Сорок и один способ побороть отчаяние

Цунаде Сенджу была крайне терпеливым человеком. И пусть кто-то считал иначе, опираясь в своём представлении об этой женщине исключительно на её яркий, взрывной характер, однако, при всем при этом, то мягкое кресло, в котором она сидела в данным момент было самым что ни на есть обратным тому доказательством. Она давно бы могла всё бросить — и, видит Бог, ей этого безумно хотелось, — и только некая невидимая сила, ежесекундно сдерживала это желание в узде, заставляя уставшую от бюрократической рутины Пятую день за днём возвращаться в огромный, унылый, по её мнению, кабинет резиденции и заниматься сим несомненно важным делом, как управление. Всё-таки это была её деревня. Её долг. Или же кара. «Кстати об этом» — подумала Цунаде и, потянувшись к огромной, лежащей на столе стопке бумаг, выудила из неё уже прилично помятое заявление Хатаке Какаши. И уже в который раз с её губ сорвался усталый вздох. Это был ещё один её крест. Её идея фикс. Решив провернуть эту авантюру, Пятая догадывалась, что в случае провала, она пожертвует очень многим. Как минимум парой седых волос. Как максимум — жизнью. Время убийственно сложная штука. Оно не терпит неточностей или ошибок. А потому шутить с ним рискованно. Как и с Хатаке Какаши. План по своему исполнению был прост, хоть грешил довольно-таки сомнительным результатом. Цунаде вынашивала его не один день, и даже далеко не один месяц, подбирая необходимых для осуществления её задумки людей. И, скорее всего, её затее не суждено было сбыться, если б однажды вечером, обычно тихий напарник Ширануи по службе Иваши Татами не проболтался о неком престарелом чудотворце, что работал барменом в старом баре в заброшенном квартале на окраине Конохи. Кадзуо — так звали того мужчину — как оказалось, никогда не был шиноби, не состоял на службе, а потому даже подняв весь архив и растряся за грудки его работников, разъярённая Пятая не нашла о нём ни грамма информации. Тогда-то во всей этой истории и появился Генма. Сверкая ярче солнца своей обворожительной и слегка кривоватой из-за зажатого меж зубов сенбона улыбкой, Ширануи, с рассветом, приволок бедолагу-старика в кабинет Хокаге, где позже порядком перепуганный Кадзуо, как на духу, поведал сидевшей в кресле женщине о своих интересных способностях в накладывании определенного свойства печатей. Тогда же, смиренно выслушав от старика все плюсы и минусы своей в деталях изложенной ему идеи и следом рьяно на всё согласившись, Цунаде подписала Хатаке, себе и своему любопытному «напарнику» смертный приговор. С того злополучного вечера их жизни были повязаны незримой нитью и маленькой, практически незаметной глазу печатью, выжженной на внутренней стороне запястья левой руки. Старик предупредил их о возможных необратимых последствиях, о цикличности времени в петле и сроках действия печати. В конце своего красочного рассказа он подробно описал их трагическую кончину, при условии, если их план выбьется из положенного графика, а также посетовал на степень безрассудной глупости планируемой затеи. Однако Цунаде отступать не любила и не собиралась. И она не отступила. Даже несмотря на то, что до сих не определилась в своих мотивах. Бланк с заявлением выпал из ослабевших пальцев на стол, и женщина откинулась обратно на спинку кресла, расслабляясь и блаженно закрывая глаза. Всё-таки, как ни крути, её опасную «миссию» можно смело назвать небольшим отпуском. Куча неподписанных приказов и неразборчивых документов, вечно снующая туда-сюда и ворчащая Шизуне, встревоженная Сакура — всё это не требовало более ни грамма внимания. Всё это растворялось