Ни слова о любви

Вечер наступил незаметно. Арвис устраивал неприятности людям, Сартана была достаточно самостоятельна, чтобы не нуждаться в отцовском присмотре, а все дела завершились. Кроме одного… Ирмелина в комнате не было. Однако зарычать Лараэн не успел, стражник сообщил ему, что больного отвели в купальни, на чем настаивал лекарь. – Чем-то ему не нравится рана. Раздражение как рукой сняло. На смену пришло легкое беспокойство. Не заражение? Эту заразу до сих пор лечили плохо, а уж у светлого… По мраморному полу купален каблуки стучали, как копыта по мостовой. Дополнительную стражу, стоявшую у входа, Лараэн отпустил раздраженным жестом. Какой прок от стражи, во-первых, раненому, во-вторых, тому, кто ее уже единожды обвел вокруг пальца и обведет еще раз? Лекарь смирно сидел у входа, при виде Повелителя поднялся. – Он там, внутри, отмывает рану от зелий. И пытается не запутаться в волосах. – Заживление идет нормально? Нужны дополнительные компоненты? Помощь? – Заживление идет хорошо, просто с зельями перестарались, пришлось смывать лишнее. Вы… Хотите пройти? Лараэн кивнул. Что ж, перелечить лучше, чем не долечить. По крайней мере, не смертельно. Обувь и одежды он снял на месте, в проходной комнате, не смущаясь лекаря. Тот, в свою очередь, стойко смотрел куда-то в сторону, не моргая. Счел себя недостойным разглядывать Повелителя. Правильно, в общем-то, сделал. Дворцовые купальни были местом если не величественным, то, по крайней мере, приятным глазу. Подобие широкой темной пещеры с низким потолком и стенами, усыпанными множеством свечей. Большое углубление в полу наполнено водой, выплескивающейся за края и заливающей пол. Эта часть дворца врезалась в скалы, из которых бил естественный пресный источник. Ирмелин, из-за освещения похожий на живой клубок тончайших рыжеватых ниток, стоял спиной ко входу, по пояс в воде. Стоило Лараэну войти, как светлый эльф сразу же обернулся. – Что такое? – сухо поинтересовался он. – С делами на сегодня покончено. Решил присоединиться. Хочешь знать, что творится во внешнем мире? – Лараэн мягко, как змея, соскользнул с борта в воду, оказываясь рядом и протягивая руки к тяжелой мокрой гриве таких прекрасных волос. – Конечно, – Ирмелин слегка расслабился, узнав его. – И что же творится? – Беспорядки на границах. Якобы обычные нарушители, но, видимо, что-то серьезное, раз слухи долетают даже до нас. Первый шаг навстречу нашему обещанию, – Лараэн был полон одержимости, а теплая вода и мерное покачивание сотен огоньков на фитилях расслабляли и отпускали разум в свободное плавание. Руки беззастенчиво зарывались в светло-каштановые космы, собирая их в тяжелый мокрый хвост. – Все же косы идут тебе больше. Что с раной? Отмыл? – Да, практически полностью. Беспорядки… Надеюсь, все будет в порядке, войну лес не выдержит. Ирмелин, вероятно из-за теплой воды, тоже был непривычно умиротворен, не смотрел с презрением и не отворачивался с высокомерным фырканьем. Лараэн замешкался, прежде чем отвечать. «Он не понимает?» Все было затеяно ради войны. Говорить сейчас обратное было бы все равно, что потрепать по макушке неразумного ребенка и оставить без ответа. Все равно, мол, не поймет. Молчание затянулось. Чтобы не вызывать подозрений, Лараэн повернул его к себе боком. – Дай посмотреть. Но Ирмелин все равно заметил. – Не пытайся меня обманывать, темный эльф, я плохо вижу, но отлично соображаю, – Лараэна толкнули в грудь, затем прижали к борту теплого бассейна. – Что происходит? Что вы с моим сыном задумали? – А