914г
Ненормальный холод пробирает, когда Ван смотрит на Ольгу. В ее потемневших глазах блестит что-то настолько пугающее, что сердце невольно бьется быстрее. А еще она бормочет что-то бессвязное о слабости Игоря как правителя, о его старости и никчемности. Ван закусывает губу. Хорошо, что такие… припадки?.. случаются редко. Только пару раз были. И несильные: что-то в глазах Ольги говорило о внутренней борьбе, о победе Киева, а значит и Киевской Руси. Игорь не нравился древлянам: не Киев, но близко к нему. Ольга же пыталась это скрыть. Не вышло, конечно же. И сейчас она аккуратно опускается на бочку, прижимая ладонь к ребрам под сердцем. Ван вздрагивает, поймав ее взгляд. Ольга смотрит с болезненной усмешкой, с тихой невыполнимой просьбой. Смотрит совершенно нормально. А потом убирает руку, и Ван отшатывается в ужасе. Кончики бледных пальцев, ногти и подушечки, перемазаны кровью. Ее немного, но… Ван понимает, что Ольга нанесла себе это повреждение сама. И это заставляет его зажать ладонью рот и отступить на пару шагов назад. — Надеюсь, ты сдашься раньше, чем почувствуешь это, — прохрипела Ольга, улыбаясь как-то опасно. Вану это не нравилось. — Восстание подавлено.920г
У печенегов нет своей личности. Ольга думает: это из-за отсутствия территории и стольного града. Вану было интересно другое: насколько хватит мира с ними, заключенного в далеком 6423. Он живо помнит, что внутри живота что-то неприятно тянуло. Наверное, предчувствие. Хватило не мира — хватило Игоря. Ван рассчитывал на более разумную — безопасную и менее болезненную — политику князя, вступившего во володение им с Ольгой в столь позднем возрасте. Но время уже не то: Ван вырос слишком большим, не говоря уже об их союзе с Ольгой. Кажется, мирное время осталось в прошлом. Но… разве такое возможно? Разве именно так надо? Перун и Семаргл всегда вместе. Сейчас, чувствуя, как покалывает горячие ладони, Ван знает, что они, эти страшные боги, будут следовать за ним. Сколько бы жертв он не принес им, как бы от них не отрекался. Он, Ван, — их жертва. Отныне и навсегда.941г
Проигрывать неприятно. Ван закусил губу, видя пылающие торжеством глаза Византии. Перемазанный собственной кровью из-за разграбленных земель, он сейчас выглядел куда лучше самого Вана. Это было почти обидно. А еще Византия улыбался, улыбался победно, без капельки безумия. Его страдание было истинным, он мог обвинить в нем других, в отличие от Ольги где-то в начале правления Игоря. Ван чувствовал, как плавятся на нем металлические кольца, слышал запах дыма, видел десятки пламенных солнц, летящих прямо на него. А еще краем глаза заметил разочарованный взгляд Игоря, почти осуждающий. Сердце кольнуло. Ван все-таки был для своих правителей не больше, чем талисманом. Выпрыгнуть из корабля казалось единственно правильным. Тело горело, а душа тонула в ледяном разочаровании. Плохо быть страной, когда ты еще помнишь, каково быть человеком.944 г
— Я знал, что ты придешь, — Ван впервые слышал этот язык, но… он понимал каждое слово! Глаза непроизвольно распахнулись, почти беспомощно, и Ван интуитивно обернулся к Игорю: выражение на его лице выражало полнейшее непонимание. Византия рассмеялся, добавляя: — У нас, государств, свой особый язык. Ван не знал, что сказать, что ответить, как огрызнуться. Судя по тому, что Византия вышел в окружении своих людей и даров, Ван вот так вот, без боя, победил. Не то, чтобы это не радовало… только чувство подвоха, оставшееся еще после первого похода с Олегом, не отпускало. — Я, право, Елену видеть желал бы, — продолжил Византия, приторно, по-отечески улыбаясь, и с каким-то едва заметным удовлетворением наблюдал за эмоциями на лице Игоря. — И без этих варваров, конечно. Впрочем… ты недалеко от них ушел, Иоанн. Ван стиснул зубы, не позволяя себе ничего лишнего: ни резких слов, ни слез. Почему-то другие страны не понимают его, Вана, эмоций, будто и не были никогда людьми. Почему-то либо игнорируют, либо используют их, почти всегда смеются над ними. Может, это только Византия с Южной Русью такие? Тем не менее, с ними собой быть нельзя. …так и потеряться недолго. — Вы выкуп предлагаете, — хмуро ответил Ван, и Византия довольно усмехнулся. Складывается такое ощущение, что ему совсем не жаль расставаться со всеми своими богатствами. — Я согласен. В этой войне Игорь мог проиграть вновь. Поэтому такая «победа» — очень даже кстати. Во всяком случае, она устраивала Вана и Игоря.945г
