Всего лишь никчемный хоббит

►•◄       Тихий-тихий шорох.       Он шмыгает носом, переворачивается на другой бок и кутается в одеяло. По его лбу скользит прохладный ветерок, и Бильбо морщится. Потирает кончик носа кулаком, закутанным в одеяло.       Теперь он спит только в своей комнате. Кровать, как и говорил Смауг, тут во много раз удобнее чем тюк сена, однако общая обстановка… Стены все же не пышат жаром и не греют от заката до рассвета и обратно. Бильбо очень точно следит, чтобы все окна были закрыты, когда он забирается под одеяло, но в эту ночь все идет не так, как ему хотелось бы. Легкие холода пробираются внутрь, касаются стен, ковра, потолка. Бильбо кутается сильнее, думая, что одеяло спасет его.       Но все же прохлада никуда не исчезает, и сон медленно соскальзывает с него. Спать в хоть самую малость прохладной комнате ему совсем и совсем не хочется. Также как хоть немного выскальзывать из-под теплого одеяла. Однако, мерзнуть и дальше ему не хочется намного и намного больше, поэтому Бильбо все же безмолвно решает поступиться моментом тепла ради долгой остаточной теплой ночи.       Мягко скользнув ладонью на соседнюю половину кровати, хоббит пытается сонно нащупать что-то или кого-то, но обнаруживает лишь пустоту. Порыв этот настолько странный и неожиданный даже для него самого, что Бильбо медленно открывает глаза, потирает их, приподнимаясь на локте.       В его кровати кроме него самого никого нет. И вроде бы так и должно быть. И вроде бы ему не хочется, чтобы здесь еще кто-то был.       Только вот…       Иногда он все еще вспоминает те прикосновения к своему телу. Он не знает почему, но в последнее время все чаще просто замирает и… И…       Взгляд теряет строчки. Руки останавливаются, только-только пытаясь потянуться за новой книгой. Он весь будто бы каменеет.       Смауг все еще остается заносчивой и эгоистичной змеей. То, каким добрым и заботливым он был, ни на миг не умаляет ни его первоначальной жестокости, ни того, как он опоил его вином, а затем почти что вынудил разделить постель.       Но в то же время даже тогда… Даже когда Бильбо был опьянен кровавым, сладким напитком, даже когда он был открыт и беззащитен… Смауг оставался нежным. Его руки были напористы, но аккуратны. Его движения пылали от страсти, но оставались наполнены заботой. И выходит так, будто Бильбо оправдывает дракона, но все же прошло уже почти две недели и многое изменилось. Смауг разозлился тогда, но больше он не разозлился ни разу. Больше не приблизился к Бильбо ни единого разу.       Его «пещерка» все еще оставалась закрытой на ключ, а Маргарет оставалась неприступно вежливой. Она изредка составляла ему компанию, — если точнее, позволяла ходить за собой, — пока навещала комнаты и прибиралась в них, но все же она отказывалась давать ему ключи. А еще все чаще и чаще говорила: «Хозяин сегодня в отъезде. В городе появились неотложные дела.»       Фраза эта звучала раз за разом и невероятно одинаково. Бильбо готов был отдать если не руку, то по крайней мере палец на отсечение, потому что эти слова также каждый раз были наглой ложью.       Присутствие дракона в замке было ощутимым. Но все же дракона нигде не было.       Хоббит понимал, что не нужно бы его искать, но в последнюю неделю одиночество стало невыносимым. Если в первые дни первой Смауг еще делил с ним трапезы, сидел с ним у камина вечерами и беседовал до пересохшего рта, то после… Это происходило постепенно. Дракон становился все молчаливей. Бывали мгновения, когда он и хотел завести новый разговор, но лишь прикрывал глаза, будто бы внутренне убеждая себя, что это ни к чему.       Для него все эти уловки/знаки были уже знакомы, и поэтому Бильбо, конечно же, замечал и недомолвки, и печальные взгляды. У него у самого иногда что-то так волнительно скрежетало на сердце, что выть хотелось, но все же… Печаль дракона отчего-то причиняла ему намного больше волнений и боли, чем собственные чувства. В каких-то моментах его поведения перемены были малы, но в некоторых…они все же были невероятны.       