ведь все так хорошо начиналось. Он вздохнул. В ответ на резкое движение хотелось сделать десять, и кровь так медленно, но верно закипала. – Никакого обмана, мой милый Ирмелин. Все то же, что я уже говорил тебе. Будет война, и тебя продали за помощь в этой войне. Не хотелось расстраивать тебя лишний раз, но ты почему-то совсем не ценишь мои усилия. – Значит, вы договорились устроить резню… Вода вокруг Лараэна стала ощутимо нагреваться. – Хочешь, чтобы я отказался от своих слов? – Кажется, уже слишком поздно, не так ли? Войну вы уже начали... Все вокруг заволакивал пар, вода становилась нестерпимо-обжигающей. Лараэн выдавил из себя какую-то кривую улыбку, и горячую воду снесло холодным течением. Во все стороны полетели брызги, пена, на несколько секунд стало даже тьмы не видно, а в следующий миг Ирмелин подскользнулся и оказался перегнут через борт восседающим на нем Повелителем. Тот щелкнул зубами возле уха. – Хочешь, расскажу тебе, что получилось бы, если бы я отказался? Твой сын прекрасно мне все расписал, даже придумывать ничего не придется. Он, знаешь ли, оказался неприлично убедительным, этот юноша. Так что же… Начнем с того, что ты бы умер. В тот же самый день принял бы вино из его рук и уснул бы, но уже навсегда. Но ты, наверное, думаешь, смерть одного ничего не значит против смерти тысяч душ на войне? Что-то такое вы, светлые, в последнее время несете в массы? Только дальше было бы только хуже. Война началась бы позже, сначала Владыке пришлось бы поднапрячься, готовя оружие, достойное встречи с человеческим прогрессом и плодовитостью. Возможно, пара лет отсрочки, не больше. Затем вновь стычка. Небольшая, для разогрева. Блистательная победа светлых. Отличное начало. «Слушайте все, мы больше никогда не будем терпеть унижения со стороны людей, низших существ, вставших на нашем пути!» Толпа заорет. Толпа, которая больше века мирится с расой, которую считает хуже себя, понесется вперед. На этом моменте Владыка ожидает блистательной победы. Но ее не будет. Увлекшись самолюбованием и презрением к людям, вы забыли изучить их. Они будут готовы к войне. Не победит никто. Эльфов не хватит, умирать будут тысячи за тысячами. А мы будем стоять в стороне и ждать исхода. Нравится тебе такое будущее, мое сокровище? Я – гарантия победы в войне, которой не избежать. Гарантия меньших потерь. Но если ты не хочешь, ради тебя я могу отказаться от этой роли. Ты уже здесь, я свое получил. Аррейн не посмеет сражаться на два фронта, а если посмеет, умрет во много раз быстрее. Я спрашиваю тебя еще раз: хочешь ли ты, чтобы я отказался от своих слов? – Нет, не хочу. Мне нужно, чтобы ты спас мой народ, остальное меня не волнует, – Ирмелин попытался его оттолкнуть. Попытка не удалась, и Лараэн надавил на затылок, вжимая голову в мокрый пол. Пальцы запутались в волосах. Дикое предвкушение металось то внизу живота, то где-то в горле, предлагая сорваться и ударить несколько раз. А потом еще, и еще немножко. А потом вылечить, обнять, привязать к себе и… – Я не спаситель и не рыцарь с благородным сердцем. И мне, поверь, не нравится, когда из меня пытаются сварить суп, – он справился с дрожью в пальцах, выпутался из волос и слез с пленника. Впрочем, тут же перехватил его за руку и все-таки осмотрел рану. Процесс заживления был налицо. Славно. Очень славно. – Умрет меньше, чем могло бы, довольствуйся этим. – Придется, – прошипел Ирмелин, выпрямляясь. – Как и тебе в этом случае, Лараэн… От меня ты получишь меньше, чем рассчитываешь. И не так легко, как