Гламурная чикса

Никогда раньше я не задумывалась над тем, каких усилий стоит создание коллекции, — не было необходимости в этом. И только столкнувшись с ним наяву, поняла, какой это огромный труд. Ведь для него нужно было решить уйму организационных вопросов, провести наладку оборудования, проверить его в работе, тщательно продумать выбранные фасоны, запастись материалами, необходимыми для их пошива, и, собственно, начать сам процесс. А кроме того, решать проблемы, неизбежно появляющиеся по его ходу. На всё это требовались знания; и за последующие три дня мне довелось принять столько информации, сколько мой чугунок, казалось, не мог уместить. Но он справился, причём на "отлично", так как обрабатывал её со скоростью профессионала и стойкостью настоящего дельца. И если второй вариант был для меня чем-то привычным, то первым я похвастать не могла. Ведь профессиональной швеёй я себя не считала и многому училась прям-таки на ходу. Благо, во мне таилась какая-то сила, позволявшая быстро вникать в курс дела, и часто именно она решала за меня многие вопросы — порой чисто интуитивно, но с положительным результатом. Наверно, это и был талант, о котором говорил Дэкстер, а я как-то и не подозревала, что он действительно у меня есть. И он, этот талант, невероятно мотивировал меня — помогал улаживать трудности, решать заморочки, контактировать с сотрудниками фирмы и просчитывать все действия на несколько шагов вперёд. Словом, последующие недели я жила в постоянном напряжённом режиме, но расслабиться хоть на минуту позволить себе не могла. Ведь я была руководителем команды и утратить её уважение отнюдь не хотела. А она, надо заметить, меня уважала; это я видела по безоговорочному принятию моих распоряжений, по готовности их выполнять и по отсутствию каких-либо препирательств. Все возникающие вопросы мы решали мирно и сообща, избирая такой способ, который устраивал бы всех. Но чаще команда просто мне доверяла, полагаясь на мою точку зрения и по умолчанию принимая её. Признаться, я платила ей тем же, ведь в её состав входили настоящие профессионалы. Да и просто хорошие и интересные ребята. Каждый по-своему. К примеру, Гейл Риттер являлся интеллектуалом и мог рассуждать на довольно серьёзные темы, но при этом обладал отменным чувством юмора и часто попросту валял дурака. Хотя делал это изысканно и остроумно. Он всегда прекрасно чувствовал момент и в зависимости от него позволял себе то дурашливость, то серьёзность. И такой его подход — гибкий и чаще игривый — здорово помогал в работе. Причём не только ему. А работал он так слаженно и умело, как мне ещё не приходилось видеть. И тогда как для других это было привычной картиной, я в первые дни следила за ним, разинув рот. И понимала, почему Дюрден назначил его в мою команду: тот мог выкроить что угодно, достаточно ему было только взглянуть на модель. Словом, он был мастером своего дела и легко совмещал работу над двумя проектами сразу. Во всяком случае, со стороны это выглядело легко. В коллективе Гейла любили. Занятый также у Дэкса, в нашей мастерской он проводил всего парочку часов в день. Зато это время было отмечено всеобщим приподнятым настроением и весельем. Частенько с его шуток мы хохотали так, что даже не могли проложить строчку, а затем игриво грозились пожаловаться на него шефу как на человека, провоцирующего саботаж. Впрочем, такая "напасть" нам не грозила: девушки-швеи также работали выше всяких похвал и могли с лёгкостью наверстать где-то упущенное время. В работе они были усердны и не ворочали носом ни от каких процессов, хотя некоторые особенности всё же имели. К примеру, Жаклин не очень любила обработку мелких деталей, а у Кэнди из всех тканей в приоритете находился эпонж. Но в целом девушки работали прекрасно, а дружеские отношения между ними, как