Всего лишь никчемный хоббит

►•◄       Замок поражает его своим великолепием, своими широкими коридорами и невероятными гобеленами. Да, Бильбо нарушает данное себе же обещание, но он утешает себя тем, что действует осторожно. Или по крайней мере пытается утешить.       Он просто не знает, что еще ему остается. Дверь каждую ночь так и остается приоткрытой, а скука выкачивает из него все соки/силы/желания. В самую первую ночь, он даже кольца не снимает. Изучает все так, через призму мутного марева и плывущего пространства.       На следующую ночь он снимает кольцо, замерев посреди коридора перед самым невероятным, из виденных им полотен. На нем огромный, почти что такой, какой есть в настоящей жизни, красный дракон, и он в самом центре поля битвы.       Его крылья распахнуты с просто невозможным размахом, шею обхватил ошейник, когти кромсают неугодных ему врагов направо и налево. Он воинственен настолько, что у хоббита перехватывает дыхание. Он забывает и о безопасности, и о невидимости.       Он просто понимает, что должен увидеть это великолепие своими ясными, зоркими глазами. И он видит. Он не может уйти оттуда слишком долго.       Первый рассветный луч задевает край рамы, а Бильбо, будто под гипнозом, все еще стоит и рассматривает полотно. Его глаза жадны, как голодные лютоволки, а его пальцы, скомканные в кулаках, уже давным-давно не ощутимы, настолько затекли.       Он еле отмирает, суматошно возвращается в темницу. Засыпает в то утро почти сразу, а снится ему поле боя. Он видит этого могучего, великого дракона перед собой, понимает, что тот борется по принуждению, и ошейник, обнимающий его шею — не просто украшение. Он видит многое в том сне.       Проходит ночь. Еще одна. Затем следующая.       Его режим меняется. Он отсыпается днями, ночами бродит по замку в поисках приключений или же желая наткнуться на хозяина… Он и сам не знает.       Смауг его больше не тревожит. Да и Маргарет он, считай, больше не видит, так как дни проводит во снах и полудреме.       Под покровом тьмы создается ощущение, будто бы это он хозяин замка. Будто именно ему принадлежат все эти широкие коридоры, полы которых укрыты мягкими, пушистыми коврами. Будто бы именно ему принадлежат все эти бесчисленные комнаты, обставленные если не по-королевски, то по-царски определенно.       Он не пытается храбриться, но все же заглядывает в каждую дверь. Он не знает, что будет делать если наткнется на дракона.       Теперь все предельно ясно: у них просто по факту не получится подружиться. Смауг другой, и дело не в его драконьей принадлежности. Он сам же слишком мягкий и изнеженно добрый.       И ни дракон, ни он сам тем более просто не станут меняться. Это ясно, как и то, что за днем, придет ночь.       Он бродит по коридорам. Он заглядывает в двери и, если понимает, что комната пустует, всегда заходит в нее. Он рассматривает статуэтки, он скользит кончиками пальцев по мягким, чуть запылившимся покрывалам, он касается бахромы величественных балдахинов.       Ему постепенно начинает нравиться то, как все неожиданно переворачивается с ног на голову. Снова и в который раз, это да, но все же нынешний раз кажется ему самым удачным. И он уже даже почти не пользуется кольцом. В этом просто отпадает надобность.       По ночам замок спит, а он, словно его хранитель или потерявшийся маленький призрак, бродит по бесчисленным коридорам. Заслышав шорох, Бильбо тут же ныряет за тяжелые гобелены, но все же шорохи он слышит не так часто, как находит что-то новое и интересное.       Он влюбляется в сад, что заполняет внутренний двор. В безоблачные ночи, он находит одно из своих любимых окон, — с широким подоконником, что чуть прикрыт тяжелой гардиной, — а затем кое-как забирается на подоконник. Он все же «полурослик», и это всегда удается ему не так просто, как могло бы удастся Смаугу или может Маргарет, но он все же справляется. А затем до самого рассвета сидит и смотрит на закрывшиеся, но не менее прекрасные от этого бутоны и раскидистые ветви редких деревьев.       