Игра в прятки

      Соберись. Возьми себя в руки.       Чимин медленно выдохнул, утреннее солнце ласкало теплом заднюю часть шеи и плечи, приятно грея.       Он замер у парадной двери своего дома, засунув руки в карманы брюк и пожёвывая губы, взгляд застыл на одной точке – крохотной травинке под ногами, пробивающейся между плитками дорожки. Та пролегала от деревянного моста над местным притоком реки через внешний сад территории их особняка прямо к крыльцу, по краям журчали небольшие фонтаны и искусственные ручьи, впадающие в канал неподалёку. Двор пестрел от многообразия красок распустившихся цветов. Мама Пак лишь в крайнем случае приглашала садовников для помощи в декоративной стрижке кустов и прополке, в остальное же время предпочитая заниматься любимым делом самостоятельно, отвлекая себя таким образом от шикарной жизни богатой домохозяйки, наполненной праздным бездельем. Чимин помнил, как в детстве они вместе высаживали розы сорта Пьер де Ронсар вдоль каменной тропинки, ведущей к ступенькам перед входной дверью, а после вдвоём отмывали испачканные руки от крупиц земли органическим мылом на основе цедры лимона.       Душистый запах цитруса всегда ассоциировался у Чимина с домом, живо воспроизводя в памяти ту самую сцену из юности, от которой невозможно было не улыбнуться себе под нос.       Чимин ненавидел ссоры в семье.       И особенно он ненавидел быть причиной этих ссор.       Вот только он давно уже не мальчик.       Чимину двадцать один, и он знает, чего хочет. Ему больше не нужны наставления и контроль, непрошеные советы и выговоры. Поздно ставить его в угол. Время прошло, и то, что можно было когда-то воспитать – уже воспитано. А то, что пустило корни в его характере, так и будет дальше жить и процветать, формируя его личное "я", уникальное и не всегда идеальное. Конечно, его родители не являлись деспотами или строгими снобами, однако у них имелся некий негласный свод правил, который пускался в ход неожиданно и без предупреждения, едва им начинало казаться, что их сыну необходимы небольшая встряска и урок жизни. Какие-то пункты из этого свода Чимину уже были известны, какие-то ему ещё предстояло услышать в свой адрес.       Правда, самое главное правило – "быть осторожным в постели" – главенствовало над всем.       В первый раз, когда Чимин не ночевал дома и пришёл утром не в самом лучшем своём виде, отец с матерью сообщили ему, что знали, где он был – на вечеринке Тэхёна. А мероприятия, устраиваемые последним, славились разнузданностью, обычной для молодого поколения и порицаемой остальным, старшим обществом. Родители Чимина не были глупцами, они не упустили из виду засосы и то нечто, что поменялось в их родном сыне – не осязаемо, но явно. Его мать не могла найти себе места, а отец закрылся с ним в кабинете, чтобы провести важную беседу на тему защищённого секса и нежеланных последствий весело проведённого времени с противоположным полом, за которые после пришлось бы принимать ответственность, да ещё и делить своё наследство. Чимин не мог позволить себе рассмеяться и убедить их, что был не с девушкой, следовательно, и волноваться об этом не стоило, поэтому послушно вбирал в себя нотации и безропотно соглашался со всем.       В итоге они пришли к договорённости: Чимин мог отдыхать так, как ему заблагорассудится, если будет осторожным и обязательным, каждый раз возвращаясь домой когда бы это ни было, предварительно предупредив родителей о том, куда отправляется. Эта невидимая рука контроля была не самой худшей: наследник Паков знал своих сверстников, которым и вовсе запрещалось прожигать молодость. Он был благодарен за расширенные рамки свободы и пользовался этими возможностями на полную, выполняя свою часть уговора. За все эти годы Чимин настолько зарекомендовал себя как исполнительный и здравомыслящий сын, что отец уже дал согласие на покупку его собственной квартиры в центре города в качестве подарка на двадцатидвухлетие, планируя осмотр предложенной риелтором недвижимости в сентябре. Его семья верила ему и всё реже допытывалась о проведённом вне их надзора времени. Потому Чимину и удавалось без труда скрывать свои визиты к Чонгуку, злоупотребляя этим доверием.       Кто-то бы сказал – всего лишь проживая жизнь как обычный, свободный человек.       Однако Чимин не был ни обычным, ни свободным.       Долго так продолжаться не могло – тайное всегда становится явным, и именно тогда, когда это особенно некстати.       Закон подлости.       Чимин поднялся к крыльцу и толкнул входные двери, набравшись смелости.       В доме царила тишина, точно затишье перед бурей. Пятна-блики отражались на тёмном дубовом ламинате и гладких полках шкафчиков у входа – на поверхности не виднелось ни единой пылинки. Воздух был напитан свежестью, благодаря увлажнителю, приветственно мигающему мягким голубым светом, выпускаемый им почти незаметный пар рассеивался по помещению. Небрежно распахнутые занавески на окнах пропускали весь спектр солнечного света внутрь комнат.       Чимин разулся, оставив мятые туфли у порога, поправив манжеты рубашки и застегнув пуговичную запонку для более опрятного вида. Мельком взглянув в зеркало в полный человеческий рост, он небрежным жестом убрал пальцем прядь чёлки в сторону, открывая лоб. Не так уж плохо, мог выглядеть и хуже. В коридоре за поворотом вдруг послышался клацающий звук и шорох. Облизав губы, Чимин мягкими шагами по до приятного скользкому полу прошёлся к гостиной, в последний раз сглотнув все страхи и выпятив грудь, и завернул за угол.       Отец расположился в своём любимом кожаном кресле напротив камина, закинув ногу на ногу, постукивая указательным пальцем по губам и через квадратные стёкла очков читая что-то на планшете. Мама Чимина сидела на краю дивана шоколадного оттенка, сложив сплетённые между собой пальцы рук на коленях, на аккуратном кофейном столике рядом стоял поднос с фарфоровым набором посуды для чаепития. Её чашка с бледно-розовым узором лепестков пиона была доверху наполнена чаем, поверхность горячего напитка застыла мирной нетронутой зеркальной гладью.       Чимин показался им на глаза, чуть вскинув подбородок, пусть на лице и читались настороженность, испуг, вина. Его отец не сразу поднял на него взгляд поверх очков, спустя лишь с десяток секунд громко вздохнув и закрыв планшет крышкой мягкого чехла, откладывая его в сторону на стеклянный столик. Мать Чимина приложила ладонь к сердцу, оглядывая сына с ног до головы, словно молча что-то для себя решая. — Я дома.       Ожидаемого "добро пожаловать" не последовало. — Присядь, Чимин.       Тот кивнул и, держа спину ровно, выбрал другой конец дивана, встречаясь взглядом с матерью и тут же его отводя, сам не зная почему. Отчего-то смотреть на заговорившего первым отца было намного легче. Тот не пытался с тревогой заглянуть ему в душу, лишь изучал твёрдым взором. — Я прошу прощения, что не сообщил об отсутствии этой ночью. Мой мобильный разрядился и... — Хорошо. Твои извинения приняты.       Чимин моргнул, взбодрившись.       По правде говоря, его поставили в тупик, но в то же время и обнадёжили.       Неужели всё было настолько... просто? — ...благодарю, — растерянно пробубнил он, не зная, что ещё сказать.       Пока он ехал в такси, то продумывал целую оправдательную речь, а сейчас даже не имел повода ни озвучить её, ни почувствовать себя лучше после неё, будучи так... сухо прощённым.       Мама Пак приоткрыла рот, словно вот-вот собиралась что-то сказать, но её муж выставил открытую ладонь, подавая ей знак, что разберётся со всем сам.       Чимин сразу же подобрался. — Так... где ты был?       Сердце рывком заколотилось.       Тщетно пытаясь унять растущий румянец, Чимин соображал невозможно быстро.       Не стоило врать, однако можно было и недоговорить: — В гостях. У друга. — У Чонов, верно?       Чимин забыл, как дышать, в шоке вскинувшись с огромными глазами. — Нам пришлось узнать у господина Шина, куда он вчера привозил тебя в последний раз, — наконец-то подала голос его мама, склонив голову набок, её умело уложенное каре прядями качнулось вслед движению. — Что?!.. — Знаю-знаю. Мы обещали тебе, что не будем злоупотреблять своим положением и требовать отчётов твоего водителя. Но вчера был крайний случай. Ты не отвечал на звонки. Мы волновались. — Почему ты скрывал от нас свои визиты к Чонам? — перевёл тему глава семьи, поправляя оправу очков у виска.       Голова Чимина гудела, одни выдуманные объяснения сменяли другие. — Я не... я не скрывал, — с трудом сглотнул он, в спину, казалось, вставили штык, не позволяя прогнуться под давлением, физически и морально. — Просто вы не спрашивали. — А откуда, скажи, пожалуйста, мы должны были об этом знать? — возмутилась его мама, дав волю эмоциям и всплеснув руками, звон сомкнувшихся от удара колец на её ладонях особенно громко пронёсся по помещению, благодаря хорошей акустике. — Чимин, ты уже большой мальчик. Мы доверяем тебе и не следим за каждым твоим шагом, — устало протёр глаза его отец, сняв очки и продолжая держать их за тонкую оправу. — Но. Как я считаю, общение с наследником депутата Чона – весьма важная информация, которой ты обязан был сам с нами поделиться. Мы должны были быть в курсе. Между прочим... — он наклонился вперёд, исподлобья глянув на сына, — к чему было это притворство на встрече Ассоциации? Вы оба сделали вид, что впервые видите друг друга, что ли?       Чимин прижал правую ногу ближе к извилистой пухлой ножке дивана в поисках опоры, поддержки его противостоянию претензиям родителей. Ему ничего не оставалось, как с позором кивнуть, впившись зубами в мякоть нижней губы. — Ты же понимаешь, насколько опасно может быть такое общение? — также уточнила госпожа Пак, чуть придвинувшись ближе к сыну. — Я надеюсь, ты ведёшь себя осторожно с такой высокопоставленной персоной? — Чонгук совсем не такой, как другие, — раздражённо цыкнул Чимин, не на шутку заводясь и откидываясь на спинку дивана. — Он безобиднее мухи. Я знаю, что делаю.       Чёрт!       Чимин ненавидел то, как прозвучали его слова. Словно он использует Чона. Но именно этого от него ждут, именно тогда его родителям станет спокойней. Если он покажет им, что ведёт в этих отношениях, что держит всё в руках, что контролирует ситуацию и контролирует Чонгука. Что в этом общении для него больше выгоды, чем второй стороне.       Классика бизнес-позиции в выстраивании коммуникации с государственными особами.       Чёрт!! — Вот как, — вскинул брови господин Пак, еле заметно выпятив губы в размышлении. — Значит, у вас доверительный контакт? Мне было бы выгодно знать это намного раньше. — Раньше я... я ещё не был в этом уверен. Потому хотел убедиться, — наобум придумал оправдание Чимин, тело кинуло в жар от лжи. — Я бы сообщил вам, когда был уверен. — Не ври нам, Чимин, — нахмурилась его мать, за мгновение раскусив сына, между её бровями залегли складки. — Ты ночевал у него вчера. Разве не так поступают хорошие друзья? В чём же ты тогда хотел быть уверен?       Чимину будто влепили пощёчину. Он сжал челюсти, взгляд обострился. Проиграл, даже не начав бороться. Что и следовало ожидать от его родителей. Нужно было перестать быть таким упёртым бараном и признать своё поражение во имя их с Чонгуком потенциального будущего. — Вы правы. Простите. Я боялся вашего неодобрения, — тут же уступил и исправился Чимин, закрывая глаза, будто прыгал в Марианскую впадину с высоты птичьего полёта.       В гостевой впервые с его прихода воцарилось молчание, лишь еле слышное дуновение ветра сквозь распахнутые окна напоминало о том, что время на самом деле не замерло. Где-то вдалеке сердито залаяла чья-то собака. — Что ж, — первое слово за безмолвную минуту от его отца. — Ты был прав: в иных обстоятельствах я бы не одобрил подобную скрытность, — тот кивнул сам себе, тон его голоса стал чуть мягче и уступчивее по отношению к своему отпрыску. — Однако сейчас готов её простить, потому что заинтересован в твоей дружбе с Чонгук-щи. По правде, это очень кстати.       Чимин не верил своим ушам.       Он сделал правильный ход?..       Огорошенно вскинувшись, младший Пак в непонимании перевёл взгляд с матери на отца, а затем обратно.       Что за день чудес?.. — Солнце, нас, возможно, вскоре будет ждать невероятный, огромный заказ. Всё благодаря твоему отцу, — внезапно улыбнулась его мама, подсев ещё ближе и неожиданно ласково положив руку ему на ладонь, подбадривая. — Но все детали позже, я и так забежала вперёд. А сейчас... прости, что устроили тебе допрос с пристрастием, — она звонко рассмеялась, разряжая атмосферу и манерно махнув рукой. — Так было нужно. — Мы хотели знать, насколько ты честен с нами, — добавил её супруг, уложив голову на ладонь, пока локтем упирался в подлокотник, наблюдая за ними с безмятежной полуулыбкой. — Нам нужна твоя помощь в важном деле, но мы должны были быть уверены, что ты готов к нему и всё так же ответственен, как раньше. Даже если совершил ошибку.       Чимин абсолютно ничего не понимал.       Но все вопросы потом.       Потому что одно он точно хотел знать прямо сейчас и наверняка: — И-и... это значит... что я могу и дальше видеться с Чонгуком?..       Его родители в ступоре переглянулись. — Так это всё, что тебя волнует? — снова захохотала его мама и тоже, как и он, откинулась спиной на диван. Пока Чимин позорно горел от смущения, она продолжила шуточным тоном: — Можешь! Ты и правда привязался к нему, м? Уверена, что он хороший мальчик, раз у вас такая крепкая дружба. — Пусть мы с ним и встречались вскользь, он произвёл на меня впечатление воспитанного и ответственного молодого человека, — высказал своё одобрение и господин Пак, заводя руку за спинку кресла, чтобы взять со стеклянного столика крохотную чашку с эспрессо. — Неудивительно, что вы нашли что-то общее. Меньшего от тебя я и не ожидал. — Ах, как чудно, — обрадовалась его жена, её плечи значительно расслабились, указывая на то, в каком большом стрессе она находилась ранее. — Всё складывается как нельзя кстати! — И всё равно я не совсем понимаю... — всё бубнил их сын сам себе под нос, словно не мог позволить себе довериться положительному исходу этого строгого в начале разговора.       