Поэтика космических явлений

Море сегодня спокойное, тихое. Ветра почти нет, и волны слишком низкие. Наверное, мне должно быть спокойно, но это не так. Казалось бы, куда прозаичней, это небо слишком близко. На секунду мне кажется, что, если раздавит оно, этого не придется делать тебе. Мы так и не поговорили. Не то чтобы я ожидал другого... Мне это ведь совсем не удивительно, единственные слова между нами появляются и существуют слишком редко. Наши разговоры - вымирающий вид, который губят естественные, непригодные для его жизни условия. Нет, я не о перебранках. Моменты, когда мы ненавидим друг друга, не считаются. Только потому что их слишком много. Их для меня достаточно. Он испепеляет. Возможно, уничтожает не он. Возможно, все дело в этих мыслях. Самобичевание никогда ни к чему хорошему не приводило. Я ведь порчусь. Не под твоим влиянием. Ты слишком жесток со мной, если думаешь, что можешь скрывать то, что нас объединяет. До того дня в школе, с Берри, я вообще не думал, что такое возможно, а теперь... Теперь это переходит в избыток. Мне все равно, какого ты обо мне мнения, но за последние дни я не раз успел об этом подумать. То, что сказала Рейчел... не кажется правдой. Я тебе не верю. Возможно, я просто боюсь, что это окажется тем, к чему мы оба уже слишком привыкли. Я никогда не расскажу тебе о том, что мне бывает одиноко. Иногда я даже испуган, подавлен. Один. Пытаясь убедить себя, что ты не тот, из-за кого это происходит, я еще больше боюсь, что ты просто увидишь. Что ты просто заметишь - не все в порядке между нами. Мы близнецы, но эта связь отчего-то работает неправильно. Теперь, летом, когда школа заканчивается, ты меня удивляешь. Дома тебя не поймать, дома все твое время принадлежит Блейну, ну а здесь... Здесь все иначе. Мы на этой вечеринке, словно в капкане. Нет, это не значит, что и Андерсона здесь нет. Он здесь. Он, блять, такое не пропустит. Он всегда в своей спортивной куртке, потому что ты ее так любишь, и он не перестает - просто не может! - есть яблоки, на которые у тебя пищевая аллергия. Сегодня яблок нет. Сегодня есть дешевое пиво, которое травит не хуже. И почему у меня чувство, словно в ловушке я один? Мне от тебя передают записку, а я думаю лишь о том, почему ты сам не подошел. Неужели мы далеки настолько? Неужели мы и ненавидим друг друга больше, чем я успел себе придумать?.. Разворачиваю и читаю, вспоминая. Увы, но я это не выдумал. К сожалению, это наша общая, одна на двоих, фантазия. Ты пишешь о том, что надо поговорить. Что будешь ждать на причале позже. Тебя за последние дни больше, чем за все предыдущие мои годы. Нет, не наши. Наше - слишком личное и интимное. Дели все, что хочешь, со своим Андерсоном. А я у тебя не для высоких чувств. О, когда я рядом, ты не высоко. Ты невозможно низко. Тану я встречаю сразу после. Ты такая красивая, что мне становится трудно дышать. Моим легким практически больно от того, как мы держимся за руки, пока идет время. Я хочу сделать комплимент, но не могу. Я хочу сказать какую-нибудь глупость, пару слов, которые так нравятся всем девушкам, но в голове - странно - то, что ты наговорил мне до этого. Или о чем написал. В голове - удивительно - слишком много мусора, в легких - пепла, а на коже - налета. За эти дни я как будто пережил торнадо, или же шторм, или... Что-то страшное только грядет. Может, я все придумал? Может, фантазии слишком реальны... Вот минусы богатого воображения - ты погибаешь в своей голове. А потом это вдруг происходит в реальной жизни, когда тебя уже не удивить. Ты ведь умирал и раньше. Говорят, противоположности притягиваются? Лишь для