Смауг больше не шутил. Он не пытался заставить Бильбо смущаться, даже вскользь не говорил больше о собственных чувствах, теснящихся в груди, и он… Он больше не касался его. Совсем-совсем.       Да, хоббит помнил, что сам запретил трогать себя, но все же этот запрет оказался палкой о двух концах. Его гордость была не слишком большой, ведь он и сам был маленьким, поэтому Бильбо все же смог признаться себе, что он скучает по этому. Не по тому грубому рычанию или же наглым, неправильным касаниям, но по легкости и нежности. По тонким намекам, по мягким шуткам и незаметным, будто бы обычным прикосновениям.       И если у него было достаточно внутренних сил, чтобы договориться с собой, чтобы после договориться со Смаугом, то сам Смауг… Он медленно затухал. Это зрелище было пугающим, и наверное дракон понимал это сам, поэтому и прекратил их встречи вовсе. Ни за завтраком, ни у камина, ни в замковых коридорах… Они больше не виделись. Зато он сам виделся с Маргарет и также видел в ее взгляде печаль. Не неодобрение, ведь его, Бильбо, наказ был верным решением, но все же печаль, потому что… Это стало невыносимым для них обоих. А что же с этим делать… Никто из них совсем-совсем не знал.       Бильбо трет слипающиеся веки и думает о том, что если бы сейчас Смауг был рядом, ему бы не пришлось идти и закрывать распахнувшееся окно. Ему бы ничего не пришлось делать. Лишь пододвинуться ближе к бесконечно теплому телу и обнять. Обнять и заснуть крепким долгим сном.       В этом не было ничего неправильного. Бильбо не видел в этом ничего не правильного, но…       Он просто боялся. Смауг все еще оставался непредсказуемым, опасным драконом и… Он просто боялся.       Медленно ступив на ковер, он обнял себя руками и передернул плечами. Наконец, поднял глаза к окну. Вначале показалось, что это иллюзия, остаточный сон или просто морок, но, присмотревшись, хоббит понял, что на подоконнике сидят два небольших лесных фея.       Ростом в одну ладонь, с двумя парами полупрозрачных, отливающих синевой крыльев и миниатюрной одеждой, чем-то похожей на одежду людей-охотников… Они сидели на краю подоконника, лениво покачивая ногами в милых, кожаных сапожках, и хлопали в ладоши друг с другом.       Пару раз моргнув, Бильбо чуть потерянно огляделся, сделал первый неловкий шаг к окну. Будто, наконец, заметив его, феи повернули головы и замерли. Судорожно, почти незаметно замахав крыльями, приподнялись, встали на ноги.       — Как… Как вас зовут?.. — сделав еще один шаг, хоббит осторожно скользнул в сторону и, не отрывая глаз от полуночных гостей, подхватил с кресла удлиненный кафтан. Быстро накинул на плечи, закутался. — Я… Я — Бильбо… Бильбо Бэггинс…       Раздался короткий перезвон, а затем один из малюток в миг оказался рядом с ним. С улыбкой заглянул в глаза, наклонил голову чуть в бок.       Ощутив невероятную легкость, хоббит улыбнулся в ответ и протянул руку. Фей тут же опустился ему на ладонь, устроился в центре, свесил ножки. Его полупрозрачные крылья чуть вздрагивали раз за разом, а хитрые, веселые глаза все смотрели и смотрели на Бильбо.       В голове появился легкий морок, но хоббит легонько встряхнул ею, и все тут же пропало. Буквально испарилось. Тело стало почти невесомым, руки и ноги стали легкими. Несколько мгновений спустя, пока он все еще рассматривал прекрасное создание на своей ладони, пальцы второй его руки ощутили трепет еще пары крылышек. От ладони разносится перезвон, а затем второй малютка берет его указательный палец своими ручками, а затем тянет куда-то в сторону.       — Что?.. Куда вы меня тянете? — Бильбо податливо, медленно поднимает руку, смотрит на второго фея и…кивает. Улыбается мягче и шире. — Ты хочешь показать мне что-то, малютка?.. Куда мне идти?       Перезвон раздается вновь, один фей все еще сидит на его ладони, а другой тянет его руку в сторону двери. И Бильбо подается на звенящие уговоры. Он делает шаг за шагом, попутно шепчет:       — Только не шумите… Смауг может услышать, и тогда нам не поздоровится. Нужно быть тихими и осторожными.       