945-946 гг
Ван не может оторвать взгляд, смаргивая непрошеные слезы. Княгиня сжимает руку на горле Ольги сильнее, захлебываясь сдерживаемыми рыданиями. Она готова убить названную сестру Вана, готова убить свое государство, готова убить предателя, умертвившего ее супруга. — Прошу, княгиня, прошу… — Ван падает перед своей владелицей — а иначе он звать княгиню Ольгу не может, он раб в ее руках — на колени и целует ноги, до боли врезаясь ногтями в пол. — Именами всех своих богов заклинаю… Княгиня будто не слышит. Тишина, наполненная ненавистью и замученными полувсхлипами, рвет барабанные перепонки, пронзает мозг, царапая, спускается по горлу. Ван готов взвыть, поднимая глаза на Ольгу и сжатые на ее шее пальцы. Они молчат, их обоих трясет, но они не бросают ни слова. Ольга не вымаливает прощения, княгиня не сыплет проклятиями. — Это я, моя государыня, — Ван видит, как по телу княгини проходит крупная дрожь, и едва удерживает себя на месте. Пальцы размыкаются, и Ольга тяжело опускается рядом, наполовину загораживая Вана от княгини. Он бы посчитал это милым, если бы не был так напуган. Овдовевшая княгиня сейчас — страшнее угров, осадивших Киев, страшнее древлян. — Так, значит… — в тихом, почти неслышном шепоте звучит неприкрытая угроза. Княгиня переводит взгляд с Ольги на Вана и обратно. Потемневшие красные глаза любившей вдовы и матери, потерявшей кормильца. Ван ее понимал. Он чувствовал примерно то же самое, в том роковом полюдье. Когда Игоря… не стало. Ольга придвигается ближе, еще сильнее заслоняя Вана собой. Княгиня цепляется за нее глазами и вдруг резко, неестественно, смеется. Все ее тело трясется, дергается, и Ван интуитивно прижимается к Ольге, пытаясь спрятаться от просачивающегося в воздух безумия. — Я отомщу, — княгиня нервно проводит кончиком языка по губам, — отомщу этим гадам. Ван боится до коликов, а Ольга нашаривает и сжимает в своей ладони его руку. Ольга кусает губы в кровь, забившись в темный угол. Их бросили в подвал претерпевать гнев великой княгини. И Ван совершенно ничего не может сделать, с бешено колотящимся сердцем наблюдая, как бардовые капли стекают по бледному девичьему подбородку. Сильнее вжимается в земляную стену. Видит, но не способен помочь. — Эти дураки по своему обычаю пришли, — Ольга хрипло смеется, пытаясь скрыть боль, и поднимает на Вана небесные глаза. Теплые глаза, лучащиеся поддержкой. За один короткий миг они стали ближе, чем за все время правления Олега и Игоря. — Думают, Ольга на ихнего Мала польстится. Ольга резко откидывается на стену, судорожно сжимая ладони в кулаки, и выгибается, коротко выдохнув. Вана передергивает. В горьком, хриплом, задушенном полувдохе с трудом можно различить чужие слова:— Хороша ли вам честь? — Горше нам Игоревой смерти.
Ольга хватается за горло, и Ван дергается ей навстречу, остановив себя в локте от нее. От него не будет никакой пользы. Ван забивается в свой угол с ногами, стараясь не слышать, как гибнут «лучшие мужи» древлян. Как задыхается Ольга. — Хороша, чертовка, — Ван с трудом разлепляет веки, в полутьме пытаясь разглядеть очертания Ольги. Он не уверен, что понял ее слова, но… но глаза бы сказали все. В глазах Ольги боль смешивается с восхищением, и Ван совсем не удивляется, когда слышит сдавленное шипение сквозь смех. Но кровь, парой капель стекающая по губам и подбородку из носа, пугает. Ван позволяет себе коснуться складок платья Ольги и пристраивается неподалеку, не смея поднять на девушку взгляд. Когда случается третий припадок, им как раз спускают еду. Ольга роняет миску из дрожащих рук и закатывает глаза. — Дураки, еще сватов своих спрашивают, — она с некоторым сожалением смотрит на размазанную по полу кашу. — Сама б убила. Ван без слов подходит к Ольге и кормит ее своей порцией с ложки, пока ее не отпускает дрожь. Ольга подтягивает коленки к груди, неловко покачиваясь из стороны в сторону. Она совсем не смотрит на Вана, и это так не похоже на все предыдущие нападения. Едкое предчувствие жжет изнутри, заставляя раз за разом нервно покусывать губы. Ван видит, что Ольге еще не больно. Но она знает, она слышит, что все будет… плохо. И она не хочет, чтобы это видел Ван. Но у него просто не хватает сил отвернуться. Он чувствует, что должен это