Гламурная чикса

Только в представлении Азур Карбрей завлечение знаменитостей на какую-нибудь вечеринку казалось делом плёвым. Я же отлично знала — пусть даже лишь понаслышке, — что добиться этого удавалось не всегда. Звёзды — народ капризный и согласиться на подобную затею могли, только если имели из этого какой-то зыск. Но при этом непременно норовили изъесть нервы и продемонстрировать свою эгоцентричность, которая, как правило, не знала границ. С рокерами же, на мой взгляд, дело обстояло куда хуже. Мало того, что зачастую они выглядели, как настоящие фрики, их поведение невозможно было предугадать. Они держались развязно и очень вольготно и не давали себе труда сдерживать безграничный нахрап. Даже музыку они создавали такую, которая больше смахивала на балаган: шум, гам, ужасные крики, писк, лязг, скрежет металла и, подозреваю, зубов... Поэтому особой предрасположенности я к ним не питала и даже, напротив, испытывала определённую предубеждённость. А узнав о поручении миссис Карбрей, и вовсе пережила своеобразный шок. Но как бы там ни было, мне нужно было достичь цели. И для этого я наметила для себя чёткий план, первым пунктом которого был сбор информации о самой группе. Честно говоря, до этого дня о "Thirty Seconds to Mars" я ничего не слыхала. Не потому, что не люблю музыку, — это было не так, — или считаю её занятием никчемным. Как и у каждого человека, в моей жизни она имела определённый вес, и я относилась к ней как потребитель — вполне обычный, не считающий себя знатоком. Но мир музыки так велик и разнообразен, что в нём легко затеряться, а жанров и исполнителей — такое число, что запомнить всех нереально. К тому же я человек занятой, вечно обременённый своими делами, и на решение рабочих проблем трачу практически всё своё время. Поэтому ни на что другое, и в частности на музыку, его у меня нет. Поэтому, повторюсь, мне нужно было составить хотя бы общее представление об именитой группе. И уже на следующий день в обеденный перерыв я заручилась помощью интернета, дабы сделать это. Как оказалось, этот коллектив был местным, калифорнийским, и это немного утешило меня — хотя бы ехать никуда не придётся. К тому же состоял всего из трёх человек, — а я, признаться, боялась, что их будет больше. Да и выглядели они не пугающими бруталами с жутким гримом на лице, а очень даже прилично. Парни как парни, по-своему хороши. А фронтмен так вообще красавчик. Но вот незадача: он оказался не только музыкантом, но ещё и голливудским актёром. Оскароносным! Так станет ли такая крутая звезда принимать предложение простой смертной? У меня не было на это шансов. Но, были они или нет, а отступать я не имела права, а потому перешла ко второму пункту своего плана: добиться встречи. Надо сказать, что для этого я избрала самый честный и законный способ: раздобыла номер рабочей студии группы и добросовестно на него позвонила. Мне ответила какая-то женщина, назвавшаяся помощницей парней и сообщившая, что эта встреча невозможна — мол, в данный момент они были в отъезде и должны были вернуться только через три дня. Однако когда по истечении этих дней я вновь позвонила, она сослалась на съёмки группы, затем — на срочный концерт, на запись в студии, на ожидание аппаратуры, которую почему-то никак не могли привезти... Словом, всякий раз у неё находилась какая-то отговорка, позволяющая мне отказать. — Врёт! — уверенно констатировал Лойд, когда в очередной раз я положила трубку. — Врёт и не краснеет. — Я тоже так думаю, — согласилась я. — Про эту аппаратуру она мне не в первый раз талдычит. Видимо, эти рокеры — обычные засранцы, возомнившие о себе невесть что. — Да вы что? — слегка даже возмутилась слышавшая нас Финелла. Как оказалось, она о "Thirty Seconds to Mars" кое-что знала. — Эти ребята не такие. Все так говорят. — Ха! А ты веришь всему, что говорят, Фин? — я не могла с этим никак согласиться. — Тогда позволь напомнить, что информация не всегда бывает правдивой. К примеру, надпись на заборе зачастую не соответствует действительности: заглянешь за него, а там — всего лишь дрова. Вот и верь после этого людям. — Ох, уж мне этот прагматик! — зашлась в беззвучном смехе та. — Ты хоть чему-то веришь в жизни? — К примеру, тому что выбранный мною способ неэффективен: мне не удастся встретиться с зазвездившимися обормотами честным путём. Тут нужен совершенно другой вариант — в обход общепринятых правил. — Подозреваю, у тебя уже и идейка на этот счёт есть? — хитровато прищурился Баркус. Что за вопрос? При нашей работе мы обладаем такой фантазией, которая просто не могла подвести. И, уверенно глядя на Лойда, я проронила: — Есть! Только мне понадобится ваша помощь. Я знала, что могу рассчитывать на них, — у нас было негласно заведено оказывать пособничество друг другу, — поэтому осмелилась на идею, которую вполне можно было считать дерзкой. И миссис Карбрей была права: только я могла справиться с подобной задачей. Ведь для неё нужна была смелость, которой в нашем агентстве мало кто обладал. Нет, не подумайте, сотрудники фирмы на безъязыких котят вовсе не походили, но в определённом смысле были задавлены волевым темпераментом главной тыквы и всё делали с оглядкой на неё. Я же её не боялась. Отчасти потому, что находилась к ней на шаг ближе, но главное — в силу своего характера. Такого же волевого, как и у неё. Поэтому отбросила сомнения и страхи и принялась воплощать свою идею в жизнь. Несколько ближайших дней ушло на её подготовку, на поиск транспорта и необходимого инвентаря. И вот однажды под вечер к студии именитой рок-группы подкатил грузовик, привёзший долгожданную аппаратуру, — настолько долгожданную, что её абсолютно никто не ждал. Было забавно видеть, что ни охранник, ни та самая помощница, что отвечала мне по телефону, о прибывшей технике ничего не знали и таким поворотом событий были более чем удивлены. Но пока они пребывали в недоумении, наша команда просочилась к дому и успела эту аппаратуру разгрузить. И даже обязала телефонную тётку расписаться о её доставке в накладной. Затем все удалились, и я осталась посреди чужого холла одна. Осторожно открыла футляр контрабаса, в котором сидела, и потихоньку выбралась из него. От длительного пребывания в вынужденной позе, затекли ноги, яркий свет, заливавший пространство, слепил глаза, а докучливая совесть совсем невпопад решила мне о себе напомнить. Не слишком ли я перегнула палку, незаконно вторгшись в чужой дом? Пусть он и принадлежит упоротым фрикам, всё же это преступление с моей стороны. И при желании ничто им не помешает упечь меня за решётку или попросту скрутить в бараний рог. Но может быть, прежде, чем это случится, я успею выложить причину, сподвигшую меня на такой шаг? Наконец глаза привыкли к свету, и я смогла осмотреться. Уютный холл, большой и светлый, имел три выхода, один из которых вёл непосредственно на улицу, два других — в ведущие куда-то коридоры. Мягкая мебель по углам, в центре — журнальный столик, висевшая над диваном картина в стиле авангардизма, больше смахивавшая на чью-то неумелую мазню... Слуха касалась музыка, звучавшая невесть откуда, — тихая, порой неразборчивая, а иногда обрывающаяся на полутоне. Желая определить её источник, я пошла на звук, но зацепилась за висевшее на стене зеркало и, остановившись, оглядела себя. Поправила козырёк джинсовой кепки, украшенной россыпью мелких стразов, одёрнула полы белого блейзера, поддетого под джинсовую куртку с меховым воротничком, и