Даниэль передернулся. Отличный прием, если хочешь кого-то выставить в заранее слабой позиции. В чем суть проблемы Даниэль не знает, и если начать в чем-то каяться, то велик риск не угадать и дать еще поводов обвинить себя. Так что он мотнул головой. - Нет, ни о чем. Мужчина у окна обернулся, и Даниэль внутренне сжался. Отец был в ярости. Невозможно столько времени провести рядом с диким зверем, и не научиться чувствовать, когда он готов напасть. И сейчас ощущение опасности растекалось по дому. - Тогда как ты объяснишь мне, какого Дьявола ты сейчас делал на улице? И кто этот человек? Потребовалась секунда, чтобы Даниэль понял, о чем, собственно, речь. Идиотский порыв, секундный поцелуй на улице, который видел его отец. И все может рухнуть. И он, может быть, сам того не желая, крупно подставил Филиппа. Даниэль прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Сдавать Филиппа он не собирался. И, в конце концов… Это его дело. Его дело, как выглядеть, чем увлекаться и с кем спать! - Это мое дело, – парень старался, чтобы его голос звучал как можно спокойней. – Тебе не кажется, что тебя оно не касается? Мужчина шагнул в его сторону, и Даниэль инстинктивно отступил, и этот старый инстинкт, готовность бежать, терпеть, а не давать отпора, кажется, только раззадорил его отца, потому как он рванулся к сыну и схватил его за руку, с силой тряхнув. - Щенок неблагодарный, что ты несешь? Не мое дело, когда ты на нашей улице перед всеми соседями позоришь семью?! Что ты о себе возомнил, паршивец? Даниэль ахнул и не успел вскинуть руку к лицу, только голова мотнулась от пощечины, и рот наполнился вкусом крови – кажется, он порезался о собственные зубы. Мужчина снова тряхнул его. - С этого момента ты ходишь только в школу. И больше из дома не выходишь! Даниэля окатила волна холодной злости, усталости от всего, он понял, что его отец хочет лишить его последней свободы – свободы быть одному там, где захочется, общения с Саймоном, Филиппа… Даниэль облизнул губы, снова почувствовав вкус крови, и посмотрел своему отцу, сейчас – совсем чужому человеку, в глаза. - А иначе – что? Хватка на запястье усилилась, и Даниэль с тайным удовлетворением подумал, что точно будет синяк. - Иначе я посажу того ублюдка, который совратил моего несовершеннолетнего сына, – его отец улыбался торжествующе, он считал, что выиграл, что у него все козыри. Что он контролирует ситуацию. И поэтому отпустил Даниэля, когда тот вырвал руку. Он покосился на запястье, провел пальцами по губам и улыбнулся, увидев на них все еще сочащуюся маленькими капельками кровь. - Что ж… Тогда я в тот же день сообщу о том, что ты избиваешь меня и засвидетельствую следы побоев. И, кстати, буду утверждать, что все это ложь, а так и есть, и все было добровольно. Возраст согласия я давно прошел. Все узнают, что ты избиваешь своего сына. Я думаю, что это не самым лучшим образом отразится на твоей карьере и репутации. Лицо взрослого мужчины покраснело от гнева, и он занес руку для второй пощечины. - Ты не посмеешь! Даниэль не отвел взгляда. Не отвернулся. Не закрыл глаза. И его отец не ударил – опустил руку. - Поверь, посмею. Даниэль потер ноющую скулу, развернулся и вышел из кухни спокойным шагом. Подобрал свою сумку, прихватив там же у двери обувь и куртку, и так же спокойно поднялся в свою комнату. И только там, заперев дверь и убедившись, что в случае чего сможет спуститься по растущему под окном дереву, и спешно покидав учебники и тетради в сумку, набрал Саймона. - Привет… Слушай… Такое дело… Я переночую у тебя, можно? ************** Получив на руки очередную контрольную по математике, Саймон схватился за голову. Точные науки