Сорок и один способ побороть отчаяние

Прохладное утро тридцать восьмого дня встретило Цунаде тишиной и остывшей постелью. Тонкие женские пальцы медленно очертили примятый след на соседней подушке, а потом яростно сжались, собирая ткань в кулак. Женщина повернулась на бок и поджала к груди колени, зажмуриваясь и едва удерживая в горле задушенный всхлип. Глаза жгли обида и горькие слезы. Ей бы хотелось проснуться позже, когда он вернётся и, тихо прокравшись по комнате, осторожно, чтобы не разбудить ее, заберется в постель, вновь согревая ее в жарких объятиях. Она бы не хотела разочароваться в нём теперь. Она бы не хотела, чтобы всё, что произошло между ними оказалось минутной слабостью. Разве она не заслуживала счастья? Хоть толику. Хотя бы так. Предательский стон отчаяния все же вырвался наружу, ломая пронзительную тишину комнаты, а потом затих в хриплом вдохе. Она не любила Ширануи. Но хотела бы. Цунаде Сенджу была сильной женщиной. Если дело не касалось мужчин. *** Следуя по знакомой дороге от кафе, где состоялась встреча с подругой, до резиденции, Сакура чувствовала себя странно. Она едва ли не впервые поймала себя на мысли о дежавю. Люди, снующие вокруг туда-сюда, зазывающие заглянуть на их товар лавочники, смех детей, даже непривычное для такой весны яркое солнце, мельком выглядывающее из-за белоснежных облаков — все казалось ей смутно знакомым. Как будто она уже видела это… Во сне. Но больше всего её смутил недавний разговор с Ино. Словно она уже слышала эти слова, видела эти горящие предвкушением интриги голубые глаза и игривую улыбку. Словно могла предугадать. Словно уже испытывала это смущение и волнение. Хотя для волнений у нее имелся один весомый повод. На протяжении всего утра — дома и в больнице, и позже днем, пока она сидела в кафе, болтая с Ино, Сакуру не покидало противное чувство, будто за ней кто-то следил. Она явственно чувствовала на себе чей-то внимательный взгляд, отчего по спине частенько бежал холодок, и хотелось подернуть плечами или просто выключить, к чертовой матери, натренированные инстинкты шиноби. Могло ли ей просто показаться? Или же бывший сенсей, узнав про книгу, приставил к ней одного из своих нинкенов? Это мог быть Паккун или Бисуке. При мысли о последнем, губы Сакуры скривились. Зная характер пса, можно представить в каких подробностях он изложит все Какаши. Какаши… В какой момент она начала называть его так? И мог ли инцидент в трактире так резко изменить ее отношение к нему? Она прекрасно помнила его новое для нее лицо — четкие линии скул, скрытых под недельной щетиной, прямой нос и маленькая родинка на подбородке, удивительным образом так идеально дополняющая привлекательность его лица. А еще… губы. Она не знала, как можно наиболее точно описать их одним словом. Но знала, что когда она думала о них, ее дыхание само собой учащалось, а сердце стучало, торопясь, где-то в горле, и дрожали руки. И всё это не должно было происходить с ней при мыслях о бывшем учителе. Но происходило, и Сакура снова чувствовала, как горят ее щеки, а губы растягиваются в глупой улыбке.  — Ты чего не ешь, — улыбнулась Ино, — влюбилась что ли?  — Нет, — наигранно возмутительно прыснула Сакура. — Думай, что говоришь, свинина! НЕТ! Нет-нет-нет! Сакура хотела было потрясти головой в надежде прогнать странные мысли, но не успела, ощутив резкий толчок в плечо. Устояв на ногах, Сакура повернулась к виновнику происшествия и уже приготовилась гневно рыкнуть, но как только она посмотрела на него, весь пыл и мысли о сенсее словно сдуло ветром. Худощавый пожилой мужчина отчаянно кланялся ей, бормоча между душащими его приступами кашля сбивчивые извинения. Щеки Сакуры вспыхнули багровым румянцем стыда.  — Черт возьми, — выдохнула она и кинулась к старику, приподнимая того за плечи. — Вы в порядке? Простите меня, я такая неуклюжая, совсем не смотрю куда иду.  — Нет. Это я виноват, — прохрипел он, выпрямляясь и тут же протягивая девушке жилистую худую руку. — Кадзуо.  — Сакура, — виновато улыбнулась она, пожимая его ладонь. — Еще раз простите меня. Так стыдно.  — Это я толкнул Вас. К сожалению, в моем возрасте тело порой двигается само по себе, — Кадзуо улыбнулся в ответ, обнажая свои редкие желтые зубы, а затем перевернул руку Сакуры вверх и, наклонившись, поцеловал. Если до этого момента Сакуре казалось, что покраснеть сильнее она вряд ли сможет, то теперь ее лицо алело ярче уходящего в закат солнца.  — Ох, — только и смогла произнести она.  — Позвольте мне еще раз принести Вам свои извинения, — он отпустил ее руку и внимательно посмотрел в глаза. — Если я виноват, то обязан извиниться должным образом. Иначе вина рано или поздно сожрёт меня изнутри, — его голос был глубоким и ровным, несмотря на возраст, и Сакура слушала мужчину, затаив дыхание. — Я предпочитаю жить по совести. А Вы?  — Д-да, — задумчиво выдавила девушка, принимая произнесенное стариком слово на свой счет. И вновь показалось, что их встреча произошла неслучайно. — Конечно.  — Тогда, всего доброго, — Кадзуо вновь отвесил ошарашенной Сакуре скромный поклон и, развернувшись, удивительно быстро растворился в толпе прохожих. Несмотря на порядком неприятное столкновение и не менее странную беседу, Сакура чувствовала поразительную легкость. Словно удивительный дед каким-то непостижимым образом расставил все в ее душе на свои места. Прижав ладони к щекам, Сакура поняла, что ее кожа вновь горит румянцем. И улыбнулась, понимая, что теперь совсем по другим причинам. *** Паккун появился в квартире Какаши весьма незаметно. Привычный хлопок утонул в волне монотонного бубнежа Ширануи Генмы, вот уже который час неустанно накидывавшего другу варианты, каким образом можно подкатить к хорошенькой и, что немаловажно, молоденькой бывшей ученице. И несмотря на то, что сам такового опыта — по завоеванию бывших подопечных — он не имел, советов по части женщин у него было предостаточно. По крайней мере, намного больше, чем мог представить себе Какаши. Мужчина сидел рядом с полуразвалившемся на диване Генмой, надеясь, что болтливый товарищ не начнет пересказывать свои похождения во всех подробностях.  — Какаши, — буркнул Паккун, подходя ближе. — Готов предоставить отчет по Харуно Сакуре.  — Спасибо, но не утруждайся, — глухо отозвался Какаши. — Все разрешилось само собой. Можешь быть свободен. Генма встрепенулся. Мопс сухо кивнул и откланялся.  — Неужели? — удивился он. — Как давно? Но никто ему не ответил. Казалось, Какаши не слышал его ехидных замечаний. Он словно находился вовсе не здесь, в комнате, пропитанной затхлым одиночеством, а где-то далеко в собственных мыслях. Но время шло, а маленькие цифры на запястье неуклонно спешили, меняя форму. А Генма не хотел умирать. Да и шутки у него закончились. Поэтому, выпрямившись на диване, он серьезно посмотрел на Какаши и вытащил изо рта сенбон.  — Как давно ты решил сдаться? — его взгляд был жестким, как и его голос.  — Разве? — устало выдохнул Какаши, обращая наконец на товарища свой взгляд. Они отлично понимали друг друга и без слов, и в его тоне не было желания поддерживать диалог, но все же Генма был ему… другом.  — Значит, у тебя есть какой-то план. Поделишься? — русая бровь изогнулась изящной дугой.  — Нет.  — Планируешь действовать в одиночку?  — Нет, — Какаши отвернулся. — Никакого плана нет. Я не собираюсь… — дальнейшие слова тугим комком застряли в его горле. Он не мог произнести их вслух. Казалось, так он еще больше исковеркает их и без того сложные отношения. Генма вновь откинулся на спинку дивана, возвращая длинную металлическую иглу на привычное место. Намиаши в его голове все это время сдержанно молчал, впервые за долгое время оставляя друга в одиночестве.  — Я надеюсь ты знаешь, что делаешь, — процедил сквозь зубы Генма, чувствуя, как его охватывает злость. Ему хотелось надрать Хатаке задницу, поэтому он убрал руки в карманы в попытке не поддаться соблазну. И с каждой следующей секундой это давалось мужчине все тяжелее, так как Какаши молчал и пялился в стену напротив. И потому, сжимая в карманах кулаки и скрипя зубами, Генма попробовал начать с начала:  — Что мы будем делать? Какой у тебя план?  — У меня его нет, — спокойно повторил Какаши и закрыл глаза. — Я не хочу усложнять ей жизнь.  — Какаши…  — Но усложню, — он потер рукой глаза, а затем стянул маску. — Черт возьми, я чувствую себя извращенцем, — хрипло пробормотал он. Генма понимающе ухмыльнулся.  — Знал бы ты, каким извращенцем чувствовал себя я последний месяц. Мы с тобой стоим друг друга, — горько рассмеялся Ширануи. — Зачем я вообще с тобой связался?  — Как Райдо? — тихо спросил Какаши, понимая, что последний вопрос был риторическим и, повернувшись к Генме, заглянул в глаза. Ранее они никогда не говорили на эту тему — уж слишком хорошо Хатаке знал, как остро режет слух и сердце имя мертвого лучшего друга. Но теперь…  — Все такой же, — честно ответил Генма и рассмеялся уже намного счастливее. — Чересчур болтливый. Раздражает.  — Кого-то это мне напоминает, — впервые за ночь и утро на лице Какаши появилась слабая улыбка. И чуть ли не впервые за последние полтора года он взглянул на Ширануи по-другому. Без прежней снисходительности. Он знал, что не один он носит маску, и что шутливая манера общения Генмы вовсе не была чертой его характера.  — Точно, — кивнул тот, перекатывая во рту сенбон языком. Какаши судорожно вздохнул и немного неуверенно выдавил:  — Я не боюсь, что она отвергнет меня, — сказав это, он нахмурился. Витавшие в его голове мысли пришли наконец к порядку, и теперь осталось правильно перевести их в слова. — Но я не уверен, что ей нужен кто-то вроде меня. Мне не пятнадцать, и я уже не могу позволить себе быть эгоистом. Генма удивленно поднял брови, поражаясь резкой смене темы и внезапной откровенности.  — Ты себя недооцениваешь, — хмыкнул он, поправляя съехавшую на глаза бандану. — По крайней мере, в ее глазах я видел нечто другое, нежели жалость, — взгляд Генмы метнулся к часам на стене, и тихо чертыхнувшись, Ширануи подскочил с дивана. — Мне пора. Бросив на друга понимающий взгляд, Какаши кивнул. Им обоим сегодня предстоял непростой разговор.  — Удачи, Хатаке, — донеслось с порога, а затем раздался хлопок входной двери. Какаши лишь улыбнулся и понадеялся, что все же увидит еще этого придурка живым. *** Мужчина посмотрел на чернеющее небо, а затем вновь обвел взглядом пустое поле тренировочного полигона и багряный в лучах заходящего солнца лес. Еще никогда на его памяти это место не вызывало в нем столько эмоций. Присущие его характеру спокойствие и рассудительность треснули, рассыпавшись на куски под грузом лежащей на его плечах ответственности за чужую жизнь. В его голове подобно заезженной пластинке снова и снова прокручивались последние слова старика. Разберись в своих голове и сердце. И, казалось бы, уже разобрался. Только вот чувство, будто бы он жертвует одной жизнью взамен трех других не давало покоя. Это было подло вот так поступать с Сакурой. Если все сработает, следующий день начнется для них обоих совсем по-другому. Он уже не будет для нее старым бывшим учителем и другом. У их отношений останется лишь два пути. И третьего не дано. Они не смогут сделать вид, что ничего не произошло — либо он станет для нее кем-то более значимым, либо…. Какаши снял жилет и хитайате, бросив