мог бы. Я тоже умею ставить условия, знаешь ли. Лараэн только что наизнанку не вывернулся от разрывающих его желаний. Наконец, соскользнул обратно в бассейн и лег на воду, позволяя едва заметному течению миллиметр за миллиметром относить тело дальше от бортов. В уши залилась вода, и все звуки сделались в несколько раз тише, а собственное дыхание – громче. – Отвратительно, – прокомментировал он слова Ирмелина, – ставить условия на основе невозможного. Я не буду этим заниматься, но, если хочешь, можешь сесть и написать план по спасению мира. Если твоя альтруистичная душонка, конечно, в силах учесть уже завязавшийся конфликт, мои интересы и интересы моей страны. – Все возможно, Лараэн. Планы писать придется тебе, если ты хочешь заполучить себе свое сокровище в полном объеме. Можешь начать с убийства короля людей, дальше они сами себя чем-нибудь займут. Потом можешь прикончить нынешнего Владыку и забрать лес себе, это займет уже тебя. – Ты ужасен, – он поморщился и резко сгруппировался, уходя с головой под воду. Через минуту на поверхность стали подниматься большие пузыри и Лараэн вынырнул, судорожно хватая ртом воздух. На лице у него был написан экстаз. Ирмелин все еще оставался «на берегу». Пришлось подплыть, чтобы заглянуть ему в глаза. Прекрасные золотые глаза. Жестокие золотые глаза. Это, наверное, у них с сыном фамильное – пытаться изменить мир так, как считают истинно правильным именно они, причем любыми способами. И ведь все так хорошо начиналось… Возможно, стоило держать его в неведении как можно дольше. Получилась бы бомба замедленного действия. – Хорошо. Но мне нужен задаток, чтобы начать работать. Раз уж мы с тобой решили играть в эту игру. Ирмелин согласно кивнул. – Ты можешь забрать мои косы. Это хороший задаток? – он хищно сощурился. – Или ты хочешь получить что-нибудь еще? – Я многого хочу. Что еще ты можешь мне предложить? Ирмелин слегка подался вперед, внимательно рассматривая темного эльфа. – Что могу… Он соскользнул в воду, прижимаясь к Лараэну всем телом. Поцелуй, последовавший за этим, сопровождался объятиями. И вонзенными в спину ногтями, медленно и сладострастно продирающими кожу от лопаток все ниже. Казалось, что с треском и пламенем из спины вырываются наконец-то освобожденные крылья. В голове взорвалась очередь фейерверков. Лараэн ответил достойно: застонал и прокусил губу, ловя языком крупные капли так тщательно, как грешник ищет божественное прощение в движении каждой травинки. А потом Ирмелин отстранился, оставляя Лараэну привкус своей крови, кружащий голову как глоток ледяной воды из ручья, саднящую спину и чувство полнейшей неудовлетворенности. – Задаток, темный эльф. Доволен? Лараэн облизнулся. – Ненавижу тебя, – пляшущие бесы в его глазах говорили совершенно об обратном. Он оперся будто распоротой спиной о стенку бассейна, одной рукой ухватился за борт, а другой принялся самоудовлетворяться. Стояло колом. – Это взаимно, – усмехнулся Ирмелин, аккуратно размазывая кончиком пальца кровь по губам как помаду. Зрелище было то еще. Хотелось изогнуться навстречу (в идеале, конечно, и вовсе наброситься и изнасиловать), и каждое неосторожное движение драло спину, как хлыстом. Проклятье. В ту же секунду пришла неожиданная мысль, и дыхание стало громче и чаще, чтобы не оставлять никаких сомнений. Сначала казалось, что Ирмелин сбежит, предоставив ему справляться со своими проблемами в одиночестве. Но тот остался и даже дразнился, делая задаток более сладким. Вода была прозрачной, но темной: может быть, он