точно были не его сферой, он куда лучше ладил с литературой, факультативом по французскому, да даже с физкультурой, пока ему не были противопоказаны физические нагрузки. А вся эта математика, физика и иже с ними только вызывали головную боль. И вынужденный пропуск занятий не делал жизнь проще. Даниэль кинул на друга вопросительно-жалостливый взгляд, на что Саймон молча показал ему листок с оценкой. Даниэль скривился и шепнул: - Хочешь, позанимаемся вместе? Саймон сначала кивнул, а потом помотал головой. Он знал, насколько Даниэль не любит кому-то что-то объяснять, учитель из него был аховый, терпение он проявлял только рядом со своей сестрой. Видимо, на нее все его терпение и уходило, а на Саймона уже не оставалось. Поэтому к помощи друга он прибегал только в самом крайнем случае, когда понять написанное в учебнике не было уже никакой возможности. - Сам разберусь, не парься. Даниэль в ответ ощутимо облегченно улыбнулся. Саймон еще раз с отчаянием посмотрел на лист с тройкой. Он собирался поступать на литературный, так что считал точные науки несущественными, но для получения диплома об окончании школы математику надо было сдать, а для получения стипендии – сдать на отлично. Даниэль успел собраться и куда-то убежать, «к своему физику», с отвращением подумал Саймон, который тратил на сборы куда больше времени. И как он мог считать Лафреска нормальным?! Первое впечатление точно было обманчивым. И как только Даниэль, его бро, мог связаться с таким отвратительным типом! Будто у него других проблем мало. Он уже собирался встать со стула, когда ему на плечо легла рука. - У тебя проблемы с математикой? Саймон с удивлением увидел у себя за спиной Кэтрин Чун, с которой они снова странным образом остались в классе наедине, если не считать мистера Флетчера, который методично стирал с доски формулы. Саймон покачал головой. - Все эти циферки – просто не мое. Кэтрин склонила голову к плечу, будто что-то обдумывая. - Хочешь, помогу? Можем позаниматься сегодня, разберем контрольную вместе, я объясню тебе то, что ты не понимаешь. Саймон на мгновение застыл. С одной стороны – предложение было странным и неожиданным. Но с другой стороны… Кэтрин слыла той еще зубрилой, а значит точно хорошо знала предмет. И раз уж она сама предложила. Он улыбнулся. - Хорошо. Пойдем ко мне, мама сделает сэндвичи с тунцом. Кэтрин кивнула и улыбнулась в ответ. Из класса они вышли вместе. ***************** Филипп уже собирался уходить домой, когда в дверь его класса постучали. Он слегка нахмурился и крикнул «входите». В класс вошел мужчина среднего роста, может, немного пониже самого Филиппа, его темные волосы, черты лица и даже манера держаться показались смутно знакомыми, будто они где-то уже встречались, но Филипп никак не мог понять, где. - Я чем-то могу вам помочь? – он отложил портфель, выжидательно смотря на незнакомца. - Я полагаю что да, - мужчина слегка кивнул, вставая напротив. – Я – мистер Оллфорд, отец Даниэля. Филипп сразу напрягся, где-то внутри него что-то забило тревогу. Почему-то ему показалось, что этот хмурый человек пришел не для того, чтобы поговорить о школьных успехах сына. - Приятно познакомиться, мистер Оллфорд. У вас есть ко мне какие-то вопросы? – Филипп надеялся, что его голос не дрожал, потому что в ушах слегка зашумело. - Я думаю, вы и сами прекрасно знаете, какие у меня к вам вопросы, мистер Лафреск, - обращение по фамилии больно резануло ухо, прозвучало как-то по-казенному, будто Филипп сидел на допросе в полиции. - Простите, но я не совсем понимаю… - Молодой человек, не надо мне врать, вы все прекрасно понимаете, - он резко взмахнул рукой, будто отсекая все