в закате день за днём, и с рассветом начиналось по новой. Правда расслабиться и насладиться долгожданным мини-отдыхом Пятой как следует не получалось. У печати был свой срок, и он неумолимо сокращался, а их с Ширануи жизни напрямую зависели от одного белобрысого лентяя. Цунаде нахмурилась и, неохотно открыв глаза, глянула на своё левое запястье, где, чуть тлея багряными всполохами в маленьком сером круге, горели две крохотные цифры — тридцать пять. У них осталось шесть дней. Шесть дней, чтобы вернуть захлебнувшегося своим собственным горем Хатаке к жизни. Шесть дней, чтобы расхлебать эту кашу и спасти их задницы. Она не видела Какаши уже порядка месяца. И сегодня он опять не пришел. Пятая снова закрыла глаза. На её губах мелькнула легкая тень улыбки. Что ж. Цунаде Сенджу была чертовски терпеливым человеком. *** Когда большая и маленькая стрелки круглых настенных часов кабинета наконец встретились на самой верхней отметке циферблата, Цунаде поняла, что день вновь прошёл насмарку. Она глубоко вдохнула через нос застоялый комнатный воздух и разочарованно вздохнула. Похоже её некогда самый компетентный джонин был неисправим. И теперь их будущее: планы и мечты — канут в безумном вихре времени. Пятая не могла сказать жалела ли она о чём либо, не видела в этом смысла — прошлое исправить невозможно. Разве что… Сейчас бы она не отказалась от пары бутылочек саке да партейки в карты. Желательно на деньги. Женщина ухмыльнулась и потянулась в кресле, но глаза не открыла. В резиденции уже не было ни души, лишь за окном где-то поблизости дежурил Иваши. И если на секунду забыть об их затруднительном положении, всё казалось было идеально. Тишина и спокойствие. Цунаде чувствовала как всё тело охватывает ленивая истома, как расслабляются вечно напряженные мышцы шеи и спины, и пустеет голова. Долгожданный отдых. — Я мог бы отнести Вас в постель, Хокаге-сама, — слова прошелестели по уху, согревая нежную кожу. Женское сердце сладостно сжалось. Пятая ощутимо вздрогнула, распахнув глаза. Она знала этот голос. — Генма?! — ахнула она, оборачиваясь, и, столкнувшись с джонином нос к носу, тут же дернулась в сторону. — Я имел ввиду, что Вам не подобает спать в кресле, — поправился Ширануи и, его губы растянулись в лукавой ухмылке. — Так как? — Что…? — опешила Цунаде. Никогда ранее на её памяти флирт Ширануи не был настолько откровенным. Она нахмурилась, заподозрив неладное и, чуть подавшись навстречу мужчине, принюхалась. — Ты пьян! — Если бы, — фыркнул Генма. Он резко дернул кресло с сидящей в нем женщиной к себе, разворачивая его спинкой к столу, и наклонился вперёд, заставляя смущенную Пятую практически вжаться всем телом в грубую флоковую обивку сидения. — Ширануи… — неуверенно начала Цунаде. Генма находился так непозволительно близко, смотрел так проникновенно, что хотелось того женщине или нет, но проклятое дыхание сбивалось, потакая рваному ритму сошедшего с ума сердца. Пятая мысленно чертыхнулась, проклиная себя за внезапно возникшую робость и дрожь. Хотя сейчас она лукавила. Внезапными эти ощущения назвать было нельзя. — Какого черта ты творишь? — Мне жить пять дней осталось. Будешь меня осуждать, Хокаге-сама? — спокойно ответил он. — А? — выдохнула она, замечая, что на его лице и в голосе уже не было и намека на улыбку. Он был серьёзен, его дыхание обжигало ей губы. И она не могла пошевелиться. *** Новое утро ознаменовалось для Какаши знакомой болью в затекших мышцах, громоподобными возгласами неуёмной соседки и полнейшим раздраем в душе. Вчера его едва ли обретшее мир и спокойствие сознание пережило революцию. Кто бы мог подумать, что невинный