Чимин раскидывал мозгами как мог, но всё ещё ощущал, что упустил из виду что-то очень важное, на что должен был обязательно обратить внимание. Однако время ушло, а он слишком устал от волнения за себя и Чонгука, поэтому решил в конце концов отпустить ситуацию и наконец-то сделать свободный от страха вздох.       Кажется... всё к лучшему?       Мало того, что родители не были против его общения с Чонгуком, так ещё и видели в этом одни плюсы?..       Сказать, что Чимин был ошарашен – это ничего не сказать. Вместе с этим он чувствовал себя как никогда в приподнятом духе, окрылённый и пропитанный возродившейся надеждой.       Есть ли у них с Чонгуком... шанс? — Но это не значит, что ты прошёл проверку, — вдруг между прочим заметил его отец после того, как медленно отпил любимого крепкого кофе.       Чимин вынырнул из своих стремительных мыслей о будущем, которые уже рисовали яркие картины радости, возвращаясь в реальность. — У меня есть для тебя задание, которым ты должен немедленно заняться. Его исход повлияет на моё решение касательно, как отметила твоя мать, — господин Пак укоризненно глянул на супругу за поспешные слова, — будущего заказа, который вполне может приплыть к нам в руки. Однако ничего окончательно ещё не решено, потому мы в ожидании. И не сидим без дела. У нас есть ещё одна большая работа, которая уже утверждена. — Тебе понравится, — быстро шепнула госпожа Пак сыну, доверительно склонившись к нему боком в немного заискивающем жесте, при этом хитро улыбнувшись. В её глазах – лукавые искры.       Чимин не знал, как реагировать на такую новость, поэтому просто затаил дыхание. — В Лас-Вегасе вскоре состоится неделя технического прогресса и новинок в сфере IT, — вздохнул его отец. — Делегация корейских представителей наняла нас для организации их банкета после презентации. Туда съезжаются весьма, весьма обеспеченные люди. Это большая честь для нас, как и возможность показать себя на мировом рынке, — глава семьи Пак поставил чашечку обратно на блюдце, встретившись с Чимином серьёзным взглядом: — Ты понимаешь, насколько идеально всё должно быть отработано?       Понимал.       Прекрасно понимал.       Но как Чимин ни противился сам себе, как ни пытался себя осадить, всё его внимание сконцентрировалось на слове "Лас-Вегас", от которого неумолимо росло плутоватое предвкушение наперекор деловитому и нагнетающему тону родителя.       Господи, Вегас. Он поедет в Вегас. Фантастика!       Это же такой отрыв!..       Взволнованный великолепной новостью, Чимин, когда к нему обратились, не сразу успел принять хмурое и серьёзное выражение лица для респектабельного вида: предательская улыбка непроизвольно расплылась по лицу.       Его отец не упустил это, тут же недовольно насупившись, а мама снова самодовольно рассмеялась: — Всё он знает, дорогой. Но дай же ему немного поразвлечься! Посмотри только, как у малыша загорелись глаза! — Чимин, — строго начал в противовес словам жены господин Пак, с претензией выставив указательный палец и нервно облизав губы. — Ты знаешь правила: никаких азартных игр, никаких стриптиз-баров, никаких заказных девушек вольного поведения и никакой внезапной покупки недвижимости! — Да-да, — очнулся тот, всё пытаясь унять улыбку неловким кашлем, хоть и выходило это очень сложно. — Пообещай мне, — настояли в ответ. — Обещаю, — кивнул Чимин, а затем, подумав с секунду, тихо уточнил: — ...а покер хоть можно?..       Господин Пак разочарованно опустил уголки губ, откидываясь спиной на кресло, когда его супруга звонко подала голос: — Можно. Но лимит не больше сотни. Что? — обернулась она к мужу, который явно не скрывал своего прожигающего осуждения. — Ты же не надеялся, что он и правда будет паинькой? Если хочет тратить деньги, пусть хоть знает границы. Всё в разумных пределах, Чимин, договорились? — на этот раз повернулась мама Пак к сыну, сверля его пронизывающим взглядом, который сейчас казался убийственнее, чем у отца. — Да, да, конечно, мама, — тут же вжал голову в плечи Чимин, подчиняясь. — Не больше сотни. — Ну вот и замечательно. Разговор окончен.       Папа Чимина цыкнул и качнул головой, всё ещё явно не принимая подобное соглашение. Правда, иногда и он был вынужден идти на уступки, если его вторая половинка решалась высказаться. Госпожа Пака нечасто выступала против мужа, однако когда так делала – требовала максимальное уважение к своему мнению. Чимин редко становился свидетелем серьёзных ссор между ними, скорее больше перепалок, которые в итоге каким-то волшебным образом решались всегда в пользу его матери, стоящей на своём и не скупящейся на контраргументы до самого победного конца.       Таков был её противоречивый характер – лояльно-бескомпромиссный.       Чимин до этого момента даже не слишком понимал, насколько его семья осовременена, не всегда подчиняясь стандартам традиционного распределения власти между супругами. Его отец не был несговорчивым, а мать – вечно шёлковой и покорной. В их стране это было близко к нонсенсу, а Чимин запоздало разглядел это только сейчас. Будто кто-то открыл глаза маленькому глупому мальчику во время переходного возраста, помогая наконец-то стать трезвомыслящим взрослым.       Его отец определённо был под щадящим каблуком. — Вылет завтра с утра, к ужину по их времени ты должен быть уже на месте. У тебя есть свободный вечер, а на следующий день начнётся подготовка. Мероприятие не длится больше трёх дней, однако если по какой-то причине тебе придётся остаться на дольше, дай нам знать, — поставил точку господин Пак, молча вновь уступая жене и ровным тоном уведомляя сына о всех деталях поездки, попутно вставая с кресла: — Я рассчитываю на тебя, Чимин. — Да, отец. Я не подведу, — склонил голову тот, тоже вскакивая с дивана. — Благодарю за предоставленную возможность.       Чимину довольно кивнули, хлопнув его по плечу. Его отец, оставив пустую чашку от кофе на стеклянном столике, грузно поднялся по лестнице на второй этаж, планируя работать дальше в своём кабинете – в покое и тишине, без влияния определённых особ с его обручальным кольцом на безымянном пальце.       Спустя пару долгих минут двери в его домашний офис плотно захлопнулись. — Помочь тебе собрать вещи? — не теряя зря времени, обернулась к нему мама с улыбкой, но Чимин нахмурил брови, смущаясь и противясь из вредности: — Нет, спасибо, — чёрт его дёрнул не закончить на этом и добавить: — Я уже взрослый, могу и сам. — Ах, вот как, — разочарованно протянула госпожа Пак, прищурившись. — Ну, как скажешь, малыш Чимин-и.       Она ведь специально его так умилительно назвала, да? Чимин надул губы, кусая внутреннюю щеку в попытке казаться строже и невозмутимее. Он горделиво поправил рукава рубашки, сам не замечая, как повторял привычные движения отца, когда тот настраивался на выполнение своих управленческих обязанностей. Мама Пак же всегда всё замечала, край её губ чуть приподнялся. Она снисходительно вздохнула, деликатно прихватывая фарфоровую чашку за круглую ручку ухоженными пальцами с идеальными маникюром. Когда же жасминовый чай оказался почти у её губ, женщина не выдержала и добавила перед тем, как спокойно его отпить: — А в детстве ты был таким милашкой!..       Щёки Чимина закусал румянец.       Госпожа Пака пригубила уже остывшего напитка, кивая сыну и отпуская его восвояси: — Иди уже, собирайся, взрослый молодой человек Пак Чимин.       Взрослый молодой человек Пак Чимин развернулся и стыдливо убежал вслед за отцом вверх по ступенькам, скрываясь в своей комнате и почему-то чувствуя вину за попытки казаться невозмутимым и умеющим держать эмоции в узде мачо.       На секунду ему показалось, что внизу кто-то снова звонко, знакомо рассмеялся.

***

      Лёгкие ритмы чилаут-лаунж на основе босановы шептали воздушной флейтой в ухо.       Чимин повёл плечами, разомлевший под безжалостно палящим солнцем, которое уже достаточное время припекало его кожу, окрашивая её золотым загаром. Он расслабленно вздохнул и посмотрел вверх, через затемнённое стекло круглых солнечных очков провожая взглядом стальные переплёты Эйфелевой башни, возвышающейся над его головой. Тень от архитектурного гиганта падала прямиком на голубую гладь бассейна, лишь слегка задевая левую руку Чимина и на мгновение даруя ему блаженство прохлады.       Мимолётное.       Вокруг не было почти никого, лишь приватная беседка напротив была занята группой явно не обычных гостей отеля, скрывая их за задёрнутым кремовым полотном. Незаметный ветерок еле колыхнул волосы, тут же стихая. Устав от непрерывной сессии жаркого солнца, Пак лениво поднялся с мягких подушек лежака, накинув на голый торс, весь в испарине, сброшенную до этого шёлковую белоснежную рубашку с коротким воротником, защищаясь от сгорания. Неспешным шагом огибая восьмиугольную форму бассейна, он прошёл вдоль статуй, подражающих эпохе Ренессанса, по направлению к барной стойке, в спешке прячась под её крышей, и облегчённо выдохнул, укладывая локти на холодную мраморную поверхность. — Чем я могу вас сегодня угостить, сэр? — тут же спохватился галантный загорелый бармен, сверкая белозубой улыбкой.       Чимин поджал губы в раздумьях, качнув головой, чтобы откинуть с лица рассыпавшиеся пряди волос.       Его свободный вечер лишь начинался, солнце не слишком расторопно стремилось спрятаться за горизонтом, небо темнело позже привычного, обманывая длинным днём и короткой ночью мерно тикающие часы. Пак всё же решил, что может позволить себе алкоголь: работа начиналась лишь завтра, и сегодня ему предоставлялась полная свобода действий. Он вновь посмотрел на ожидающего заказа бармена, окидывая его взглядом поверх съехавших по переносице очков, пробуя себя в английской речи: — Пожалуй, начну с "Секса на пляже"... — Два, пожалуйста. За мой счёт.       Чимин замер от возникшего словно из ниоткуда голоса позади себя, а после хмыкнул, вальяжно оборачиваясь, локтями всё так же упираясь в стойку бармена и прислоняясь к ней спиной.       К нему направлялся Чонгук, явно прячущий рвущуюся наружу улыбку за сдержанным приветствием, одетый в...       Чимин моргнул.       Голубую гавайскую рубашку с ананасами.       Серьёзно?..       Пак невольно прыснул, со смешком следуя взглядом ниже к снежно-белым льняным брюкам на парне, а затем возвращаясь им обратно к забавному верху наряда, что был в разы любопытнее низа.       Ну что за ребёнок!..       Вновь взглянув на потешную рубашку, Чимин не смог более контролировать себя, позволив доброй усмешке расцвести на лице: — ...ему побольше сока и поменьше водки. — Ах, хён! — тут же перешёл на корейский Чон, наполовину возмущённый, но сияющий от счастья. — Я умею пить. — Докажешь позже, — отмахнулся Чимин и перенёс вес тела на левую ногу, качнувшись, пока подгибал правую, ставя её на носок. — Как перелёт? — Хм... странно? — признался Чонгук, тоже облокачиваясь на стойку бармена, который уже летал по небольшому бару и смешивал фруктовые соки в длинных коктейльных стаканах. — Я вроде как должен быть сонным, но вместо этого наоборот – чувствую себя гиперактивным.       Чимин коротко рассмеялся, запрокидывая голову назад в знакомой привычке. — Такое бывает, если не поспать на борту. Кстати, ты без телохранителя на этот раз? — уточнил он, оглядываясь по сторонам на случай, если упустил из виду знакомого ему огромного и высокого охранника, с трудом вспоминая его имя, давно забытое с судьбоносного вечера в клубе. Того самого, где случился их с Чоном первый поцелуй.       Чонгук в это время коснулся ладонью задней части шеи, понимающе протянув: — А-а, Ван?.. Его здесь нет. Отец обычно приставляет его ко мне только в Корее, ну, из-за чересчур активных СМИ, когда волнуется за меня и мою репутацию... Здесь же до меня никому нет дела. — То, что происходит в Вегасе – остаётся в Вегасе, да? Понятно, — усмехнулся Пак и прикрыл слегка веки, конечно же, не пропустив мимо ушей то, что над ними сейчас не было абсолютно никакого надзора что со стороны его семьи, что со стороны семьи Чонов.       А что это значит?       Это значит, что можно было со смаком, как следует насладиться их приватным временем вместе и не думать ни о чём.       Чу́дно. — Та-ак... где ты остановился? — В "Wynn", — тут же ответил Чон, засунув руки в карманы. — М-м, — одобрительно промычал Чимин, край его губ приподнялся. — Хороший выбор.       Чонгук смутился: — Ну... выбирал не я, а секретарша отца...       Рядом послышался мягкое клацанье стекла о твёрдую поверхность стола: — Ваш "Секс на пляже", джентльмены.       Чимин кивнул бармену в знак благодарности и чуть ли не закатил блаженно глаза от своего леденяще холодного стакана, когда обхватил его ладонью. Казалось, вокруг него даже образовался еле заметный пар от трескающихся кубиков льда. Пак поднёс напиток ко рту, напрочь игнорируя трубочку, которую Чонгук, напротив, обхватил губами, следуя его примеру и отпивая алкоголь, после забавно причмокнув. — Вкусно, — оценил он, на что Чимин улыбнулся ему одними глазами-полумесяцами, смело осушив полстакана.       Они постояли в тишине какое-то время, наслаждаясь коктейлями и атмосферой отдыха, пока Чимин наконец не оторвался от напитка: — Кстати... как тебя так легко отпустили в Вегас? — Ну... — неуверенно начал Чонгук, отставив стакан и заёрзав. — Мне и не нужно было уговаривать?.. Отец почти никогда не говорит мне "нет", ну и...       