и говорил Дэкстер, вносили в общее дело дополнительный плюс. Только Джулия Темпл немного от них сторонилась. Нет, она не занимала вражескую позицию, не держала осаду неприступности и горделивой важности, не объявляла холодный бойкот. Напротив, с готовностью включалась в беседу, держалась навскидку естественно-просто и старалась быть в курсе всех дел. Но её дружелюбие казалось мне мнимым, больше показным, применяемым потому, что "так надо", а не по велению души; а чувства просачивались сквозь толстую прослойку нелёгкого нрава и, казалось, заглушались чрезмерной подозрительностью и лицемерием. Не знаю, кого и в чём она подозревала, но моё понимание сравнивало её с телефоном, который, выполняя свои функции, оставался в чехле. Даже смеялась она хоть и заливисто и громко, но всё же с нотками неискренности и больше напоказ. И мне это в ней претило. Общаясь с ней по мере надобности, я не могла избавиться от внутреннего раздражения. Хоть и прилагала к этому все усилия. Но присущая Джулии претенциозность, пропитанная крайней эксцентричностью, делала своё дело, сводя их на нет и отталкивая от себя. Причём не меня одну: я отчётливо замечала, как девушки-подружки тоже держат дистанцию, стараясь минимизировать своё общение с нерадивой коллегой. Не знаю, замечала ли сама Джулия, какую реакцию у нас вызывала, но, по всей видимости, её устраивало такое положение вещей. Ведь она не делала ни малейшей попытки измениться. Даже ко мне, человеку новому и, по сути, незнакомому, она изначально отнеслась с тайной неприязнью, а теперь приглядывалась и осторожничала, словно пробуя на ощупь. Но, как бы я ни взаимодействовала с ней — беседовала ли о погоде, давала ли указания по работе или же просто попадала в поле её зрения, — я чувствовала исходящее от неё недовольство. В чём была его причина, я не знала, но ловила себя на мысли, что скорее именно я могла позволить себе так с ней держаться. Ведь по большому счёту работала Джулия хорошо. Если хотела. Но позволяла себе длительные раскачки, частые перерывы на звонки и кофе и, с чем уж я точно не могла мириться, проявления халтуры. К примеру, она могла сделать довольно небрежный шов, который при удалении оставлял следы на тонкой нежной ткани. Я делала ей замечания — мягко и лаконично, — но по мере повторения подобного чувствовала, как меня это всё больше напрягает. Возможно, она нарочно так поступала? Быть может, у этой девицы и вправду были какие-то претензии ко мне? Или таким образом она вымещала злобу за то, что Дэкстер подкинул мне её против воли? Только когда он сам появлялся в мастерской, — а наведывался он ежедневно, — она становилась совершенно другой. Принимала вид кроткой особы, украдкой прихорашивалась и создавала видимость полнейшей занятости, приукрашенной осознанием своей важности и даже незаменимости на фирме. Впрочем, всех этих усилий Дюрден не замечал. И даже едва ли касался взглядом самой мисс Темпл — обычно он проскакивал мимо с полным равнодушием на лице и в лучшем случае обронив слова приветствий, адресованные всему коллективу. А завидев меня, радостно улыбался, подходил ближе, тепло обнимал и, игнорируя посторонних, сердечно произносил: — Ну, как тут моя маленькая коллега? Сказать по правде, мне было приятно такое проявление чувств. И пусть теми же посторонними они могли быть трактованы двояко, всё же подчёркиваемая им наша дружественная связь здорово мотивировала и окрыляла. И, конечно же, служила мне хорошей опорой в нелёгком начинании. Однажды во время очередного визита в мастерскую Дюрден пристально вгляделся в меня, затем вытащил из-за швейной машины и отвёл в смежную комнатку-подсобку, служившую нам местом для отдыха. — Передохни чуток, — сказал, усаживая на диван и вручая принесённый с собой пластиковый стакан. — Выпей кофе. На тебе лица нет. Опять