видеть. Вскрик. Вана всего трясет. Голос Ольги обрывается также резко, как и появился. Но в голове он стоит так ясно, так остро, будто разорвал к лешему тонкую кожу и отравил все существование. Эта боль, чужая — сомнительно — боль, звенит на задворках сознания, отдается в собственном теле. Ван должен был ее защитить, уберечь от этой боли. Должен был! — Господи… Ольга вздрагивает, выпрямляясь, и, будто не веря, подносит трясущиеся пальцы к груди. Ван щурится, до боли напрягая глаза, пытается разглядеть. Собственное сердце пропускает удары, захлебываясь своим неистовым биением. Раньше Ван бы сказал, что такого не бывает. Раньше Ван не видел, как чуть ниже сердца человека, государства, расползается темное в полумраке, грязное пятно. Пятно, взявшееся из ниоткуда. Светлее, чем черная кровь, темнее, чем вода. Что это? От неизвестности только страшнее. — Нет больше Коростеня, — Вана пугает этот голос, этот хрипяще-уставший голос, — сожгли. И все. Без истерик, без стонов, без плача. Как издевательство над Ваном, готовым разреветься, словно ребенок. Ольга брезгливо отряхивает руку, вытирая ее о подол платья, и облокачивается на стену, прикрывая глаза. Пятно под сердцем растекается все больше и — Ван готов поклясться! — шевелится. Это… ожог? Так выглядит выжженная территория? Это… это… По щеке ползет что-то неприятно-влажное, и Ван с остервенением, до боли, трет нежную кожу. Слабак! Не смог спасти, он не должен был!.. Это все из-за него, если бы он только смог остановить Игоря, если бы… — Вань, — он резко вскидывает глаза на Ольгу, ловя ее по-матерински теплый взгляд. И не выдерживает, подползает к ней, утыкаясь лицом куда-то в бок. Ван чувствует, как Ольга делает усилие над собой, чтобы коснуться пальцами его волос. И ему становится так мучительно стыдно за свои слезы. И за то, что он не может остановиться. — Меня Лыбедью звали, — голос тихий льется, успокаивая, — раньше, когда имена еще нужны были. — А м-мне г-говорил-ли, — Ван хлюпает носом, зарываясь лицом поглубже в складки платья, — ч-чт-то… — Болгария? — Ван дергает головой, соглашаясь. Ольга не сдерживает усмешки, и ее ладонь опускается на спину, обдавая теплом. До дрожи. — Он посчитал крайне забавным звать меня в честь завоевателя Олега. — А к-как мн-не?.. — пальцы нежно поглаживают напряженные плечи. Слез больше нет. Даже комок, застрявший в горле, рассасывается. — Как хочешь, имена совершенно не важны, — и Ван уверен, что слышит горькое: «Если я выживу». И он обязан стать самым сильным, чтобы сберечь ее. Даже от своих правителей. Даже от самого себя.947 г
Княгиня смилостивилась, вернувшись из похода, когда застала Ольгу в не самом лучшем состоянии. Ван лично проконтролировал, чтобы к ней позвали лучших волхвов и знахарей. И пока Ольга поправлялась, княгиня всюду носилась с Ваном, обдумывая нечто новое, доселе ему неизвестное. Она собиралась ввести уроки, уставы и погосты. И, насколько мог понять Ван, это была очень даже хорошая идея. Если бы они существовали на несколько лет раньше, он бы смог сберечь и Игоря и Ольгу. Размер полюдья, порядок его сбора и места с тиунами, княжескими наместниками, где следовало дань оставлять, определенно были хорошей идеей. Ван надеялся, что это нововведение поможет Ольге поправиться быстрее. И все у них будет хорошо, как у настоящих брата и сестры. Только Ольга выздоровела. А их отношения вернулись в норму — относительного игнорирования. Вану было обидно едва ли не до слез, как бы глупо это не звучало. Почему Ольга так с ним поступает? То рядом, едва ли не мать родную ему заменяет, то далеко, холодом замораживает. Это же нечестно!.. И этот холод нашел отражение в камне. Первых каменных строениях на Руси, возведенных для княгини… и Ольги. Ван остался в своих теплых деревянных стенах. Вдруг этот леденящий дух камня передается по воздуху, просочится в кровь? Ван еще не готов лишиться чувств. А еще княгиня стала больше общаться именно с Ольгой. Русь действительно была Киевской. А значит, Ван опять номер два.957 г
