Контуры гармонии

Леон распечатал множество листовок с адресом и фотографией дома, написал все необходимые требования и ходил по городу, приклеивая их к столбам и деревьям. Он подал объявления в газету и ждал отклика. Первая пришла смотреть дом семья англичан. Они были какие-то бледные на вид, растрепанные, у обоих под глазами мешки и синяки, Дюбо пообещал перезвонить, но точно не собирался этого делать. Вторая, французская пара с маленькими детьми на руках, отказалась из-за слишком высокой, по их меркам, цены. Он не стал настаивать и решил подождать. Итак, около десяти семей. Все они будто играли спектакль, чтобы заполучить домик на пляже. Смеялись, обнимали друг друга, ласкались с детьми. Но все были несчастливы. Последняя одиннадцатая семья пришла, когда Леон совсем было, уж отчаялся. Мужчина и женщина лет тридцати с тремя детьми. Они выглядели на вид очень простыми. Судя по всему, доход у них был невысок. Семья приехала из Швеции, все слабо говорили по-французски, но то, как они вели себя, это было фантастикой. Мальчик сидел на шее у отца, девочка, держала за руку беременную мать. От них лучилось таким тепло и любовь, что Дюбо начал невольно завидовать. - Первое время, мы, к сожалению, не смочь выплачивать вам полно, но потом Бо, будет получать хорошо, и мы будем отдавать сполна. У нашей Катин астма, ей нужен морской воздух, и Ваше жильё… оно так подошло. – Говорила за всех жена. Леон смотрел на них с умилением. Он готов был снизить цену, потому что они такие, какие есть. Искренние. Добрые. Счастливые. После долгих разговоров Дюбо все-таки согласился, и семья покинула дом. Он собирал оставшиеся вещи, запечатывал коробки. Линдберги должны были принести сумму на полгода вперед на следующий день, чтобы начать переселяться. С доставкой груза пообещал помочь отец Поля, работающий на одном из барж помощником капитана. Леон с Жаном перетащили весь груз, он заплатил нужную сумму и поставил подписи в нужных местах. Линберги без обмана принесли деньги, ровно столько, сколько требовалось. Дюбо отдал им дубликат ключей и со спокойной душой покинул родные места. В Санкт-Петербурге наступило настоящее лето. Всюду зеленые деревья, на газонах цветы, люди больше не пингвины, а выглядят и одеваются так же, как и французы. Стало теплее и приятнее. Солнышко уже не служило лишь светом, оно по-настоящему грело. Леон прилетел днем, когда кипела жизнь. Без Николь он еще учился сам некоторое время, и все-таки добился своего, собрал из предложений письмо для Софи. Текст был не связан, с ошибками, но он там был самым искренним, чем когда-либо. Дюбо расписал свои чувства, написал про Францию, извинялся за резкость в аэропорту. Кулон грелся у него возле сердца. Когда пальцы невольно касались его, Леон вспоминал все, что связано с Софи, начиная с их знакомства. Тогда внимание было все направлено на предательство Луизы, а позже и смерть бабушки, и столь невероятную девушку, сквозь эту толщу было не разглядеть. А теперь он жаждет встречи, желает объяснить ей все, признаться, наконец, во всем и вручить это письмо. Дюбо сел в такси. И начал вспоминать, где живет его любимая. Водитель нетерпеливо стучал толстыми пальцами по рулю и смотрел в зеркало заднего вида. - Я запомнить…серые дома…куча…улица…парк… - Здесь этого добра полным-полно – ответил раздраженно таксист. - Там есть улица…писатель… - Пушкин? Гоголь? Чехов? Толстой? Леон отрицательно качал головой и перебирал названия в голове. Наконец, он вспомнил книжку, которую они читали в школе и громко уверенно заявил по-французски: - Крим э шатимо! - Чего?