Чимин удивился, вскидывая брови и задумчиво постукивая коротким ногтем указательного пальца по поверхности стекла. — Это... удобно. — Ага. — Есть планы на вечер? — без заминки перевёл тему Пак, не желая тратить драгоценное время вместе на кого-то другого, кроме них самих.       Чонгук сразу посветлел, будто только этого вопроса и ждал: — Вообще да, если ты не против? — М! — заинтересованно склонился к нему Чимин, соблазнившись интригой. — Что у тебя на уме?       Тот чуть разрумянился и расправил плечи: — У меня в отеле отличное спа, и я подумывал сходить туда... вместе?       Чимин не удержался и повернул голову набок словно в приятном неверии, впечатлённый смелостью Чона сделать подобное занимательное предложение: — Интересно. Продолжай. — А потом мы могли бы отужинать в ресторане à la carte?       Чонгук раскатал на языке французское "р" не без флиртующего тона, определённо выпендриваясь перед хёном красиво звучащими словечками, значение которых наверняка точно не знал. Это было непозволительно очаровательно, и Чимин простил ему глупо использованный термин, поджав губы, чтобы сдержать себя от смеха и усюсюкания: — Мгм. А дальше? — ...я купил нам билеты в первые ряды цирка дю Солей?..       Чертовски благосклонная улыбка стала ответом на щедрые предложения Чонгука. — Звучит многообещающе. Я согласен, — довольно объявил Чимин и парой глотков допил свой коктейль, со стуком отставляя его в сторону. — Как доберёмся до спа? — У главного входа стоит мой водитель и ждёт нас. — Какой продуманный, — оценил Пак, не переставая радостно скалиться ни на секунду. — Дай мне десять минут собраться, и я спущусь к тебе. — Угу.       Чонгук буквально горел, то ли от беспощадного солнца, то ли от такого неприкрытого лестного одобрения со стороны хёна, глупо улыбаясь и провожая Чимина взглядом, пока тот не спеша возвращался в свой отель, плавным шагом покидая территорию внутреннего сада с открытым бассейном. Когда его фигура скрылась за двойными дверьми, Чонгук помялся с ноги на ногу, коротая время в одиночестве, и решил снова обратиться к бармену на старательном английском, пальцем указывая в сторону искусственной Эйфелевой башни над их головами: — А она... настоящая?       Бармен, до этого слегка наклонившись вперёд, чтобы лучше слышать гостя, вновь улыбнулся, никак не выразив недоумение его наивным вопросом: — О, нет, сэр! Это реплика той, что во Франции. Она вдвое меньше оригинала. — А-а-а... — Чонгук смутился, важно кивая и мысленно пытаясь оправдать своё невежество.       Просто... мало ли.       Кто его знает, этот Лас-Вегас.       Может, кто-то уже и Эйфелеву башню в казино выиграл!..       Чонгук прищурил правый глаз и вновь поднял голову, с уважением разглядывая изящную громадину.       Спустя оговоренное Чимином время он расплатился за коктейли и поспешил обратно в фойе отеля "Париж". По дороге к главной улице Лас-Вегаса, Стрип, отправил короткое сообщение нанятому водителю о том, чтобы тот подобрал его у входа. Точный, как часы. Но в итоге Чон прождал своего спутника на вечер ещё с десяток дополнительных минут в салоне комфортного Hyundai Palisade, взятого в аренду, когда Чимин наконец покинул холл, показываясь ему на глаза через торжественный главный вход с рядом четырёх двойных дверей. Он вышел к копии Триумфальной арки, вокруг которой двигались высококлассные автомобили, привозя и увозя гостей из гостиницы, а белл-бои в красных пиджаках любезно справлялись с багажом за чаевые. Внешне в Чимине ничего не изменилось – всё та же рубашка со свободными шортами цвета хаки и брендовые мокасины. Лишь в руках появился новый аксессуар: мужской чёрный портмоне от Dior с блестящей фирменной бляшкой. — Какая красотка, — поделился он восторгом от модели машины Чонгука, присвистнув, пока шофёр вежливо открывал перед ним задние двери. Пак даже и не думал извиняться за опоздание. — Смотрю, ты предан корням? — дразняще поинтересовался он, по-хозяйски располагаясь на мягком сиденье рядом со своим парнем. — Или это снова выбор твоего отца?       Неестественная пауза.       Чон потупил взгляд, натянуто улыбнувшись в ответ на безобидную шутку, и Чимин, остро уловив его странную реакцию, озабоченно нахмурился.       В чём... дело?       Благодаря их продолжительной дружбе Чонгук должен был знать, что его поддели не со зла, а из-за заигрывающего характера с каплей чертовщинки и вызова. Это было у них не впервые. Чимин всегда любил игру "тяни-толкай" в их отношениях, и ему частенько отвечали на такие провокации – Чон обычно обменивался с ним взаимными шпильками в забавной конкуренции. В этом никогда не было никакой проблемы и даже толики обиды. Но сейчас Пак не мог не заметить, что Чонгук ощущал себя скованно от его невинных на первый взгляд слов.       С той разницей, что они, похоже, всё-таки не были невинны.       Возможно, в его предположении не было и доли лжи. Скорее всего, эта машина действительно стояла первой в списке предпочтений главы семьи Чонов для аренды за границей. Когда Чонгук наконец-то прибыл в аэропорт Вегаса, она вполне могла уже ждать его на парковке с шофёром – новая, до блеска чистая и любезно предоставленная ему отцом. В этом не было ничего плохого раньше: так было всегда и везде, всю его жизнь. Вот только именно сейчас Чонгук, похоже, впервые не мог избавиться от дискомфорта за то, что даже такое простое решение принял не он.       И Чимин в глубине души начинал догадываться, что причина была в его словах.       Именно его реакция, его тон голоса, его постановка фразы, которая при желании могла звучать иначе: более нейтрально, без шаловливого упрёка, разбудили в Чонгуке эту неуверенность. И он только сейчас действительно осознал, какое влияние имеет на Чона, насколько каждое его слово берётся во внимание и предаётся большому анализу, а не пропускается мимо ушей. Теперь Чимин находился в растерянности. В растерянности от того, как ему поступить дальше: исправлять ли ошибку? Ошибка ли это вообще была, чтобы её исправлять? В конце концов струсив, он так и оставил этот вопрос висеть без ответа, неловко отворачиваясь к окну якобы полюбоваться захватывающим видом города развлечений, когда автомобиль тронулся с места.       Это же не его вина... да?       Он же ничего такого не сказал...       Пришёл черёд Чимина сомневаться.       По правде говоря, весь этот день его не отпускали противоречивые мысли о семье Чонов. Вспоминая то, чему он стал свидетелем в их особняке совсем недавно, сидя в шкафу... Пусть от адреналина Чимин не понимал тогда полностью смысла всего, что обсуждалось между Чонгуком и его отцом, больше волнуясь за своё тайное положение – во время перелёта воспоминания вернулись к нему с новой силой. И озадачили. Конечно, Чимину не был незнаком авторитет родителей и его последствия – он сам был в такой же ситуации, что и Чонгук. И всё же кое-что из того, что он слышал тогда, в спальне, показалось ему перегнутой палкой. Со смешанными чувствами Пак боролся с собой и со своим понятием справедливости, в итоге не решившись заговорить на эту тему с Чонгуком, когда они наконец-то встретились в Вегасе.       Ведь проблема даже была не в самих решениях старшего Чона, пусть наличие камер в доме звучало достаточно устрашающе.       Проблема была в Чонгуке, который покорно соглашался со всем, что бы его отец ни сказал бы.       Чимин, разумеется, и сам не был примером сына-бунтовщика, но что-то в тоне Чонгука и в его поведении, что-то в том, как безапелляционно глава семьи Чонов ставил его перед фактом, ставил так, будто согласие его отпрыска не подвергалось и единому сомнению... что-то во всём этом разговоре отдавало неправильностью, надоедливым червячком проедая изнутри. Возможно, именно поэтому тайные переживания Чимина и сорвались с его языка в виде завуалированного сарказма. Возможно, они бурлили глубоко внутри него целый день от противоречий и не нашли иного спасительного выхода. Возможно, в его шутке была слишком большая доля правды.       Однако, несмотря ни на что, он не имел никакого права осуждать и лезть в отношения другой семьи.       И совсем не должен был пользоваться собственными колебаниями в попытке поднять животрепещущую тему с помощью остроты.       Как недостойно и по-детски.       Сердце начало биться чуть чаще в страхе, что Чимин необдуманной фразой так молниеносно испортил настроение Чонгука и убил весь романтизм их свободного вечера вместе. Нельзя было давить. Да он и не пытался намеренно пристыдить или унизить! А сделанного не воротишь. Пак с горечью понял свою ошибку и решил в будущем не поднимать тему, связанную с зависимостью Чонгука от отца, как бы ему ни хотелось спросить: ты действительно считаешь это нормальным? Это и правда для тебя в порядке вещей?       Нет.       Подобные вопросы перешли в зону табу.       Он не оступится вновь – не так, как сейчас.       В голове Чимина, казалось, растянулась целая вечность от безостановочного потока панических мыслей, хотя в реальности не прошло и двух минут. Он нервно кусал губы, пытаясь отвлечься от нависшего в воздухе напряжения, но так и не смог сделать вид, что всё в порядке. Каким бы правым он ни был со своей точки зрения, Чимину не хотелось поддаваться гордыне и рушить их только зарождающиеся отношения из-за своего эго.       Не его дело.       Это не его дело, не его дело, не его дело...       Решительно обернувшись назад, к Чону, Чимин в порыве зашептал – так, словно от следующих слов зависела его жизнь: — Чонгук. Послушай, я не имел в виду, что... — Знаю, хён, — вдруг перебили его слабым голосом, улыбаясь до еле заметных ямочек на щеках. — Я знаю. Ничего, всё в порядке. Я не обижаюсь, честно. — Нет, — настоял Пак, сжав кулак. — Я должен извиниться. Нет ничего плохого в том, чтобы пользоваться тем, что имеешь, — закачал он головой, подсев ближе для бóльшей приватности их диалога. — Я ведь... делаю то же самое. И был не прав, решив пристыдить тебя за это, пусть даже и в виде шутки. Прости. Мне стыдно. Очень.       Чонгук воззрился на него жалобными глазами и больше не отмахивался от оправданий, вместо этого еле слышно пробормотав – так искренне, что запекло в груди: — Но то, что ты сказал – правда... — Нет. Пожалуйста, забудь об этом. Давай сделаем вид, что ничего не было? Хорошо? — ...мхм, — с трудом согласился Чонгук, и Чимин вздохнул: — Прости. Мне правда жаль, что я позволил себе такую глупость. Выкинь из головы? Ради меня? — в его голосе проскользнула мольба.       Выдержав длинное, мучительное молчание, Чон в итоге всё же твёрдо кивнул.       Как от сердца отлегло.       Чимин в облегчении растёкся по сиденью, не пытаясь скрыть радости от того, что Чонгук в итоге простил его и правда отпустил эту щекотливую ситуацию. Пак даже и не заметил, как всё это время впивался короткими ногтями в кожу ладони из-за волнения. Колоссальная лёгкость – точно кто-то только что обезвредил устрашающе тикающую бомбу на хрупком трескающемся льду. Скромная ссора закончилась, даже толком и не начавшись, в унисон снимая бремя с юных плеч. Оба наследника своих семей отвернулись к окнам, чтобы перевести дух и вернуть исчезнувшее приподнятое настроение: Чимин оставил Чонгуку возможность на какое-никакое личное пространство в салоне машины, пока сам пытался найти в себе силы унять взбудораженные нервы, глаза бездумно скользили по плавно меняющемуся за окном виду.       Пак молился, чтобы всё снова стало так, как раньше, отчаянно забываясь в панораме Вегасе.       А там было в чём забыться, было бы желание. В первый раз ехать по Стрипу и не приоткрыть рот от изумления было невозможно. Необъятные вычурные здания гостиниц-казино, которые были созданы для того, чтобы впечатлять и заманивать туристов, возвышались над головами и перехватывали дух один за другим, а билборды-экраны размером почти что с грузовые контейнеры слепили, как и неоны, прожекторы от дискотек, пёстрые надписи-указатели – все они непрерывно светились, даже в светлое время суток, по ночам так и вовсе справляясь лучше любого уличного освещения. Рекламные щиты делали всё, чтобы их невозможно было не заметить, впечатываясь в память вырвиглазными цветами и мерцанием огромных букв. Жизнь кипела здесь всегда, тишина в центре города была до смешного просто неестественна.       Лас-Вегас на самом деле стал уникальным местом, в котором немыслимо сочетались красота, богатство и пошлость.       Чимин обратил внимание и на то, как на улице полуобнажённые в образе бурлеск девушки с оголённой грудью и торчащими за спиной громадными броскими перьями предлагали презентабельно одетой пожилой паре туристов сфотографироваться с ними за деньги. И вторые с радостью соглашались, улыбаясь и уже позируя в вечерних костюмах от известных брендов, пока позади них, на фоне гигантских дорогих отелей, проезжал фургон с бросающейся в глаза рекламой дам лёгкого поведения, чьи прелести были деликатно зацензурены огромным номером телефона горячей линии для их вызова.       Свобода здесь ощущалась на кончике языка освежающей остротой перца чили.       Джип Чонгука, простояв в пробке какое-то время, наконец-то повернул и выехал на главное шоссе, остановившись на красном свете у широкого проспекта с пальмами. Чимин воспользовался случаем и приоткрыл окно, чтобы освежиться и вдохнуть глоток воздуха, когда со стороны фонтанов отеля "Белладжио" вдруг началось шоу со стреляющими вверх струями воды высотой в сто пятьдесят метров, попадающими в такт с легендарным Nessun Dorma в исполнении Лучано Паваротти. Чуть выглянув наружу, Чимин прикрыл веки, наслаждаясь ветерком, уши ласкала классическая музыка, даря умиротворение после стрессового момента.       Внутреннее спокойствие постепенно укутывало его в свои нежные объятия, как его ладонь вдруг осторожно накрыло теплом чужого прикосновения.       