Приоткрывая дверь, Бильбо выглядывает в коридор, а затем подносит указательный палец к губам. Малютки кивают, вновь позвякивая, а хоббит и сам не замечает, как называет дракона по имени. Это уже не кажется ему важным, ничто не кажется важным. Второй фей мельтешит перед его лицом, и Бильбо кивает несколько раз, наконец, отпуская дверную ручку и так и не закрывая дверь. Он не спеша следует за летящим малюткой, чуть оглядывается, но не слишком опасливо. Внутри, в его груди, нет волнений или опасений. На самом деле Бильбо почти что ничего и не чувствует.       Однако это тоже волнует его не слишком. Хоббит пробирается по коридорам, осторожничает, но все же ступает спокойно. Тихо посмеивается, поглядывая на малюток, и в какой-то момент оказывается у главного входа. Все до сих пор кажется сном, и поэтому Бильбо мягко-мягко приоткрывает немного тяжеловатую дверь, затем выходит на улицу. Оба малютки взмывают в воздух, оживляются, начинают летать вокруг него быстро-быстро и все звенят, звенят, звенят…       — Тихо-тихо… Что вы!.. — Бильбо машет руками, все еще легко улыбается и посмеивается. Воздух свежий, до обжигающего холодный, но он этого будто бы и не замечает. Сделав несколько глубоких вдохов, насладившись привкусом пока что не слишком морозного воздуха, хоббит делает первый шаг прочь от дверей.       Шаг за шагом замок остается позади, Бильбо ступает следом за прекрасными, маленькими созданиями и даже не думает о том, надо ли ему остановиться. Феи манят, зазывают, и их милая, миниатюрная одежда выглядит просто восхитительно, а крылышки такие красивые. Он дышит глубоко, чувствует, как постепенно начинает замерзать, и все же не заботится об этом.       Когда прямо перед его ногами оказывает чуть темная дощечка, обозначающая середину моста, Бильбо и сам не понимает почему останавливается. Он тормозит резко, опускает глаза вниз, чувствуя, как в пустующей голове мелькают какие-то воспоминания… Малютки тут же оказываются рядом, тянут его за рукава и полы кафтана. Хоббит чуть поджимает губы, хмурится.       — Подождите… Я… Я… Мне нужно немного… — он пытается устоять, пытается сконцентрировать внимание, пытается собраться с мыслями… Середина моста навевает воспоминания, но Бильбо просто не может разглядеть эти воспоминания. Из-за этой пустоты и в голове, и в теле, на него накатывает легкая паника, но стоит ему вскинуть взгляд, как тот натыкается на малюсенькие, хитрые глазки одного из малюток.       И Бильбо с легкостью делает шаг. Он забыл отчего не должен был шагнуть дальше, он больше совсем не волновался. Впереди, — за приоткрытой калиткой на другом конце моста, у самого-самого леса, — играла чарующая музыка. Она манила, будто живая, касалась ушей и всего тела Бильбо, манила его к себе, обещая далекие дали и безграничное счастье.       Волнений больше не было. С каждой секундой становилось все легче: легче дышать, легче двигаться. Малютки все еще быстро-быстро порхали перед глазами, и хоббит уходил все дальше и дальше от замка.       Ощутив стопами мягкую песочную землю за мостом, он не придал этому значения. Так же, как не придавал значения полной, круглобокой луне или же слишком манящей, острой улыбке ведущего его малютки. От моста до приоткрытой калитки было всего лишь пол десятка шагов, и Бильбо преодолел их просто, быстро, спокойно. Он распахнул калитку шире, чуть несдержанно ускорил шаг.       Стоило ему выйти за пределы забора, что разбегался далеко-далеко в обе стороны по краю обрыва, как малютки феи тут же окружили его целой толпой. Их было уже не двое и даже не трое. Сотни, тысячи… Они мельтешили так быстро, что хоббит даже не пытался сосчитать их. Они звенели, летали вокруг него, блестя тончайшими крылышками, и…тянули его. Они утягивали его все дальше от калитки. Они держались за полы и рукава кафтана, пока что не слишком сильно тянули за волосы и пальцы рук.       Бильбо ощутил под ногами травяной покров, но даже не оглянулся. Ему было все равно. Не имело значения, куда его ведут и зачем. Музыка и перезвон были прекрасными. Они были настолько красивыми, что по коже бежали мурашки, а ноги и руки податливо делали все, что от них хотели.       Малютки утягивали его все глубже и глубже в траву.       