повертелась из стороны в сторону, желая лишний раз убедиться, что синие джинсы со стразовой вышивкой до колена гармонично смотрятся на мне. Да, сегодня я была упакована в джинс, — ну, не сидеть же мне в контрабасе в деловом платье! — а данный костюм не только выгодно подчёркивал фигуру, но и создавал образ особы стильной, изысканной и дорогой. Впрочем, как и любая одежда, которую я себе шила. Внезапно музыка умолкла, послышались голоса, отзвук распахивающейся где-то двери, а за ним — приближающиеся шаги. И, боясь быть обнаруженной, я юркнула обратно в контрабас. Войдя в холл, шаги остановились, и минутную паузу, последовавшую затем, окрасил чей-то поражённый свист. — Вот это да! — раздался мягкий мужской голос. — Я думал, вы шутите, Мэри. — Шучу? Я? — залебезила телефонная тётка. — Что ж мне, по-вашему, нечего делать? Я ж говорю: приехали какие-то парни и выгрузили всю эту дребедень. — Похоже на аппаратуру, — заметил другой мужской голос, на что первый ответил: — Я вижу, Шенн. Не слепой. Но пусть меня накроет Марсом, если я что-нибудь понимаю. Ты заказывал аппаратуру? — Нет. — Томо, может быть, ты? — Да ты что, Джаред? — возмутился третий мужской голос. — Без тебя мы таких вопросов не решаем. — Тогда ничего не пойму! — тот стал неспешно обходить злосчастный груз вокруг, разглядывая коробки. — Может, адресом ошиблись? — Но я видела документы, мистер Лето, — опровергала помощница такие предположения. — Они были в полном порядке. Конечно, в полном. Вот только тётка понятия не имела, что они были полнейшей фикцией и выполняли функцию элементарного замыливания глаз. — И всё же это ошибка. Мэри, спишите его реквизиты и отследите перемещение по интернету. Я уверен, что он попал не туда, — шаги остановились совсем рядом, а голос Джареда вдруг удивился: — Упс! А это что? Томо, ты решил сменить скрипку на виолончель? — Чё? — не понял тот. — Старик, ты что, упоролся? — Тогда кто заказывал контрабас? Я отчётливо уловила, как в наступившей паузе парни недоуменно переглянулись, а затем, как по команде, бросились ко мне. — Действительно контрабас! — произнесли в один голос. — Ну, и зачем он нам? — Шенн, может, это ты на нём играть решил научиться? — в приятном мягком тембре я уловила ироничные нотки. — Я давно замечал за тобой некоторые отклонения, но не думал, что тебя аж так разберёт. — Очень смешно, Джей. Особенно, если учесть, что это ты у нас на многих инструментах играешь. А я только по барабанам долблю. — Ну, может тебе надоело быть дятлом? — Вот прохиндей! Уволь меня от своих едких подстёбов! Лучше загляни внутрь футляра. Может найдёшь какое-то объяснение всей этой ерунде. — Во! Стоящая идея! Вновь приступили шаги, и, прежде, чем я что-то сообразила, чехол распахнулся. По моим глазам опять резанул свет, а в голову ударила мысль, что мой тайник нагло раскрыли и мне некуда отступать. И, мгновенно взяв себя в руки, я скорчила идиотскую мину и со слащавой улыбкой приветственно помахала рукой. Немая пауза овладела моментом — настолько красноречивая, что я, казалось, даже уловила движение недоумения таращившихся на меня парней. И их ошарашенные моськи — те самые, которые я видела в интернете, — словно состязались в желании понять хоть что-либо или же убедиться, что их обладатели не спят. Глаза всех троих округлились, как по команде, брови беспардонно покарабкались вверх, а губы слегка разомкнулись, с трудом удерживая челюсти, норовившие обрушиться вниз. И в этой бессловесной сцене я отчётливо угадывала задаваемые ими вопросы, имело ли всё происходящее хоть какую-то связь с умом. — Ну? И кто из нас играет на таком контрабасе? — всё так же не отрывая от меня взгляда, вполголоса обратился к парням Джаред. — Я — пас, — так же тихо проронил