Чимин тут же очнулся и метнул взгляд, полный переживаний, к Чонгуку – весь снова как на иголках и готовый к худшему. Однако то, что он увидел, окончательно угомонило все его тревоги. В больших, устремлённых в его сторону глазах Чона звёздами сверкала Вселенная, а лицо пыталось что-то донести, какую-то неозвученную мысль, что наверняка пробудила бы внутри Чимина все сентиментальные чувства. Хотя в словах этих и не было необходимости – он всё и так понял. Они дорожат друг другом и готовы идти на уступки.       Трогательные скрипки из партитуры Джакомо Пуччини резали по сердцу во время кульминации, подчёркивая весомость этого обмена безмолвными утешающими посылами. Чимину мерещилось, что он попал в какой-то культовый голливудский фильм с гениальным саундтреком. Ведь так не бывает. И вот оно – доказательство обратного. Простая, но пугающая, одновременно с этим райская мысль возникла в его голове, родившаяся от смягчившегося сердца и смирившегося сознания:       Он влюблён.       Чертовски влюблён, влюблён по уши, влюблён по самое не могу.       Казалось, это было и так очевидно поначалу, однако только сейчас в голову Чимина ударило осознанием так, как никогда раньше. Это не было уже просто симпатией или желанием, а определённо чем-то намного, намного большим. Пусть кто-то скажет, что называть такие чувства настоящей любовью было ещё рано, однако сердце Чимина уже было не его. И этим всё сказано. Воодушевлённый душещипательным моментом, он почти сорвался и потянулся к Чонгуку за невинным поцелуем, но вовремя вспомнил о водителе, кашлянув. Вместо этого Чимин молча стиснул пальцы Чона в ответной поддержке, быстро закрывая окно и лишая их вдохновляющей музыки, которая пробуждала слишком рискованную сейчас романтику.       Ничего, ещё успеется.       Главное, что всё хорошо.       Всё хорошо: они снова в мире и взаимопонимании.       Карамельного тона "Wynn" встретил их зеленью и журчащим водоёмом перед вогнутым зданием отеля, шокирующим посреди возведённого в пустыне Лас-Вегаса и благодаря этому невероятно освежающим. Чимин даже облегчённо вздохнул, когда оказался внутри гостиницы-казино, среди внутреннего тропического сада по периметру зала следуя за уверенно шагающим Чонгуком, пока тот двигался к обслуживающему персоналу: — Проведите меня и моего гостя в зону спа.       Работник гостиницы доброжелательно кивнул и выставил ладонь, указывая путь перед тем, как самому стать проводником, выдерживая необходимую по этикету дистанцию со своими клиентами, чтобы обеспечить им приватный разговор, но при этом не пропадать из виду и довести их до места назначения. Чимин проводил взглядом вычурные цветочные инсталляции, украшенные гирляндами деревья, шары из красных роз, висящие над головами, остановился на хрустальной статуэтке павлина в его полный рост и хмыкнул. Этот город обладал несметными богатствами, раз позволял себе такие излишества. Не то чтобы он не был восхищён. Просто его деловая хватка тут же пришла в действие, помогая прикинуть, какой приблизительный месячный оборот радовал предпринимателей самого известного в мире центра развлечений. — Прошу, джентльмены, вам сюда, — оповестил их с Чонгуком работник отеля, постояв ещё немного рядом, пока не дождался чаевых от Чона, после поблагодарив его и развернувшись обратно по направлению к гостевому холлу. — Впечатляет, — не выдержал Чимин, когда они с Чонгуком встали лицом к лицу с золотым павлином, встроенном в стену на другом конце пустого коридора, который вёл их дорожкой через гигантские кувшины амфор и напольные фонари восточного дизайна к зоне спа.       Чонгук обернулся к нему с широчайшей улыбкой, и Пак окончательно понял, что любые остатки раздора, если они вообще были, стёрлись в порошок. Окрылённый, он ответил такой же, невесомо приобнимая своего парня за талию одними цепкими подушечками пальцев: — Ну что? Пойдём, расслабимся?       Чон тоже прильнул к нему чуть ближе обычного, всё так же лучезарно улыбаясь, с лаской глядя на хёна сверху вниз.       Коридор оттенков топлёного молока привёл их в обширный вестибюль с диванами и приветливым администратором спа, который стоял за стойкой и выглядывал из-за декоративной мини-статуи Венеры Милосской, слегка прикрывающей ему вид на новых гостей. — Добрый вечер, джентльмены! Желаете воспользоваться услугами нашего салона?       Чонгук важно взял общение с ресепшеном на себя, что Чимин ему без колебаний позволил, чувствуя гордость за проявленную инициативу донсена вести их сегодняшний день по своим планам и правилам. Его раздувало от кичливости за Чона. Как бы тот ни запинался с английским – Чонгук явно подучил его как раз для этого дня, наверняка зубря предложения и формы глаголов в своём бизнес-классе, пока летел из Кореи в США. Он старался ради своего хёна.       По телу Чимина разлилось ласковое тепло.       Пока администратор выдавал им ключи от шкафчиков и предлагал халаты с ванными сандалиями, Чимин глубоко задумался, внимательно рассматривая указатели на стенах – "Женское спа" и "Мужское спа", после чего прищурился. Он плавно придержал Чонгука за плечо, в ту же самую секунду обращая его внимание на себя: — Чонгук-и. Иди первым, я хочу ещё кое-что уточнить у администратора, м?       Чон, определённо озадаченный такой просьбой, медленно кивнул. Взяв выданные ему принадлежности, он скрылся за матовой стеклянной дверью мужского спа, напоследок ещё раз подозрительно оборачиваясь и окидывая Чимина ничего не понимающим взглядом. Тот невинно улыбнулся в ответ и помахал, шёпотом обещая, что скоро будет. Когда же Чонгук пропал из виду, и в помещении остались только Чимин с ресепшеном, Пак деловито уложил локти на стойку, сменив своё амплуа по щелчку пальца. Он наклонился к мужчине как можно ближе, скользя взглядом по его форме и наконец замечая бейдж с именем, обращаясь к нему по-английски: — Майкл. У меня есть вопрос. — Да, сэр?       Чимин убрал упавшую на лоб прядь волос, продолжая приглушённым тоном: — Это спа сдаётся в аренду?       Администратор изменился в лице, уставившись на гостя то ли в шоке, то ли в недоумении, казалось, догадываясь, но не совсем ещё веря в то, что ему сейчас предложат: — Прошу прощения?.. — Я хотел бы снять мужское спа на два часа. Приватно. — Сэр, нам не...       Чимин плавно выхватил из рядом лежащего именного блокнота отеля лист бумаги и написал на нём шариковой ручкой, одолженной у ресепшена, сумму с несколькими нулями, спокойно уточнив: — Значит, этот вопрос точно никак не решить? — Сэр...       Чимин и глазом не моргнул. Он тут же перечеркнул сумму и добавил новую ниже, исподлобья глянув на Майкла со вздёрнутой бровью в ожидании. Тот поджал губы, уставившись на выведенные на бумаге чернила с пустым выражением лица. Прошло около минуты в полном интенсивном молчании, пока администратор в конце концов не сдался, оглянувшись по сторонам и вытащив из-под стойки табличку о том, что спа находится во временном техническом ремонте.       Сделка состоялась.       Чимин со своей стороны флегматично достал из кожаного портмоне кошелёк, чтобы выписать ресепшену оговоренную сумму. Они обменялись многозначительными прагматичными взглядами, и Пак оставил оторванный из банковской книжки чек на поверхности стойки, напоследок размашисто на нём расписавшись. Не выдержав и победно хлопнув по столу, Чимин после забрал свой халат с намерением наконец-то составить Чонгуку компанию внутри. Когда же он ухватился за ручку стеклянной двери, то почему-то притормозил на мгновение, развернувшись к уже спрятавшему себе в карман чек Майклу: — Кстати... — Чимин сделал вид, что впал в раздумья. — Холодное шампанское с устрицами спустя где-то полтора часа... Звучит, как неплохая идея, м?       Администратор молча и понятливо кивнул, на что ему в ответ удовлетворённо улыбнулись, наконец-то оставляя работника отеля одного в холле.       Мужское спа встретило своего владельца на два часа тишиной и пустотой, мягкий хаус с переливистым звоном колокольчиков бар чаймса вибрировал где-то внизу живота, убаюкивая. В воздухе витал сладкий запах жасмина, а обилие зелени и орхидей стало лучшим решением для интерьера, выполненного в тропическом южно-восточном стиле. Потолок помещения был украшен сводами, расписанными порхающими бабочками, между белых балок которых едва пропускала свет стеклянная крыша из персиково-бежевого витража. Зал зоны отдыха представлял собой диваны и кресла у столиков с фруктовыми корзинами и ведром с лишь недавно выжатыми разномастными соками в бутылках, охлаждённые для свежести льдом на дне ёмкости. Вдоль стены – четыре широких коридора, один из которых вёл в раздевалку, а остальные – непосредственно в спа с водными услугами.       Чимин плавно завернул в комнату для переодевания, где вдоль стен на полках эстетичными пирамидками были выложены рулоны полотенец. Его там уже ждали. Чонгук стоял в свежевыстиранном шёлковом молочном халате, видимо, только сложив свои вещи в один из шкафчиков, когда обернулся навстречу вошедшему: — Всё в порядке? Какие-то проблемы?       Чимин отложил собственный халат с сандалиями на скамью рядом, качнув головой: — Всё просто изумительно, — не соврал он и взялся за свою рубашку, медленно расстёгивая пуговицы.       Чон приоткрыл было рот, но, очевидно, забыв, что именно хотел ещё сказать, так его и закрыл. Через секунду он завозился, зачем-то решив перевязать до этого идеально стянутый пояс, упорно опуская взгляд на свои занятые делом руки и не поднимая его.       Хм.       Чимин изучающе сузил глаза, на расстоянии ощущая неловкость Чонгука и гадая: в чём же причина такого скованного поведения?       В голове щелчок.       Неужели...       Неужели тот не знал, как себя вести в раздевалке с Чимином?..        Что за ребячество.       И как мило. Но одновременно глупо.       Они же встречаются, чёрт возьми!       Пак смочил губы языком, с острой внимательностью следя за каждым дёрганым движением Чонгука, всё больше и больше находя подтверждения своим догадкам.       Господи, он и правда постоянно отводит глаза, глядя куда угодно, но только не на своего парня!       Абсурд.       В конце концов Чимин прекратил оценивающую слежку и смиловался над Чоном, решив спасти того от смятения: он прервал нагнетающую тишину просьбой захватить ему из ведра со льдом апельсинового сока и встретиться уже в джакузи. Чонгук, не мешкая, радостно принял это предложение, как школьник – оправданный отгул от уроков, часто кивая и сбегая из раздевалки с румяными щеками.       Чимин проводил его с недоумённым видом.       До смешного нелепо.       Они ведь... столько всего уже делали вместе, так почему Чонгук всё дальше продолжал смущаться так, будто у них вновь всё было впервые? Если он до такой степени реагирует на обычное раздевание, то зачем вообще тогда приглашал сюда Чимина? Явно же не для того, чтобы просто-напросто поплескаться и попотеть вдвоём в сауне, верно?       Верно.       А в таком случае... раз Чонгук настолько нерешительный...       Получается, он вновь ждёт первого шага от Чимина?       Что ж. Он его получит.       Пак, донельзя позабавленный, качнул головой в беззлобном осуждении. Слабо завязав на голых бёдрах прихваченное по дороге длинное полотенце, он застыл на секунду, а затем, что-то решив для себя, оставил свой халат одиноко лежать дальше на скамье и вышел на встречу с Чоном сквозь примыкающий к бассейну проход. Влажность в воздухе освежала, мраморный пол зеркалом отражал его фигуру под подошвой сандалий, проложенный от ванных комнат и релакс-зон вплоть до главного центра спа с двумя приватными джакузи друг напротив друга, рекреационными кушетками, небольшой ванной с ледяной водой и входами в три разнообразные сауны: финскую, русскую и хамам.       Стандарт резортов.       Не удивлённый, Чимин осмотрелся ещё раз, оценив пастельные тона купальни, не бросающиеся в глаза, но и поддерживающие ощущение эстетики и богатства изысканные декорации из статуй слоновой кости, выпуклую лепнину на стенах, растительные ансамбли на каменных подушках и томное освещение – в помещении точно цвёл вечный закат.       Интимно.       Обстановка то что надо.       Края его губ игриво приподнялись, когда позади послышались шаркающие шаги. Чимин обернулся, встречаясь взглядами с Чонгуком, который отчего-то решил принести ему не просто одну бутыль свежевыжатого сока из многих, а сразу целое ведро всех фруктовых напитков в наличии. Брови Пака живо поползли наверх, вопрос так и читался на всём лице, что Чон никак не мог проигнорировать, краснея и тут же ощущая необходимость объясниться: — ...я просто подумал, что ты можешь захотеть ещё? Ну, потом...       Он не успел договорить, как глаза Чимина заискрились от улыбки и поощрения.       Чёрт, он не должен был настолько наслаждаться тем, что ради него лезут из кожи вон, чтобы угодить.       Но он наслаждался. — Спасибо, Чонгук-и. Поставь куда-нибудь, — урча, поблагодарил он Чонгука и легко развязал края полотенца на своём боку, позволяя ткани слететь на пол и оставить его полностью оголённым.       За спиной раздался грохот.       Чимин вздрогнул от шума и бьющего по ушам эха, подскочив на месте. Он резко оглянулся, повернув одну лишь голову к Чонгуку с широко распахнутыми глазами – тот еле успел удержать падающее с журнального столика ведро со льдом, которое туда только что пытался поставить, но явно чуть не промахнулся. Остановив качающееся ведро с соками, Чонгук суетливо выхватил с полок вдоль стен сложенное полотенце и положил его на ту поверхность стола, где в лужицах лежал выскользнувший лёд, старательно всё вытирая. — ...ты же понимаешь, что скоро всё здесь будет мокрым? — со смешком заметил Чимин, намекая, что они находятся в спа, где повсюду вода и влажность.       Чонгук вскинулся и с заминкой остановился. Он так и оставил полотенце одиноко лежать на столике, когда с затруднением выдавил короткое: — О...       