просто не видел? Или Лараэн недооценил свой трофей? – О… Так мои усилия возымели эффект? Он просто ничего не видел… Полутемная купальня, темная вода. Лараэн для него, наверное, был просто размытым пятном на общем фоне. – Можешь… собой гордиться… – он зажмурился, смакуя металлический привкус, и кончил. Несколько долгих секунд взгляд был направлен в никуда, а тело не затянуло под воду только потому, что вторая рука все еще лежала на борту. Когда он открыл глаза, Ирмелин сидел на скамье, прикрывшись распущенными волосами. И усмехался. Размазанная кровь улыбке придавала какой-то жутковатый вид. Пришлось подойти и присесть, чтобы взглянуть в лицо. Движения были неторопливыми, Лараэн наконец-то чувствовал себя полностью расслабленным. – Тебя это смешит? – Нет, просто мне впервые так спокойно с момента, как я здесь очутился. – Удивительно. Мне тоже. Пойдем, продолжим разговор в твоей комнате? Я обещал прояснить по поводу твоих передвижений. Ирмелин отошел к воде, умылся, затем принялся переплетать волосы, чтобы они не стесняли движений. – Идем... – Сплети в одну, – мягко шепнул Лараэн и пошел вперед. В проходной комнате никого не оказалось, похоже, лекарь заскучал и решил прогуляться. Впрочем, когда они оделись, выяснилось, что это не совсем так: тот стоял у входа и о чем-то оживленно трепался со стражником, патрулировавшим коридоры. Заметив Повелителя, они замолчали, причем вытаращились на Ирмелина так, словно он погибнуть должен был в этих купальнях, так долго общаясь с безумным королем. Лекарь сопроводил их до комнаты, осмотрел рану еще раз, что-то пояснил про зелья и отсутствие перевязки, был положительно ошарашен запросом Повелителя на «какую-нибудь заживляющую мазь», но пообещал занести в личные покои и был таков. Воцарилась тишина. Лараэн покружил, несколько раз пройдясь мимо окна, и сел. – Что ж, стоит начать с того, что комната действительно теперь твоя. – Благодарю, – Ирмелин опустился на край кровати, просушивая косу магией. – А что насчет свободы передвижения? – Пока так. Я не хочу афишировать то, что ты жив и, тем более, что находишься здесь. Но дворец большой, в нем всегда много посетителей и повсюду глаза. Мои глаза. Если будешь передвигаться с сопровождением и не будешь покидать верхние этажи, то не доставишь неприятностей ни себе, ни мне. Верхними считаются все, что находятся над землей. Отсюда есть доступ в тренировочный зал, библиотеку и сад. Еду из кухни будут приносить, как раньше, по поводу блюд можешь распоряжаться, как хочешь, но будь готов, что у нас не может быть всего, что было у тебя на родине. Сад разбит на секции, некоторые из них днем бывают оживленными, туда лучше не ходить. В библиотеке орудует, как ни странно, библиотекарь. Она страшная женщина, и ее действительно стоит слушаться. Она же может подсказать тебе что-то по нашей культуре. Ты хоть и был Владыкой, но явно таких книг в глаза не видел – впрочем, как и я ваших. Также я бы очень хотел, чтобы ты консультировался с лекарем по поводу физических упражнений, и не использовал магию во дворце. Безумные розы… еще ладно, но листья в лоб и кипящая вода меня не устраивают. Если очень хочется мне врезать, делай это руками. – Мне хочется тебя привязать вон к той решетке плющом, – серьезно сказал Ирмелин. – Или своими косами. Распять по кровати, чтобы ты даже шевельнуться не мог… И прорастить сквозь твое тело багряные розы, смотреть, как шипы взрежут твое тело. Но ты мне нужен живым, так что увы. – Я был бы не против, если бы ты сделал это нежно и