Томо. — А я бы попробовал, — почти прошептал Шеннон, — но, кажется, потерял свой смычок. Я расслышала в его словах скрытый подтекст пошловатого содержания — из того же интернета я знала о любовных похождениях этого мачо, — и это породило во мне негодующую волну. Причём такую сильную, что я не смогла ей упираться, и, стрельнув молнией из глаз, огрызнулась: — Даже если он у тебя когда-то и был, то, боюсь, от чрезмерной игры износился! — Чего-о? — возмущённо протянул тот и явно претенциозно повернулся к брату. — Джей, а девушка, по-моему, нахалка! Нахалка? Я ощутила проснувшегося внутри ежа, готового выпустить наружу колючки, но голубые глаза, охватив меня, неожиданно улыбнулись, а их обладатель чуть слышно проронил: — А мне кажется, она воздала тебе твоей же монетой. — Ты что, защищаешь её? — старший Лето искренне изумился. — Защищаешь эту чиксу?! Чиксу?! Волна возмущения — причём намного мощнее предыдущей — снова нахлынула на меня. Это молодёжное сленговое слово означало женщину фривольного поведения. Так парни обычно называли девушек, посвящавших свою жизнь клубным тусовкам и готовых отдаться первому встречному после парочки коктейлей. Они считали их продажными и нескромными особями, обладающими минимумом интеллекта, которые не заслуживали уважения и отношения с которыми ни к чему не обязывали. И именно так меня назвал этот пижон? — Эй! — довольно резко сорвалось с моих губ. — Это кого ты сейчас чиксой назвал? Какая я тебе чикса?! — Какая, какая, — в сердцах передразнил он. — Гламурная! Нет, вы это слыхали? Почему в собирательное значение стиля жизни — как правило, роскошного, близкого к внешнему блеску — этот наглец вкладывал столько пренебрежения? Быть может, шик и лоск он презирал, считая их недостатком? Но ведь он, судя по всему, тоже не прозябал в лачуге. Хотя его внешний вид — а на нём красовались бесформенные штаны и какая-то мятая футболка — оставлял желать лучшего. Особенно мне, любящей хорошую одежду. — Ты на себя посмотри! — позабылась я на минуту. — Выглядишь, как чучело, вылезшее из стиральной машины! Чучело взглянуло на меня, как на умалишённую, что в какой-то мере, наверное, походило на правду: вломиться в чужую студию и вести себя так дерзко было верхом неприличия с моей стороны. Но, видит Бог, я не стала бы этого делать, если бы он первым не затронул меня. — Уж лучше вылезть из стиральной машины, чем из контрабаса, — не без издевки заметил он. — Кстати, тебя не учили, что преследовать кумиров некрасиво? Особенно в их жилище. Они ведь тоже люди и имеют право на личное пространство. Ну, супер! Он принял меня не только за пустоголовую чиксу, но и за фанатку, готовую на глупости ради них. Такая мысль холодным слизнем проползла по венам, заставив меня поморщиться от омерзения, а уязвлённая гордость выдала наполненные ядом слова: — Не обольщайся, ты не являешься моим кумиром! Я вообще о вас не знала до сегодняшнего дня. Но мне сказали, что вы редкие поганцы, и я решила в этом убедиться. Карие глаза барабанщика наполнились ещё большим возмущением, — казалось, он им так и заискрил, — и, глубоко вдохнув, он снова повернулся к брату. — Джей, по-моему, нас оскорбляют! В собственной студии! — Вижу, — в том же духе выдохнул тот, хотя в глазах его по-прежнему резвились смешинки. — Сам в шоке! Настолько, что даже не знаю, как поступить. — Я знаю! Шеннон вдруг подхватил меня на руки — резко, бесцеремонно, чуть грубовато, — и от неожиданности и страха я инстинктивно вцепилась в рубашку младшего Лето. — Куда ты меня тащишь? — запищала адресованное старшему. — На выход! Тебе здесь не рады! — Поставь меня на место! Я сама решу, когда уходить! — Ничего подобного! Уйдёшь, когда попросят! А тебя просили ещё вчера! Он