- ответил таксист. - Как это? Преступник и наказать? – взгляд метался из стороны в сторону. - Преступление и наказание? – догадался мужчина. – Достоевский? - Да! – обрадовался Леон. Машина помчалась мимо зданий, по широким и узким улицам. Водитель прибавил газ. И доставил Дюбо на нужную улицу за короткое время. Леон по памяти узнал нужные дома и попросил остановиться. И снова этот дурно пахнущий подъезд. Их отделяло множество лестничных пролетов, которые француз наскоро сокращал. Он бежал по ступеням и считал этажи. Пятый…Шестой…Седьмой! Леон остановился у нужной двери и нажал на черную кнопку звонка. Дверь медленно открылась и над цепью появилась голова Анны Васильевны. - Чего хотел? – спросила она весьма недружелюбно. - Анна Васильевна, Вы не помнить меня? Я есть Леон. Декабрь, день рождения Софи… - Ах, Леон из Марселя! Ну, здравствуй. Только Сони нет сейчас. Она улетела к отцу, там свадьба у кузена. Прилетит когда, не знаю. - Анна Васильевна, отдайте письмо Софи. – он достал из кармана свернутые пополам листки, запечатанные в желтый конверт. - Хорошо, Леон. Ты заходи, Софи вернется скоро. – Женщина скрылась за дверью. « Возможно это и к лучшему» - подумал Леон. Ему хотелось сначала найти жилье, осесть, чтобы потом смело надеяться на что-то. Бродя по городу, Дюбо купил несколько видов газет, он искал, чтобы больше было объявлений. Положил всю прессу в чемодан и, поймав такси, уехал уже в знакомый отель Марриотт. Объявлений было множество, цены разные. Деньги, которые Леон получил от семьи Линберг, должны были пойти на оплату ренты. Подобрать жилье, как оказалось очень трудно. Есть дом, в котором прожил двадцать лет без хлопот, не думая об этих трудностях, а теперь все надо принимать самому, ведь никто не объяснит, не ткнет носом, как маленького котенка, а терять довольно-таки большие деньги как-то не хотелось. Леон вспомнил еще одного знакомого. Бармена из бара « Кобра», где они с Софи встретились, так сказочно случайно. Француз дошел до моста, свернул направо и поплелся по памяти по узким улицам. Заведение сменило дизайн, но эта вывеска со змей готовящейся набросится, в любую минуту, осталась. Все тот же огненно-рыжий бармен протирал стаканы до кристального блеска, поглядывал в телевизор и протирал стойку. Он тут же узнал Леона, и его лицо расплылось в широкой улыбке. - О, потомок Бонапарта пришел. Ну Бонжур…Или как там у вас? - Здравствуй – совершенно без акцента ответил Леон, вызвав у знакомого удивление. - Выучил, ну надо же! – засмеялся бармен. – Слушай, француз, мы же с тобой до сих пор не познакомились? Меня Гарик зовут, ну или Игорь. - Леон. Игорь, мне нужно снять квартиру. - Квартиру говоришь… Леон кивнул. - Слушай, я помогу найти, оставь свой номер. Тебе на долгий срок нужно жилье? - Да. - Хорошо, у меня вроде из знакомых кто-то собирался сдавать. Я уточню. А пока, не хочешь что-нибудь? - Кофе. Француз, обрадованный такой новостью пил горячий напиток и поглядывал через плечо в телевизор. Теплый летний вечер. На улицах гуляют парочки, держась за руки, мамы со своими детишками, пенсионеры. Софи прилетела в Санк-Петербург совершенно без настроения. Она вспоминала, как сбежала со свадьбы кузена Анри, чтобы встретиться с Леоном, извиниться перед ним за те слова в аэропорту. Хотела снова заглянуть в эти голубые бездонные глаза и хотя бы обнять, но какая-то чужая семья сказали, что понятия не имеют, где он может быть, что уже две недели, как он съехал. Даже мама не встречала её в этот день. Она получила багаж и быстрыми широкими шагами вышла на улицу. Видимо сегодня все были не в духе: таксист, который её подвозил, продавщица, которая с неприязнью взяла помятые купюры, бабушки у подъезда. Все ей что-то высказывали. К тому же страшная усталость навалилась на плечи. Хотелось прийти, снять с себя все, даже кожу, лечь и расплакаться. Мама видимо совершенно не ждала дочь, её просто не оказалось дома. В кастрюлях и в холодильнике