Новость первая — Ольга, оказывается, крещенная. Не то, чтобы у Вана не было подозрений… Да, чтоб его, не было никаких подозрений! Лыбедь, Ольга — имена языческие. И сама она никак не была похожа — хотя… — на напыщенного Византию! И церковки в Киеве, если и были, то не больше пары штук, в отличие от алтарей того же Перуна. А тут… — Елена, — Византия слегка изогнул бровь и растянул губы в учтивой улыбке, будто случайно касаясь руки Ольги своей. Ван просто уверен, что случайно (!) так не сделаешь. — Константин, — чуть холодно отвечает Ольга, иронично усмехаясь. Они прожигают друг друга задумчивыми взглядами, и Ван совершенно точно не может понять, что здесь вообще происходит. И что творится между этими двумя. И да, кстати, новость вторая — княгиня решила принять православие. И вот это действительно та еще новость. Ван Хроносом клясться готов, что это настоящее надругательство над верой! Здесь он был согласен со Святославом, сыном Игоревым, воином, достойным отца, который отказался принимать это византийское… «учение». Жаль, он другим не запрещал обращаться во христианство. Как можно так губить свою душу, отрекаясь от Семаргла, Перуна, Велеса, Макоши, Ярила… Тем не менее, княгиня прибыла в Царьград, дабы сделать это. И зачем-то притащила сюда Вана, оставшегося незамеченным всеми. Византия не спускает глаз с Ольги, княгиня что-то обговаривает с императором Константином Багрянородным. Тишь да благодать. Только Ван прощается со своей княгиней. Перун будет очень разозлен, он может покарать земли ихние, наслать голод страшный… Может, жертвоприношение спасет дело? Или… …или признание своим владыкой Святослава. Он верен остался богам. И если это поможет, Ван готов только ему на верность присягнуть, в любой поход с ним броситься, да хоть на край света! Потому что ему опять страшно. Перед этой новой неизвестной заразой, грозящейся поглотить все, что Ван знает и любит. Православный единый Господь Бог. Исторические заметки: 1. 945-946 года — время мести княгини Ольги древлянам. Первая месть: закопаны заживо послы князя Мала, сватовавшие его к русской правительнице. Вторая месть: послы, присланные по личной просьбе Ольги, были заживо сожжены в бане. Третья месть: во время тризны по мужу на территории древлян Ольга опоила их и велела убить. Четвертая месть: легендарное сожжение Искоростени птицами (предположительно 946 год). Подробнее: https://ru.wikipedia.org/wiki/Месть_княгини_Ольги_древлянам. 2. «…по своему обычаю пришли»: существовал племенной обычай, по которому князь, убивший правителя другого владения, брал в жены его супругу для закрепления власти над новоприобретенной землей. В более развитом Киеве уже тогда этот «ритуал» не совершался. 3. «…чужие слова»: реплики взяты из «Повести временных лет». 4. «…своих спрашивают»: по «Повести временных лет» древляне спросили Ольгу о сватах, которых они послали к ней. На что Ольга ответила, что они идут сюда вместе с киевской дружинной. 5. Имя Лыбедь носила сестра легендарных основателей Киева: Кия, Щека и Хорива. 6. Введение «уроков» (размер дани), «уставов» (порядка ее сбора) и «погостов» (места сбора дани) датируется от 945 до 947 годов. Подвластные Киеву земли оказались поделены на административно-территориальные единицы с возглавлявшими их тиунами. 7. Первые каменные здания в Киеве — городской дворец и загородный терем Ольги. Также уделялось внимание благоустройству подвластных Киеву земель. 8. Крещение Ольги относят и к 955 году, но общепринятым считается 957. К причинам этого события чаще всего относят желание улучшить отношения со своим главным торговым партнером Византией. 9. Первое «крещение руссов» произошло в 860 году, при Аскольде и Дире, поэтому в Киеве имелась некоторая христианская атрибутика. 10. После крещения Ольга получила имя Елена, в честь матери императора Византии. Сам император стал ее крестным отцом. 11. Святослав отказался принять другую веру, боясь потерять уважение дружины, но не запрещал креститься другим, только насмехаясь над ними. 12. Имя «Елена» для Южной Руси (Украины) выбрано как православный аналог имени «Лыбедь». 13. 964 год — год первого похода Святослава как великого князя. По факту Ольга остается правительницей до самой смерти в 969 году, пока ее сын находился в военных походах. 14. Итог правления: подавление восстания древлян (945-946), административно-территориальная реформа (введение уроков, уставов и погостов), установление дипломатических отношений с Византией и принятие христианства (957).