Он все еще до невозможного сильно мечтает хотя бы раз увидеть этот сад днем. Пускай будет холодно и промозгло, ведь близится зима, а драконье волшебство, похоже, распространяется лишь на его красивый садик, но Бильбо все же верит, что когда-нибудь ему удастся это — коснуться самыми кончиками своих грязных пальцев самого красивого и душистого цветка.       В одну из ночей он неожиданно понимает, что мог бы сбежать, что мог бы, по крайней мере, пересечь середину моста и там и остаться. В какой-нибудь момент Смауг бы заметил его там, вышел бы разъяренный и разгневанный, уже готовый поджарить его своим смертоносным пламенем.       Тогда хоббит бы вскинулся и вымолил самую последнюю радость. Он бы опустился на колени, жалко сложил бы ладони, а затем попросил бы увидеть чудесный сад.       Ему так хотелось оказаться в окружение тех дивных цветов, что он готов был умереть, только бы хоть разочек взглянуть на них, озаряемых солнечным светом.       Так он думал до того момента, пока не нашел библиотеку. Найдя же ее, Бильбо понял, что еще не готов умереть.       Сколько стеллажей, сколько полок, сколько томов и томиков… Ему казалось, что сердце замерло. Казалось, что оно остановилось и больше биться никогда уже не сможет.       В ту ночь он добрался до библиотеки лишь под утро, и скольких же сил ему стоило уйти оттуда, так ни строчки и не прочитав. Но он справился. Выспавшись, вернулся туда свежим, отдохнувшим и с факелом.       Да, это было глупо, опасно, он мог как попасться, так и поджечь все бумажные фолианты, но… Казалось, от увиденного количества книг у него помутился рассудок. Он больше не исследовал замок. Он засел в библиотеке и несколько раз задерживался настолько, что пробирался назад уже в середине утра, спрятавшись во власти кольца и стараясь не выдать себя и вздохом.       Казалось, что он победил. Казалось, что он, наконец, нашел и покой, и счастье. Однажды, сидя в одной из дальних секций и тихо читая при свете раздобытого факела, он услышал, как заскрипела дверь. ►•◄       Та ночь ничем не отличается от предыдущих. Так же, как и предшествующий ей день. Теперь его скуку и однообразие разбавляют книги, и он правда не может пожаловаться, ведь это прекрасно. Так же, как и садик на внутреннем дворе.       Так вот он сидит, вчитывается в какую-то невероятную, просто невозможную историю, а затем слышит скрип. Тот разрезает тишину, отдается громом в его ушах, заставляя окаменеть, но все же это оказывается не самым страшным.       Бильбо слышит голос.       — Ты правда думал, что я ничего не знаю об этих твоих полуночных похождениях, никчемный полурослик?       Бильбо, кажется, даже дышать перестает. Подхватывает кольцо суматошно, чуть не роняет его, но все же то, будто разумное, надевается ему на палец. Мир приобретает странные оттенки.       Он не может понять почему, но его охватывает страх. Его охватывает ужас. Он, будто глупый, верит, что ему еще удастся убежать, а еще пытается взять себя в руки. Голос Смауга отражается от высоких сводов библиотеки, но Бильбо не слушает, Бильбо старается не слушать.       Ноги и так подкашиваются.       Времени на то, чтобы убрать книгу у него не остается, но он хотя бы убирает факел подальше от стеллажей. Хотя бы.       Неожиданно чужой голос затихает. Как раз прокрадываясь, будто вор, меж полок, хоббит дергается, задевает локтем какую-то книгу. И это становится его роковой ошибкой.       Смауг появляется прямо за спиной, Бильбо каменеет. Дракон все еще говорит что-то, но Бильбо его до сих пор почти не слышит. Теперь-то не слышит точно.       Обойдя его вокруг, будто бы зная, где на самом деле он стоит, Смауг оказывается слишком близко. Кажется, руку протяни и коснешься, но… Ведь так и есть. Бильбо сжимает ладонь в кулак, закусывает щеку изнутри.       Дракон медленно, неторопливо поднимает фолиант, открывает, лениво пролистывает. Он никуда не торопится, но Бильбо кажется будто бы он замечает, как дергаются/напрягаются его уши, а ноздри раздуваются. Смауг, даже находясь на одном месте, все равно не перестает искать его.       До хоббита не сразу доходит, что его все еще не видно, но, когда доходит, по телу пробегается дрожь. Она встряхивает его конечности, встряхивает его полностью.       