того, чтобы уничтожить друг друга. Не то чтобы я особо верил в обратное... Ты неотделим от своей компании, но шагаешь по-особенному. Просто признай. Ты шагаешь вперед, ожидая, что выйдешь все тем же путем. Но назад уже не повернуть. Никакой паузы, зацикленности или возврата. Ты делаешь свой выбор и принимаешь последствия. Ты одинок, потому что сам однажды решил, что тебе это подходит. Ты был слишком глуп, слишком самоуверен, ты был всем, что я захочу в себе когда-нибудь увидеть. Ты был идеальным и любимым, и тогда я тебя возненавидел. Возможно, все началось с этого? Мне проще решить, что все произошло именно так, чем понять, что все началось раньше, все просто случилось. Мы просто не удержались друг от друга подальше. - Эй, Филлипс! - кричит Андерсон, и это просто начинается. Вам лишь хотелось развлечься. Блейну в особенности. У Блейна, казалось, глаза никогда до этого не горели ярче. В Блейне, кажется, слишком много алкоголя и ненависти. Твоей. Вашим друзьям весело, но ты молчишь. Ты лишь существуешь отдельной тенью, а потом вдруг оживаешь, подходя к Андерсону и целуя его. Я морщусь. Когда у него такой вкус, им, наверное, хочется подавиться. - Что-то не нравится, Филлипс? - одна фраза. После которой все происходит слишком быстро, спонтанно. О том, случайно или нет, можно будет подумать позже. Когда меня толкают, ты выдыхаешь, и я замечаю, как твои глаза сверкают в кромешной темноте. У тебя теплые - слишком теплые - руки. Я это не чувствую, просто знаю. Заранее. Возможно, ты уже горишь. Изнутри. И все, чего я в тот момент хочу, это оказаться на свету. Я падаю вниз, и все звезды за мной падают следом. Море не та среда, к которой они привыкли. В соленых, разъедающих волнах ни им, ни мне не место. Я не пытаюсь изменить ход вещей, я лишь пытаюсь лишний раз понять, что себя не уберечь. Ты привык, тебе слишком легко бросаться грудью об скалы и пить соленую воду глотками, словно это дешевое пиво, которое так любят в вашей компании. Они не знают, что ты любишь вино. Словно без него ты не умеешь пьянеть. Пробуя все это, ты умеешь улыбаться. Потому что иначе никак. Потому что, если ты и раньше не жил, то сейчас не существуешь вовсе. Мир под водой другой. Кажется, однажды я читал книгу о том, как люди тонут. Что-то историческое с примесью трагизма, где не говорится, что здесь, на глубине, звуков нет. Здесь твои мысли - единственный бесполезный шум, и когда я это понимаю, становится слишком страшно. Становится слишком громко. Предательство с твоей стороны уже давно стало чем-то привычным, вроде кофе или тостов по утрам, родительского недовольства, оценок в школе. Тана говорит, что если я не получаю свой кофе, то становлюсь раздражительным. Тана говорит, я от него зависим. Поэтому твои руки на мне кажутся чем-то нереальным. Поэтому, когда твои руки на мне, я уже мертв. Как же мы друг другу не подходим, что можем быть рядом, только если кого-то из нас прижмет? Только если я внезапно решу тонуть у этого долбанного причала, ты лишь тогда решишь, что с тебя хватит. С тебя хватит этих ненавижу, умри и исчезни. Потому что в действительности ты этого не хочешь. Потому что на самом деле ты этого боишься как огня. Нет, не потерять. Ответственности. Возможно, я слишком привык к тому, что мы ненавидим друг друга, что даже теперь пытаюсь найти себе оправдание. Потому что сейчас, возможно, впервые по-настоящему чувствуя воздух, я тебя не ненавижу. - Дыши блин, иначе, когда окажемся на берегу, я сам тебя закопаю, - твой голос полон отчаяния и облегчения. Тоже не ненависти. Меня никто не учил, а забота, говорят, что-то особенное. От твоей заботы я