предпринял парочку попыток оторвать меня от брата, но я отчаянно сопротивлялась, не выпуская спасительную рубашку из рук. Причём делала это так неуклюже, что в конечном счёте рассмешила её обладателя. — Я что, попал в эпицентр землетрясения? — захлебнулся он смехом. — Эй, люди, перестаньте меня тормошить! Вот это выдержка! К нему ворвалась полоумная чикса, вцепилась в грудь, словно клещами, а он лишь смеётся, знай себе! Шенну бы у него поучиться! А то он трепал меня, словно газету, хотя делал это, надо заметить, всё-таки мягко и осторожно. А из-за спины я улавливала лёгкий смешок: — Слышишь, чикса? Отпусти моего брата! И выметайся отсюда, пока цела! Не то скручу тебя в бублик и скормлю голубям за окошком. — Не слишком-то ты радушен. Разве так привечают гостей? Ты даже не спросил, зачем я припёрлась. — Я и так всё понял! А гости не вылезают из контрабаса, а входят, как нормальные люди, в дверь. — Это неправильные гости! В которых пропал дух авантюризма! Я бы не стала таких у себя принимать! — Это уже как захочешь. Но сначала проваливай к себе! — Перестань! Мне щекотно! Убери от меня лапищи! Да отстань от меня, наконец! Пытаясь вырваться из его рук, я сделала решительный рывок, но в этот момент Шеннон не менее решительно меня дёрнул — и... Послышался треск, звук рвущейся ткани, отлетевшие от планки пуговицы рассыпались по полу... И, ощутив, как до самых пят меня прошиб колючий холод, я инстинктивно разжала пальцы. Но было уже поздно: чёрная рубашка Джареда, оставив в моей ладони планку, завещала долго жить, а в образовавшиеся дыры стала проглядывать его грудь — мускулистая, подкачанная, гладко-упругая. — Вы что натворили, ушлёпки? — опешил он, оглядывая себя. — Это была моя любимая рубашка! Признаться, такой ход событий обескуражил меня, и, внезапно смешавшись, я ощутила себя виноватой. И явственно это уловив, Шеннон решил подлить в огонь масла: — Джей, она сделала из тебя трафарет! Теперь ты походишь на ободранную афишу! — Но это не я! — промымрила во мне какая-то мерзкая смесь вины и возмущения. — Если бы ты меня не рванул, ничего бы этого не случилось! — Что? — сквозь прорывающееся озорство бурлил старший Лето. — Я же ещё и виновен? — А кто? Я? Как лихо ты перекладываешь свою вину на другого! — Свою вину?! Джей, ты это слышишь? Ну всё, с меня хватит! Эта наглая чикса достала меня! Он сгрёб меня в охапку и запихнул обратно в контрабас — так ловко и быстро, что я не успела ничего даже сообразить. Захлопнул крышку футляра и защёлкнул снаружи замки. — Ну вот! — довольно потёр руки. — Теперь всё встало на место. Не надо было вообще контрабас открывать. — Эй! Ты что творишь, громила? — забарабанила я изнутри. — Сейчас же выпусти меня! — Ага! Разбежался! Вот только поглажу на ластах шнурки. — Какие шнурки, недотёпа? Открой пока не схлопотал! — Ой, как напугала! Джей, я прям весь дрожу. Это было сказано эдак ехидно, с красноречивой нотой издевки. Но в ответ я услыхала приступившие к нему шаги, а затем — едва уловимый голос брата: — Шенн, ты чего разбушевался? — Эта бестия мне надоела! Груз ошибся адресом? Надо отправить его назад! Мэри, вы списали его реквизиты? Дайте их мне. Я сейчас же оформлю заявку, и уже завтра его увезут. — Завтра суббота, братец, — всё так же спокойно продолжал Лето-младший. — У всех выходной. А стало быть, никто отгружать его не приедет. — Ну, супер! Значит, нам до самого понедельника придётся его тут терпеть? — Боюсь, что да. Со стороны Лето-старшего послышался тяжёлый вздох, после чего он даже цокнул языком и, видимо, сокрушённо покачал головою. А затем минуточку помолчал и — я уловила это — слегка улыбнулся, произнося: — Ладно. Тогда следите за тем, чтобы ничего не пропало. Особенно контрабас. А я