Через несколько шагов уже начинался пролесок, но хоббиту пока что не хотелось уходить из-под лунного света. Поэтому он мягко остановился, осторожно, чтобы случайно никого не придавить, опустился в траву. Та была густой и мягкой, словно перина. Малютки вокруг немного всполошились, но видя его невероятно мягкую, расслабленную улыбку, не стали настаивать на продолжении пути сразу.       Они дарили ему чудо, бегали по его плечам и голове, топоча малюсенькими ножками. Они плясали и смеялись на его ладонях. Они сплели для хоббита венок необычайной красоты, и Бильбо пораженно вздохнул, когда тот, словно прекрасная корона, опустился на его голову. Каждый цветок был свеж и чудесен.       А музыка все не кончалась. Она окружала, дурманила, манила к себе все сильнее. Перетекая нежнейшим, сладчайшим медом, она обволакивала, дарила легкость.       Ему было хорошо тут. Больше ничто не тревожило его, ничто не расстраивало. Бильбо подумал о том, как было бы прекрасно остаться тут навсегда. Следить за временем не хотелось, и он не делал этого. Только в какой-то момент его вдруг вновь начали поднимать. Феи будто встрепенулись, начали утягивать его к лесу активнее, начали мельтешить перед глазами.       Пытаясь успокоить определенно взволнованных малюток, Бильбо осторожно поднялся, сделал первый шаг и начал мягко кивать. Он не чувствовал, что теперь не может произнести ни звука, но даже если бы и ощутил это, не стал бы волноваться.       Ему было спокойно.       Неожиданно позади раздался глубокий, сильный голос. В первое мгновение он показался слишком грубым на фоне благодатной и шелковистой, словно горячая вода, музыки.       — Бильбо.       Несмотря на грубость и властность тона, имя, его, Бильбо, имя, звучит нежно и во многом ласково. И хоббит не может не обернуться, только бы глянуть на того, кто зовет его с такой нуждой и любовью.       Позади, у самой калитки, стоит Смауг. На нем темная даже в лунном свете пижама, поверх наброшен легкий халат. Волосы находятся в беспорядке, на лице читается странное недовольство. Его вид буквально говорит о том, что дракон спал и довольно крепко, но все же вынужден был подняться.       Обернувшись, Бильбо замер. Смауг вновь поразил его своей красотой и своим величием в самое сердце, и казалось даже лунный свет покоряется ему, ложится так, чтобы делать общую картину еще более прекрасной. И Бильбо хотел бы оторвать взгляд, да не мог. Он рассматривал лицо, тело, волосы, но то и дело возвращался к глазам. Они были неожиданно чуточку тусклыми, но все же притягивали взгляд сильнее, чем когда-либо.       Хоббит почти чувствовал, что в глубине этих, слишком красивых в этот момент глаз таится какая-то невероятная печаль, и… Он чувствовал, что знает эту печаль. Что эта печаль беспокоит и его тоже.       Но музыка становится громче, и все ощущения вновь исчезают. Его больше ничто не держит. Он становится легким. Малютки тянут его в сторону леса сильнее, дергают за прядки волос жестче, покусывают его пальцы, пытаясь привлечь внимание. Да, Бильбо становится легче и невесомей, но он не может отвернуться. Он не хочет отворачиваться, он хочет смотреть на дракона вечно, хочет находиться рядом с ним вечно, хочет… Ноги делают еще один шаг прочь, и легкость не дает его собственным чувствам пробиться к голове, снять этот душный морок. Глаза неожиданно увлажняются без причины, и ведь Бильбо даже не чувствует скорби.       Тогда почему же он плачет?..       Там, за спиной, в лесу, его ждет покой и легкость. Все это манит, утягивает к себе, но Бильбо все еще смотрит на дракона. Если напрячься очень и очень сильно, то можно заметить на его красивом лице не сердитость и не злость, а волнение. Явное и немного печальное волнение, отражающееся в складке между бровей, в легких морщинках у глаз, да и в самих глазах. На самом-самом дне зрачка.       Невзирая на легкость и пустоту, Бильбо тоже хмурится. Он не чувствует и не знает, но просто не может позволить себе оставить этого дракона. Просто…не может и все тут.       Его ноги наливаются легкой тяжестью, уже хотят сделать еще шаг в сторону леса, но хоббит медлит. Малютки вокруг беснуются, а он все медлит и медлит. Затем Смауг говорит:       — Иди ко мне.       