То, как усердно он пытался смотреть Чимину в глаза, а не ниже спины, заслуживало отдельной похвалы. От этого в груди Пака будто сумасшедшие метались бабочки, клубясь в сердце и возвышая. — Не будешь купаться? — безобидно уточнил он, в противовес своей нейтральной интонации выразительно осматривая Чона с ног до головы и этим намекая, что тому стоит поскорее избавиться от халата. — А... точно, — Чонгук спохватился, поджимая губы и никак не унимая румянца на щеках, тянущегося аж до кончиков ушей. — Я... сейчас... вот, — невнятно блеял он, пока спешно пытался распутать те тройные узлы, которые от нервов наворотил на своём поясе в раздевалке.       За ним терпеливо наблюдали какое-то время, а затем не выдержали и подошли ближе, полностью развернувшись передом: — Давай помогу.       Чонгук поднял с пояса взволнованный взгляд и сразу же застрял им на бёдрах Чимина, когда тот оказался напротив него – Пак положил ладони на его руки, заботливо их отодвигая, чтобы самому справиться с тугими узлами. Он беспардонно, с силой продел указательный палец между сжатыми полосками ткани, упорно пробираясь между ними всё глубже и глубже, расслабляя и заставляя подчиниться напору, дёргая в стороны и в конце концов добиваясь своего – податливости. Грудь Чонгука заметно приподнялась и опала, пока глаза не могли никак оторваться от чужого паха – кажется он даже забыл, как моргать, завороженный и потерянный в пространстве. Шею опалило жаром прилившей крови, в голове всё заволокло непроглядным туманом.       Спустя минуту Чимин триумфально справился с последним препятствием пояса и позволил подолам халата Чона лениво разойтись – колыхаться в воздухе и более не скрывать то, что им положено было скрыть: юные тело и душу. С любовью взявшись за воротник, Пак без лишних расшаркиваний снял одеяние с плеч потянувшегося вслед Чонгука. Тот, казалось, пытался хоть на мгновение оттянуть момент своего обнажения, невозможным образом стараясь остаться в халате. Но лёгкая ткань была быстрее, безжалостно падая вниз. На коже Чона показались крохотные пупырышки от мурашек. Предвкушение?.. Чимин окинул весомым взором открывшийся перед ним вид, а затем поднял взгляд, пытливо изучая лицо Чона.       Будто старался понять, насколько тот был на той же самой волне, что и он.       Насколько был готов.       Но Чонгук...       Чонгук совсем не выглядел готовым – он громко сглотнул, его кадык вздрогнул вверх-вниз, и это невозможно было не заметить. Сбавив обороты, Чимин растерянно насупился и отступил на шаг, возвращая отобранную зону комфорта обратно Чону, а вскоре и вовсе отошёл подальше, как никогда озадаченный.       Его, конечно, не оттолкнули, но...       Что-то было не так, и из-за этого внутри Пака незаметно образовалась капля раздражения.       Мотнув головой и решив, что слишком много думает, Чимин попробовал не сдаваться. Он развернулся и первым спустился по подводным ступеням в бурлящее рядом джакузи с меняющейся подсветкой. Каждую его клеточку словно залили кипятком, заставляя размякнуть и расслабиться, побуждая блаженно прикрыть глаза. Пак отплыл на самый край противоположной стороны, раскидывая руки по бортику и выгибаясь в пояснице, чтобы как следует вытянуть позвоночник. Создавая атмосферу непринуждённости, приглашая к себе. Чимин поджал ногу, становясь стопой на твёрдое подводное сидение под ягодицами, позволяя коленям разъехаться – очертания его приподнятого ствола было смутно заметно сквозь пену пузырей и ребристые волны.       Ещё более открытым в своих безмолвных предложениях он быть никак не мог. Чимин замер, чуть вскинув подбородок. Теперь пришло его время ждать. Он говорил Чонгуку языком тела: если чего-то хочешь – бери, но сам. Подавать тебе больше ничего не станут, как и уговаривать. Подчёркивая важность обоюдного согласия. Почему такие крайности? Потому что Чимину начинало казаться, что он единственный... заинтересованный. С одной стороны, нерешительность Чона была объяснима: в конце концов, тот же не знал, что спа только их на оговоренное время, а потому, скорее всего, боялся, что в любую минуту может войти кто-то ещё и застать их в неудобный момент интима. И Чимин правда собирался ему вскоре всё рассказать: что снял помещение в аренду и обеспечил им максимальную приватность.       Просто...       Его всё никак не покидал надоедливый вопрос: разве не этого Чон изначально хотел?       И если да, то где же тогда его попытки сблизиться, где же флирт?       Они оба, голые, на территории телесных удовольствий, где легко было смыть с кожи следы от занятий любовью... намёк на секс очевиден, разве нет? Бассейн, джакузи, массаж – классика жанра для интима. По крайней мере, так Чимин думал, когда услышал предложение Чонгука тогда, у бара. Для него это было предельно логично. Теперь же появилась вероятность какой-то абсолютно бестолковой ошибки. С приходом сюда внизу живота горячим камнем грело накопившееся возбуждение, но с ним и проросли ростки сомнений, мешая отпустить смятение. Чимин уже ощущал себя каким-то извращенцем, который, в отличие от невозмутимого Чонгука, только и делал, что намекал, намекал и намекал, разгорячённый вожделением, а в итоге сталкивался лбом с непробиваемой стеной беспристрастности.       И он начинал уставать от этого.       Тяжелый взор Пака переметнулся обратно к Чону.       Тот, видно, справившись с собой, наконец зашевелился и последовал за своим хёном в купальню, беспрерывно кусая губы и сгорая от зноя чужого пристального взгляда, пусть его тело ещё даже не ощутило и намёка на высокий градус воды в джакузи. Чимин не отрывал от него глаз ни на миг, тайно, вопреки своему негодованию, любуясь тем, как фигура его парня напоминала самый настоящий треугольник с широким разворотом плеч, явно разработанным физическими упражнениями, и невероятно узкой, крепкой талией. Жалея и так зажатого Чона, он решил не заглядываться на его бёдра, чтобы не вводить того в ещё большую краску. А там было, на что смотреть, хотя подтянутого торса, на самом деле, более чем хватало для ёкнувшего сердца.       Да что толку.       Чимин вяло поднял взгляд обратно к лицу Чонгука и случайно столкнулся с ним взглядами.       Дыхание спёрло в груди.       В глазах напротив него бурлило столько... вопросов, беспомощности и одновременно готовности, отваги, что фальшь и наигранность здесь были совсем не желанными гостями.       Что главное: Чон, казалось, так запутался в том, чего от него ожидали, что Чимин, неожиданно устыдившись самого себя, не сдержался и прекратил искушающие призывы, в противовес криво улыбнувшись: — Ты... не хочешь, Чонгук-и?.. — осторожно попытался внести ясность Пак, издалека намекая на секс и чуть ёрзая от нервов. — Если да, то... не стесняйся, говори со мной, иначе я не пойму, — добавил он, не желая больше заманивать "жертву", как делал это раньше, в совсем других отношениях.       Сначала это было забавным. А сейчас – как будто неправильным... Не с таким Чонгуком, который словно поджал хвост от страха в ответ на чужие поползновения. — Я просто думал, что... — всё продолжал Чимин свой беспокойный монолог, не замечая, как начинает оправдываться и оттого сам робеть, потупив взгляд в пузырящуюся воду. — Ну... что ты пригласил меня, чтобы мы здесь уединились... прости, я, наверное, всё не так понял.       Господи, да почему он мямлил?!       С ним никогда такого не происходило!..       Он мысленно чертыхнулся, собираясь было взять себя в руки и назвать вещи своими именами, пока не заметил у колена круги водных разводов, а с ними секунду позже – загорелые, сильные ноги. Чимин вскинулся, когда на его щеку положили ладонь и с отчаянием потянулись за поцелуем, начиная его так бережно и чувственно, что пробивало дрожью. Приблизившийся Чонгук опустился в воду по плечи, прильнув ещё ближе и умостившись между раздвинутых ног Чимина, но не с намёком на нечто большее, а просто даря сжигающий уют. Он упёрся рукой в стенку бассейна, удерживая равновесие в неспокойной воде, пока нерасторопно, до невозможного медленно целовал хёна одними губами. Один, без намёка на ответ, однако ненадолго. Спустя мгновение на местечко между его лопатками легла подбадривающая ладонь – Чимин отмер и неуверенно ответил на ласку, облегчение наполнило его с ног до головы.       Возможно, он зря расстраивался раньше времени?       Пак закрыл глаза, отдаваясь поцелую и принимая затяжной темп таким, каким его предлагали, пробуя губы Чонгука на вкус и млея. Как он мог забыть, что ему больше не нужно покорять и завлекать? Чон уже был его, как и наоборот – и пусть безобидные шалости раззадоривали огонь страсти, им тоже нужно было знать предел и уступить сердечности, когда приходило нужное время. Разве не этого он хотел всей душой всё это время до их встречи? Перенасыщенный всплеском нежности, Чимин судорожно выдохнул в рот Чонгуку, когда тот отстранился вздохнуть, вглядываясь в хёна и вновь пытаясь уточнить, правильно ли всё сделал. О, ему готовы были часами рассказывать, насколько правильно. Чон поступал так, как Паку было не просто нужно, а необходимо, пусть сам Чимин и поздно об этом догадывался, действуя как всегда – по вредной, похабной привычке.       А теперь он даже немного сомневался: так кто же действительно вёл в их отношениях?       Хотя...       Плевать.       Разве это так важно?       Растроганный, Чимин подтянулся выше и оставил невесомый поцелуй на скуле Чонгука, а затем на щеке, у виска, пока тот не свесил голову набок, послушно открывая доступ к своей шее с доверчиво сомкнутыми глазами. Колени Чона, на которых тот стоял на дне джакузи, то и дело разъезжались, но руки, теперь обе по бокам от Чимина, с силой держались за бортик, не позволяя телу упасть. Отдавшись полностью своему чувству осязания, Чонгук тихо замычал, когда к его шее голодно припали. Её вылизали густыми мазками, пока губами не прихватили кожу, чтобы всосать до пекущего засоса. По помещению эхом раздался ноющий стон. Пунцовый, Чон и не знал, что его шея может быть настолько чувствительной. Щекотливый жар, тянущийся от груди по всему телу, пульсировал по венам. Чимин губами выводил на его коже миллиарды поцелуев, потираясь носом и постоянно вздыхая от спешки, пальцами скользя по спине Чонгука и подтягивая того всё ближе и ближе к себе: — Иди ко мне... иди сюда...       С трудом разгадав его настойчивые намёки, Чонгук наконец-то понял и сделал то, о чём его так жадно просили. Он подтянулся на руках вверх и с плеском уселся сверху на бёдра Пака. Его согнутые колени врезались в спинку подводной скамьи, а опускающиеся ягодицы упёрлись правой половинкой в чужую твердеющую плоть. Чимин тут же инстинктивно ткнулся в него толчком, подаваясь тазом вверх, и с наслаждением откинул голову назад, на бортик, шумно выдохнув носом. Не переставая слегка тереться о бёдра и зад Чона от нетерпения, он вдруг тихо засмеялся себе под нос, заставая врасплох – Чонгук в недоумении чуть приподнялся, чтобы ошарашено заглянуть ему в лицо: — Я сделал что-то не так?.. — испуганно предположил он, выпучив глаза, на что Пак резко мотнул головой, возвращая её на место с таким же шокированным видом: — Что?.. Ты о чём? — отрицание лилось из него даже в невербальных жестах. — Ты идеален, Чонгук-и.       Тот отвёл взгляд в сторону от смущения, но по виду явно всё так же был озадачен, что не ускользнуло от Чимина: — Просто... — начал объясняться тот и скользнул языком между губ, сам не замечая, как слизал плеснувшие ему на лицо капли воды из джакузи. — Я не ожидал, что ты вдруг станешь таким... раскрепощённым.       Чонгук нахмурился сильнее предыдущего, всё так же не решаясь сесть обратно на пах Чимина так, как раньше, вместо этого скованно застряв в воздухе. Такой ответ, похоже, не слишком его устроил. — Это... плохо? — Только, если ты сам так считаешь. Я лично так не думаю. Но... — запнулся Чимин, вдруг серьёзнея, — но мы можем всё прекратить, если тебе неловко. Если я слишком, ну... настаиваю – так и говори. Хорошо?       Чон застыл, будто и в самом деле решил покопаться в себе и понять, что чувствует, его внимание ещё не готово было сконцентрироваться обратно на собеседнике. Чимин ждал, хотя с бóльшим удовольствием затискал бы Чонгука в объятиях и зацеловал до смерти, сокращая ненужную дистанцию. Однако всему своё время. Вроде бы он должен был уже научиться терпению и пошаговому сближению с Чоном, научиться перестать проявлять откровенную инициативу первым и брать всё в свои руки. Он слишком часто это делал раньше, и к чему это привело? Вот именно. Чимин дал Чонгуку время подумать, и был вознаграждён ответом. Вот только, на удивление, немного осуждающим, с каплей вызова во взгляде, направленного на него сверху вниз – Чон всё так же возвышался над ним, пока стоял на коленях на сиденье из плитки, когда немного возмутился: — А тебя не смущает, что... что мы здесь? — Здесь? — переспросил Чимин, ладонями спустившись со спины Чонгука к его пояснице, чтобы было удобней его поддерживать. — Где именно – здесь? — В спа отеля, где тысячи гостей. Которые могут зайти внутрь в любую минуту.       Ага. Значит, главная проблема была всё же в этом?       Чимин выдержал выразительную паузу, а затем поддался искушению показать характер, игриво приподнимая брови: — Вот как? А что же тогда насчёт тебя? О чём ты думал, когда залез ко мне сейчас на колени? Ты же видел, что я и до этого был очень "рад" тебя видеть. Ты знал, на что шёл, так что твоей вины здесь так же много, как и моей.       Пак сам не понимал, почему перешёл в атаку, почему иронизировал, подстрекал Чонгука, а не пытался сгладить все острые углы между ними. Однако и сам Чонгук был не лучше. Тот невпопад хрюкнул от смеха – так, словно они не столкнулись только что лбами, а весело проводили друг с другом время. Возможно, так и было – это их личное, особенное, завуалированное "веселье". Чон попытался сдержать неожиданно пакостную усмешку и не позволить ей растягивать его губы, ямочки на щеках углубились от усердия. Не сдаваясь, он всё поддерживал порицающий тон: — Да, ты и правда был очень "рад" меня видеть. Неужели только об этом и думал, когда мы сюда шли? — обвинения в свою сторону он избегал, как огня, просто-напросто их игнорируя, пока стрелял собственными в ответ: — Всё это время?       