возражения, и вот в этом жесте Филипп сразу узнал Даниэля, а еще внутренне сжался, жест выглядел так, будто его собирались ударить. Так же, как он бил своего сына. – Я пришел поговорить о ваших отношениях с моим сыном. Вы и сами должны понимать, что это абсолютно неприемлемо. Он – несовершеннолетний, но более того – он ваш ученик. Вы должны понимать, что его ждет юридическая карьера, он не может отвлекаться на всякие глупости. Я уже не говорю о том, что вам самому должно быть стыдно. Вы же взрослый человек, учитель, и совращаете малолетнего! Филипп почувствовал, как внутри поднимается злость. Этот человек, даже если допустить, что он имел право выговаривать ему все это, но решать за Даниэля, как ему жить, он права не имел. - Знаете, мне кажется, это – наше с ним дело, а не ваше. Согласно нашему законодательству он уже может сам решать, с кем ему быть, так что вы не можете ему ничего запретить, - Филипп слегка расправил плечи. – Ваш сын уже достаточно взрослый, чтобы иметь право самому распоряжаться своей жизнью. Тем более, насколько я помню, он хочет стать врачом, а не юристом. Филипп почувствовал, как сердце сильнее бьется в груди. Да, он никогда не знал своего отца, но сейчас почувствовал, будто стоит перед ним. Отец Даниэля скрестил руки на груди. - Вы же понимаете, что я так этого не оставлю. Я привлеку внимание дирекции школы к этому вопиющему безобразию! Вы портите жизнь моего сына, как вы этого не понимаете?! Филипп еле удержался, чтобы не фыркнуть. - Я порчу его жизнь? Разве так может говорить человек, который его избивает? Мистер Оллфорд остолбенел, будь он менее хорошо воспитан, у него бы челюсть отвисла, настолько он был удивлен. Филипп понял, что ему еще никто и ни разу не говорил это в лицо. - Откуда..? - Мне, правда, нужно вам это объяснять? – Филипп, все же, фыркнул. – Так что дайте решать вашему сыну самому, что ему делать. А если вы пойдете к директору, то я, как его учитель, пойду в полицию и все им расскажу. Думаю, тогда проблемы будут не только у меня. Отец Даниэля открыл рот, будто желая что-то сказать, а потом снова закрыл. Он топнул ногой и угрожающе потряс пальцем перед лицом Филиппа. - Я так этого не оставлю, так и знайте! – а потом развернулся и пошел к выходу. - Я в этом уверен, до свидания, мистер Оллфорд, - это Филипп сказал уже закрытой двери. Его сердце быстро билось в груди, будто он только что пробежал стометровку. ****************** Филипп устало потер переносицу, стараясь сосредоточиться на проверке домашних работ. На пятнадцатом листке буквы стали сливаться в единую массу, прыгали и скакали по странице, не давая себя прочитать. Хотелось закрыть глаза, но нужно было все закончить, потому что он, в общем-то, был сам виноват, что так затянул с этим, что в результате ему пришлось работать в вечер воскресенья. И с одной стороны он злился на себя, а с другой, на самом деле, не думал, что поменял бы что-то, будь на то его воля. Ему на плечи легли легкие руки, а шеи коснулись теплые губы, отвлекая. Филипп улыбнулся, на мгновение закрывая глаза, позволяя себя отвлечь. - Ты сидишь так уже больше часа, - в голосе Даниэля слышались скука и раздражение. Кому-то явно не хватило внимания, хотя куда уж больше? Филипп пожал плечами, без особого желания возвращаясь к проверке работ. О состоявшемся неприятном разговоре Даниэлю он решил ничего не говорить, незачем парню мотать нервы еще и этим. - Ну, ты отвлекал меня все выходные, так что, технически, это твоя вина, что я сейчас в такой запаре. Даниэль фыркнул, проводя ладонями по его плечам. - Будто ты недоволен, - он наклонился чуть ближе, заглядывая Филиппу за плечо. - Этого я не говорил, - сказал