Только вот он же не совсем глупыш. Он ведь знает, что дракон поймает его. Он ведь знает, что у него не получится вырваться из чужих когтистых лап.       И поэтому Бильбо неслышно выдыхает, стараясь делать это медленно, почти не колебля воздух вокруг, а затем опускает голову. Внизу по полу змеится драконий хвост, и как можно аккуратнее хоббит переступает через него. Заходит за угол стеллажа.       Перед тем как стянуть кольцо, он все же медлит. Какая-то часть его все еще верит, что побег удастся.       Но даже если он и ускользнет из библиотеки, то куда ему идти, кроме как в подземелья?.. Правильно. Некуда.       Прикрыв глаза, Бильбо убеждает себя успокоиться и уверяет себя, что он храбрый. Он снимает кольцо.       Открыв глаза, он видит перед собой манящие и пугающие ярко-желтые глаза. Это Смауг, и он прямо перед ним. Его взгляд смотрит пытливо и отсвечивает азартом.       — Наконец-таки я нашел тебя…       Смауг глубоко и хрипло рычит, ухмыляется. Хоббит понимает, что еще одна игра с ним в главной роли, роли жертвы, только что началась, и бежать ему теперь уже действительно некуда. Стоит правой ноге лишь дернуться, как вокруг нее, вокруг его лодыжки, тут же медленно оборачивается кончик драконьего хвоста.       Чешуйки его скользят по коже, но все же не ранят. Смауг ведь не хочет испортить свою игрушку слишком быстро, но хвост все же использует: только бы запугать, да предупредить не двигаться. Одному дракону ведь известно сколько в его хвосте запрятано силы.       — И почему же ты не сбежал, мм?.. Никчемный маленький хоббит. — его руки поднимаются и упираются чуть выше взлохмаченной головы Бильбо. Он наклоняется ниже, нависает. А его голос порабощает, превращает хоббита в безвольного, маленького зверька. Еще мгновение и его уже поймают, а затем и нафаршируют зеленью, чтобы после зажарить над огнем. — Я наблюдал за тобой все это время. Я знаю, что у тебя есть магия, знаю, что ты можешь исчезнуть с глаз, но все еще быть где-то поблизости. И я преследовал тебя, всегда был за твоей спиной, а ты… Ты просто гулял по моим владениям. Гулял по моим коридорам, шарился в моей библиотеке. Жалкий воришка… Кто позволил тебе выйти из твоей комнаты, мм?       На миг хвост сжимается вокруг его голени, но почти тут же расслабляется вновь. Его острый кончик издевательски оглаживает коленку и ползет выше.       Бильбо борется желанием тряхнуть ногой. Понимает, что если сделает это, может и вовсе ее лишиться.       Смауг молчит, видимо, ожидая ответа, но хоббит молчит тоже. В горле сухо, язык прилип к небу, а дышать с каждой секундой все сложнее.       Он не то что заговорить, даже моргнуть не может.       И даже если бы и мог… Что бы он сказал?       Что ему стало скучно, что, до жути боясь новых издевательств, он пытался хоть как-то отвлечь себя?..       Или может, ему попытаться объяснить дракону, что с каждым днем замок все сильнее начинал давить на него? Что стены будто начинали сходиться над его головой с наступлением ночи?       Будто бы Смаугу будет какое-то дело до этого. Ему есть дело лишь до него самого. До него и его «развлечений».       — Почему ты молчишь, о, «храбрейший» хоббит? Ты не побоялся обменять свою свободу на счастье жалких гномов, не побоялся попытаться сбежать от меня, не побоялся выйти из своей темницы и бродить по моим владениям. Но сейчас… — кончик его хвоста прохладно прижимается к внутренней стороне бедра и легонько царапает.       Щеки Бильбо в миг заливает краской от такого бесстыдства, он уже хочет опустить лицо вниз, чтобы больше не смотреть в эти ужасающие/пронизывающие ярко-желтые глаза, а в следующую секунду к ямке между его ключиц прикасается острый коготь. Хоббит так и замирает.       Смауг ухмыляется. Наклоняется к его уху.       — Сейчас ты дрожишь, будто скоро опадущий лист на ветру. Ты даже слова сказать не можешь, а твое сердце… — его коготь с мягким нажимом, пугая и причиняя болезненное неудобство, ведет вверх. По горлу, кадыку, подбородку. Давлением, он заставляет Бильбо запрокинуть голову. — Твое сердце бьется так суматошно, но… Я просто в восхищении. Просто в восхищении…       Он зажмуривается, слыша как рядом с его ухом дракон шумно втягивает носом воздух. Натурально обнюхивает его, чуть ли не касается кончиком носа грязной, давно не мытой кожи.       — От тебя пахнет страхом уже совсем не так сильно, как в нашу первую встречу. О да!.. Я помню, помню, тогда от тебя воняло этим грязным запахом так сильно, что он разбудил меня. Настолько он был силен…       Он всё-таки касается его. Ведет носом по шее, куда-то к виску. А кончик хвоста вдруг дергается и, шлепнув его по бедру, поворачивается. Касается ткани штанов острым краем, самую малость проводит, будто издеваясь над шаткими нервами хоббита.       И тот стоит, судорожно сжимая кулаки, почти не дышит. Смауг пугает его, но не так сильно, как мог бы напугать в своем истинном обличье. Намного больше сейчас пугают не его когти или зубы, а те зверства, что он может придумать.       Ведь самое главное, чтобы он, Бильбо, был жив и дергался… А уж насколько он при этом будет цел, это уже другой вопрос.       — Какая стойкость… Я восхищен, все еще восхищен, но. — в голосе становится больше стали и через секунду после этого «но» кончик хвоста, будто рефлекторно, дергается, прорезая его штаны и оставляя порез на внутренней части бедра. Разрывая нежную, чувствительную кожу.       Бильбо зажмуривается, кусает нижнюю губу, ощущая, как в уголках глаза собираются капельки слез. Как они дрожат на ресницах, не в силах упасть вниз.       — Я не позволял тебе быть стойким. И я не позволял тебе переставать бояться меня.       В голосе угроза, рычание и ненависть. Смауг фыркает ему на ухо, и Бильбо чувствует запах гари. Вздрагивает.       — Возможно, ты забыл, но я — Великий Золотой Смауг. И мне даже не нужно полностью обращаться для того, чтобы сожрать тебя заживо, для того, чтобы сжечь тебя дотла.       — Я… Я… — он заикается и пытается проглотить ком, вставший в горле. По бедру стекают капли крови, а кончик чужого хвоста все еще расположен так, что одно неверное движение и он может вновь изрезать его плоть. Бильбо вытягивается в струнку, вжимается в стеллаж за своей спиной. Все-таки проговаривает: — Я помню, о, Смауг вели…       — Молчать! — громогласный крик разрывает относительную тишину вокруг. Где-то за окном, снаружи, на свободе, с ветвей взлетают перепуганные птицы. — Твоя лесть тебе не поможет, никчемный хоббит! Ты — жалкое отродье, только и умеешь, что заговаривать меня! — дракон рычит, дергает хвостом, резко раскручивая его, но больше не раня. Отстраняется, делает шаг назад. Его глаза устрашающе блестят в темноте библиотеки. — Я хочу вновь сыграть с тобой! У тебя есть две минуты на то, чтобы вернуться к себе в комнату. Но если ты не успеешь… — Бильбо судорожно, наконец, моргает. Трет болящие глаза, а когда вновь открывает их, прямо перед ним пусто. Зато голос… Голос будто бы везде. — Если ты не успеешь вернуться я оторву тебе ногу. Или может быть руку?.. Хотя… Возможно, я сжалюсь над тобой и просто убью тебя. Ты уже порядком поднадоел мне, никчемный хоббит.       Бильбо сжимается, делает первый шаг, но ноги, будто ватные. Бедро болит, новые кровавые капли падают на пол.       Сзади раздается шепот:       — И почему же ты не бежишь, мм? Думаешь, я не смогу оторвать тебе руку?!       Затылка касаются когти, и он в момент срывается с места. Он помнит все коридоры, знает где и куда свернуть.       Но дракон издевается. Раз за разом неожиданно опускает ему под ноги свой хвост, заставляя спотыкаться и падать. Ссаживать колени, раздражать рану на бедре все сильнее.       И раз за разом поднимаясь, продолжая бежать, Бильбо уперто верит, что успеет. Времени ведь предостаточно.       — Тридцать секунд, никчемный хоббит. Двадцать девять.       Он уже в подземельях. Его коридор освещен факелами.       И он бежит, бежит, как не бежал никогда. Даже когда вновь спотыкается о хвост, не теряет надежды.       Но тот оборачивается вокруг лодыжки и, стесывая кожу острыми чешуйками, мягко тащит назад. Хоббит с пыхтением, рычанием, ползет, не останавливается.       