работала до полуночи? Я лишь виновато опустила голову, вкрадчиво поглядывая на него. — Откуда ты знаешь? — Я сам такой: когда перед показом наваливается работа, напрочь теряю покой и сон. К примеру, сегодня я спал всего три часа. — А как же имеющийся у тебя опыт? — Он придаёт ловкости и уверенности, но не избавляет от дел. А каково сейчас тебе, я могу только представить. Но спать по ночам всё-таки нужно, иначе на сам показ — а это целое событие в жизни — не останется сил. Кстати, — и он заинтересовано сузил глаза, — чем ты думаешь его завершать? — Чего? — не поняла я. — Обычно его заканчивают самой изысканной вещью, являющейся своего рода творческим ореолом. Свадебным платьем, например. Пригубив в этот момент стакан, я чуть не поперхнулась кофе и, наспех сглотнув, взглянула на собеседника, как на объевшегося белены. — Свадебным? Только этого мне не хватало! — Почему такая реакция, Эйвер? Свадебное платье — это красиво. — И до ужаса банально. — Банально? А ты, стало быть, к оригинальности стремишься? — А в твоих глазах это, видимо, изъян? — Нет. Вовсе нет. Но завершать показ свадебным платьем — своего рода традиция. — Я не буду её соблюдать. Это дело индивидуальное, в нём нет чётких правил. Не так ли? — Верно. Но тогда чем ты закончишь показ? — Рядом вечерних платьев. Изысканных и нарядных. — У тебя и эскизики есть? — Есть. — Покажешь? Я не видела причины упираться и, метнувшись к столу, извлекла из ящика ещё одну папку. — Вот, смотри. Здесь — все платья, которые я собираюсь включить в коллекцию. А завершать показ планирую этим, — ткнула я пальцем на одну из страниц. Едва Дюрден коснулся её взглядом, как брови его обрадованно вспорхнули, а с губ сорвалось: — О, знакомые наряды! Смесь творений Roberto Cavalli и Gianfranco Ferre. Я сам от них без ума. Неужели ты замахнёшься на такое? — Тебя это удивляет? — Признаться, да: это очень сложные вещи — и в покрое, и в создании самой модели. К тому же они потребуют так называемых капризных тканей — нелёгких для пошива и с определёнными особенностями при обработке. Чтобы справиться с этим, нужна хорошая сноровка и понимание всех проблем, которые лягут на твои плечи. Ты уверена, что выдержишь их? — Ты что, отговариваешь меня? — Нет. Просто хочу, чтобы ты реально оценивала силы и избежала моей ошибки. Что? Игривость тотчас слетела с моего лица, оставляя на нём след искреннего удивления, и взгляд мой вцепился в Дюрдена, словно клещ. — Ошибки? Твоей? Это какой же? — Видишь ли, когда-то я тоже намеревался создать нечто подобное — и не просто намеревался, а создал. И даже включил в одну из коллекций. Но... на показ эти вещи так и не попали. — Почему? Дэкстер нахмурился, опуская голову и уведомляя моё понимание в том, что для него эта тема была не из лёгких. — Была одна нехорошая история, — послышался его приглушенный голос, — которая повлияла на исход событий. Для создания этих моделей я взял лучшие ткани: туаль, креп, тафту, органзу... И... так получилось, что изделия, сшитые из них, подверглись чрезмерному воздействию влаги и утратили товарный вид. Выставлять их на показ было нецелесообразно, поэтому из коллекции довелось изъять. — Как изъять? — мне выдалось это до ужаса несправедливым. — Почему изъять? Неужели ничего нельзя было сделать? — Нет, Эйв. Они испортились именно в день показа, поэтому ни на какую реанимацию просто не было времени. — О-у! — меня словно хлестнули по лицу. — Вот так невезение! — Да, было досадно. Очень. Ведь этими моделями я более чем дорожил. Дюрден поднёс к лицу руку, и по вырвавшемуся из груди горькому вздоху я поняла, что случившаяся переделка не давала ему покоя до сих пор. И я его понимала: настоящий модельер всегда относился к своим творениям, как к детям, а тут — такой переплёт. Выражая сочувствие, я положила руку ему на колено, а