Чимин же наигранно оскорбился: — А ты – нет? Совсем-совсем? Не верю, — парировал Пак, его глаза блестели от того, насколько он был заведён из-за этой перепалки. — По крайней мере, я не стесняюсь того, чего хочу. — Значит, ты хотел, чтобы нас кто-то застал? Чтобы кто-то увидел нас вместе, здесь? — продолжал подкалывать его Чонгук, в его глазах скакали огоньки ликования. — Тебе что, такое... нравится? Любишь, когда... наблюдают...       На последнем слове тон его голоса внезапно лишился всех вредных ноток и вопросительных интонаций – они испарились так, словно их и не бывало. Чон поздно осознал то, как именно высказался. Воспоминания о собственном нездоровом фетише того самого "наблюдения" за Чимином всплыли в памяти, заставляя его заткнуться и поджать плечи.       Кто бы говорил!       Он заигрался и зашёл слишком далеко.       Не стоило этого упоминать...       Чонгук сдался отголоскам стыда и вмиг растерял всё своё тщательное собранное кокетство на грани наглости и провокации, с помощью которого отбивался от поддёвок Чимина. Тишиной и сожалением он неумело пресёк их игру в словесную перестрелку, не зная, что делать дальше и как быть, пока ему вдруг не ответили ровным голосом, упавшим в тембре на октаву ниже: — Да, нравится.       Чонгук в шоке перевёл до этого потупленные глаза обратно к хёну и с горем пополам сглотнул, не веря в то, что слышал.       Чимин не шутил, совсем не шутил.       Глубоким прожигающим взглядом он сверлил его так яро, что сердце бешено заколотилось в груди от переизбытка давления.       Что он имел в виду?       Пак вряд ли говорил с таким знанием дела о каких-то там гостях отеля, на которых ему и дела нет.       А значит... он тоже имел в виду постыдный секрет Чонгука? Он догадался, отчего Чонгук замолк?       Время растянулось, каждые вдох-выдох, трепет ресниц, блеск в глазах имели колоссальное значение.       Чимин и правда подразумевал это?.. Или Чонгук ошибся?..       В ушах набатом колотилось сердце.       Чона будто охватила лихорадка, когда он всё-таки пришёл к выводу, что в итоге всё правильно понял – Пак был слишком серьёзен, слишком молчалив, слишком... Одним простым согласием он только что сделал секрет Чонгука и своим секретом. Разделил с ним его недостатки и показал свои, создал ещё одну их общую тайну, предназначенную только для них двоих. Уровень доверия, который Чону предлагали, кружил голову. И он не мог отделаться от ощущения, что тоже должен был что-то сейчас сказать. Нечто уникальное, неведомое никому другому, кроме самого Чонгука. Что сегодня впервые станет известным кому-то другому и превратится в его уязвимость.       Он должен был. Обязан. Поделиться откровенностью в ответ.       Поражённый до глубины души, Чонгук устал думать. Поэтому без лишней мысли начал признание в том, что сидело внутри него уже долгое время и пугало своим существованием: — Мне тоже... н-нравится...       Пак, еле заметно вздрогнув, чуть склонил голову, высказывая недопонимание тем, о чём именно шла сейчас речь.       Вдохнув побольше воздуха перед тем, как впасть в невнятное бормотание, Чонгук выпалил: — Мне тоже нравится, когда... когда ты... ты... ну...       Абсолютное молчание.       Чимин, который в такие момент обычно его успокаивал и просил так не волноваться, обещая, что не осудит и всё поймёт, сейчас прибивал его к стенке, как в допросной.       Горло Чонгука сжало тисками, капельки пота собрались у висков, скатываясь к подбородку.       Он сейчас сойдёт с ума. Как ему это сказать?..       Хоть как-то. Самыми простыми словами, как бы они ни прозвучали.       Чонгук и так умирал внутри, но в конце концов всё равно сорвался в пропасть: — ...м-мне нравится, когда ты меня... с-соблазняешь, ну, то есть, когда ты всё... — в горле пересохло, — когда ты всё... к-контролируешь? Айщ...       Чёрт, он это вправду сказал. Он это сказал. Вслух. Чёрт. — ...контролирую... тебя? — почти шепотом догадался Чимин, его лицо выражало полнейшее потрясение, от которого воздух особенно выбивался из лёгких.       Чонгук поджал живот из-за напряжения, вздрогнув: — Д-да... и не только, просто... уф, неважно, — тяжело выдохнул он, надув щёки и сдаваясь, окончательно отплывая от Пака. Сбегая. — Знаешь, забудь, я не...       Чимин жёстко схватил его за руку и не позволил отстраниться, сам следуя по пятам – оба в итоге остановились в центре джакузи, пузыри от подводного массажа мягко били по икрам. Алый, нахохленный, взъерошенный и до ужаса оробевший, Чонгук пытался избежать зрительного контакта, но Пак настырно его налаживал, прогибаясь и заглядывая ему в лицо с заботой и тревогой, складки кожи между его бровями всё собирались и собирались. В какой-то момент ему удалось поймать вторую руку Чона, чтобы тоже крепко сжать её в своих небольших ладонях, пытаясь поделиться заверением в том, что всё в порядке. Учитывая бо́льшую силу и массу, Чонгук вполне мог вырваться из захвата, если бы действительно захотел.       Но он не вырвался.       И Чимин воспринял это как знак: — Чонгук-и...       Тот зажмурился, когда к нему обратились, мышцы всего его тела заметно подобрались от нервов, проглядывая плавными, выпуклыми рельефами. — У всех нас есть что-то, что нас очень заводит. Это нормально. Я такой же. Все такие же, просто чаще молчат об этом. В этом нет ничего... неправильного.       Чонгук скользнул языком меж высохших губ, всё ещё отворачиваясь, но внимательно прислушиваясь к тому, что ему говорили, навострив уши. — Мои собственные желания тоже иногда меня... пугают. Но... — Чимину казалось, что он разрывает себя на части, пытаясь достучаться до Чона. — Они – часть меня. И мне... мне хорошо от них. Стыдно. Но хорошо.       Вот оно.       Накопившееся наконец-то взорвало пузырь нравственности.       Говоря честно, Чимину самому было сложно признаться в этом. Особенно самому себе. Однако он должен был, ради Чонгука. Чтобы показаться более опытным, старшим в их паре, стать опорой и надёжным примером для подражания, советчиком, куратором. Чтобы убедить не страшиться себя и не отворачиваться от потенциала их отношений. Делая это, Чимин помог и самому себе сознаться в тех соблазнах, которые таились в уголках его сознания, задушенные совестью. А у него их было несметное количество. От мелких до самых-самых желанных, которые давно дали о себе знать и возбуждали больше всего, но которыми часто пренебрегали с ненадёжными, не доверенными партнёрами.       Да что уж, Пак сам был таким же, как Чон, просто более... взрослым и раскрепощённым.       Потому и понимал. Понимал и хотел помочь.       И Чонгук ощутил это.       Пусть всё ещё угрюмый и насупленный, он в конечном счёте всё же соскользнул взглядом со стен спа на Чимина, тесно поджимая губы: — И что... какие у т-тебя... что тебя?.. — никак не мог сложить Чон слова в конкретный вопрос. Багровый, с огромными широко распахнутыми глазами, его скулы заострились из-за того, что он жевал внутреннюю щеку.       Однако, несмотря на это, Пак всё равно его понял, красный румянец мигом оттенил его щёки, глаза заблестели. Он зажато вдохнул кислорода, выискивая в себе решимость перед тем, как почти неслышно ответить: — Например, пальцы. — Пальцы?.. — моргнул Чонгук, поставленный в тупик. — В смысле... пальцы как?.. — Пальцы рук. Твои. Только твои, — почему-то решил уточнить Чимин, считая, что именно это упоминание было важнее всего, хотя внутри и так жгло от раскрытой правды.       Чон ошеломлённо приоткрыл рот, а затем поднял свои уже давно свободные из чужой хватки руки открытыми ладонями к лицу. Растопырив пальцы, чтобы как следует вглядеться в них и понять, что же в них такого, таким невинным поведением он ввёл Чимина в краску ещё больше обычного. Тот держался как мог, пока наблюдал за ним, но в итоге не выдержал и стукнул себя по лбу, чуть ли не взвыв от неловкости: — Айщ! Я сейчас сойду с ума от всего этого, — Пак отвернулся перевести дыхание, пятерней укладывая влажную чёлку назад и прилизывая водой волосы. Учитывая, на каком взводе было его тело, казалось, что оно сейчас откажет от перегрузки и сдуется, обмякнув на дне кипящего джакузи.       Чимину мерещилось, что более неуклюжего разговора по душам и быть не могло. Хотя ему и в голову не приходило, что эта "неидеальность" станет особенно родной, естественной, душевной, располагая к себе как никогда. И именно она расколола панцирь Чонгука, которым тот совсем недавно оброс за считанные секунды. Теперь твёрдая защита пала, оставляя после себя чувственную мягкотелость: — Хён...       Чимин, сцепив челюсти, неохотно развернулся обратно, не зная, чего ожидать.       Брови Чонгука разошлись, еле приподнятые. — Спасибо, хён. Ну, что рассказал...       Невероятная лёгкость накрыла его тело, преображаясь в ленивую негу, от которой опускались руки. Пак слабо улыбнулся, измотанный всплесками эмоций и выяснениями отношений. Заигрывающий фасад ловеласа окончательно осыпался – Чимину просто не хватало на него больше никакой энергии, поэтому он решил расставить уже все точки на "i", утомлённый собственными играми: — Я же говорил, Чонгук. Отныне никаких секретов. Если тебе что-то не нравится – говори мне. Если тебе что-то нравится – тоже говори. Рассказывай мне всё, а я буду рассказывать тебе. Договорились?       Чонгук кивнул с каплей вины, прослеживающейся во всём его внешнем виде, скромно сделав пару шагов ближе к хёну в попытке примирения, осторожно протягивая руку, чтобы коснуться его предплечья. Чимин, уловив его порывы, тяжело вздохнул и положил ладонь поверх его ладони, притягивая к себе ближе и позволяя коснуться своей кожи. Интересно, насколько глупо они сейчас выглядели: обнажённые любовники в пустом спа, стоящие по пояс в воде джакузи со сменяющими друг друга за секунды цветами радуги – сомневающиеся, можно ли трогать друг друга с затаенными умыслами.       Ну разве не дураки?..       Чимин горько хмыкнул от собственных мыслей и взглянул на замершего Чонгука, окончательно раскрывая все карты: — И не бойся. Я не сказал тебе сразу, но... на самом деле я взял это спа в аренду на два часа, — он потёр пальцами свободной руки хмурый лоб. — Так что никто сюда не зайдёт. Никто и не должен был нас застать. Я... я не знаю, почему не сказал об этом раньше. Точнее, знаю, но... айщ, в общем, я слишком увлёкся и–... — Постой, — перебил его Чон с таким изумлением, что Пак даже немного встрепенулся. — Ты... снял это спа?!.. — Ну... да? — неуверенно подтвердил Чимин, не понимая, почему Чонгук настолько удивляется.       Не может же такого быть, что человек его социального статуса ни разу не снимал спа-центры, верно?       Так в чём же дело?       Чон в глубокой, ошарашенной задумчивости завис, а затем выразительно прикрыл рот рукой, второй подпирая её, пока обнимал сам себя вокруг грудной клетки.       Пак молча кивнул ему, побуждая сказать, что же у него на уме.       И тот сказал: — Просто... я тоже снял это спа. На три часа.       Настало время Чимина ошалело уставиться на Чонгука.       Он... что?!       То есть... то есть они оба... — Постой, но я снимал у Майкла. Того, что на ресепш– — Да, я тоже. Заранее договорился, — опередил его Чонгук, всё усиленно скрывая свой рот за ладонью правой руки. — Ещё перед тем, как подобрать тебя...       Чимину начало казаться, что Чон что есть мочи прячет рвущийся наружу смех, смыкая на губах пальцы, будто удерживая те под своеобразным замком.       Потому что сам Чимин, например, уже не мог скрывать чуть ли не разрывающую щёки ухмылку, качая головой в неверии и с уважением фыркая: — Вот же... Майкл. Хитрый засранец... — Он обвёл нас вокруг пальца, — согласился Чонгук, всё-таки опустив руку вниз и сверкнув своей безупречной улыбкой во все зубы. — Бессовестный... но умный, — признал Пак и наконец захохотал, на этот раз сам прикрывая пальцами рот и нос во время смеха. — Уделал нас, отдаю ему должное!       Чонгук заулыбался ещё сильнее, хотя куда уж дальше: — Я... я поэтому и не сразу понял, чего ты... хотел, — разоткровенничался он, на автомате водя пальцами по поверхности воды. — Ведь ты же не должен был знать, что это спа – наше, а уже... ну... — Приставал к тебе? — сообразил Чимин, со знанием дела прикрыв веки. — Не совсем приставал... — смутился Чон, кусая губы. — Просто... предлагал. И я запутался. Ничего не мог понять.       Чимин прыснул, уткнув руки в боки: — Невероятно. Я думал о том же, только о тебе. А ведь всё, что нам нужно было, это просто сказать друг другу правду. И всё это время, потраченное на выяснения, мы могли бы уже кувыркаться вон там, — он кивнул в сторону уединённого вдали мягкого водяного матраса за полупрозрачными шторами.       Чонгук проследил за его кивком, а затем зарделся, выставив вперёд руки: — Нет... я рад, что мы... ну, поговорили.       Ему добродушно улыбнулись: — Знаю, Чонгук-и. Я тоже.       Между ними распустилось понимание – невидимое, незримое, неосязаемое, но существующее.       В какой-то момент не выдержав невыносимого молчания, Чимин хлопнул в ладони, выводя их обоих из транса размышлений, и вернулся на своё место, вновь расслабляясь в джакузи. Погружаясь в него по плечи, он опять раскинул по-хозяйски руки вдоль бортиков, широко расставляя ноги просто потому, что так было удобней, а не потому, что хотел кому-то что-то доказать. — Так что, мы будем купаться? Вообще-то это "релакс"-зона, а не "стресс", — пошутил он, обращаясь к Чонгуку. — А у нас пока больше стресса, чем релакса.       