до сих задыхаюсь. От твоей заботы у меня и кожу сдирает об камни. Но пока мы плывем, пока все еще не достигли берега... Прошу, не взрывайся, пока мы так близко. Пока между нами не существует другого, постороннего, кроме твоего собственного, света. Вкуса. Для тебя не существует другого. Кроме Блейна. И почему я думаю об этом сейчас? Усмехаюсь, понимая, что горло саднит от соленого вкуса, но на языке отчего-то ощущается сладость. Возможно, это выпитое пиво или эль. Я не вижу твоего лица, но готов поспорить, ты удивлен. Между нами настолько мало звуков, что каждый по счету, а вокруг - море, вокруг всего полно. Одна мысль пульсирует у виска, словно истина: мир слишком велик, людей много, проблем еще больше, и нас не услышат. Мир - одна большая песочница. Но замки всегда было интересно строить только мне. Ты ведь не любитель марать руки и занимать свои мысли. Не тем. Да и кому вообще нужны два запутавшихся подростка? Нашего взрыва, блять, не услышит никто, кроме нас самих. Доплываем ни быстро, ни долго, мы просто... оказываемся на берегу. И в тот момент я чувствую лишь горькое и внезапное облегчение. Свободу. Я вдохновлен и опустошен одновременно. Воздух кажется сладким и терпким, а я пьян! Я жив! Твои руки так незаметно остаются у плеч и на шее, словно мы до сих пор в воде. В тот момент всего оказывается слишком много, но тебя - больше всего. Тебя, кажется, больше всего остального. И в тот момент я понимаю, что чертовски устал. Я так чертовски захотел спать, что не выдержал бы и секунды твоих слов. И несколько минут этого разговора меня бы добили. Не волнуйся, ты не первый за сегодня, кто пытается меня убить, и мне не страшно. Когда-то давно, еще задолго до твоих друзей футболистов, я сам пытался это сделать. Нет, это не попытки суицида. Только не думай, что я настолько испорчен. Существует множество вещей похуже физического насилия. - Ты меня испугал, - начинаешь первый и тут же сбиваешься, потому что даже теперь, здесь, на берегу, воздуха оказывается мало. - О, правда? Это твои друзья меня скинули, - пытаюсь сломать барьер в горле, но отчего-то не могу. Банальное спасибо даже сейчас между нами окажется ругательством. - Я спас тебя, - поизносишь ты и тут же скидываешь руки, словно не видел, словно и не замечал до этого, - почему ты такой... - Курт запинается, делает паузу, а затем выдает: - странный? - Почему такой грубый? Почему такой не ты? - бросаю я в ответ, а затем замираю и замолкаю. У нас одно общее, несоизмеримое для одного отчаяние. Может быть, поэтому кожу так саднит в поврежденных местах? Может быть, дело и не в камнях вовсе, - ты жестокий, Курт, - и сразу добавить: - мы оба такие. Потому что ни к чему другому не привыкли. И не умеем говорить иначе. И не будем пытаться, только не сейчас. Лимит твоих слов, как и поступков, ограничен. Я так сильно ждал этого разговора, что совсем забыл о том, что он невозможен. Между нами не существует слов, нас никто этому не учил, и теперь мы молчим, мы учимся тишине, потому что это то, что практиковалось нами долгие годы, а другого... Другого мы не умеем. Другого мы просто не успели. - Все так, как есть. Ты разве хочешь что-то менять? Я думал, ты привык. Никаких нас. Я думаю, что ты не привык и теперь. И после всего этого потока слов, он замолкает и встает, но не уходит, ждет - не понятно, чего. Я не боюсь схватиться за руку и встать, пойти следом, потому что он ничего не скажет. Он и так уже сказал и сделал слишком много. И теперь, когда это произошло, он словно небо после летней грозы - из него больше не выжмешь ни капли. Мы так и не поговорили. Не то чтобы я ожидал другого...