он накрыл её в ответ ладонью и прислонился своей головой к моей. — Надеюсь, тебя подобное не коснётся, — шепнул. — Ведь это может развить настоящий комплекс, а тебе разочаровываться нельзя. — А тебе, стало быть, можно было? — Ну, я вроде как к стрессам устойчив — чай, вращаюсь в швейном бизнесе не первый год. А ты новичок, тебе ни к чему терпеть фиаско. — Думаю, с такой поддержкой, как твоя, этого не случится, — с нескрываемой благодарностью проронила я. — Ты настолько мне веришь? — Ну, ты ведь тоже в меня поверил. Если, конечно, это не фарс. — Фарс? — мой собеседник слегка изумился. — Эй! Что за мысли? Я действительно верю в тебя! И не только я: Джаред — тоже. А кстати, — изумление вдруг отступило, пропуская любопытство на передний план, и, слегка прищурившись, Дэкс скользнул ладонью по моей щеке, — как давно вы с ним пара? Я ощутила, как брови взметнулись к небу, и не успела удержать слетевшее с губ: — Чего? Какая пара? Мы просто друзья! — Ты уверена в этом? — Конечно. Нас связывает парочка встреч — мы знакомы недавно. — Ну, и что? Порой хватает единого взгляда, чтобы возник интерес. — Это не наш случай. Я всего лишь залезла к нему в дом, где Шенн запер меня в контрабасе, а затем просто сшила Джареду костюм. Вот и всё. М-да, ну, и объясненьице — мозги поломать можно! Похоже, сейчас я была красноречивой, как никогда. Однако Дэкстер не придал ему особого значения, лишь изучил меня пронизывающе-долгим взглядом, а потом вдруг взял за подбородок, придвинулся ближе и заглянул мне в глаза.: — По-моему, ты ошибаешься, Эйвер. Или намеренно игнорируешь очевидные вещи. — Это какие же? — Те, что для Джареда ты не просто друг. Дружба между мужчиной и женщиной изначально обречена. — Хочешь сказать, что она невозможна? — конечно, многие так считали. Неужели Дюрден тоже среди них? — Я хочу сказать, что тебе нужно меньше корпеть над работой: похоже, за ней ты не замечаешь бурлящей вокруг тебя жизни. Ты же не хочешь когда-нибудь осознать, что она прошла стороной? Он говорил по-прежнему тихо, словно раскрывал великий секрет, а его взгляд без тени улыбки свидетельствовал о том, что данная тайна являлась более чем серьёзной. И при этом он слегка сжимал мой подбородок — применял эту маленькую ласку, дабы придать особого веса своим словам. В этот момент у приоткрытых дверей подсобки послышался какой-то шум. Что-то, видимо, вырвавшись из чьих-то рук, упало на пол, а затем в проёме мелькнула убегающая тень. И я даже вздрогнула от неожиданности, оглянувшись на вход. — Дэкс, кажется, за нами шпионят. — Плевать. К этому я тоже устойчив. Честно говоря, я тоже — мне было абсолютно всё равно, кто и зачем это делал. Как и то, что и в каком ракурсе при этом видел. В тот момент меня куда больше интересовало содержание нашего разговора. И что-то мне подсказывало, что модельер полностью прав. Не в том, что касалось Джареда, — этому я не придала особого значения, — а в том, что относилось к пошиву финальных платьев. Ведь что-то мне подсказывало, что он будет далеко непростым. И их создание действительно оказалось трудоёмким и кропотливым. Поскольку натуральный шёлк был дорогостоящим, а я задавалась целью свою коллекцию максимально удешевить, то использовала для них искусственные ткани. Что, в общем-то, нисколько не упрощало их пошив, поскольку по своей капризности они ничем не уступали натуральным. И они так же сыпались, скользили, выдёргивали края и отказывались повиноваться. И хоть справляться с ними я умела, всё же отчётливо понимала, что они требуют много выдержки, внимания и сил. Поэтому данными нарядами я занималась сама, не доверяя никому другому. Правда, в команде это вызвало резонанс, хотя в то же время девушки согласились, что я имею на это право. Только Джулия бурлила несколько дней, негодуя по поводу того, что её