Он не делает и шагу, все стоит и стоит на месте. Его руки сжимаются в кулаки, побледневшие ярко-желтые глаза все еще смотрят на Бильбо. И хоббит понимает, что никакую магию на нем не используют, но все же он поднимает руки и снимает цветочную корону. Та выпадает из его разжавшихся пальцев и бесшумно падает в траву.       Музыка позади звучит уже почти оглушительно, но Бильбо разворачивается к замку всем телом. Самый первый шаг дается сложно, слишком сложно, однако он все же перебарывает себя. Первый шаг, затем второй, после третий…       Где-то там, позади, все еще играет музыка, а малютки феи дергают его одежду и волосы все жестче и жестче, но Бильбо не чувствует этого. Не чувствует, как растения цепляются за щиколотки и стопы, как острые зубки фей впиваются в плечи и голени… Они пытаются остановить его, пытаются вернуть его, пытаются заманить его назад. И хоббит все еще находится под действием туманного, вязкого морока, но все же идет дальше. Шаг за шагом.       Дойдя, он замирает напротив Смауга, затем приподнимает голову, вновь заглядывая ему в глаз. Теперь очевидно, что взгляд дракона полнится тревогой, тоской и нежностью. Замерев ближе, Бильбо видит это более ясно и отчетливо, и его сердце неожиданно сбивается с ритма.       Стоит Смаугу поднять руку, приобнять Бильбо за плечи и направиться с ним в сторону калитки, как руки и ноги тяжелеют, голова медленно-медленно наполняется мыслями/эмоциями/волнениями. Вместе с тяжестью возвращается и слух, и голос. Теперь Бильбо понимает, что музыка — на самом деле крик малюток фей. Крик истошный и дикий, полный скорби и отчаяния.       Это неожиданно пугает. Хоббит понимает полную картину происходящего, понимает, что его лишили голоса, понимает, что его околдовали, понимает, что… Его хотели убить, ведь так?..       Но макушки неожиданно касаются губы Смауга, а затем совсем рядом с ухом раздается шепот:       — Не оборачивайся. Стоит тебе бросить один лишь взгляд назад, и они кинутся всей толпой. И тогда уже ничто тебя не спасет…       Бильбо нервно сглатывает, не может ни кивнуть, ни хоть как-то подать знак, что услышал. Он чувствует себя оцепеневшим от страха, не знает, верить ли дракону, не знает, не верить ли ему… Его бедра, голени, ягодицы и спину царапают маленькие когти и зубки, а маленькие ручки до боли дергают пряди волос, будто бы пытаясь вырвать их все.       А Смауг идет уверенно и спокойно. Он прижимает Бильбо к своему боку, так и не выпрямляется, продолжая касаться губами кудрявой макушки. И он ощущается рядом очень и очень сильно, впервые за последние недели Смауг касается его, придерживает его за плечи, чуть-чуть окружая собственным теплом. Это помогает хоббиту не расслабиться, но по крайней мере удержаться от побега или же глупого шага назад.       Им остается всего несколько шагов до калитки, когда музыка — уже обратившаяся в крики — и вовсе превращается в безутешные, леденящие кровь рыдания. Рыдания женщины, рыдания ребенка… И вдруг кто-то неожиданно зовет его по имени.       Хоббит дергается, вздрагивает, чуть тормозит, не имея сил бороться с самим собой, но… Малютки феи все еще кусаются и царапают его, а Бильбо неожиданно отвлекается, ощущает лишь драконий хвост, что подталкивает его под поясницу. Сконцентрировавшись на прикосновениях хвоста, он прикрывает глаза и поднимает висящую плетью руку. Пальцы цепляются за ткань халата, немного безнадежно и очень напугано.       Если уж выбирать из двух смертельно опасных зол, то Бильбо пожалуй выберет Смауга. Только вот… Смауг теперь ведь даже не смертельно опасное зло. Он ведь даже не зло. Всего лишь гадкая ящерка, да и только, и поэтому Бильбо выбирает его. Продолжает идти, чувствует, как болезненные слезы медленно скатываются по щекам, собираются у подбородка и капают вниз и снова, и снова, и снова…       — Н-не…бросай…мен-ня…       Шепот выходит безнадежно тихим и потрясенным. Но Смауг лишь осторожно оплетает хвостом его талию и спокойно, уверенно отвечает:       — Не смей даже мыслить о такой возможности.       