До двери остается всего ничего.       — Двадцать. Девятнадцать.       Он слышит тяжелые шаги дракона за своей спиной, но продолжает карабкаться, цепляться грязными сбитыми пальцами за камни в полу, на стене.       И дверь прямо перед ним. Он успел. Он правда успел. Он…       — Десять. Девять, хоббит, осталось девять секунд…       Он толкает ее, но дверь не поддается. Бильбо чувствует, как слабая улыбка стекает с губ, как те искривляются, и толкает сильнее. Изо всех сил.       Ему ведь всего лишь-то нужно толкнуть, ухватить за косяк, подтянуться и все. Он будет внутри темницы. Он будет в безопасности.       И глянув вверх, хоббит уже хочет толкнуть вновь, но рука лишь безвольно опускается на поверхность.       В замке ключ. И дверь заперта.       У него есть три секунды, чтобы подняться, повернуть его, отпереть ее, но… Хвост уже оттащил его почти на метр назад, и он просто напросто не успеет и…       — Время вышло, никчемный хоббит. Время истекло.       Шаги, гулкие, будто удары по наковальне, отталкиваются от стен и добивают его. И с силой зажмурившись, Бильбо пытается дышать, пытается не вздрагивать так безнадежно.       По его щекам текут слезы. Они капают крупными каплями на каменный пол, они высыхают на его коже.       — А теперь позволь мне приступить к ужину. — его переворачивают на спину резко, бесцеремонно. С силой придавливают плечи к полу. Вокруг ног обматывается хвост, стискивая их, сильной хваткой. — С чего бы мне начать, мм? Рука или все-таки нога? С чего бы…       — Бери всего, ящерица! Не стесняйся! Я больше не собираюсь быть твоей игрушкой! — он вскидывает голову, он жмурится, уже ничего не видя от слез, он пытается пальцами добраться до наглого, ухмыляющегося лица, лишь бы расцарапать его.       Он ведь не только Беггинс. Он также еще и Тук. Он вспоминает об том в последний миг, понимает, что у него не осталось уже ничего ценного.       Он так и не увидел сад. Он так и не вернулся домой. Он так и не нашел ту единственную невероятную книгу из этой восхитительной замковой библиотеки, которая бы стала для него «лучшей».       Он ведь даже так и не нашел того, для кого бы то же стал…лучшим?.. Возможно. Он ведь еще ни разу не влюблялся. Он ведь так и не дожил до зрелости. Он еще ни разу не победил в турнире по курению трубки и выпусканию невероятных колечек и…       Он столько всего не сделал. Он столько всего не ощутил.       И видимо, ему все же было суждено умереть так. Было суждено стать ужином для невероятно красивого, волшебного, заботливого и нежного дракона. Дракона, чья душа всего лишь потемнела из-за одиночества.       И как настоящий Тук он все же умеет принимать свою смерть, с гордостью, достоинством и распростертыми объятьями. И он принимает ее.       Он каменеет. Он осыпается безвольным мешком назад на пол. Он просто запрокидывает голову.       Ком в горле снова мешает дышать. Но он не закрывает глаза. Пялится куда-то в потолок. Ровно до того момента, пока перед глазами не появляются глаза Смауга. Он шепчет:       — Я… Я в восхищении… — его голос дрожит впервые с их самой первой встречи. Он срывается на шипящие, смотря только на него. А затем, опустившись чуть ниже, его прохладный, обычный человеческий язык собирает слезу хоббита, катящуюся из уголка глаза к виску. Он шепчет: — В восхищении… Какая твердость, какая жесткость. И эти слезы… Эти слезы такие горячие и соленые.       Бильбо лежит, почти не понимает, что происходит. Хвост на его ногах расслабляется, а плечи больше не стискивают так больно. Смауг аккуратен и почти что нежен. Его язык вылизывает кожу хобита, собирает всю соль и горечь.       Когда там совершенно ничего не остается, дракон отстраняется и шепчет, касаясь пальцами его затылка:       — Я думаю, ты заслужил спокойный сон этой ночью, Бильбо Бэггинс.       Он впервые называет его по имени, но Бильбо даже не успевает осознать этого. Прохладные губы целуют его в лоб, но прежде чем он успевает удивиться или вздрогнуть, тонкие пальцы давят на какие-то точки на его затылке. В секунду перед глазами все меркнет. ►•◄