Филипп, откладывая очередной листок, косясь на Даниэля. – Прости, пожалуйста, ты мне немного мешаешь. Я постараюсь закончить поскорее. Даниэль пожал плечами и отошел, и Филипп почувствовал, будто температура в комнате упала на пару градусов. Не сильно, но заметно. Он вздохнул, оборачиваясь к дивану, на котором Даниэль улегся в обнимку с телефоном. Если уж у них отношения, то Даниэлю стоило бы отнестись к ситуации более по-взрослому. - Тебе бы тоже стоило заняться домашней работой. И вообще, насколько я помню, тебе завтра тоже рано вставать. Даниэль кинул на него один холодный взгляд, прежде чем снова уткнуться в экран. - Я разберусь, не беспокойся. Филипп тяжело вздохнул, окончательно отвлекаясь от работы. Точно. Вот о чем предупреждают абсолютно все, говоря, что нельзя строить отношения с кем-то кто сильно младше тебя. Куча, огромная гора раздражающих моментов. И можно успокоиться, вспомнить себя в таком возрасте, вспомнить, что самому казалось, что все знаешь, но… Когда с высоты имеющегося опыта видишь чужие ошибки, сложно справиться с желанием их исправить. - Мне, все же, кажется, что тебе стоит заняться этим сейчас, пока еще не слишком поздно. Тем более что у тебя это не отнимет много времени… Ему некстати вспомнились слова отца Даниэля о том, что он портит жизнь его сыну. Филипп все еще находился в подвешенном состоянии, не зная, стоит ли ему об этом разговоре рассказывать, и вообще, как ему на это теперь реагировать. С одной стороны, он полностью верил в то, что ответил неулыбчивому и мрачному мужчине, он был уверен, что они оба уже достаточно взрослые, чтобы выбирать. А с другой… Филипп снова кинул взгляд на Даниэля, прежде чем посмотреть на свои руки. Иногда ему действительно казалось, что Даниэль слишком молод, что они не подходят друг другу, и что он и правда делает его жизнь только сложнее и запутаннее, что для подростка было не самым лучшим. - Я сказал, что разберусь. Ты мне не старший брат и не отец, чтобы об этом беспокоиться, - голос Даниэля стал звучать еще более раздраженно. Филипп сжал кулаки, чувствуя легкий всплеск злости в ответ. - Да, может я тебе и не отец, но я твой учитель, а значит должен заботиться о таких вещах. Эта фраза, видимо, была ошибкой. Филипп буквально почувствовал, как усилилось напряжение в комнате. Ему сразу же захотелось взять слова обратно, но поделать он уже ничего не мог. - Ах, ну если ты мой учитель, то и беспокойся обо мне в школе, - Даниэль встал одним плавным движением, его тон стал спокойным, даже слишком. – А пока я не там – я не под твоим попечением. Он резким движением сунул телефон в карман и направился в коридор. Филипп встал и пошел за ним. Даниэль уже успел натянуть кроссовки и надевал куртку. - Даниэль, я… Он обернулся к Филиппу, и тот увидел в его глазах, как ни странно, разочарование. - Мне вполне достаточно отца, который вечно считает, что я все делаю неправильно. С тобой я об этом говорить не намерен, - он резко закинул рюкзак на плечо и взялся за ручку двери. – До завтра, мистер Лафреск, увидимся в школе. Дверь хлопнула, а Филипп остался стоять в коридоре. - Черт, - он запустил руку в волосы и слегка дернул. Бежать за Даниэлем в ночь казалось глупым, но именно так и хотелось поступить. Так что Филипп быстро надел то, что надевалось с меньшими усилиями, и выскочил за дверь. Конечно, Даниэля на улице уже не было, только падал редкий снег. Этот мальчишка имел невероятный талант прятаться на пустом месте, когда хотел этого. Филипп еще раз чертыхнулся, но кричать на пустой улице не стал, а вернулся домой. Садиться снова за работу совершенно не хотелось, телефон Даниэля, что не удивительно, был