С самого начала было понятно, что идея плохая. Игорь, умудренный жизнью старец Игорь, должен был понимать это, как никто другой. Почему же он пошел в полюдье во второй раз да еще почти без дружины? К тому же к тем самым древлянам? Вот сдался ему этот Искоростень! Ван волновался, сильно волновался. Сердце тревожно билось в тисках княжеской власти. И пусть город был территорией Ольги, пусть Ван не чувствовал его, он знал — такая наглость не понравится никому. Особенно древлянам, уже ополчившимся однажды на власть Игоря. Ван сильнее стиснул в руках поводья, вскинув на князя обреченный умоляющий взгляд. — Ты можешь не идти, — расценив его по-своему, ответил Игорь, усмехаясь с той же отеческой иронией, что и Византия. Ван вспыхнул мгновенно. — Нет, — буркнул он, первым разворачивая коня и направляясь к Искоростеню. Вот надают им по шапке, и будет Игорь знать! А Ван скажет, что предупреждал! — Зачем идешь опять? Ведь ты взял всю дань? — Ван по глазам тутошнего князя понял, что живым Игорю не уйти. Что конец это, может даже для обоих конец. Игорь же, как ни в чем не бывало, спрыгнул с коня своего и с улыбкой велел подавать ему новой. Как бы ни любил его Ван, за такое он бы и сам его убил: не то, что своенравный народ Ольги. Но князь будто оглупел резко: улыбался, откровенно не замечая кивающих друг другу воинов. Может, жить ему расхотелось? Но как же Ольга и Святослав? Не мог же он так с ними поступить! Тиски, оплетающие сердце и легкие, становились сильнее, теснее, жгучее. Ван глотал воздух, из последних сил впиваясь побелевшими костяшками в седло, когда древляне напали. Страха не было, было душно, Ван чувствовал, что что-то душит его будто изнутри. Похоже, если народ ассоциируется с кровью, то власть оказалась воздухом. И сейчас древляне грозятся лишить Вана живительной силы князя. Конечно же, Русь не может так пасть, будут другие правители, назначат кого-то до взросления Святослава править… хорошо все будет… Ван не чувствовал, как выворачивают руки, потому что легкие нестерпимо жгло и распирало из-за нехватки воздуха. Он знал, что совершенно нормален, но так хотелось разодрать горло, чтобы сделать мучительный глоток. А потом Ван поймал взгляд Игоря: преданный, наивный, детский. Как во время далеких походов Олега. Игорь вырос слишком быстро, и Ван вот-вот его потеряет. Князь открывал и закрывал рот, видимо, не в силах вымолвить не слова. Ван видел, что он чувствует себя как никогда брошенным. И ничего не мог с этим поделать. — Я рядом, — одними губами прошептал Ван, — я все еще твой. Ужас, животный ужас захлестнул Игоря так резко, что не вздрогнуть не получилось. У князя были слишком живые — детские — глаза. Или Вану так казалось, потому что он первый правитель, жизнь которого он наблюдал полностью: от рождения до смерти. Терять его сейчас… глупо, так глупо. Ван с трудом растянул губы в подобие улыбки. Игорь заслужил минимум это. Он смертен, ему больнее. Ван знает, что он в сравнении со своими князьями — ничтожный трус. Потому что смерти он боялся. И боли тоже. Но больше всего он боялся одиночества. Будь Ван смертен, не повернись к нему судьба в виде Рюрика… он бы, наверное, и из дома никогда не вышел. Так бы и задохнулся в своих четырех стенах. Или маменька бы забила до смерти бесполезного ребенка. А еще Вану было страшно смотреть. Но отвести взгляда он не мог. Это было бы настоящим предательством. Ван видел, как Игоря привязывают к согнутым березам, и наперед знал, что будет. В зрачках Игоря плескалось подобие мольбы. Ван закусил губу так сильно, что ощутил металлический привкус крови. Только бы не отвернуться. По щеке поползло что-то противно-теплое, влажное. И вдруг Игорь улыбнулся, солнечно, обреченно, и кивнул, прощаясь. Деревья отпустили в тот же миг. Ван вскрикнул. В эту самую секунду он проклял всех богов, каких только знал. За их жестокую несправедливость, за эту ненависть к людям, к правителям, за Игоря. Ван не сразу понял, что тихонько скулит, что горло будто сжало тисками, что потерял он человека, которого готов был назвать своим лучшим другом. В эту самую секунду ему стало плевать, выживет ли он после Игоря или останется только Ольга. С Ольгой, какая ирония! Если бы руки не были плотно стянуты за спиной, он бы… все равно не смог ничего сделать. Потому что силы покинули его. …почему именно Игорь? Рюрика убили, Олег тоже неестественной смертью умер. Что сделал такого Игорь? Покорил уличей, способствовал заселению Таманского полуострова, подавил восстание (ненадолго, увы), заключил мир с печенегами и Византией. И что? Вана не должно так шатать, ему не должно быть так тошно. Как государство — он совершенно в норме. Как человек — нет. Вану совсем не нравится быть человеком. Исторические заметки: 1. 914 год — древляне, прознав о смерти Олега, отказались платить дань Игорю. Новый киевский князь усмирил непокорное племя. 2. Игорь прозван Старым за то, что получил власть в довольно позднем возрасте: около 34 лет. 3. «…далеком 6423»: 915 год, первое нападение печенегов, заключен мир. 4. 920 год: считается, что Игорь первым напал на печенегов. 5. 941-944 гг — русско-византийская война: первый неудачный поход Игоря 941г и второй поход 943г (по «Повести временных лет» — 944г). Закончилась договором 944г (945г). Подробнее: https://ru.wikipedia.org/wiki/Русско-византийская_война_(941—944). 6. 945г — восстание древлян, в котором был убит Игорь. Подавлено его женой, Ольгой, в 946г. 7. Покорение уличей — 940г.