лишили удовольствия быть к ним причастной. И при этом пророчила, что сама я с таким объёмом работы не справлюсь. Но как бы там ни было, я настояла на своём и, понимая, что времени действительно мало, без промедления взялась за дело. Работы было много. Очень много. Причём по большей части тонкой и ёмкой — некоторые детали требовали длительной и почти ювелирной обработки. Поэтому ускориться в ней я не могла и порой засиживалась в мастерской до ночи. Иногда кто-нибудь из девушек составлял мне компанию, но чаще я оставалась одна. И, невзирая на усталость, это время суток я очень любила, потому как оно знаменовало период уединения и затишья, в котором работалось спокойнее и плодотворнее. А кроме того, по окончании рабочего дня в мастерской появлялась Дениз, а общение с ней действовало на меня благотворно. Вообще-то она заглядывала к нам два раза в день: поутру — проверить запасы воды в холодильнике и проветрить помещение перед работой — и к концу дня, дабы навести порядок. Но утром её визиты были короткими, а наличие посторонних не давало возможности пообщаться. Зато вечером нам никто не мешал, и мы могли беспрепятственно им наслаждаться. Правда, Дениз соблюдала субординацию и не позволяла себе ни на йоту её нарушить. Она даже говорила мне "вы", там самым заставляя недоумевать. Ведь с одной стороны я симпатизировала ей — я по глазам видела это, — с другой же она мне вроде как не доверяла. Впрочем, чрезмерная занятость не позволяла мне акцентировать внимание на этом. В конечном счёте я была здесь человеком временным, попавшим на занятую территорию, в уже сформированный коллектив, и потому многое должна была принимать как данность. Однажды после очередного трудового дня я по привычке засиделась за работой. Время было поздним, и, намаявшись за день, я чувствовала усталость. Ломило спину, мышцы шеи, казалось, стянуло тугим узлом и, подвесив пудовую гирю, тянуло к полу. Но я игнорировала дискомфорт и стойко всё терпела. Тем более, что вместе со мной осталась и Джулия Темпл, что немного приуменьшало моё недовольство её халатностью в работе. Хотя по поводу искренности её стремлений я, честно говоря, не обольщалась. Ведь даже во внеурочное время она не отличалась особым рвением к труду и оставалась, скорее, по какой-то другой причине, известной только ей. Сидя за швейными машинками, мы слышали иногда проносящиеся по коридору шаги Дэкстера, также заработавшегося на фирме, а затем — ёрзание ведра по полу и тихий шорох тряпки за дверью, свидетельствовавший о проводимой там уборке. После чего — мы отлично знали это — она доберётся и до нас. Видимо, тоже об этом подумав, провинциальная блондинка неожиданно высказалась с недобрым оттенком: — Опять эта Дениз! Вечно мешает! — Ну, что ты, Джулия, — как можно спокойнее реагировала я, — она выполняет свою работу. — Пусть выполняет, когда мы уйдём! — Но ведь мы давным-давно должны были сделать это. Так что это не она нам мешает, а мы — ей. — Походу, ей все мешают. Даже Дэкстер! — Дэкстер? — не поняла я, удивляясь её фамильярности по отношению к шефу. — То есть мистер Дюрден, — тут же поправила она себя, видимо, осознав ошибку. — Он ведь часто задерживается на фирме — вот как сейчас, — и она также вторгается к нему. Ему тогда даже приходится прерывать работу. И выходить. — Ну, пусть терпит. Правила существуют для всех: и для подчинённых, и для хозяина фирмы. Ведь если кто-то удумает задержаться до утра, что прикажешь делать Дениз? — Застрелиться! Это было сказано так ядовито, с долей непримиримой злобы, что я даже вскинула на собеседницу глаза, а с губ слетело: — Почему ты её так не любишь? — Потому, что она коварна: бродит, как привидение, — то тут, то там, — а сама так и высматривает, как бы сотворить какую-нибудь подлость. — Джулия, — я ощутила неясное неприятное чувство