выключен. Филипп сел и снова уставился на ненавистные домашние работы. Он опустил локти на стол и обхватил себя за голову. Ему определенно что-то нужно было делать со всем этим, вот бы еще знать – что, чтобы точно не наделать дел. ****************** В результате всего, недосыпа, неприятного разговора с отцом Даниэля и ссоры с самим Даниэлем, утро понедельника встретило Филиппа головной болью. Он даже какое-то время полежал в кровати, думая, не позвонить ли ему в школу и не сказаться ли больным. Слишком много, если хорошенько подумать, навалилось на него. Хотелось хотя бы на день остановиться и подумать. Но… в конце концов, это не поступок взрослого человека. Взрослый человек вытаскивает себя из-под одеяла, принимает душ, готовит завтрак, пьет таблетки от головной боли и идет на работу. Где-то на третьем глотке кофе, он дошел до мысли, что, возможно, был не так уж и прав, предъявляя к Даниэлю претензии. Ведь он действительно не был ему ни отцом, ни братом, ни дядей, чтобы указывать, что ему делать. А их отношения были такими шаткими и неясными, что говорить о статусе партнера пока было рано. И, вероятно, не стоило учитывать то, что при взгляде на Даниэля у Филиппа сердце каждый раз слегка сжималось, это было совершенно несущественно. Да и обижаться на такую злобную и, прямо сказать, неадекватную реакцию не стоило – тараканов у Даниэля водилось в избытке, и Филипп об этом знал. Не знал только, как этих тараканов из чужой головы выкурить осторожно и не нанеся вреда. Когда Филипп допил кофе и поставил чашку в раковину, малодушно оставляя мытье посуды на вечер, он уже решил, что извинится. Да, он не считал себя виноватым, но иногда нужно идти на компромиссы, потому что так работают отношения. А разобраться в причинах гораздо легче, когда ссора уже забыта, и тебя готовы слушать и воспринимать. От головной боли кофе помог мало, как и разрекламированные, но бесполезные таблетки, так что она потихоньку ввинчивалась в затылок весь путь до школы и продолжила делать это на уроках. Ученики даже немного настороженно смотрели на обычно улыбчивого мистера Лафреска, который был необычно хмур в этот понедельник. Если признаться себе, Филипп не ожидал увидеть Даниэля на своем уроке, так что когда тот, не обращая на него внимания, вошел в класс, он сильно удивился. Обычно он, как кот, сбегал от проблем, что доказала та история с Кларенсом, да и вчерашняя ссора тоже. Но в этот раз он пришел, как ни в чем небывало, и сел за парту, сложив руки перед собой. Так что теперь, весь урок, Филипп подозрительно косился на необычайно спокойного и сосредоточенного Даниэля, который прилежно записывал все в тетрадь, он настолько был сбит с толку, что даже забыл дать ученикам задание на дом. Говорят женщин сложно понять… Ни с кем из бывших девушек у Филиппа не было таких проблем с пониманием, как с этим парнем. Не цветы же ему дарить, чтоб оттаял! Когда прозвенел звонок, и все быстро вышли из класса, спеша на следующий урок, Филипп с удивлением заметил, что остался с Даниэлем наедине. Тот подошел к двери, закрыл ее за последним учеником, а потом подошел к нему и посмотрел ему в глаза. - Я зайду к тебе сегодня, ты не против? – в его глазах была странная решимость, казалось, будто что-то проверяет. Филипп сглотнул, подумав, что извиняться сейчас будет слегка неуместно, и кивнул, а потом торопливо ответил. - Конечно, не против. Даниэль улыбнулся, быстрой, почти незаметной улыбкой, а потом приподнялся и коротко поцеловал его в губы, прежде чем выйти из класса, бросив: - До вечера. А Филипп остался стоять, переваривая такое своеобразное примирение. Надеяться на «прости» было явно наивно, но хоть самому