аккуратно и в конце все закончилось сексом… Кхм. Любопытства ради. Тебя задело что-то из сказанного или это твое перманентное желание? – В моей родословной отметились драконы. Это объясняло многое. Вспыльчивые, жестокие, равнодушные к чужим чувствам, расчетливые и холодные чешуйчатые твари давно покинули этот мир, но временами их кровь проявлялась в потомках, и тогда светлый прекрасный эльф вполне мог дать фору любому темному эльфу в своем желании причинять боль и в любви к крови. – А еще мне просто нравится твоя кровь на вкус, – добавил Ирмелин. – И ее цвет весьма неплохо выглядит, когда она засыхает на твоей коже. – У меня сейчас сердце из груди выпрыгнет. Можно считать это признанием, мой кровожадный дракон? Лараэн, не в силах усидеть на месте, встал, еще немного покружил по комнате и беспардонно упал на кровать рядом с Ирмелином. Длинная толстая коса лежала теперь на уровне глаз. Как настоящий драконий хвост. – Признанием в чем именно, Лараэн? – уточнил светлый эльф. – В чем хочешь. Ладно, допустим… в безудержной страсти. – Почему у тебя такая страсть именно ко мне? Я не выгляжу таким уж обольстительным, как мне кажется, не меняю фавориток и фаворитов каждый год... Я не настолько красив, чтобы соответствовать вкусу темного эльфа. У меня кошмарный характер, от меня решил избавиться даже мой сын. – Твой сын – идиот. Все вокруг идиоты. Ты… завораживаешь. Можешь встать надо мной. Можешь убить меня. И все же вот я, здесь, валяюсь на чужой постели и заключаю с тобой какие-то соглашения, вместо того, чтобы поставить раба на место – а это, на минуточку, твой официальный статус, как бы неприятно не звучало. Как думаешь, часто Повелитель позволяет себе такое поведение? Глупый вопрос. Никогда. С женщинами все по этикету. Гладко, сладко, вычурно, скучно до блевотины. Рабыни тупы и бессловесны, истекают слюной, когда кормишь их сладостями, и верещат, замазывая все соплями, когда берешься за клинок. Похожи на зверушек: сначала милые, потом начинают раздражать. Год назад убил последнюю и больше не связывался. Пробовал мужчину. Из борделя. Жеманный, гладкий, как младенец и фальшивый насквозь, не лучше накрашенной куклы. И ты – стоишь на приеме, прямой, как палка, статный, прекрасный, золотой. И смотришь не с почтением, не с благоговением, а с презрением, как будто все «дары вежливости» в глотку бы мне запихнул. Столько лет не мог думать ни о чем, кроме того, как бы увидеть это тело в кандалах… – Увидел. И что теперь, разочаровался, когда знаешь, как я выгляжу без своего золотого блеска и короны? – Ирмелин испытующе посмотрел. – Когда понял, что я не идеален: плохо вижу, распускаю руки, поджигаю твой дворец и мечтаю расчертить тебя клинком, чтобы наслаждаться видом крови? – Прекрасен, – Лараэн зажмурился и шумно выдохнул, как довольная кошка. – Прекрасен. Еще прекраснее, чем я представлял. И недоступней. Но это… ничего. Я достаточно уперт и самонадеян. Светлый эльф негромко рассмеялся, затем потянулся, выгнулся, коса метнулась по кровати. – А что потом? Когда я надоем тебе? Прикончишь, как тех рабынь? – Надоешь? Лараэн моргнул, осмотрелся и притянул к себе уползшую косу. Волосы на ощупь были, разумеется, не как шелк, но столь же приятны. – Невозможно, – наконец, вынес он приговор. – Даже если это теоретически может произойти, к тому времени я уже умру. И, в любом случае, это было непреднамеренно. Они просто не выдерживали. Ты не такой. Ирмелин хмыкнул, поднялся с кровати, подошел к шкафу, разумеется, пустому, внутри одиноко скучала отстиранная