и не могла определить, к кому оно относилось, — ты же понимаешь, что безосновательно выдвигать подобные обвинения нельзя? — А они не безосновательны! Ты ничего не знаешь. А эта Дениз подложила свинью самому мистеру Дюрдену! Кому? Я таращила на неё глаза, решив, что уши таким образом пошутили, и неосознанно пролепетала: — Это когда? — Перед летним показом. На который он, кстати, шил похожие наряды. — Это те, которые испортились? — припомнила я рассказанное Дэксом накануне. — Ты уже знаешь? Тем лучше! Так вот их как раз и испортила Дениз! В этом и состояла её подлость! Что-что? Я непроизвольно разинула рот, не в силах поверить в услышанное. Платья, о которых рассказывал Дюрден, испортила Дениз Янгер? Девушка с чистым ангельским взглядом и открытой душой? — Как это? — слетело у меня с языка. — А что ты так удивляешься? Не верится, что она на это способна? О, да, многих вводит в заблуждение её кроткий покладистый нрав — умеет она прикидываться овечкой. Но ты не очень ей доверяй. Будь осторожна, не то не избежишь участи Дюрдена: она подступится ближе, вотрётся в доверие, а потом — хрясь! — удар в спину. Причём такой изощрённый, от которого даже наш шеф не сразу-то оклемался. — Но... как, каким образом она испортила платья? Почувствовав важность момента и, видимо, осознав свою значимость в нём, блондинка заёрзала на месте, пододвигаясь ближе, а потом даже слегка наклонилась и понизила голос до шёпота, тем самым давая понять, что посвящает меня в великую тайну: — Она выбрала такой удобный момент... И притом до тонкости всё рассчитала. Дело в том, что за день до показа случилась одна ерунда... В эту минуту дверь в мастерскую распахнулась — и провинциалка резко умолкла. Многозначительно на меня посмотрела, опустила глаза и, медленно разогнувшись, отодвинулась обратно. А затем лениво оглянулась на возникшую на пороге Дениз и демонстративно поднялась. — Пойду выпью кофе, — проронила подчёркнуто небрежно и выскочила в коридор с такой брезгливостью на лице, будто хотела добавить: "А то здесь что-то уборщицей нести стало". Проводив её глазами, Дениз повернулась ко мне. — Могу я здесь убрать, мисс? — Да, конечно, — я тоже поднялась. — А я пока немного передохну. Юркнув в комнатку-подсобку, я блаженно растянулась на диване, ощущая, как благодарно вздохнуло всё моё естество. По напряжённым мышцам заструилось долгожданное облегчение, по телу прокатилось блаженство. Я прикрыла глаза, чувствуя, что мыслям в голове тесно, словно семечкам в пределах арбуза. Почему-то рассказ Джулии вписываться в них никак не хотел и, оказавшись не у дел, давил на потрясённый разум. Что-то не увязывалось в нём с моими представлениями о Дениз, что-то было слишком противоречивым. Ведь она с первой минуты расположила меня к себе, выдалась искренней и очень милой. Но в жизни, конечно, бывало и так, что люди, обладающие природным шармом, использовали его как ширму для достижения корыстных целей. Так неужели я ошиблась в отношении Дениз и видела только то, что хотела в ней видеть? Всё так же не размыкая глаз, я вспомнила немаловажную деталь, которую отмечала всякий раз при встрече с мисс Янгер: ощущение несоответствия. Она как будто не соответствовала самой себе — в мелочах и по большому счёту. Присущая ей аккуратность — с занимаемой должностью на фирме, тряпка и половое ведро — с нежными ухоженными руками, униформа уборщицы — с машинной вышивкой тонкой работы, рассказ Джулии — с её образом, переворачивающим всё с ног на голову. И, наконец, во всём этом было нечто, чего понять я по-прежнему не могла, но что настойчиво ощущала. Так что же всё это значило, чёрт возьми?! Похоже, в стенах фирмы Дюрдена витала особая аура — аура скрытых загадок. Чувствуя потребность хоть на миг от неё отрешиться, я отогнала мысли подальше и представила себя лежащей