не пришлось извиняться, не чувствуя своей вины. Можно записать, как ничью, раз с победой не срослось. ************************* Саймон украдкой посмотрел на Кэтрин, которая рисовала на листе очередную функцию, попутно комментируя свои действия. Если задуматься, она была ничего, умная и даже симпатичная, а легкая раскосость глаз только придавала ей шарма. А еще, когда она о чем-то рассказывала с интересом, ее лицо совершенно преображалось, становясь вдохновенным, даже красивым. Саймон оперся щекой о ладонь и кивнул на какой-то заданный ему вопрос, не услышав его. Они уже несколько раз вот так встречались у него и занимались, потому что Кэтрин оказалась неожиданно хорошим учителем, объясняла все доходчиво, так что все эти цифры переставали казаться такими уж страшными и непонятными. Даниэль так не умел. Нет, Саймон был всегда рад, когда друг помогал ему с учебой, но никогда он не объяснял что-то настолько понятно, как это делала Кэтрин. Саймон нахмурился, отгоняя от себя эти мысли. Даниэль был его другом, его бро, и не важно было, что он не был достаточно терпеливым, чтобы кого-то учить, в конце концов, он собирался стать врачом, а не учителем. Саймон снова посмотрел на Кэтрин, которая записала очередную строчку цифр, а потом повернулась к нему, явно намереваясь узнать, все ли он понял, когда Саймон, сам не ожидая от себя этого, ляпнул: - Пойдем в кино сходим? Кэтрин замолчала, закрыла рот, а потом прищурилась. - Ты вообще слушал, что я говорила? Саймон улыбнулся и пожал плечами, в ответ на что девушка вздохнула. - Так, давай начнем с начала, - он снова повернулась к листку, уже занеся карандаш для того, чтобы начать записывать, но замерла. – Но фильм, чур, выбираю я. А то знаю я твой вкус, Джаррет, - и она кивнула на полку с ужастиками. Саймон улыбнулся еще шире, выпрямляясь. - Заметано! Кэтрин строго посмотрела на него. - Но сначала – учеба. Итак, мы остановились на… ***************** Филипп нахмурился, увидев горящий в прихожей свет. Он свет всегда гасил – счета за электрику были и так не маленькие, так что он был уверен, что свет гореть не должен. Впрочем, недоумение быстро прошло, когда он услышал шаги в собственном доме и в коридор вышел Даниэль – трогательно-домашний, расслабленный, и, кажется даже какой-то сонный. Возможно, и правда дремал на диване, дожидаясь, пока Филипп вернется домой. Филипп вспомнил, что да, конечно же, у Даниэля есть ключи от дома, и еще он даже прислал смс, что сегодня зайдет. Видимо освободился раньше, и было бы глупо дожидаться Филиппа на холодных ступеньках лестницы… Филипп не был из тех, кто чересчур ревностно относится к своей территории, но все равно каждый раз поражался тому, как Даниэль вписался в его дом – теперь он заметил и куртку на крючке. А еще Даниэль уже успел переодеться из рубашки, в которой его Филипп видел сегодня днем в мягкую футболку с длинными рукавами, которую с неделю назад притащил к нему домой. Филиппа охватило странное, немного пугающее чувство, что Даниэля в его жизни становится слишком много. Нет, конечно, это были отношения, но все это как-то очень сильно походило на «съехаться». По крайней мере, у Даниэля была своя зубная щетка, расческа, полка в шкафу, и его вещи, мелкие и почти незаметные, то и дело попадались Филиппу на глаза в его доме. У Даниэля была своя чашка, свое место на диване, он бросал недочитанную книгу на тумбочке у кровати, чтобы продолжить ее читать спустя несколько дней, рядом с телевизором начали появляться диски с его фильмами – которые Даниэль притаскивал, чтобы посмотреть вечером вместе… Он знал, где лежит посуда и чаще всего знал, что лежит в холодильнике, иногда – лучше