не было еды, в гостиной легкий бардак и включен телевизор. Соня цокнула языком и зашла в свою комнату. На столе лежал желтый не вскрытый конверт с подписью « Для Софи». Она открыла конверт, откуда выпали два тетрадных листка. « Здравствуй, Софи Странно писать письмо, на чужом языке, который ты знаешь меньше чем полгода. Я набрался смелости, переписывал его несколько раз, смотрел в словарь, чтобы не ошибиться со словами. Не знаю с чего начать… Мысли просто путаются, и они все на французском. Наверное, стоит начать с того, что я хотел бы извиниться за тот день, когда причинил тебе боль. Я пропустил её через себя многократно, и, скажу тебе, это не самое приятное чувство. Софи, ты самый лучший человек, которого я когда либо, видел в своей жизни. Когда я действительно хотел утопиться, пришла ты, такая простая, общительная. Самое главное, что все проблемы, которые я принимал, как самую большую в мире катастрофу, ты рассеивала, как пыль. Да, Софи, ты предстала передо мной гадким утенком, человеком, которого ты принимаешь, как своего. А в декабре, когда мы с тобой встретились вновь, я узнал лишь серые глаза. Твои серые глаза, это как бальзам, когда смотришь в них, сразу забываешь все плохое. Ты изменилась, Софи. Софи… Софи…Софи, твое имя, как сахар тает на губах, пусть для всех ты будешь Соней, или Софией, или Софой, для меня ты будешь русской француженкой Софи. Я приехал в Санкт-Петербург, чтобы построить свой мир заново. Разрушить до конца, тот, стены которого, развалились после двух терактов. Приехал, чтобы снова увидеть тебя, честно, даже и не надеялся на это, но говорят планета круглая. Мои чувства к тебе подтвердились, и подтверждались каждый раз при нашей встрече. Твои губы до сих пор греют мои. Я забыл те слова, что ты кричала мне, я не слышал их. Когда ты поцеловала меня, вокруг будто внезапно выключился свет и зажегся с новой силой. Я приехал домой, во Францию, в пустоту. Мой дом, который вовсе мне не мил, тоже не радовался при встрече. Было холодно, темно, не пахло бабушкиными пирожками с лимонным джемом. Я бродил по комнатам, скрипя напольными досками, бродил и связывал себя с тем, что теперь, представляю собой. Единственное, что осветило мое пребывание - твоя записка и кулон, который, я, кстати, ношу возле сердца. Это заставило меня вдохнуть, когда весь мой воздух испарился. Этот вдох, окончательно перевернул меня, мои мысли, мировоззрение. Оно заставило меня начать учить язык, сдать дом и начать новую запись в пустом дневнике именно здесь, в Санкт-Петербурге. Я люблю тебя Софи, всем сердцем. Люблю вспоминать тебя, ощущать тепло на губах. Ты - мой кислород, Софи. Лишь при одном воспоминании о тебе, сердце подпрыгивает, от легкого волнения. Ты – Солнце, Софи. От тебя лучится столько тепла и добра, что можно обогреть и осветить, не то, что весь мир – всю Вселенную. Когда ты прочтешь это письмо, я буду здесь, рядом с тобой. Я надеюсь на нашу встречу, чтобы объясниться друг с другом. Надеюсь, чтобы вновь услышать тебя и поцеловать. С любовью Леон Дюбо.» Глаза снова бегали по строчкам про любовь. Софи забыла про свое плохое настроение и рыдала во весь голос, стоя посреди комнаты. Она прижимала письмо, на котором были крупные капли слез, к носу и вдыхала этот приятный запах бумаги и любви, что исходил от него. Соня обняла письмо и спрятала его в самое сокровенное место, где прятала всегда то, что ей дорого. Она вышла из комнаты, и прижалась к двери. Все куда-то плыло, как после крепкого напитка, в горле пересохло, и кончился воздух. На кухне была слышна возня Анны Васильевны, пытающейся приготовить что-то на скорую руку, что-то передавал диктор в новостях, за окном смеялись детишки, а Соня все стояла прижавшись спиной к двери и повторяла: «Любит…»