пьяный лепет молодой девчонки — его же бывшей ученицы — способен в доли секунды перевернуть с ног на голову все его, проверенные временем и обществом, моральные устои. Сама, похоже, того не осознавая, Сакура выбила почву из-под его ног, заставив мужчину усомниться в здравии собственного ума и души. Нет, Сакура определенно нравилась ему и раньше. Он ни секунды не сомневался в её профессионализме, и ему нравилось с ней работать. Он без раздумий мог бы доверить ей свою жизнь, и каждый раз испытывал легкий мандраж, когда в его руках была её. Он знал, что её личностные качества настолько же глубоки, как и её стремление к успеху в работе ниндзя. Он видел, каким она может быть другом. И она была ему таковым… Была. Определенно так. Сейчас это было нечто другое. И Какаши намеревался в скором времени досконально разобраться что именно. А потому, хорошенько потянувшись и размяв мышцы, мужчина поднялся, направившись в ванную. Впереди у него был целый день. И на сей раз он не собирался просиживать его в пустую. * У Какаши не было четкого плана, с чего стоило бы начать — решить проблемы с Хокаге или поговорить с Сакурой. И если разум располагал к первому варианту, подсказывая разобраться сначала с самой незначительной бедой, то воодушевленное сердце рвалось к бывшей ученице. С глубокой юности Какаши не любил делать такой выбор. Однажды он сполна поплатился за своё поспешное и, как показала практика, роковое решение. Однако сейчас ситуация была иной. Не столь драматичной. Слегка нелепой. А потому, мужчина счел правильным начать с меньшего из зол, и громко постучался в огромную дубовую дверь кабинета Хокаге, а затем, не дожидаясь ответа открыл. — Доброе утро, Хокаге-сама, — в приветствии кивнул головой джонин, закрывая за собой дверь. — Ты сегодня неожиданно рано, Какаши — проворчала сидящая за столом женщина, потирая рукой сонные глаза. Она выглядела не выспавшейся и явно была чем-то недовольна. — Если ты пришел по поводу перевода — мое мнение ты знаешь.  — Так точно. — Хрипло подтвердил догадки Пятой Какаши и, прокашлявшись, продолжил. — Я пришел забрать заявление.  — Неужели? — Карие глаза вмиг распахнулись и ожили, сонливость как рукой сняло. Цунаде удивленно воззрилась на стоящего перед ней мужчину в ожидании долгожданного ответа. — Почему передумал?  — АНБУ может подождать, — отстранено пожал плечами Какаши. Это был честный ответ. Вчерашняя тренировка отлично показала, как сильно он размяк за последний год, потеряв былую форму и сноровку. А прошедший месяц в гендзюцу, дал мужчине понять насколько глубоко он потерялся в самом себе. Для начала необходимо привести мысли в порядок.  — Что ж, будь по-твоему, — кивнула Цунаде и мягко улыбнулась, не сумев скрыть довольства. Ситуация наконец начала складываться так, как надо, и женщине безумно хотелось громко рассмеяться. «Все же, он не безнадежен» — подумала она.  — Хм, Цунаде-сама, есть ещё кое-что, — сказал Какаши, тяжело вздыхая. Он сомневался, стоит ли поднимать эту тему сейчас, или разобраться со всем, когда его жизнь вернется в «прежнее русло». В конце концов, как бы он не любил свои книги, это того не стоило.  — Ну? — подтолкнула его Цунаде, прожигая внимательным взглядом. Джонин помотал головой:  — Нет. Ничего важного. Я могу идти?  — Свободен, — сдержанно ответила Пятая и, дождавшись пока за мужчиной закроется дверь, сладко потянулась, тихо запевая при этом легкий игривый мотивчик. С ее губ никак не сходила счастливая улыбка, и она подумала, что сегодня удача определенно была на ее стороне. *** Солнце уже было достаточно высоко, согревая остывшую за ночь землю, когда Какаши покинул резиденцию. Стоя на ступенях, мужчина глубоко вдохнул и, оглядевшись, ухмыльнулся. Деревня и правда изменилась. Коноха бурлила жизнью: болтливые лавочники, громко делились друг с другом новостями и производственными секретами; спешащие люди изредка останавливались возле них, на скорую руку приобретая товар, и вновь бежали по делам; на небольшой, обычно пустующей площади перед резиденцией играли дети, радостно повизгивая и смеясь. День был ясным и обещал скорое жаркое лето. Какаши протяжно выдохнул, и его взгляд вновь стал серьезным. В отличие от погоды у него на душе были хмурые тучи. И состоявшаяся беседа с Хокаге ни коим образом не принесла облегчения. Разговор с Пятой его смутил — женщина явно что-то недоговаривала и вела себя… странно подозрительно. Возможно, он слишком долго проработал в подчинении Ибики, и это была чистой воды паранойя, но… Женщина явно лгала ему. Он решил, что обязательно разберется с этим, только позже. Сейчас же джонин планировал дождаться бывшую ученицу, при мысли о которой сердце каждый раз на миг замирало, следом пускаясь в разрозненный пляс. И Какаши не считал это нормальным. Несмотря на всю свою любовь к книгам Джирайи, мужчина никогда не причислял себя к извращенцам. Не считал таковым. Однако, судя по тому, как бурно его тело реагировало на мысли о девчонке четырнадцатью годами его младше, ему пора было пересмотреть свое мнение о собственной порядочности. *** — А потом, значит, он прижал тебя к двери? — Прошептала Ино и улыбнулась, наблюдая как с каждой секундой щеки и шея подруги краснеют всё ярче. — А ты? — А что я? — Сакура потупила взгляд в полупустой стакан, жалея что вообще решила поделиться с блондинкой своими переживаниями. Это оказалось стыдно и неловко. — Ну и как он? — насмешливо спросила Ино. Она наклонилась к подруге ближе, практически наваливаясь всем телом на разделявший их стол и заговорщически подмигнула. Сакура поперхнулась. — ЧТО?! Свинина, ты… — прокашлявшись, прохрипела она. — Да брось! Он совсем даже ничего, — девушка пожала плечами, — если, конечно, пить бросит. А ты, — ткнула она указательным пальцем в лоб ошарашенной Сакуре, — просто ничего не понимаешь! — Это ты не понимаешь, о чем говоришь, — проворчала Харуно, обиженно отворачиваясь. — Я серьёзно, — улыбнулась блондинка и, сев на место, откинулась на спинку стула, мечтательно поднимая взгляд к потолку. — Какаши-сенсей еще вполне молодой мужчина, и как показала практика, очень темпераментный! А эта его маска? Наверняка ему есть что скрывать под ней! — При следующих словах Ино вновь посмотрела на Сакуру, ее голос стал глубже, а взгляд хитрее. — К примеру, свою сексуальность! Сакура замерла; против воли вспоминая его открытое лицо. И мягко улыбнулась. Да, ее бывшему сенсею определенно было что скрывать. — Ага! — воскликнула Яманака, заметив вновь расплывающийся на щеках подруги румянец. — Значит действительно есть! — С чего ты это взяла?! — шикнула на нее Сакура, озираясь на заинтересовавшихся их разговором посетителей кафе. — С того, что вот уже который день ты ходишь сама не своя. — Что вполне объяснимо — я виновата перед ним! — Так извинись! Я более чем уверена, Какаши-сенсей простит, — попыталась подбодрить её Ино. — И, возможно, даже отблагодарит. Сакура секунду смотрела на блондинку с непониманием. Однако, когда та подмигнула ей с расплывшейся на губах игривой улыбкой, она, возмущенная намеками подруги, моментально вскочила с места, опрокинув стул и прокричав что-то о Пятой и докладе, бросилась к выходу из кафе. Она умерила пыл и скорость шага лишь тогда, как за ее спиной громко хлопнула дверь заведения. Сердце