самого Филиппа. Даниэль слишком глубоко проник в чужую жизнь, чтобы можно было продолжать не особо задумываться о будущем. И это все немного пугало. - Привет. Ты сегодня поздно. Филипп обнял Даниэля в ответ и поцеловал в теплые губы. От Даниэля пахло малиной и какой-то выпечкой, видимо он уже успел что-то съесть по дороге, а малиновый чай был последний месяц его любимым, и упаковка этого чая стояла у Филиппа на кухне. Раньше у Филиппа был только эрл грей, который он сам и пил, но пристрастия Даниэля в чае менялись быстро, и кухня обрастала все новыми сортами. - Привет. Прости, задержался. Филипп провел ладонью по сейчас распущенным волосам. Еще ряд мелочей. Разбросанные по дому резинки, и прочая дребедень, которой Даниэль завязывал волосы. Филипп уже думал поставить где-нибудь пустую банку или коробку из-под печенья и сбрасывать весь мелкий хлам туда, потому что иногда Даниэль по утрам начинал бессмысленно метаться по дому, в поисках брошенной накануне резинки. А Филипп потом находил ее между диванными подушками. Филипп поглядывал на Даниэля, пока готовил ужин на двоих. В очередной раз пришло сравнение с кошачьей породой – настроения болтать у мальчишки не было, но вместо того, чтобы остаться на диване притащился на кухню и теперь сидел, уткнувшись в планшет, на гораздо более неудобном стуле. Но, видимо, хоть ему и не был нужен разговор, живой человек рядом ему требовался, так что он предпочел дожидаться, пока его покормят где-нибудь рядом. Ну точно, кот, который ходит за тобой из комнаты в комнату. Филипп украдкой вздохнул. Он всегда мечтал о собаке. За ужином разговор более-менее наладился, хоть и о каких-то пустяках. Даниэль жаловался, ну, в основном из этого и состоял разговор – Даниэль жаловался, а Филипп слушал. На этот раз – на девчонку, с которой Саймон проводил много времени вместе. Кэт, кажется? Кэтрин. Филипп ее помнил – спокойная, может, чересчур, отстраненная, но внимательная и усидчивая. Странно, что достаточно эмоциональный Саймон дружит с такими замкнутыми и не похожими на него сверстниками. Монолог был длинный и Филипп сделал вывод, что если бы Даниэль был более склонен использовать грубые слова, то в итоге обозвал-таки бедную девушку стервой, потому что именно под это описание подходил тот длинный список ее недостатков, по большей части, как показалось Филиппу, раздутых из-за нелогичной дружеской ревности, который Даниэль на него вывалил. Это было даже забавно, а сам Филипп порадовался, что у Саймона появилась новая подруга, после аварии, в которой погибла Эшли, дружелюбный Джаррет ходил совсем прибитым. Но сам Филипп помнил день смерти матери еще очень хорошо и не особо представлял, чем можно в такой ситуации утешить. Филипп уже домывал посуду, когда его обняли сзади, прижимаясь к спине, и он почувствовал, как чужие прохладные руки скользнули под футболку. Он невольно улыбнулся, ополаскивая последнюю тарелку. Хоть признание Даниэля, что Филипп был его первым любовником, и ошарашило, но, во-первых, оставило иррациональное чувство гордости, к тому же Даниэль вернулся, а значит Филипп был совсем неплох, а во-вторых… Во-вторых, Даниэль был очень молод и, как и все подростки, сходил с ума от бушующих гормонов. Что выражалось в том, что, распробовав секс, он оказался весьма горячим любовником, что окупало остальные проблемы, связанные с его возрастом. Наверное. По крайней мере, Филипп думал именно так. Даниэль не дал ему вытереть руки, только зафыркал, когда почувствовал прохладное и влажное прикосновение. Филипп вообще не очень помнил, как все ощущается в этом возрасте. То есть помнил, что вроде как все ярче, и хочется забыть обо всем и трахаться