Вот только Чон так и остался стоять на месте, всё ещё завязнув в каких-то своих глубоких мыслях. Примолкнув, Чимин решил больше ничего не говорить, ожидая, когда тот придёт к чему-то и сам разберётся с тем, что его, по-видимому, так беспокоило. Это, похоже, очень даже работало. И правда: во второй раз за день его терпение было вознаграждено. Спустя минуту Чонгук вскинул голову с целеустремлённым видом, пробираясь сквозь пузырящуюся воду прямо к захваченному врасплох Чимину. Под ничего не понимающий взгляд, он чуть сжал кулаки, будто уговаривая сам себя не оплошать, и торопливо уселся на колени хёна, ягодицами прижимая его уже опавший ствол к мошонке.       Чимину точно перекрыли клапан с кислородом.       Он приоткрыл было рот, двигая им в попытке что-то сказать, но ничего уместного не приходило на ум, кроме мямлящего: — Ты... — Пак кашлянул, избавляясь от сухой хрипотцы в голосе, — ты уверен?.. — А ты? — с замирающим сердцем удостоверился Чонгук, бегая глазами по лицу Чимина в поисках ответа. — Ты всё ещё хочешь?..       Края губ Пака дёрнулись вверх, а затем наконец-то потянулись ещё дальше, выше, позволяя оскалу ровного ряда зубов сверкнуть на лице, полном воодушевления. — Все ещё?.. Я хочу всегда, Чонгук-и. Пока хочешь ты. — Я хочу, — твёрдо заверили его ровным тоном, и Чимин не сдержался от смешка: — Да? Это хорошо. Инициатива одобрена.       Чонгук поёрзал, улыбаясь одними губами, когда передразнил его деловитую манеру: — "Инициатива одобрена", — покривлялся он, совсем неуместно, учитывая, что в это время развалился на чужом паху. — Ты, что, на одном из своих рабочих совещаний директоров?       Его хён не моргнул и глазом: — О. Так тебе нравится игра в начальника – подчинённого? — Ч-чего?!.. — заикнулся Чонгук от возмущения, ошалело вытаращившись на своего парня. — Когда я это сказал?.. И вообще, с чего вдруг это я – подчинённый?! — М! Хочешь быть начальником? Я не против.       Чон почти что взвыл, с опозданием приходя к мысли, что никогда не выиграет в остроумии у Чимина. — Нет! Я-я... я просто хочу... — Чего ты хочешь? — ...ты знаешь чего. — Может, не знаю. — Знаешь!.. — Уверен? — Айщ, хён!..       Чонгук в раздражении цыкнул и засосал Пака с искрой гневного возбуждения, от которого было немного стыдно и страшно жарко. Большим и указательным пальцами сжимая затылок хёна, он откинул его голову назад, чтобы доступ к пухлым губам был ещё удобнее. С ещё большим неодобрением ощутив, как ему в рот смеются, Чон только сейчас пришёл к осознанию, что его просто-напросто спровоцировали. А он повёлся, как самый настоящий болван.       Влюблённый болван.       Ладно... не сильно-то он был против, если честно.       Чимин со вкусом вылизал его рот, каким-то чудом вновь ведя, а затем отстранился, ниточки слюны потянулись вслед его движению, повиснув в воздухе между их ртами, пока не лопнули: — Хм-м, кажется, я понял. Спасибо, что объяснил.       Чонгук был в опасной близости к тому, чтобы выразительно закатить глаза.       Его хён был... невыносим! — Мне бы тоже очень хотелось сейчас... увлечься, но... — в тот же миг продолжил Чимин и с досадой вздохнул, виновато воззрившись на чуть поостывшего Чона: — Я просил Майкла принести нам устриц и... мы с тобой так долго выясняли отношения, что, боюсь, у нас осталось не слишком много времени до его прихода... а с тобой я не хочу спешить.       То, что он так деликатно пытался сказать, было очевидно: не сейчас.       Огорчение так и лилось из застывшего Чонгука, брови уже грустно выгибались вверх, когда Пак поспешил его ободрить: — Но! Я могу сильно постараться и хоть как-то исправить свой промах, м?       То, с какими мурчащими нотками он пропел эти слова не оставляли никаких сомнений: у Чимина было что-то очень, очень каверзное на уме.       Он буквально напоминал собой сейчас озорного бесёнка.       Чон весь подобрался, сам не замечая, как ему скрутило низ живота от предвкушения и капли мнительности, когда его позвали зазывающим "пойдём..." и спешно сняли со своего таза. Пак с уверенностью потащил его вон из джакузи, чтобы скорым шагом завести в одну из саун умеренной температуры, по дороге хватая пару небольших полотенец и кубиков льда из ведра с соками, от вида которых у Чонгука уже всё похолодело внутри, а сердце убежало в пятки.       З-зачем это они им?!..       Деревянный интерьер парной встретил их приглушённым освещением, богатым, тяжёлым запахом хвои и эвкалипта, пригревающим жаром и духотой. Чимин небрежно бросил полотенца на дощатые сидения первого и второго яруса ступеней друг за другом, после толкая на них Чона, заставляя того усесться. Упав вниз на одну скамью и оперевшись спиной о другую, Чонгук обескураженно уставился на своего хёна, когда тот опустился перед ним на колени на им же выстланное последнее полотенце, отбрасывая в сторону, на пол, несколько кусочков льда. Проводя их – блестящих, катящихся и шатающихся на месте, ничего не понимающим взглядом, Чон вздрогнул, когда по помещению прозвучал ехидный голос Чимина: — Что такое, Чонгук-и? Что-то не так?       Тот дёрнул головой обратно к своему парню, стушевавшись: — Нет, просто... а зачем тебе лёд?       Пак довольно прищурился, расплывшись в красноречивой улыбке: — Разве не догадался? В сауне может быть очень жарко, так что прикладывать лёд к коже – тот ещё кайф. Я взял его для себя. — Д-для себя? — Конечно. А ты думал – для кого?       Чонгук промолчал, снова бросив на кубики льда последний недоверчивый взор, а затем смирился с тем, в чём его пытались убедить: — Ни для кого...       Чимин пожал плечами. Решив больше не дразниться, он просто-напросто подполз ближе к Чону и прямолинейно, с намёком раздвинул ему колени. Лицо донсена в мгновенье зарделось: — Ох. — ...ты против? — уточнили у него с участием. — Н-нет... нет-нет.       Пак посветлел и в благодарность оставил на коже сбоку от колена Чонгука плавный, сочный чмок, осклабившись напоследок с по-лисьи суженными глазами. Он делал это так тягуче медленно, что, казалось, причина была не в нём, а в запаздывающем времени, не поспевающим вслед. В этом мире остались сейчас только они, и впервые в головах обоих больше не метались ненужные, лишние мысли и переживания ни о чём. От первого касания хёна Чон прерывисто выдохнул, вслушиваясь в идеальной тишине, в которой даже одно короткое сглатывание чудилось рокотом грома, а колотящееся сердце – целым землетрясением. Что уж говорить о звуках слюны между губ Чимина, когда тот начал ей хлюпать...       Не отрываясь, продолжая прокладывать по внутренней части бедра своего парня змейки невинных поцелуев, Пак с затяжкой добрался до его таза, не обращая внимания на заметное движение в паху прямо под своим носом. Чонгук словно перестал дышать, завороженно наблюдая за хёном свысока и неосознанно поджимая мышцы живота в ожидании предсказуемого минета. То, что он произойдёт, уже не подвергалось никаким сомнениям, как бы Чимин ни кружил вокруг постепенно приподнимающегося ствола, игнорируя его. Воспоминания с прошлого раза обещали лучшее, о чём Чон мог только мечтать, и он не мог не признать, что уже завёлся, пусть всё только-только и начиналось с крохотным прогрессом.       Жара постепенно набирала обороты, тёплый пар забивал лёгкие. Чонгук был настолько сосредоточен на макушке между его ног, что не замечал уже зной нагревающегося помещения, как и капельки испарины, возникающие по всему его телу. Сейчас совсем не до этого. Его члена всё никак не касались, невозмутимо его огибая и лишь оставляя вокруг щадящие засосы по чувствительной коже ляжек, от которых хотелось просто ныть. Чон уже знал, на что Чимин способен, потому был особенно нетерпелив, с досадой провожая взглядом губы хёна каждый раз, как они переходили с одной ноги донсена на другую, минуя его заинтересованный лаской член. Что за пытка.       Когда же уже...       Вдоль шва его мошонки вдруг с нажимом провели распластанным языком. — О-о-ох-х... — тут же охнул Чонгук, несмотря на длительное ожидание всё равно пойманный врасплох.       Шаркнув коленями и уложив щеку поверх своего локтя, Чимин остановился и вопросительно вскинулся, невзначай расположив руку на левой ноге Чона, опираясь об него: — М?       Чонгук судорожно вздохнул, уже жалея, что подал голос, из-за чего его больше не холили и лелеяли, а наоборот – оставили в покое. — Нет, н-ничего... то есть... мх...       Чимин склонил голову набок, будто собирался сейчас заснуть, так и лежа на бедре донсена, а затем высунул кончик языка. Пробно, почти неощутимо он коснулся им края головки под уздечкой, затем скользнув ниже и поддел крайнюю плоть, пробираясь под неё. Чон в горячке тут же подался ему навстречу, но языка уже как не бывало.       Пак вдруг встал: — Пойдём, Чонгук-и. Нельзя так долго сидеть в сауне. Перегреешься.       Чонгук в ужасе проводил его взглядом, взбудораженный и одинокий.       Чего?.. — Выходи-выходи, — настоял его хён, уже открыв двери наружу, впуская прохладный воздух и выжидая, пока его парень соберёт свои конечности вместе и покинет помещение.       Тот повременил в шоке, а затем нехотя выпрямился, ладонью смущённо прикрывая наливающийся кровью член, когда протиснулся между проёмом и словно назло вставшим на пути Чимином, угловато выскальзывая прочь.       Он не мог в это поверить.       Что это Пак творил?!..       Рой бушующих мыслей вторгся в его разум.       Чонгук не так всё понял? Это не был минет? Что же тогда это было? Почему Чимин остановился? Может, он чего-то ожидал? Или снова играл в свои игры, не сказав Чонгуку, а тот по незнанию нарушил правила? Но откуда было ему знать эти самые правила, если ему их даже не удосужились озвучить?! Нужно было самому спросить? Или продолжать молчать?!       Пока Чон убивался с огромными, перепуганными глазами, приложившись спиной к стенке у сауны, шестерёнки в его голове с натугом скрипели, Чимин выбрал из ведра один из принесённых Чонгуком свежевыжатых соков – грейпфрутовый – и отпил его из бутыли, адамово яблоко натянуло кожу на его шее и подскочило вслед глотку.       Так, словно ничего необычного и не происходило.       Чонгук украдкой глянул на него в растерянности, а затем качнул правой рукой и осторожно приблизил её к своему паху в попытке хоть как-то ублажить себя, но Пак сразу же заметил его тщетные попытки, выразительно цыкнув и отрицательно качнув головой, выглядя серьёзней некуда.       Чон сглотнул и вернул руку на место, проклиная всё на свете.       Спустя несколько минут "перерыва" Пак взъерошил свои волосы, укладывая их пальцами, а затем вновь вернулся к дверям сауны, открывая их и оборачиваясь к окаменевшему Чонгуку: — Не идёшь? Разве ты не хочешь со мной попариться?       Хотел бы Чон сказать "уже не знаю", но не то чтобы у него был выбор – вопрос звучал слишком риторическим. Будто провинившейся ребёнок, он, понурив голову, прошмыгнул обратно в сауну после зашедшего хёна, так и оставаясь стоять по центру бани, на этот раз действительно не имея ни малейшего понятия, что ему дальше делать.       Чимин развернулся к нему с крайне озадаченным выражением лица: — Я ведь расстелил для тебя твоё место. Не присядешь?       А, так они вновь собираются делать то, чем были заняты раньше?..       Чонгук хотел в чувствах чертыхнуться. Кажется, в последние несколько минут он только и делал, что совершал одни ошибки. Быстро заняв своё предыдущее место на полотенцах, Чон с выпученными глазами вытаращился на своего парня, который вновь упал на колени у его стоп и развёл ему ноги, с удобством умостившись между ними.       Чон больше не мог молчать: — Так ты всё-таки-...       Но ему не дали договорить, одним глотком погрузив его полувялый член в прохладное нутро рта, прямо до упирающейся во внутреннюю часть щеки головки. Чонгук от неожиданности подпрыгнул на месте, пяткой стукнувшись о брусок опоры скамьи, а локтем случайно коснувшись оголённого дощатого настила, зашипев и тут же его одёрнув из-за сильно нагретого дерева.       Да что же это за наказание!..       И дьявольская эйфория.       Тут же сомкнув веки и откинув голову назад в немом стоне, Чон даже и не заметил, как странно ощущался окутавший его плоть рот Чимина – не горячим, как тогда, на встрече Ассоциации, а напротив – неожиданно прохладным по сравнению с жаром вокруг. Язык, обычно тёплый, сейчас наоборот дарил блаженную свежесть в сауне, спасая от зноя, но одновременно играя с чувствительностью Чонгука, смешивая его ощущения и путая мозг. Температура тела не шла ни в какое сравнение с температурой бани, и каждое касание языка, как и рта, казалось спасительным глотком воды во время засухи. Его хотелось всё больше, и больше, и больше, и... — М-м... солёный, — улыбнулся вдруг Пак, с чмоком оторвавшись от ствола, внимательно наблюдая за поведением своего донсена и сыто облизнувшись. — Ещё и сладкий. Спасибо за сок, Чонгук-и. Очень вкусно.       Чонгук опустил подбородок, с приоткрытым ртом глянув на хёна – не понимая, совсем ли стал извращенцем, или Чимин и правда имел в виду просто... сок, если не сок иного рода...       Господи, да о чём он вообще думает?!..       Чон промычал что-то нечленораздельное, неважное и не играющее никакой роли, закрывая глаза и настраиваясь лишь на внутреннее удовольствие, как его тут же вывели из фокуса: — Выходим? — ни с того ни с сего спросил его Пак и вновь резко поднялся на ноги, сцеплёнными руками потянувшись вверх и хрустнув спиной. — Долго здесь быть нельзя, помнишь?       Чонгук распахнул глаза и в неверии уставился на хёна.       Он что, серьёзно?       Опять?!       Чимин как ни в чём не бывало моргнул и снова открыл матовые стеклянные двери из сауны в спа, по-джентльменски пропуская своего парня первым наружу. Повременив из-за полного замешательства, Чон с усилием заставил себя встать на неустойчивых ногах, страшно недовольный, на этот раз даже не пытаясь прикрыться, лишь кусая губы с раздражённым видом.       Да что происходит...       