рвалось из груди, гонимое яростным негодованием на глупые провокации блондинки. Или же это было волнение перед предстоящей встречей с бывшем сенсеем? Сакура не могла ответить на этот вопрос. Она пока и сама не знала, что именно с ней происходит. К чему это неуместное смущение, подозрительная тахикардия и дрожь. Сидящие по краям дороги лавочники зазывали посмотреть на товар, но девушка не обращала на них внимания — глубоко погруженная в свои мысли, она монотонно шагала досконально знакомой дорогой. С одной стороны, Сакура говорила себе, что всё это чушь, и Ино просто вновь дразнила её, как и всегда. С другой, ей казалось, что подруга, может и не совсем, но на каких-то семьдесят с хвостиком процентов права. Какаши-сенсей действительно не давал ей покоя с того самого инцидента в баре. В её мыслях, конечно. Он вдруг открылся для нее с новой, незнакомой ей стороны. Потаённой, хранимой глубоко-глубоко, под стальным занавесом выдрессированной годами службы выдержки и присущей мужчине безэмоциональности. И в один миг всё неожиданно перевернулось с ног на голову. Его новый образ значительно разнился с привычным ленивым, не пунктуальным любителем порно. Особенно в купе с его новой для неё внешностью. Сакура хихикнула, догадавшись, что хотела донести до нее Ино. Лицо в который раз за день обдало жаром, и улыбка мгновенно испарилась с губ девушки. И что же ей со всем этим делать? *** Тринадцатая глава третьей части эпопеи — одной из двух оставшихся у джонина книг — уже подходила к концу, когда Какаши краем глаза заметил мелькнувшую в толпе розовую макушку. Захлопнув книгу, он убрал ее в набедренную сумку и повернулся в сторону бывшей ученицы. Внимательный взгляд его серых глаз проскользил по девушке снизу вверх, словно оценивая. Это случилось самопроизвольно, и мужчина просто не успел себя вовремя одернуть. А теперь он и вовсе не мог заставить себя отвести от Сакуры взгляд. Не мог прекратить рассматривать её, будто бы исподтишка, чувствуя себя при этом еще большим извращенцем, чем несколько часов назад, когда вспоминал, как доверчиво она прижималась к нему прошлой ночью. А не стоило бы. У него уже не было Шарингана — да и к черту. Он знал, что запомнит этот момент навсегда. По крайней мере, насколько позволит ему старость, если он до таковой доживет. Каждое движение бедер, раскачивающихся на волнах неторопливой походки, каждый взмах красивых волос, что цеплялись тонкими прядями за приоткрывшиеся от тяжелого дыхания пухлые губы, каждый вдох и выдох, заставлявшие грудь подниматься и опускаться, ритмично подрагивая в такт уверенной поступи. Всё это отпечаталось в его памяти, словно живой фотоснимок — не удалишь. Силой воли Какаши закрыл глаза и шумно выдохнул в попытке усмирить разошедшиеся пульс и воображение. Это было не нормально. Зато все более менее прояснилось: теперь он был уверен, что возникшие вчера чувства к Сакуре не были игрой разума. А так же он знал, что отныне всё стало намного сложнее. Мужчина открыл глаза и вновь посмотрел на девушку. Бывшая ученица как раз переходила улицу, продираясь через толпу, когда неожиданно застыла посреди дороги, заметив ждущего на крыльце сенсея. Она была удивлена и будто испугана. И казалось, стоит Какаши сделать хоть шаг ей на встречу, Сакура даст дёру. Он знал причины её взволнованности. Догадывался. В конце концов, это была и его вина — не стоило так глубоко погружаться в самобичевание. А значит именно ему сейчас необходимо приложить усилия и постараться разрядить напряжение в их отношениях. Какаши мысленно чертыхнулся. В их с Сакурой отношениях. И когда только все успело так далеко зайти? Как далеко