на любой поверхности, но осознавать и чувствовать – разные вещи. Даниэль вскрикнул, когда Филипп подхватил его на руки – мальчишка был слишком худой и легкий, и возмущенно зашипел, пока его тащили, как невесту, в спальню. Своим принципам Филипп был весьма верен и предпочитал заниматься сексом на кровати… За редким исключением. Исключения были в основном по вине Даниэля. Впрочем, все к лучшему, хоть они и встречались не особо часто, но иногда спонтанная страсть заставляла их ограничиваться руками, что было, в общем-то, правильно. Вытряхнуть мальчишку из одежды было не таким простым делом – Даниэль постоянно ускользал из рук и не носил чего-то, что можно было бы легко с него стянуть. Верхний свет они включить не успели, зато у кровати горела лампа, позволяя видеть, как Даниэль жмурится, вытягиваясь на кровати, как путаются обычно аккуратно расчесанные волосы. - Красивый… - Филипп не сдержался и прижался губами к шее, чувствуя, как под кожей бьется жилка. У Даниэля была удивительно гладкая и ровная кожа. И где гормональный взрыв, превращающий всех подростков в прокаженных? Даниэль в ответ лишь фыркнул и несильно стукнул его кулаком по ребрам. Даниэль в постели не был тихим. И спокойным тоже не был – наоборот стонал и выгибался, хватаясь то за спинку кровати, то за края подушки, то за руки и плечи Филиппа. Филипп даже глаза прикрывал, чтобы слушать – стоны, вздохи, и чуть позже шумное, сбивчивое дыхание и совершенно беспомощные всхлипы, изредка – крики, пока тело в руках не замрет, и Даниэль не выгнется, захлебываясь воздухом… Даниэль после оргазма обычно либо долго приходил в себя либо сразу засыпал, и Филипп поглаживал его разгоряченную, влажную кожу, чуть хмурясь, прослеживая пальцами синяки на плечах и ребрах, уже зажившие, но выделяющиеся на коже отметки на руках – может когда-нибудь эти порезы совсем сгладятся и станут незаметны? Филиппу совсем не нравилось, что мальчик склонен к саморазрушению, травка эта, эти порезы… Филипп вспомнил, как в первый раз обнаружив Даниэля спящим, внимательно изучил его руки, да и потом посматривал на сгибы локтей, но мальчишка был, видимо, достаточно разумен, чтобы не употреблять ничего серьезней травы. И если не врал, то и с травой сейчас завязал, да и новых следов на руках не видно… Филипп нахмурился, вспомная, как увидел это все безобразие впервые, совершенно случайно. Один из напульсников, которые Даниэль не снимал даже в постели, съехал выше, и тогда Филипп обнаружил порезы. Нет, не на внутренней стороне запястья, и не вдоль вен, а наоборот – на внешней и разбросанные по руке как придется, где-то вдоль запястья, где-то поперек, где-то пересекаясь жутковатыми крестами, но знак все равно был тревожным. Даниэль крепко спал, а Филипп держал его руку в своей и осторожно, чтобы не разбудить, водил пальцем по следам, и уже совсем старым и еще розовым, новым. Нельзя было сказать, что это было полной неожиданностью, просто… просто добавляло мрачных красок в картину. В тот момент он так отчаянно захотел забрать этого мальчишку себе, увезти от чудовища-отца, из дома, в котором тот был настолько несчастен, что резал себя, чтобы ему стало лучше… Филипп никогда таким не занимался, но понять мог. Когда Даниэль завозился, Филипп выпустил его руку и утром сделал вид, что ничего не видел… Он снова нахмурился и вздохнул. Еще бы не появлялись новые синяки – и можно было бы сказать, что Даниэль потихоньку приходит в себя. Пусть он сам того не понимал, но Филипп-то видел, как тяжело ему приходится, что парень постоянно как натянутая струна, и Филиппу совсем не хотелось чтобы однажды эта струна порвалась. Лучше потихоньку ослабить напряжение.