пойду спать: устал я что-то. Я вдруг испугалась, что все действительно разбредутся и оставят меня сидеть в тёмном футляре, и, поддаваясь панике, сильнее застучала по нему. — Нет, пожалуйста! Не уходите! Выпустите! Выпустите меня! — И не подумаем! — продолжал издеваться Шеннон. — Сиди в своём контрабасе! До самого понедельника! — Но я до него не дотяну. Я задохнусь. — Это уже твои проблемы. Коль уж в него влезла, значит ты виолончель. Поэтому сиди в чехле от греха подальше и не возмущай наши смычки! Эта фраза рассмешила Томо — он залился смехом хоть и негромко, но прям-таки взахлёб, — а Джаред с весёлым озорством проронил брату: — Экий ты суровый, Шеннон. — Я не суровый! Я справедливый! Мне пришёл груз, который я не заказывал, следовательно, печься о его сохранности я не обязан. — Но, братишка, девушка в нём действительно до понедельника не доживёт. — А здесь нет девушки. Есть только контрабас. И я не виноват, что его осадила фанатка. — Но я вовсе не ваша фанатка! — перечила я из футляра. — Я здесь по делу! — Не верь, Джей! — услышала я подстрекательский шёпот Шенна. — Теперь она ещё и нагло лжёт. Какое дело может быть в контрабасе? — Я не лгу! Это правда! Я здесь — как официальное лицо агентства "Best holiday"! — Я слышал о таком! — заметил Томислав, на что младший Лето подкинул: — И я. — А-а, — голос старшего так и переполнился сарказмом, — так это оно обязало тебя стать виолончелью?! Вот проходимец! Как ему не было совестно так надо мной глумиться? Я сделала бесшумный, но глубокий вдох, стараясь присмирить возмущённые чувства, и ответила как можно спокойней: — Нет. Конечно же нет. Но моя начальница миссис Карбрей, поставила предо мной задачу, которая вынуждала к встрече с вами. И я пыталась сделать это честным путём — в частности, до вас дозвониться, — но ваша помощница всякий раз находила нелепые отговорки. — Помощница? — голос Джареда насторожился, и он сделал маленькую паузу, видимо, обернувшись на неё. — Мэри, это правда? — Ну..., — замялась телефонная тётка, — звонил кто-то пару раз. Из какого-то праздничного агентства. — Пару раз? — возмутилась я. — Да я названиваю вот уже две недели! С такими темпами я в срок не уложусь, и миссис Карбрей пропустит меня через шрёдер. — Это было бы здорово! — заметил Лето-старший. — Шенн, помолчи! — меня коснулись неторопливые шаги фронтмена группы, прохаживающегося по холлу. — Мэри, сколько раз вас просить, чтобы обо всех звонках вы сообщали мне лично? — Но, мистер Лето, я не придала значения этим звонкам. Голос по телефону казался таким детским, что я списала всё на происки фанатов. — Но вы же знаете, что детские и женские голоса легко спутать... Чёрт! — тихонько выдохнул он. — Иногда я жалею, что Эмма взяла дополнительный отпуск! Его шаги приблизились ко мне, а лёгкий шорох затем указал на то, что он уселся на пол. — И ты, стало быть, пошла на хитрость? — коснулось меня. — Да. Причём именно помощница подсказала мне её идею. — Значит вся эта канитель со лживым грузом — твоих рук дело? — Угу. — Смело! И находчиво! Думаю, твоя начальница могла бы тобой гордиться. Теперь скажи, что за задачу она поставила пред тобой? Разговор обретал более привычный сценарий, и, отметив это, я отважилась на новую смелость: — Может, сначала ты откроешь меня? Не слишком-то удобно общаться, будучи взаперти. Мне здесь темно. И душно. — Джей, даже не думай! — уловила я предостерегающий шёпот старшего Лето. — Если, конечно, не хочешь лишиться ещё и штанов. Бьюсь об заклад, Джареда не прельщала подобная перспектива, но слушаться брата он, к счастью, не стал. Натомест немного помолчал, раздумывая над чем-то, придвинулся ближе и обратился ко мне: — А ты обещаешь вести себя адекватно? — Обещаю. — Джаред, не