на морском берегу. Учуяла дуновение бриза, уловила шорох листвы на растущей рядом пальме, услыхала далёкий крик чайки, шорох гальки под чьей-то стопой... И вдруг ощутила, что кто-то меня укрывает. Распахнув глаза, увидела Дениз, поправляющую уголок мягкого пледа. — Поспите немного, — шепнула она. — Вам это необходимо. — О, нет, — даже приподнялась я, принимая сидячее положение. — Мне некогда разлёживаться: работы много. — Работать нужно в меру. Чрезмерный труд не бывает в радость. — Вы правы, Дениз. Но иногда не приходится выбирать. — Но подремать хотя бы полчаса вы можете себе позволить. Вот увидите, после этого вы сможете сделать куда больше. Да, я это знала. Но такая забота с её стороны — навскидку нелицемерная, лишённая какого-либо расчёта — была более чем приятна. И настолько непривычна, что я даже растерялась. Всё же было в этой девушке какое-то несоответствие, не дающее мне покоя! — Дениз, почему вы говорите мне "вы"? — тихонько спросила я. — Ведь мы почти ровесники с вами. — А вы? — задала она встречный вопрос. — Я плачу вам той же монетой. Если бы вы снизошли до дружеского "ты", я бы тоже сделала это. Она улыбнулась — мягко, скромно, небрежно-мило, в который раз наталкивая меня на мысль, что лицемерить так невозможно. А затем заглянула мне прямо в глаза и ответила чуть слышно: — Это было бы здорово, но... вряд ли я смею притязать на это. Мы с вами не ровня: вы создатель коллекции, будущий модельер, а я... всего лишь уборщица. — Вот как? — я вдруг исполнилась озорства, поняв причину, заставлявшую её "выкать". — Это можно перефразировать по-другому: я всего лишь жалкая шмотница, а вы менеджер по экологии офиса. Так кто же из нас кому не ровня? — Менеджер по экологии офиса? — и она рассмеялась — искренне, заливисто, открыто. — Ничего себе! Так меня ещё не называли! — Тогда я буду первой, кто сделает это. А ещё предложу мистеру Дюрдену переименовать вашу... или всё-таки твою?... должность и прибавить жалования. Ведь достойные должности должны и оплачиваться достойно. — Согласна. Это вы... это ты здорово придумала, Эйв! Вот только не надо — мистеру Дюрдену: ему сейчас не до меня. У него показ на носу, ему ни к чему дополнительные заботы. Она перестала хохотать и, коснувшись имени Дэкса, исполнилась серьёзности. И взглянула на меня с такой добросердечностью, которая меня обезоружила. И неожиданно в моей голове обнаружился пазл, готовый улечься в ячейку. Вот только надо было выяснить, подойдёт ли он ей. — Дениз, а он тебе нравится? Тебе нравится мистер Дюрден? Такого вопроса она, видимо, не ждала, а потому на миг опешила. А затем даже испугалась и пристыженно опустила глаза. И именно этот момент ответил на мой вопрос без единого слова. — А тебе? — послышалось в ответ. — Тебе нравится Джаред Лето? — О! — теперь отчего-то испугалась я. — А при чём тут он? — При том, что он появится здесь с минуты на минуту: в окно мастерской я видела, как он подъехал к зданию фирмы. Не веря ушам, я всё с тем же испугом покосилась на дверь, промымрив с тайной надеждой: — Дениз, скажи, что ты пошутила. Её взлетевшие брови сказали о том, что такая реакция её удивила. Однако больше ничем она этого не подтвердила и спокойно покачала головой, шепнув: — Увы. — Может, ты ошиблась? — Может. Но тот человек был очень похож на мистера Лето. Ага, значит, надежда всё-таки оставалась. Хотя я и сама не знала, почему так упиралась этому визиту. Ведь Джаред всегда был со мной мил и любезен, и избегать его у меня, в общем-то, не было никаких причин. Но почему-то сейчас от одного упоминания его имени по моему телу суетились мурашки, а сжавшийся в солнечном сплетении тугой узел не позволял свободно дышать. Дверь в подсобку распахнулась — так неожиданно и резко, что мы даже вздрогнули. И я поняла, что чуда всё же не случилось: на