и заштопанная мантия – слуги мигом смекнули, куда тут ветер дует, так что оттерли с ткани кровь, аккуратно все зашили и отгладили. Кроме этой мантии у светлого эльфа были из одежды лишь туника, нижняя рубашка и штаны, в которых он и пришел из купальни. Да еще домашние туфли из обуви. На тот злополучный ужин с сыном Ирмелин не напялил обычные пять слоев одеяний, непременно тяжелых и негнущихся от золотой вышивки, не влез в кожаные сапоги и не увешался золотом обручей и церемониальными ожерельями. Аррейн «приданого» отцу не дал, видимо, решил, что без одежды тот в Лараэне страсть возбудит поскорее, а темный эльф свой подарок прикончит в порыве этой самой страсти. И сейчас Ирмелин, без стеснения скинув с себя все, аккуратно развешивал свой скудный гардероб внутри громадного шкафа, рассчитанного на гостя-аристократа с четырьмя сундуками вещей. Лараэн, глядя на ускользнувшую от него косу, тоскливо пробормотал что-то вроде «О. Забыл» и чуть было не забыл еще раз. – Надо сказать служанкам, чтобы сняли с тебя мерки и отправили портному. – А что, рабам полагается какая-то одежда, кроме ошейника? – Ирмелин вернулся на постель. – Ты собираешься спать здесь? – Разрешаешь? Хороший шанс зарезать меня во сне. – У меня на тебя немного иные планы. В конце концов, ты идеален для моих кровожадных постельных предпочтений... Лараэн заинтересованно присвистнул. Конечно, они только что это уже выяснили, но все-таки все развивалось слишком стремительно. Не больше пары часов назад, помнится, тот же самый Ирмелин думал о таких благородных вещах, как спасение мира. Несмотря на соблазн, пришлось встать. Нельзя оставаться: нужно еще срочно послать сообщение вслед Арвису, пока не натворил дел. Лараэн и так уже достаточно с этим повременил. – Это тоже задаток, темный эльф, – напомнил о своем паскудстве Ирмелин. – Получишь все... Как только остановишь войну на границах леса. Мне плевать, кого ты повесишь на опушке для устрашения. – Прекрати читать мои мысли, – он шуточно скривился, скрестив руки на груди, – все настроение испортишь. И ушел. Потому что, ну, действительно, стоило сообщить сыну, что планы резко изменились. А еще – как следует отдохнуть перед грядущим скандалом. В том, что скандал будет и будут бессонные ночи, Лараэн не сомневался. Потому собирался ближайшие дни спать как можно крепче. Если для этого придется спать рядом с этим драконьим отпрыском – так тому и быть... интересно, что надо сделать для получения следующего вознаграждения? Остановить войну целиком будет чересчур уж жирно. Может, ему просто голову короля людей подарить? Последнее он сказал вслух, и гонец, бледный субтильный юноша, ощутимо вздрогнул. – Это тоже передать, мой Повелитель? Лараэн помешкал и, в конце концов, кивнул. Формулировку, правда, все-таки поменял. Иначе не по-королевски. Арвис поймет намек... В конце концов, имеет же право Повелитель внезапно воспылать романтическими чувствами и начать дарить подарки своему избраннику? Настоящие подарки, не вонючие духи с верхней полки и не ожерелья, пошло мерцающие на свету. Головы… Когда он вернулся в комнату, свет был потушен, а Ирмелин лежал спиной к двери. Не вовремя вспомнилось, что лекарь обещал оставить в покоях какую-нибудь мазь, но вновь бродить по пустеющему дворцу не хотелось. Лараэн улегся на постели. Ирмелин сперва напрягся, затем снова сонно вздохнул, ни слова не проронив. Унюхал мыло, наверное. Лараэн не стал его обнимать – знал, что на утро затекут руки. Просто прижался к теплому телу и почти сразу уснул.