верь ей! — не унимался старший. — Себе же дороже. Не будь легковерным, мой тебе совет! Но тот решение уже принял и не собирался отступать. Послышались щелчки замков, футляр распахнулся, и сквозь слепящий свет моему взору предстала симпатичная мордашка с изумительными голубыми глазами — ярко очерченными, вдумчивыми и невероятно проникновенными. "А он и вправду красив! — пронеслось в моей голове, припоминая статьи, вычитанные в интернете. — И, судя по всему, не глуп: взгляд такой осознанный и глубокий". Пока я таращилась на него, он также изучал меня глазами. Измерил от пят до самых ушей, отметил одежду, фигуру. Затем заглянул мне прямо в глаза и неожиданно улыбнулся. — Как зовут тебя? — Эйвер, — я так и осталась сидеть, только вытянула из чехла ноги. — Эйвери Линфорд. — Так что же привело тебя к нам, Эйвери Линфорд? Я ощутила себя в своей стихии и профессионально кратко, но доступно изложила суть дела, преподнося его как приглашение на праздник. Выслушав его, Джаред какое-то время снова буравил меня взглядом, затем опустил его и проронил едва слышно: — Боюсь, Эйвер, я вынужден тебе отказать. Ха! Ну, кто бы сомневался?! Я же говорила: со звёздами — нелегко! — Могу я узнать причину? — Видишь ли, мы не ходим по приватным вечеринкам. Я была готова к такому повороту — не зря же бороздила дебри интернета, — а потому вооружилась вычитанной информацией и пустила её в ход: — Но ведь однажды в России ты был на дне рождения у дочери какой-то бизнес-леди. — Был. Но это — за рубежом, там я бываю нечасто. Если же мы станем делать это здесь, от желающих не будет отбоя. Понимаешь, о чём я? Да, я понимала. Но мне позарез было нужно выполнить своё безуспешное поручение. И я следовала по хорошо известному мне пути: — Я готова выслушать ваши предложения, обсудить условия и рассмотреть всевозможные варианты. На минуту в холле опять стало тихо, и за это время четыре пары глаз испепеляли меня — скрупулёзно, пронизывающе, чуть удивлённо. Видимо, такая решительная твёрдость с моей стороны поразила моих оппонентов, на что красноречиво указал опять раздавшийся свист. — Парни, — на этот раз заметил Томо, — по-моему, перед нами — жёсткий сухой делец. Мы ей — что данное предложение нам неинтересно, а она знай своё! Конечно. Наконец-то они поняли, с кем имели дело! А то — чикса! Фанатка! Ещё чёрт те кто! Я преисполнилась присущей мне уверенности и, обведя их деловым взглядом — цепким, холодным, слегка безразличным, — спросила: — Но неужели вы никогда не делали исключений? — Сделав это хоть раз, мы создадим прецедент, который поклонники будут использовать как козырь — вы, мол, ходили на вечеринку к миссис Карбрей, так почему же не можете прийти к нам? — отвечал Джаред. — Так что извини, Эйвер, это невозможно. Мне показалось это несправедливым. Нет, не то, что он говорил, — его слова были вполне разумны, — а то, что он брал на себя смелость высказывать общее мнение, при этом даже не спросив его у ребят. И, стараясь донести до него это, я прищурилась со сдерживаемым укором: — А ты всегда всё решаешь за других? — Нет, — под этим натиском он ничуть не смешался. И даже, как мне показалось, слегка улыбнулся — едва заметно, одними краешками губ. — Мы делаем это сообща. И данный вопрос для себя давно решили. Потому я и высказываю тебе его. — Но, быть может, на этот раз твои друзья думают иначе? На его лице появилась улыбка, — открытая, белозубая и... чуть насмешливая. Создавалось впечатление, что я сказала какую-то глупость, которая рассмешила его. — Тебе так хочется в это верить? — недоверчивые нотки его голоса так и укололи меня. — Ладно, давай убедимся, что это не так... Парни, как думаете, мы можем принять предложение Эйвер? Я оторвалась от созерцания