Оказавшись снова в зале отдыха, Чонгук не выдержал и с претензией озвучил свои возмущения: — Хён, что- — Ш-ш-ш. Всё потом. Доверься мне.       Вот так просто его вновь оборвали, и Чон какого-то чёрта действительно послушался, тут же заткнувшись и больше не решив возникать, лишь сердито зыркая в сторону хёна. Как и до этого, они постояли около пяти минут достаточно далеко друг от друга, никак не соприкасаясь: Чимин – шаловливо интригующий и абсолютно ненапряжённый, а Чонгук – уже болезненно возбуждённый и не облокачивающийся на этот раз о холодную стенку, которая неприятно студила голые ягодицы, не помогая всё так же твердеющему члену. Всё в этом спа начинало его потихоньку бесить, но он никак не мог озвучить свой гнев и выпустить его наружу, облегчая себе ношу, вместо этого держа всё в себе и всё мрачнея и мрачнея. Когда же Пак вновь разрешил им вернуться в сауну, взглядом с затяжкой задержавшись на набухшем члене своего парня и довольно усмехнувшись, Чон захлебнулся в негодовании.       Чимина хотелось просто–!..       На самом деле Чонгук не знал, что именно он хотел сделать с Чимином в отместку за его дурацкие игры, однако точно что-то такое, что поставило бы его на место! И пока только в мыслях, потому что в реальности он всё так же покорно ходил за хёном хвостиком и позволял тому творить всё, что только в голову взбредёт, скромно фыркая и ворча сам себе на уме. Его пассивная агрессия заканчивалась в рамках его же сознания, никак не выплеснутая, а в конце концов и вовсе задушенная невыносимым желанием близости Чимина, ради которой он готов был поступиться своими принципами. Поэтому, когда Чонгук снова уселся на ненавистное ему место в сауне, уложенное полотенцами, он, вопреки гордости, с мольбой во взгляде посмотрел на Пака, и тот, не выдержав, наконец-то хохотнул, смягчаясь со своей стороны: — Хорошо-хорошо. Давай так, — он подошёл ко входу и потянулся перевернуть песочные часы, которые крепились к стене: рассыпчатые песчинки посыпались в пустую ёмкость стеклянной чаши. — Следи за ними, и когда время выйдет – скажешь мне. Договорились?       Обнадёженный, Чонгук согласно кивнул, внутри ликуя. Теперь он знал то, что Пак никак не мог знать, находясь спиной к песочным часам, а значит – на этот раз имел хоть какой-то контроль над ситуацией. И если бы имел понятие, что следовало дальше – кивнул бы ещё раз десять: Чимин у его ног с таким вкусом припал к багровому стволу, вылизывая его длину со всех сторон и всасывая головку с жадным остервенением, что Чон готов был уже согласиться на любые его условия, даже самые ненормальные, если это означало... это. Потому что известные советы о том, как лучше делать минет, основанные на примере леденца, безжалостно меркли перед тем, что происходило сейчас.       Чимин не просто "лизал леденец", банально и неэффективно. Он его смаковал, почти проглатывал, пил, громко хлюпал, чуть ли не ел, и у Чонгука уже критически темнело в глазах от такого безумного напора по сравнению с тем буквально ничем, что ему доводилось ощущать ранее. Его ствол обхаживали так, словно он таял на глазах, лоснясь смазкой и чужой слюной, а у Пака точно цель такая: успеть попробовать его всего на вкус, как можно больше и чаще. К ямке между основанием члена и мошонкой с аппетитом присосались, бесконечно долго оттягивая мягкую кожу губами, пока пальцы рук окольцевали ствол у уздечки и сжали его так сильно, что казалось – из глаз сейчас посыпятся искры.       Выпрямив спину до ровной красивой осанки, Чимин открытым ртом добрался к головке Чонгука и нежно обхватил её губами, слегка свесившись набок. С огромным усердием всасывая кожу до впадающих щёк, он колодцем тёплой ладони натирал ствол настолько быстро, что вид его руки двоился в глазах. Чонгук комкая в кулаках полотенце, на котором сидел, задыхался от духоты и передоза наслаждения, еле успевая вспомнить, что не должен был никак сдвигаться, иначе мог почти обжечься от раскалённого дерева. Когда в его ушах глухо зазвенел голос Чимина, он не обратил на него внимания, жмурясь и тяжело дыша мокрыми от слюны и влаги губами. Тогда к нему обратились снова, намного громче и строже, насильно выводя из транса: — Чонгук. Что там со временем.       Еле разлепив веки – их будто смазали мёдом – Чон расфокусированными глазами начал искать очертания песочных часов, бёдрами на автомате вбиваясь в рот Чимина, хотя тот уже брал его не так глубоко, пока сверлил прожигающим взглядом в ожидании ответа. Моргнув пару раз и вернув себе какую-никакую трезвость ума, Чонгук вгляделся в фигуристые песочные часы и сцепил зубы, тут же насильно заставив себя сделать как можно более невозмутимое выражение лица.       Проклятье.       Последняя песчинка давно уже упала.       Пытаясь справиться с взорвавшимися эмоциями, он с трепетом закрыл глаза перед тем, как осознанно, бессовестно соврать во имя своего же блага: — В-время... Время ещ-щё е-есть...       Враньё, и он прекрасно это знает, но не сожалеет.       А стоило.       Чонгуку будет сниться в страшных снах то, как заметно начала замедляться голова Чимина, как всё реже и реже его язык скользил по очертаниям выпуклых вен на твёрдой плоти, как все те восхитительные вещи, которые тот творил с его членом явно, постепенно прекращались, так и не доведя до нужного, необходимого, решающего пика. Такого важного, такого долгожданного...       Всё свелось к тому, что Пак выпустил его изнывающий ствол изо рта и обернулся посмотреть сам.       Сердце Чонгука замерло, а затем заколотилось в сумасшедшем ритме.       Он не послушался, он обманул, и сейчас правда раскроется.       Чимин ещё какое-то время вглядывался в песочные часы, впадинка по контуру его позвоночника темнела от тени среди сочного золотого загара спины, а затем он плавно, каким-то образом опасно во всём его виде, ауре, движении развернулся с нечитаемым выражением лица, сипло уточнив: — Значит, ещё есть?       В глазах Чонгука всё уже плыло, однако он нашёл в себе наглость кивнуть, решив, что хуже уже всё равно не может быть: ему явно отказывали в оргазме, и он почти с этим смирился, готовый играть грязно даже на виду. Откровенно демонстрируя, до чего его довели, твёрдо убеждённый, что это не его вина.       У него просто не было выбора!..       Пак, на удивление, не устроил ему взбучку. Он склонился в сторону, меняя положение и рассматривая линию чуть скосившегося набок стоящего накаленного члена, одной рукой всё ещё его держа, а другой упираясь ладонью в пол рядом с собой, растопырив пальцы. Его голос прозвучал сипло и спокойно, но у Чонгука всё равно пробежались мурашки по всему телу от опасений за то, что будет дальше: — Раз ты так говоришь...       Чимин оборвал фразу и расслабил горло, повторно насаживаясь на ствол и позволяя ему погрузиться настолько глубоко, насколько это вообще было возможно. Чон не успел ни изумиться тому, что ему поверили, ни обрадоваться тому, что над ним, похоже, больше не собирались издеваться – он вновь безо всяких тормозов мелодично застонал на всю сауну, отключая мозг. Никогда в жизни он не лишался абсолютно всех мыслей в одно мимолётное мгновенье, достигнув того самого "дзена", которого всю жизнь добивались монахи медитациями.       Чимин пару раз фальшиво сглотнул, провоцируя в горле тесноту, и Чонгуку показалось, что у него закатились глаза, а сознание совсем кануло в бездну. Он давно уже не сидел, скорее – лежал, лопатками упираясь в спинку верхнего сидения под съехавшим полотенцем, а ягодицами приподнявшись над скамьёй, пятками упираясь в пол. Пытаясь найти хоть какую-то дополнительную опору, Чон вслепую завозил ладонью и нащупал голову Чимина, тут же зарываясь пальцами в его влажные волосы. Держась за них и сам не понимая, что творит, он требовательно потянул их на себя, пытаясь ускорить ритм.       Наперекор всем опасениям, его послушались – Пак ослаб и разрешил собой управлять, как марионеткой.       Позволил себя иметь в рот так, как его парню только заблагорассудится, даже помогая тем, что поднял с пола вторую руку и положил её на длину плоти.       И именно в этот момент Чонгук впервые за всё это время распахнул глаза так широко, что всю пелену бессознания и неги, которая туманила ему рассудок, сняло как рукой. Он с хрипотцой то ли вскрикнул, то ли выстонал болезненный "аргх!", с силой одёргивая Чимина от себя, но этим совершенно не помогая: непонятно откуда взявшийся холод на его стволе был не из-за рта хёна. Глаза Чона метнулись к полу рядом в поисках вредителя его почти наставшему оргазму и не нашли никаких кубиков льда.       Только тёмное пятно лужицы на дощатом настиле.       Какого?..       Осознание лениво, безбожно медленно оседало в его голове.       Он растаял.       Блядский лёд растаял, но был всё таким же ледяным!..       Чонгук схватил Чимина за кисть руки и попытался отвести её от его содрогающегося в предоргазме члена, из уретры которого чуть ли не ручьями лилась смазка – однако его хён не поддавался, вцепившись в плоть словно клешнями, так не вовремя для Чона пользуясь своей мышечной силой и не позволяя вертеть собой так, как тому вздумается. — Х-хён! Хён, нет, п-пожалуйста, я так -а-аргх! Я так близко, хён! А-ахм! — К чему спешить? Ты же сказал, что время ещё есть, — раздался в ответ почти что зловещий смешок, жутко самодовольный и покровительственный, подливая масла в огонь тех самых приглушенных опасений. — Нет-нет, пожалуйста! Чёрт!.. Я соврал, нет времени, совсем нет-нет, нет, пожалуйста, отпусти, м-мх! — в бреду запричитал Чонгук, в отчаянии стараясь абстрагироваться от настойчивого холода ледяной ладони хёна и вернуть себе то самое ощущение на грани, совсем в этом не преуспевая. — Боже, прошу, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!..       Чимин в ответ лишь с любовью поцеловал его прямо в отверстие уретры и полностью прекратил какие-либо прикосновения, давая Чону то, чего он так хотел, правда, с этим и окончательно прекращая какую-либо помощь его изнемогающему члену. Член начало жечь и покусывать от послевкусия холода в стремительно окутавшей его горячей среде. Чонгук почти заскулил, забывая обо всех правилах "не касаться себя" по умолчанию и протягивая уже дрожащие руки к своему паху, но Пак коварно их перехватил и сплёл их пальцы вместе в трогательном жесте, забирая у донсена всю свободу действий.       По длине стоящего колом члена, заметно пульсирующего и содрогающегося, вновь потекла крупная капля смазки, пока его хозяин с трудом пытался выровнять дыхание и всё никак не мог восстановиться.       Грудь Чона ходила ходуном, в лёгких пекло, а ноги не прекращали судорожно, зримо дрожать – если бы он не сидел, то точно потерял бы равновесие. Его глаза слезились, грудь покрылась красноватыми пятнами от всплеска адреналина, а костяшки на стиснутых до невозможного кулаках белели контрастно к алой распаренной коже. Каждый участок торса Чонгука будто жил своей жизнью, содрогаясь и перекатываясь мышцами под кожей живота. Чимин намертво сдерживал его ладони, не позволяя им даже пальцем прикоснуться к стволу и помочь в мастурбации — лишь наклонился опасно близко к концу плоти и плавно, узко на него подул с вытянутыми в трубочку губами.       Это была последняя капля.       Чонгук тот час же выгнулся дугой вперёд, до предела прогибаясь в спине и впервые в своей жизни испытывая такой оргазм – истощающий и острый, лишённый каких-либо прикосновений в момент пика. Вдох застрял в его зажатом горле, вязкая, натужно стрельнувшая сперма кляксами попала на лицо Чимину с каждым новым импульсом по несколько раз, облегчая Чону жизнь и позволяя наконец-то вдохнуть полной грудью. Он кончил с таким трудом, что не мог понять, облегчение ли это было или каторга. Ему вообще было уже сложно думать: хотелось упасть на месте и просто вырубиться.       Но ему не дали.       Чимин, не мешкая, потянул донсена на себя благодаря их переплетённым между собой пальцам, заставляя того встать и вновь, в который раз выйти из сауны. Чон уже был совсем не в себе, мантрой продолжая по привычке скандировать "пожалуйста" так, будто это что-то решало – Чимин никак на это не реагировал и вывел его обратно в спа, на этот раз ведя к одной из расслабляющих кушеток.       Когда у Чонгука начала кружиться голова, его с заботой уложили на мягкое сидение, и тот тут же растёкся по кушетке, не чувствуя ни грамма своего тела и чуть ли не отключаясь, уповая лишь на один слух. Казалось, он превратился в пёрышко. Присутствие Чимина внезапно исчезло, а затем вновь возникло: на лоб Чону положили прохладное мокрое полотенце, а тело накрыли поднятым с пола халатом, уютно кутая. — Тихо-тихо, все хорошо, Чонгук-и, ты умница. Такой молодец, так хорошо держался...       Комплименты градом сыпались с уст Пака, лаская слух, пока к губам донсена подставляли непонятно откуда взявшийся стакан с водой, уговаривая попить короткими глотками – Чонгук послушно глотал влагу, сам не замечая, как быстро восстанавливался. Его гладили по рукам и ногам в утешении, целовали в лоб и щёки, и ему просто было так хорошо, что все те страдания, которые он только что пережил, уже понемногу забывались, оставаясь лишь пылкими, нереальными воспоминаниями позади.       Чуть придя в себя, Чон моргнул несколько раз, чтобы увидеть румяное и внимательное лицо Чимина над собой и убедиться, что хён не разочарован, что действительно доволен им, что не злится на своевольничество и не хмурится. Так и было – в глазах Пака плескались понимание и одобрение, и ещё сотни других эмоций, которые сложно было назвать, но которые точно означали что-то хорошее, а не плохое.       Успокоившись и разомлев, Чонгук не выдержал и совсем сомкнул веки, незаметно отключаясь. Прямо перед дрёмой он ощутил на своих губах приглушённый, однако до боли сердечный поцелуй, и слабо улыбнулся ему в ответ.       Чимин им всё-таки доволен.