он готов зайти? Стараясь не обращать внимание на неуместные, в данный момент мысли, джонин принял максимально расслабленную позу и поприветствовал Сакуру коротким взмахом руки. — Какаши-сенсей, — выдохнула она, приблизившись. — Здравствуй, Сакура, — Какаши чуть улыбнулся под маской; взгляд серых глаз потеплел, однако тон его голоса остался серьёзным. — Нам надо поговорить. Сакура вздрогнула, распахнув свои огромные, полные неподдельного страха глаза. В доли секунды её плечи поникли, голова опустилась, и девушка буркнула тихое «угу» своим сапогам. Будто готовилась к казни. — Я хотел бы попросить у тебя прощения, — поспешил объясниться джонин, заметив состояние девушки. При его словах её плечи вновь дернулись, доказывая, что бывшая ученица внимательно слушала. — Я не должен был так реагировать и уж тем более пугать тебя. Перебрал. Надеюсь, мы можем… — он смущенно потер рукой шею, подбирая слова, когда Сакура вдруг вскинула голову, ошарашено заглядывая в глаза, — …забыть об этом, — добавил он тихо, стушевавшись от ее реакции. — Нет, — прошептала она, совершенно поражённая словами бывшего сенсея. Казалось, она не верила ему или же тому что вокруг нее происходит. Она явно ждала от мужчины чего-то другого и сейчас не смела отвести взгляд от его лица, словно ища в серьёзных серых глазах подтверждение подвоха. — Нет? — спокойно переспросил Какаши, игнорируя предательски ёкнувшее сердце. Пусть он видел смятение ученицы, подобного ответа мужчина ожидал от неё меньше всего. — Хм. Мне жаль, что так вышло, Сакура. Надеюсь рано или поздно ты сможешь меня простить. Он грустно улыбнулся ей и поднял руку, желая привычным жестом потрепать розовые волосы, однако дотронуться так и не решился. Всё. Сейчас он сделал всё, что мог. Теперь дело было за Сакурой. И Какаши надеялся, что бывшая ученица его не подведёт. Он уже развернулся и собрался было уйти, как почувствовал вцепившиеся в его предплечье тонкие, но сильные девичьи пальчики, а следом и хороший рывок, вернувший джонина обратно к Сакуре. — Стой…те, Какаши-сенсей, — воскликнула она, восторженно улыбаясь. Её глаза светились счастливым облегчением, и Какаши вновь поразился, насколько всё-таки Сакура открыта в проявлении своих эмоций. — Простите, — она тряхнула головой, смутившись, а потом продолжила, робко глядя исподлобья. — В смысле, это я должна просить прощения у Вас. То, что я Вам тогда наговорила… Несмотря ни на что, Вы не заслужили подобного! А то, что произошло… дальше, — девушка сделала небрежный взмах рукой в воздухе, — я уже и забыла! И не обижаюсь. Какаши прищурился, улыбнувшись. Он внимательно слушал всё, что пыталась сбивчиво донести до него Сакура, и слышал искреннее сожаление в её словах. До последней фразы — на ней внезапно ее голос дрогнул, а взгляд на доли секунды изменился. Это было интересно. Но несвоевременно. Ведь воображение услужливо подбрасывало самые смелые догадки насчет возможных причин подобного поведения девушки. — Значит, мир? — Какаши подмигнул Сакуре, протягивая ей свою ладонь. — Ага, — кивнула девушка, не мешкая отвечая на рукопожатие. Обстановка разрядилась. — О, Какаши-сенсей, — вдруг встрепенулась Сакура. — А что Вы делаете вечером? — Хм? — растерялся Какаши; серые глаза мужчины удивлённо распахнулись. Вопрос был неожиданным. И… двусмысленным. — Сегодня вечером Наруто устраивает вечеринку. В Ичираку. Там будут все. И будет весело. Придёте? — Последние слова она буквально выдохнула, смутившись. — Почему бы и нет, — пожал плечами Какаши и улыбнулся. — Здорово! — Сакура радостно улыбнулась в ответ, а потом опустила взгляд и покраснела. Они все ещё держались