лица фронтмена и перевела вопросительный взгляд на остальных. Конечно, надежда на их согласие была ничтожной, но так я выигрывала время, дабы придумать куда более мощный ход. Вот только в голову, как на зло, ничто не приходило. Сквозь завесу волнения и сумбурных мыслей я видела, как брови Томо манерно изогнулись и, удивлённо оттопырив губу, он проронил себе под нос: — А с чего это вдруг? А Шеннон каверзно ухмылялся, поглядывая на меня, как на мишень через призму прицела. Он походил на хищника, замышляющего какую-то чертовщину и готового непременно пустить её в ход. Вот только — и в этом было моё спасенье — он её ещё не придумал, хотя отдельные попытки уже предпринимал. — А я бы, пожалуй, решился, — с хитрющим выражением промымрил он, — да вот только подходящего костюмчика у меня нет для Хеллоуина. Эх, Джей, будь у меня твоя рубаха — оборванная в клочья и похожая на издевательство того самого шрёдера, — я бы даже задумываться не стал. Ну, надо же, каков негодяй! Далась ему эта рубаха! Я инстинктивно сжала кулак, в котором всё ещё держала оторванную планку, и, ощущая новый укол совести, пристыженно пролепетала: — Не делай из этого трагедию, Шеннон. Эту рубаху легко починить. — Легко починить? — удивился Джаред, слегка оттопыривая рубище на груди. А Шеннон добавил: — Хочешь сказать, что это отрепье можно восстановить? — Конечно. И даже сделать его почти новым. — Шутишь? Да ему одна дорога: в мусор! Ну, почему сразу — в мусор? Можно же было... И вдруг я увидела выход, способный решить безнадёжное дело. И пусть в какой-то мере это была лёгкая авантюра, но если мне удастся этих парней заинтересовать... — А давайте так, — я блеснула на них из глаз азартом, — я сделаю из этой рубахи конфетку, а вы примете моё приглашение на праздник? Они такого не ожидали — вспорхнувшие вверх брови открыто подтвердили это. Сидящий в кресле Шеннон присвистнул, а Томо выдал едва слышное: — Чего? — а затем уже увереннее добавил: — Да нет, эти лохмотья восстановить нереально! Напрасная трата времени и сил. — Да-да, — согласился с ним старший Лето. — Я однажды почти так же изодрал свою майку, зацепившись за барабаны. Так специалист, к которому я её отнёс, посоветовал купить другую, а этой разве что пыль вытирать. Что это за специалист такой? Сомнительный какой-то. Лично я всегда считала, что даже в безнадёжном варианте можно было что-то сотворить. И это во многом мне помогало — взявшись за дело, я часто считала делом чести довести его до конца. — Давайте поспорим? Если мне удастся сделать это — вы придёте на вечеринку, если нет..., — я на миг умолкла, не зная, что придумать на случай провала, и, воспользовавшись этим, Шеннон меня опередил: — Если нет — ты всю вечеринку просидишь в контрабасе. Согласна? Явно уверенный в том, что это неизбежно, он, видимо, представил эту картину, отчего с его губ слетел лёгкий смех. Но я не собиралась сдаваться и обдала его всё тем же задором. — Идёт! — Эйвер, ты рискуешь, — заметил Джаред. — У тебя почти нет шансов. — Тогда не раздумывай, соглашайся. Ты-то ведь не теряешь ничего. Ну, разве только время, проведённое на вечеринке. — Ты слишком самоуверенна, — придвинулся он ближе, обдавая меня ответным запалом в глазах. — Боюсь, это тебе придётся тащить на неё контрабас. — Сначала я притащу тебе рубашку. Завтра. В это же время. Так что предупреди охранников, чтоб меня пропустили. — Разве только затем, чтобы забрать контрабас. Он тебе ещё пригодится. Вот ведь чертяка: был более чем убеждён, что проиграю именно я! Но я была уверена в своих силах и уже мысленно себя поздравляла с победой. И почти торжественно улыбалась, глядя, как Джаред вцепился в мою протянутую руку и, оглянувшись на брата, изрёк: — Шеннон, разбей!