пороге возникла знакомая мне фигура. Бегло оглядевшись, Джаред устремил взгляд на меня и обрадованно встрепенулся: — Вот ты где! Ну, конечно, где ещё тебя можно найти, как ни на работе?! Ты почему не отвечаешь на звонки? Такие категоричные вопросы, высказанные, впрочем, мягко и дружелюбно, отогнали мои мысли о том, зачем он здесь появился, и они тут же коснулись телефона, весь день надёжно прячущегося в сумке. Тогда как губы рождали нечленораздельное: — А... я... э-э... — Телефон у тебя есть? — Конечно. — А он с тобой? — Да, но... где-то там, — махнула я в сторону мастерской. — Так я и думал! Ты вообще ничего не видишь, кроме работы, — и он указал на укрывающий меня плед. — Ты, похоже, даже ночевать здесь собралась? — Нет. Я только прилегла на минуту. — Минута здесь не поможет. У тебя в глазах прописана мольба: "Дайте поспать хотя бы одну ночь!" Вот уж придумщик! Ему бы бабушкины сказки сочинять! — В них написано: "Не мешайте работать!", — слегка огрызнулась я. — Какое "работать"? Хватит! Даже у трудоголиков должен быть перерыв! Поэтому сейчас же — домой! И — в кровать! — Мне некогда. У меня — куча дел. — Пусть твоя куча тоже поспит. А ты давай не упрямься. Не то приму кардинальные меры. Чего? Я переглянулась с мисс Янгер, даже не скрывая возмущения в глазах. Что этот наглый Лето себе позволяет? — Дениз, — шепнула я, — у нас посторонние в мастерской. Надо бы вызвать охрану. — Посторонние? — Джаред наигранно изумился. — А впрочем, да. Причём они торчат здесь с утра до ночи и избавиться от них не так-то просто. Поэтому, Дениз, скажите охране, чтоб вытолкала их взашей. Хотя нет, не надо. Я это сделаю и сам. С этими словами он подступил ближе, резким движением сдёрнул плед и, сгребя меня в охапку, закинул себе на плечо — так решительно и быстро, что я практически не сопротивлялась. И лишь очутившись в неоднозначной позе, со всей силы стала вырываться. — Эй, что ты делаешь, ненормальный? — Спасаю от рабочего передоза ещё более ненормальную, чем я. — Сейчас же верни меня обратно! — И не подумаю, — он старался избавиться от зацепившегося за меня пледа. — Ты тут человек посторонний, а потому убирайся подобру-поздорову. — Пусти меня! По-хорошему! — Ой-ой-ой! Кому-нибудь в этой комнате страшно? Ирония в его голосе подстегнула меня, заставляя забарабанить по его спине руками: — Да пусти же меня, чёрт! Мне твоё костлявое плечо в рёбра давит! — А ты не трепыхайся. Смирненько там лежи. Оно твоё транспортное средство на сегодняшний вечер. — Дениз, — не оставляла безуспешных попыток вырваться я, — позовите мистера Дюрдена. Пусть он урезонит своего непутёвого гостя. — Не получится, — ухмыльнулся Лето. — Дюрден только что ушёл. Я столкнулся с ним в коридоре. Ну, ты посмотри! У этого наглеца на всё был готов ответ. И он не шутил. Наконец избавившись от пледа, он подождал, пока моя ответная атака ослабела, и вместе со мной направился к двери. — Джаред, — поняв, что угрозами его не пронять, я снизошла до просьбы, — пожалуйста, отпусти. Мне нельзя — домой. Сначала мне нужно дошить платье. — Сделаешь это завтра. — Я не могу — завтра. Назавтра у меня — уже другое платье, а это обязательно нужно закончить сегодня. Иначе в сроки я не уложусь. — Уложишься. Ещё как уложишься. Но сначала — в постель. В которую я непременно тебя доставлю. Дениз, подайте-ка Эйвер пальто. На улице холодно. Я не хочу, чтобы она у меня на плече замёрзла. — Что? — вновь затрепыхалась я, видя, как та послушно метнулась к шкафу. — Нет, Джаред, не смей! Поставь! Поставь меня на пол! Он не реагировал. Напротив, переместился ближе к двери и, дождавшись пальто, решительно её распахнул. — Кстати, Дениз, вам бы тоже отдохнуть не мешало. Ведь уже довольно поздно. Поезжайте-ка домой. И когда та чуть заметно кивнула, он вместе со мной выпорхнул из мастерской.