за руки. Её маленькая ладошка в его — большой и теплой. — Тогда до вечера? — неуверенно спросила она, разрывая телесный контакт и заглядывая мужчине в глаза. — Да, — кивнул он. — До вечера. Махнув бывшему сенсею на прощанье рукой, Сакура скрылась за дубовой дверью. Провожая ученицу взглядом, Какаши понял, что всё только сильнее запуталось. Он сунул руки в карманы и медленно спустился по ступеням, направившись в сторону дома. Кожу с внутренней стороны его ладони ощутимо покалывало. *** В закусочной сегодня было шумно. И неуютно. По крайней мере, именно так чувствовал себя джонин. Нет, Какаши не жалел, что принял робкое приглашение бывшей ученицы и пришел-таки на вечеринку. Однако, пропитанный алкогольными парами воздух, маленькая площадь помещения — пусть и претерпевшего увеличение с годами, — а так же гудящая вокруг него толпа молодых ниндзя — всё это сводило с ума порядочно привыкшего к одиночеству мужчину. Он сидел в самом центре бара, в окружении явно обрадованного его неожиданным появлением Наруто и Ли, и вечно серьезного Саске. Наблюдение за последним, к слову, и было практически единственным занятием мужчины за весь вечер. Это здорово отвлекало от в буквальном смысле льющегося рекой по стойке алкоголя и бесстыдного разглядывания бывшей ученицы, которая со своей стороны за весь вечер обмолвилась с Учихой лишь парой коротких фраз и мимолетных взглядов, весело болтая с подругами за дальним от стойки столиком. Частенько Какаши чувствовал ее внимательный взгляд на себе, однако посмотреть в ответ не рискнул, украдкой улавливая чутким слухом её звонкий, заливистый смех. В такие моменты он мог представить, как счастливо блестят в эту секунду зеленые глаза и красоту улыбки. Он не был пьян — дал себе зарок. Но чувствовал себя таковым. И этот факт не внушал мужчине доверия. Похоже, ему было пора домой. — Качай жениха и невесту! — проорал на весь бар знатно подогретый алкоголем Инузука. Собравшаяся компания мгновенно поддержала озорную затею, и все рванулись к виновникам торжества, смеясь и улюлюкая, словно дикое племя. Какаши решил, что это был некий знак, а так же отличная возможность незаметно покинуть вечеринку. Ему было приятно вновь увидеть знакомые лица, и он был очень рад за Наруто. Пройдя через столько жизненных испытаний, парень определенно заслужил счастье. И джонин был за него спокоен — уж Узумаки ни за что своего не упустит. Как и он. Проживать один и тот же день в течении месяца было тяжело, но сдаваться Какаши не собирался. Особенно сейчас, когда окружающий его мир вдруг перевернулся с ног на голову, раскрасился новыми красками, а привычные люди открылись с другой, незнакомой стороны. Аккуратно проскользнув мимо веселящейся молодежи, мужчина вышел из заведения и глубоко вдохнул прохладный ночной воздух. Небо было ясным, усыпанным звёздами, а огромная луна ярко освещала подсвеченные фонарями улочки деревни, бессовестно сводя их пользу на нет и забирая себе все лавры. Ночь была прекрасной, но холодной, и Какаши сложил руки на груди, прижимая их крепче к телу в стремлении подавить озноб. — Какаши-сенсей, — раздался откуда-то сбоку, совсем рядом, неуверенный оклик. Следом мужчина почувствовал осторожное прикосновение тонких пальчиков к плечу и повернулся. Подернутые алкогольной дымкой глаза бывшей ученицы игриво блестели в лунном свете, отливая изумрудом. — Уже уходите? — Спросила Сакура, чуть наклоняя голову вбок. — Да, — Какаши неопределённо дёрнул плечами. — Наверное, я просто стар для подобного. — Ну нет, сенсей, — рассмеялась она. — Вы точно не старый… — Ну, раз ты так говоришь, — он не смог сдержать улыбку. Ее смех