Стоит калитке со стуком закрыться за ними, как на его уши опускаются сухие, теплые ладони, а спину обдает сильным потоком прохладного воздуха. Будто бы Смауг распахивает крылья, ограждая их обоих от… Жесткая, ударная звуковая волна обходит их стороной, и Бильбо, только открывший глаза, кажется даже видит, как воздух вибрирует и покачивается.       Ближе к середине моста морок отпускает его окончательно. Бильбо ощущает кусачий холод полностью, замечает легкую боль от нескольких чуть более глубоких царапин на бедрах и лопатках. Голос возвращается окончательно, крики затихают. Хоббит не требует, чтобы Смауг прекратил обнимать его за плечи, чтобы прекратил оберегать его вот так, чтобы прекратил касаться его.       Спросить во многом хочется, но и не хочется тоже. Стоит им дойти до конца моста, как дракон начинает говорить сам:       — Сегодня день зимнего солнцестояния. На небе полная луна. Магия многих существ становится сильнее. Те существа… Пикси. Они охранники моего замка. По ночам они сторожат его от незваных гостей, а всех, кого поймают, заманивают в чащу, чтобы после убить и съесть. — его слова пугают, но все же Бильбо старается не волноваться слишком сильно. Смауг уже спас его, Смауг не отпустит его, не позволить ему пострадать. — Обычно калитка и мост из специальной древесины сдерживают их, но в эту ночь… Их магия оказалась слишком сильна.       Голос дракона все еще спокойный и уверенный. Сильный.       Они доходят до дверей замка в некоторой тишине, но уже остановившись у них, Бильбо все же решает спросить. Стараясь, чтобы голос не звучал слишком боязненно и напряженно, он негромко говорит:       — Ты…не злишься из-за того, что я перешел черту?..       Для хоббита это действительно важно, ведь он знает, что не виноват в собственном «побеге», ведь это феи околдовали его, и Смауг… Смауг тоже должен понять это. Должен понять и…не должен делать никаких поспешных выводов. Бильбо готов объяснить ему все, что потребуется, если придется.       Однако, выходит так, что объяснять и ничего и не нужно. Смауг тихо вздыхает и говорит:       — Я не могу злиться на тебя, Бильбо. На самом деле, на тебе нет никакой вины, ведь… — дракон открывает массивную дверь, пропускает его вперед, внутрь, и плотно закрывает дверь. А затем так и замирает спиной не в силах обернуться: — Это моя вина. Я возвращался и не проследил, чтобы калитка была закрыта плотно, поэтому пикси и смогли проникнуть внутрь. Я…не должен был подвергать твою жизнь опасности. Я… Прошу, прости меня.       Наконец, закончив отряхивать ступни, Бильбо уже хочет обернуться и делает это намного резче, когда слышит что именно говорит дракон. Это удивляет до невозможности. А еще дает понять, что Смауг действительно намного лучше, чем хочет казаться.       Бильбо немного пораженно смотрит на драконью спину. Не чувствует, как собственные губы дрожат от холода, но зато видит, как плечи Смауга немного обреченно, расстроенно опускаются. Он все еще не оборачивается, но Бильбо видит, как легонько поигрывают мышцы спины, что видны сквозь надорванную из-за раскрывшихся крыльев одежду.       Его волнует это. Смауга волнует все то, что происходит между ними двумя, и от мысли об этом на душе у Бильбо становится теплее. Как давно они не виделись?.. Семь дней? Больше?       Бильбо действительно соскучился. Очень и очень сильно. Соскучился по общению, по шуткам, по совместным завтракам/обедам/ужинам, по спокойным посиделкам у камина. Теперь, когда дракон совсем близко, Бильбо больше не чувствует себя одиноко и не тоскует. Каким бы бездушным не пытался казаться Смауг, он все же был добрым, храбрым, умным и… И Бильбо нравилось проводить время вместе с ним.       Осознание того, что все эти две недели Смауг вот так вот мучился, делает и ему самому немного нехорошо. Дракон, конечно же, поступил крайне дурно, опоив его, а после так сильно напугав своей настойчивостью, однако, Бильбо еще ни разу не видел его таким подавленным. К тому же прошло уже две недели. И это… Это же достаточный срок для наказания? Достаточный ведь, если раскаяние провинившегося очевидно?       — Все…в порядке. Это могло произойти с кем угодно. Теперь все хорошо. Ты ведь пришел за мной. — хоббит делает шаг, уже поднимает руку, но не смеет коснуться. Его голос тихий, спокойный и осторожный.       Смауг вздрагивает, а после вздыхает. Выпрямившись, он чуть поводит плечами, а затем разворачивается. В глаза не смотрит, рядом не останавливается и сразу начинает идти прочь. Преувеличено спокойно и безэмоционально кидает напоследок:       — Можно подумать, я мог оставить тебя там.       Бильбо поджимает губы, чуть улыбается на уголок и торопится следом. Больше они не разговаривают. Сменяя коридор за коридором, идут плечом к плечу. Хоббит и хотел бы что-нибудь спросить, заговорить о чем-то, но слова будто бы все просто закончились, истончились.       Хотелось вернуть все назад. Хотелось вновь смущаться от язвительных комментариев и смеяться над шутками, хотелось вновь ненавязчиво учить Смауга общению, слушать его интересные истории и рассказывать свои.       Конечно, Смауг был довольно часто жестоким, эгоистичным, грубым… Но так было раньше, так было еще в самом-самом начале, потом же все кардинально изменилось, и… Бильбо уже и сам не знал, какие еще оправдания ему нужно придумать для этой грубой ящерки, чтобы просто набраться храбрости и отпустить себя.       К тому же внутри все еще было так горько, а плечи Смауга вновь постепенно начали горбиться, и… Бильбо просто хотелось избавиться от этого. Хотелось вновь сидеть у камина, хотелось шутить, немного острить, изредка смотреть на Смауга с укором и дальше, и дальше, и дальше.       Довольно скоро они достигают покоев хоббита, но так больше и не говорят друг другу ни слова. Бильбо неторопливо пытается придумать некоторое подобие плана, но все же опускает руку на дверную ручку. И…не нажимает ее.       Смауг останавливается где-то позади, все еще не говорит ни слова, а хоббит не сдвигается с места. Его взгляд упирается в дверь, а в окружающей их тишине слышно лишь потрескивание огня в факелах.       Это решение… Бильбо не уверен, что оно будет судьбоносным, однако, оно определенно является важным. Главное на него лишь решиться, а потом… Вздохнув, хоббит закусывает губу. Принятие такого решение оказывается не таким уж простым делом. Он только-только собирается с мыслями, момент затягивается и…       Смауг неожиданно говорит:       — Доброй ночи.       А затем довольно ощутимо и слышно делает шаг. Это происходит слишком быстро, и Бильбо просто разворачивается рывком, перехватывает запястье дракона. Хочется сказать «стой», хочется сказать «давай обсудим», но… Хоббит не говорит ничего. Заглядывает в глаза, видит легкую, чуть печальную иронию в глазах, видит вскинутую бровь. Он держится одновременно и за дверную ручку, и за запястье Смауга, и за собственную храбрость, а затем…просто отпускает.       Пальцы прощально оглаживают вечно блестящую, позолоченную ручку, рука безвольно повисает, а ноги делают шаг. Но все же Бильбо не приближается, а лишь поворачивается к дракону лицом.       Тот все еще находится в крайнем недоумении, и, кажется, в его глазах даже поблескивает страх, но тем не менее Смауг не перечит ему. Не перечит и просто ждет, что же произойдет дальше.       Хоббит понимает, что ему просто нужно взять все в свои руки прямо сейчас. Просто взять и все. Для страхов уже не может быть места. Не может быть места для сомнений. Просто…не может быть…       Потянув за запястье, он заставляет Смауга сделать шаг, но даже так между ними остается расстояние. Это не кажется Бильбо правильным и еще один шаг он делает уже самостоятельно. Замирает впритык, немного свистяще выдыхает, а затем запрокидывает голову. Он не то чтобы слишком низкий по сравнению с драконом, но все же будь он на голову выше… Это было бы менее неловко.       Подняв вторую руку, он берется за лацкан халата и тянет Смауга ближе. Тот оказывается то ли глупым, то ли слишком уж неподатливым, и вместо того, чтобы начать склоняться, лишь вновь вскидывает бровь. Уперто поджав губы, шумно, чуть раздраженно вздохнув, Бильбо прикладывает больше силы и шепчет:       — Ну, наклонись же ты, вредная ящерка… ►•◄