их на траву. Потянувшись и размяв плечи, он приступил к тренировке — стандартный набор упражнений, здорово прочищающий мозги. Порядка двух сотен отжиманий, и джонин почувствовал, как стянуло приятной болью мышцы. Еще сотня, и руки перестали дрожать в томительном ожидании. Затем тайдзюцу, но не с пустотой, не с воздухом, а с собственными демонами, сжирающими его изнутри. Сражая невидимых, но реальных противников, он словно каждым своим отчаянным ударом пытался разбить огромную каменную стену, что сам когда-то возвел в попытке отгородиться от невообразимо прозорливых и прекрасных малахитовых глаз бывшей ученицы. Словно давал им надежду на будущее. Надежду их отношениям. Когда он, уставший, упал на колени, опершись ладонями о чуть сырую, холодную землю, на опушке леса едва слышно треснула ветка. Какаши молниеносно поднял голову, впиваясь взглядом в аспидную лесную чащу. Он сделал несколько глубоких и плавных вдохов и выдохов, приводя в норму сердечный ритм и дыхание, и медленно поднялся. Он ждал ее. Он знал, что, если не нарушать ход определенных событий, если намеренно не искать с Сакурой встречи, если не явиться в кабинет Пятой, она придет сюда — на тренировочный полигон. Где нет лишних глаз и любопытного Ширануи. Где они смогут спокойно поговорить. Где он извинится перед ней за прошлое и навсегда изменит их будущее. Если Кадзуо был прав, то Какаши стоило лишь отпустить себя и действовать по воле сердца. Только вот сердце мужчины уже давно было в неволе. * Еще одна ветка лопнула под давлением, разрезая наступающую глухую ночь пронзительным треском, и с раскатистым шорохом несколько напуганных птиц взметнулось в небо. Затем послышалось тихое бормотание, хруст, а следом отборный мат и гневное «черт возьми». Уголки губ Какаши слегка приподнялись под маской. Вот это была настоящая Сакура — честная, эмоциональная и… На языке вертелось слово «любимая», но мужчина пока не готов был сказать его вслух даже в собственных мыслях. Его чувство к бывшей ученице было невообразимо многогранным: восхищение, нежность, что щемила сердце, лишь при одном взгляде на девушку, желание защитить, уберечь, позаботиться. И страсть, связывающая его по рукам и ногам, хранимая где-то глубоко внутри за семью печатями недозволенности. И если все это вместе называлось «любовью», значит он любил Сакуру. Он любил Сакуру. Это так странно звучало в его голове, и при этом так легко отзывалось в сердце. Стоило Какаши сделать один короткий шаг вперед, как бывшая ученица буквально вывалилась из леса, но зацепившись рукавом вязанной кофты за корявую ветку, пошатнулась и, тихо ойкнув, повалилась наземь. Её руки при этом комично взмахнули в воздухе в попытке удержать шаткое равновесие, а из пальцев выпорхнула маленькая серая бутылочка, отлетая в ближайший кустарник. И пусть со стороны это могло показаться забавным, хныкающая на траве девушка явно считала по-другому.  — Черт возьми-и-и-и, — донесся до Какаши приглушенный гневный вопль, и мужчина, чуть покачав головой, сорвался с места. Когда он подошел ближе, Сакура уже перевернулась и, горестно вздохнув, села. Девушка подтянула колени к груди, уткнулась в них лбом и запричитала. Он знал в каком она была состоянии, и это было ему отчасти на руку — в груди тлела слабая надежда, что завтра она ничего не вспомнит. Если конечно их план сработает, и с рассветом начнется новый день.  — Сакура, — осторожно окликнул ее Какаши, и когда она подняла на него полные не пролившейся обиды глаза, мягко добавил: — Все в порядке?  — Просто отлично, — зло выплюнула она в колени, а потом резко вскинула голову, испуганно выискивая глазами источник звука. Найдя — оторопела. — Сен-сенсей… Что вы тут делаете? Какаши улыбнулся, подумав, что, если Сакура огрызается, значит не все так плохо.  — Значит помощь тебе не нужна? — усмехнулся он, намеренно игнорируя ее вопрос. Его удивило насколько бывшая ученица была разной. В их прошлую встречу на полигоне, она вела себя чуть иначе. Как, в принципе, и он сам. — Позволишь? Сакура неуверенно кивнула, и Какаши присел рядом с ней на траву, вытягивая ноги перед собой. Это было похоже на дежавю. Сейчас он чувствовал то же сомнение, что и в прошлый раз, и глядящие в упор полные слез глаза все так же не придавали ему уверенности.  — Вы следили за мной? — внезапно спросила Сакура, а затем словно испугавшись пришедшей на ум догадке, судорожно втянула воздух. — Вы… Вы все знаете, да? Про книгу? — и вновь спрятав лицо в колени, разрыдалась. — П-простите меня, сенсе-е-е-ей. Мы просто т-только хоте-е-ели Вам помочь. Это б-было глуп-п-пой затеей.  — Ну-ну, прекращай… — Какаши все же предпринял попытку успокоить куноичи и, протянув к девушке руку, как можно мягче дотронулся ладонью до её макушки. Длинные пальцы зарылись в мягкие волосы, чуть поглаживая кожу головы. Девушка всхлипнула ещё пару раз и замолкла, задышала ровнее. — Тебе не за что извиняться, Сакура. — Правда? — донёсся до джонина приглушённый коленями лепет. Она подняла на мужчину удивленный взгляд. — И совсем не сердитесь? За книгу, за то, что упрекнула Вас тогда за Обито… — Сакура смущенно закусила губу, — За идиота?  — Нет, — уверил ее Какаши.  — Хорошо. Сакура удовлетворенно вздохнула и придвинулась ближе. А когда Какаши переместил руку с розовой макушки на землю и немного откинулся назад, она не робея прижалась к его теплому боку, пристраивая голову на мужском плече. Даже сейчас, в форменной кофте, он чувствовал, как горячо было ее дыхание.  — Наруто скоро женится, знаете? — медленно прошептала она и, пьяно хихикнув, добавила: — Он хотел позвать вас на вечеринку, в честь помолвки, но не смог найти. Цунаде-шишо сказала, вы все равно не придете.  — Правда? — ответил Какаши, рассматривая усыпанное звездами небо и наслаждаясь моментом непозволительной близости. Сакура продолжала что-то неразборчиво бормотать, сетуя на безумную занятость в больнице, глупых куриц в коллективе, похудевшего на предсвадебном стрессе Наруто и многом другом. Ее пьяный шепот действовал на мужчину странным образом, расслабляя и волнуя одновременно. Он не особо прислушивался к тому, что она говорила, медленно плавясь от робких касаний ее пальцев, выводящих круги на его груди. Даже через плотную ткань эта нечаянная ласка ощущалась достаточно ярко, чтобы Какаши почувствовал, как закипает кровь и мутнеет сознание. Вдруг бывшая ученица приподняла голову и посмотрела мужчине в глаза.  — Какаши-сенсей, — ее подернутый поволокой взгляд стал блуждать по его лицу, тягуче и с особой тщательностью, пока не остановился на покрытых маской губах. — Снимите маску. У Какаши перехватило дыхание. Ее просьба была несмелой, а голос немного дрожал, и это никак не сочеталось с горящей в ее глазах решительностью. Так и не дождавшись от застывшего в хорошо скрываемом удивлении бывшего учителя никакого ответа, Сакура медленно протянула к его лицу руку и, подцепив пальцем ткань, замерла, словно давая мужчине время опомниться и остановить ее. Но он не пошевелился, не сказал ни полслова, лишь серая радужка его глаз стала заметно темнее, а взгляд пронзительней. И хоть внешне Какаши выглядел невозмутимым, излучая ледяное спокойствие, то внутри — горел в отчаянной попытке сохранить самообладание. Пьяная Сакура — опасная Сакура. Он понял это еще в прошлый раз, но сейчас всё было иначе. Он уже знал, как это — касаться ее губ. Помнил ее робкий ответ и дрожь девичьих пальцев, крепко сжимавших воротник его жилета. Сейчас эти пальцы достаточно смело стягивали с его лица маску. И ему все сложнее было держать себя в руках. Особенно, когда ткань спустилась под подбородок.  — Сакура, — все же хрипло выдохнул Какаши, не зная, собирается ли остановить её… или себя.  — После того инцидента в баре, когда… — ее речь была тягучей и ленивой, а взгляд прикован к его губам, — я никак не могу выкинуть Вас из головы, — она облизнула губы и наклонилась ближе. — Вы когда-нибудь влюблялись, сенсей?  — Да, — сдавленно ответил Какаши, чувствуя, как крепленые вздохи девушки оседают на его языке знакомым вкусом и пьянят разум.  — Тогда Вы меня поймете, — едва слышно прошептала она, закрыла глаза и, сократив разделяющее их расстояние, решительно прижалась к его губам своими. И Какаши сдался. Отпустил себя на волю своего сердца и желаний, целуя в ответ отчаянно, зарываясь рукой в короткие спутанные розовые волосы, прижимая ближе. И словно следуя немому велению, их рты одновременно приоткрылись, и поцелуй стал глубже, прикосновения смелее. Это было похоже на безумие. Он чувствовал ее руки везде: она то обнимала его за шею, вороша на затылке волосы, то цеплялась пальцами за плечи, а затем вела ладони ниже, робко лаская жилистую грудь и торс мужчины. Он упустил тот момент, когда она забралась на него верхом. Лишь ощутив, как девичьи колени сильнее сжали его бедра, а сама Сакура неосознанно прильнула крепче, вылепляясь по нему всем телом, он замер. И отстранился. Это было неправильно. Так было неправильно. Сакура открыла затуманенные страстью глаза, смотря на мужчину с непониманием и некой обидой. Спустя секунду ее взгляд прояснился, но она не зарделась в запоздалом смущении, только понимающе кивнула.  — Почему? — одними губами спросила она, чуть наклонив голову набок.  — Сейчас не время, — мягко ответил Какаши и, подняв к ее лицу руку, нежно коснулся пальцами щеки, а затем, не прерывая движения, заправил несколько розовых прядей за ухо. Поняв, что бывший сенсей не собирается от нее сбегать, Сакура улыбнулась. *** Дверь кабинета Хокаге со скрипом приоткрылась, и в образовавшуюся щель протиснулась явно мужская ладонь.  — Я пришел с миром, Хокаге-сама, — донеслось из коридора, а затем дверь приоткрылась шире, и в комнату вошел Ширануи. На свое счастье мужчина не успел закрыть за собой дубовое полотно, так как в следующую секунду ему пришлось использовать его в качестве щита. Лишь отменная реакция помогла джонину избежать открытой черепной травмы — увесистая деревянная печать с приличных размеров мраморным наконечником вне всяких сомнений пробила бы ему череп.  — Блять, — выдохнул Генма, когда огромная дверь содрогнулась, затрещав от тяжелой атаки. — Нам надо поговорить, — крикнул он, а затем уже тише добавил: — Но если ты настаиваешь, мы можем сделать это и так. Он намеренно пренебрег субординацией, обратившись к женщине на «ты», зная, что Пятая не захочет, чтобы об их непростых отношениях кто-либо узнал. Был уже вечер, но резиденция не пустовала. Когда спустя несколько секунд дверь распахнулась, мужчину буквально за шкирку втащили в кабинет.  — Что тебе нужно? — холодно спросила Цунаде и толкнула дверное полотно рукой, отчего то, поддавшись, с грохотом захлопнулось, отрезая их двоих от целого мира.  — Я же сказал — поговорить, — Генма не спеша поднялся, оказываясь с женщиной лицом к лицу. Он видел, как она отчаянно старалась держать марку, смотря в его глаза практически равнодушно. Но знал, мог представить, насколько сильно злилась на него сейчас, и как неимоверно больно было ей проснуться в одиночестве утром, едва поддавшись на его красочные уговоры. И теперь он обязан был объясниться. — Я был с Какаши.  — Это не мое дело, — холодно отрезала Цунаде и, демонстративно отвернувшись, отошла к столу, всем своим видом показывая, что разговаривать она не желает. Генма устало вздохнул. Он знал, что будет непросто.  — Я рассказал ему все, и мы сходили к старику, — он на мгновение замолк, нахмурившись, а потом продолжил: — Я это делал в первую очередь ради… нас. Его голос был чуть хриплым, словно каждое слово давалось мужчине с трудом. На самом деле Генма просто не мог подобрать правильные слова. Ему хотелось рассказать Цунаде о тех самых пресловутых бабочках, что взрываются в бешеном ритме в его животе, когда она улыбается. Что вот уже месяц как проводить ночи без сна, но с мыслями о ней стало для него нормой. Что его сердце грозится разорваться каждый раз, когда их взгляды встречаются. Он знал, как называется это чувство. Он боялся произнести его вслух. Ведь после этого всё изменится.  — Нет никаких нас! — взорвалась криком Пятая, хлопнув ладонью по столу, отчего тот заскрипел, затрясся, а потом с глухим хрустом накренился. — Нет и не будет! Генма сделал небольшой шаг вперед, а за ним еще один, такой же медленный и тихий. Когда он подошел к Цунаде, то заметил, как женщину била мелкая дрожь.  — Не стоит бросаться словами, Цунаде, — негромко начал он. — Я уже не мальчик. Если ты меня отвергнешь сейчас, я больше не подойду, — его тон был лишен привычной иронии, он говорил абсолютно серьезно. И если бы женщина повернулась — смогла бы прочесть все в его глазах. И даже немного больше.  — Уходи, Ширануи, — донесся до мужчины едва слышный шепот. Он хотел дотронуться до нее, но не стал. Возможно, ему стоило сказать ей, как легко она могла разбить ему сердце. Возможно, он знал, что она снова врала. Однако… Генма сделал шаг назад и поклонился.  — Как скажете, Хокаге-сама, — слова звучали в тишине комнаты словно лай, горло сковали тисками боль и ядовитая обида — она даже не попыталась. Ширануи развернулся и, чеканя шаг, вышел за дверь. Цунаде медленно подошла к окну. Прислонившись лбом к холодному стеклу, она смотрела как в свете уличных фонарей мелькают прохожие и пустеет площадь. Женщина зажмурилась, и с ее губ сорвался дрожащий вздох. Хокаге не должна глотать слезы. А соленые теплые капли все падали, разбиваясь горьким фейерверком о деревянный подоконник. Цунаде Сенджу ничего не могла с собой поделать. *** — Какаши-сенсей, — невнятно пробормотала Сакура, когда они достигли крыльца ее многоквартирного дома. Мужчина посмотрел на дремлющую на руках девушку, и на его губах появилась мягкая улыбка. Кто мог знать, что их судьба повернется таким образом. Уж он-то точно не знал. Отчасти ему всегда было проще наблюдать за бывшей ученицей со стороны, исподтишка, но ни в коем случае не прикасаться. Что может дать пугало цветущей вишне? Сакура вздрогнула и медленно приоткрыла глаза. — Ключи в заднем кармане, — спустя мгновение прошептала она, зарываясь носом в джонинский жилет и вновь засыпая. Брови Какаши комично приподнялись. Он был удивлен. Она доверяла ему, и это грело душу. Она доверяла ему даже больше, чем он сам. Придерживая девушку одной рукой, он, изловчившись, выудил из кармана брюк небольшую связку и, подцепив дверь ногой, зашел в подъезд. — Останетесь? — тихо спросила Сакура, когда уложив девушку на диван в затемненной гостиной, мужчина начал снимать с нее обувь. — Нет, — помедлив, ответил он. — Но, — встрепенулась она, садясь. И охнув, тут же рухнула обратно на подушки, зажмуриваясь и хватаясь руками за голову. Сказался выпитый ранее алкоголь. — Спи, — улыбнулся Какаши, — мы успеем обсудить все завтра, — затем он наклонился к девушке и, стянув маску, мягко поцеловал ее в лоб, едва ощутимо касаясь губами блеклой в темноте метки Бьякуго и срывая с губ Сакуры волнительный вздох. Выходя за дверь, он чувствовал на себе ее взгляд. Такой теплый и удивленный. Сегодня они узнали друг друга заново. Теперь осталось научиться с этим жить. По новой. Не одному.