был легким и заразительным. И проникая неведомым образом в его сердце, он заставлял огрубевшую мышцу биться резче и чаще. — Ага, говорю, — бодро кивнула Сакура и обхватила предплечье мужчины своей рукой. — Проводите? Ее губы дрогнули, а следом растянулись в хитрой усмешке. Она стояла достаточно близко к нему, практически вплотную. Стоило лишь немного наклониться, и он смог бы почувствовать её дыхание на своих губах. Стоило лишь стянуть ткань с лица. Стоп! Какаши отвернулся от бывшей ученицы и зажмурился, прогоняя неуместные желания. Он не собирался этого делать. Или же?.. Казалось, она понимала всё, что происходило секунду назад, но не отшатнулась. Было ли это последствие выпитых в баре коктейлей, или же вина его разнузданного воображения? По правде говоря, Какаши не хотел знать. Не хотел разочаровываться. — Или может быть это сделать мне? — робко поинтересовалась Сакура, растерявшись от молчания мужчины. — Нет, — он открыл глаза и снова посмотрел на девушку. — Пойдём, я провожу тебя. Она кивнула и одарила бывшего сенсея ещё одной счастливой улыбкой. Его сердце глухо стукнулось о ребра и снова разогналось, ладони вспотели. Какаши протолкнул вставший в горле комок, и они неспешно двинулись в сторону её дома. Теперь он знал, что это не было случайным совпадением. Сакура действительно имела на него влияние. И с каждым разом ему было все сложнее противиться ее обаянию. * Дорога до дома Сакуры оказалась короткой, несмотря на то, что разговор клеился с трудом, а такая смелая в начале бывшая ученица вдруг притихла, стоило им отойти от бара и остаться наедине. Отчасти Какаши догадывался в чем причина её стеснения и, возможно, даже ждал от девушки признания. С другой стороны, ему бы не хотелось поднимать сейчас эту тему. Не хотелось портить вечер. Однако Сакура похоже не разделяла его взглядов. Как только они подошли к дверям ее дома, девушка, заламывая пальцы и пряча взгляд, всё же решилась высказаться. — Какаши-сенсей… — неуверенно начала она, — мне нужно кое-что Вам сказать. Я пойму, если после этого Вы не захотите со мной разговаривать — я сама виновата… — Сакура, — мягко перебил её Какаши. — Посмотри на меня. — Стыдно, — она тихо шмыгнула носом, но глаз не подняла. — Зная тебя, я уверен — что бы ты ни сделала, это шло от сердца. Так что не плачь. — Не успев остановить себя, он осторожно протянул руку и подцепил пальцами подбородок девушки, заставляя посмотреть на себя. И тепло улыбнулся ей глазами. — Ну, разве на тебя можно злиться? Сакура судорожно набрала в легкие воздух и застыла. Она выглядела напуганной и удивленной одновременно. Он чувствовал насколько горячей была ее кожа под его пальцами. Слышал, как громко заходилось ее взволнованное сердце. Или же это было его собственное? Она снова находилась слишком близко, смотрела в глаза так откровенно и честно. Искушала. В дрожащем выдохе ее губы приоткрылись, и Какаши, поддавшись безумному порыву, сдернул свободной рукой маску и резко подался вперёд. Необдуманно. Дико. Невозможно. Когда его губы крепко прижались к ее губам, именно эти три слова разноцветным калейдоскопом пронеслись в голове у Какаши. Он явно не ведал, что творил. Но она не остановила его. И черт побери это было так приятно. Сладко. И нет сил прекратить это безумие. Отрезвление пришло так же внезапно. Когда Сакура, вдруг издав тихий стон, слегка наклонила голову в бок, желая ответить на поцелуй, лишь схватила губами воздух. Какаши отодвинулся. Она не успела открыть глаза, как услышала тихий хлопок. Бывший сенсей испарился. Сбежал. Оставив её в одиночестве и растрепанных чувствах, пунцовую на ступенях своего дома.