Игра в прятки

      Чонгук поднялся с тёмного дна моря снов на солнечную поверхность реальности, вдохнув свой первый глоток кислорода. Очнулся с невероятным приливом сил, как заново рождённый, из него словно выжали всё старое отработанное топливо и доверху наполнили новым, премиум-элитным – таким, которое ласково смазывает все детали, заставляя моторчик нетерпеливо рычать от желания как следует рвануть вперёд, рисуясь своими возможностями и энергией. Чон без лишней слабости и немощи распахнул веки, ощущая лёгкость и живость во всём теле, вплоть до кончиков пальцев рук и ног. Пару раз моргнув, чтобы окончательно распрощаться с дрёмой, он медленно поднял взгляд выше, зацепившись им за тень фигуры перед собой.       Силуэт приобрёл чёткие очертания.       У стены напротив на уютной широкой софе, мелким пунктиром расшитой порхающими бабочками, развалился размякший и румяный Чимин. На этот раз – целомудренно укутанный в затянутый поясом молочный шёлковый халат, которым ранее он беззаботно пренебрегал. На стоящем рядом позолоченном столике с дутыми ножками возвышался трёхъярусный сервировочный поднос с выложенными на нём спиралью, напоминающей собой форму цветка, ракушками устриц и дольками лайма в промежутках между ними. Объёмная прозрачная чаша со льдом, в которой охлаждалась фигуристая бутылка Dom Pérignon, держалась на высоте обнимающей её стальными ручками специальной подставки для алкогольных напитков.       Чимин, отвлечённый, как раз лакомился одной из устриц, с прикрытыми веками запрокинув голову назад, и Чонгук медленно сглотнул, вторя своему хёну, скользя по старшему зачарованным взором и игнорируя замирающее сердце. Пак чуть ли не сиял от чистоты, порозовевший и распаренный. Он упирался локтем в подушки, с удобством расположившись на боку и поджав правую ногу, собравшиеся на теле складки халата напоминали собой волны масляного крема, декорирующего торт. Съев устрицу, хён коротко облизнулся и, наконец заметив движение рядом, перевёл взгляд на Чона. Вскользь осмотрев его сверху вниз, пока большим и средним пальцем аккуратно придерживал уже пустую раковину, он заботливо уточнил: — Проснулся? Как себя чувствуешь?       Растрёпанный и тихий, Чон не ответил, прислушиваясь к себе и заторможенно поднимаясь – даже и не заметив сразу, что раздет и лишь прикрыт своим халатом и полотенцем. Когда те соскользнули с него при движении, он спохватился и смущённо потянулся вслед за одеянием, чуть поджав плечи.       Но его остановили бархатистым: — Зачем? Ты меня стесняешься?       Чонгук, уже в полусогнутой позе, быстро глянул на хёна исподлобья большими глазами, в которых отражался приглушённый свет настенных ламп. Что-то как следует обдумав, он в конце концов отпустил уже подхваченный уголок подола халата, позволяя тому снежной пеленой покрыть тёмный плиточный пол. Выровнявшись, Чон неторопливо расправил плечи, прикусив верхнюю губу, и смело подошёл к Чимину мягким шагом.       Как будто с опаской, но и с неиссякаемым любопытством – дикий кот, которого поманили пушистой дразнилкой.       Прытко забравшись на кушетку, он возвысился над старшим так, что закрыл собой весь вид на стеклянный потолок – Чон удерживал себя на весу руками по бокам от тела хёна, заглянув тому в глаза в поисках чего-то очень важного. Не возражая, Пак расплылся в располагающей улыбке и сам притянулся к донсену, вытягивая шею, чтобы сладко поцеловать того в губы. Чонгук тут же облегчённо выдохнул ему в рот, потираясь носом о щеку хёна и забывая обо всём на свете. — Будешь шампанское? — поинтересовался Чимин, оторвавшись от аккуратных губ и всматриваясь в лицо Чона прищуренными глазами. — Ещё холодное.       Чонгук обратил внимание на замеченный им ранее столик и только сейчас обнаружил на нём два пустых вытянутых бокала, на чашах которых матовым белым поблёскивал иней. Он кивнул, сканируя глазами и устрицы, только сейчас действительно ощутив, насколько проголодался после... после того самого, что настолько истощило его физически и ментально, но и придало новый странный приток сил, не ведомый ему прежде. Воспоминания о недавнем жаром растеклось по всему телу, согревая, зарождая жадную потребность в любой ласке, касании, опеке.       Когда это он стал таким... зависимым?..       Чимин, небрежно откинув пустую устричную раковину куда-то в сторону, подхватил бутылку уже открытого шампанского и щедро плеснул себе и своему парню игристого напитка. В какой-то момент не выдержав и вновь с трепетом глянув на Чонгука, он упустил момент и не успел вовремя отвести горлышко от своего бокала, из-за чего беспечно переполнил его алкоголем, который теперь ручьями струился по блестящей столешнице и драгоценными каплями стекал на пол.       Поздно осознав свою оплошность, Чимин ойкнул, а затем невпопад рассмеялся, останавливая маленький потоп и опуская бутылку обратно в стеклянную чашу: — Скажи, Чонгук-и... тебе всё понравилось? — осторожно начал он как бы между прочим, пока Чонгук выдавливал сок лайма в жемчужную ракушку, прижимаясь к Паку сзади – он лежал так же, как и хён, на боку, чуть перегибаясь через старшего, чтобы достать до столика. — М? — переспросил Чон, не без голода проглотив устрицу, его шея натянулась вслед резкому движению назад и тут же расслабилась, когда он опустил подбородок. — Было ли что-то... ну, что-то слишком для тебя? — чуть взволнованно настаивал Чимин, изучающими глазами вперившись в донсена и выгнув домиком прямые брови.       Чонгук растерянно моргнул, пережёвывая случайно попавшую мякоть лайма во рту, а когда в конце концов сообразил, о чём его спросили, разрумянился, активно качнув головой из стороны в сторону, влажные волосы шелохнулись вслед отрицательному жесту.       Пак, успокоившись, тут же прикрыл веки и растянул края губ вверх в одобрении. — У тебя так волосы завиваются, когда мокрые, — умилился он вдруг, подушечками пальцев поддев кудрявые кончики прядей Чонгука, любовно играя ими. Он и раньше это замечал – ещё тогда, в Японии, но коснуться со смыслом, настолько нежно смог только сейчас. — Мило.       Чон устало вздохнул и клюнул Чимина в плечо в ответ на комплимент, упорно продолжая молчать.       У него словно отнялся от счастья голос: казалось, слова были лишними – его и так прекрасно понимали.       И правда: Чимин не был против, до плотно сжатых глаз улыбаясь и передавая наполненный бокал Чонгуку. Тот, будто уже пьяный и туго соображающий, с заминкой взял его за ножку, деликатно придерживая и глупо улыбаясь.       Чимин снова поцеловал его в подбородок, отвечая ему такой же бестолковой, но широкой улыбкой: — За нас?       Чонгук, не раздумывая, чокнулся своим бокалом с его, и они оба залпом осушили шампанское цвета лимонного золота.       Спустя целую бутылку допитого Dom Pérignon и опустошённые раковины устриц размером с ладонь, нежные объятия в душе, мокрые и трогательные поцелуи под струями воды, шутливые хлопки по ягодицам и взаимную помощь в сушке волос, наследники семьи Пак и Чон покинули зону спа – опрятные, расслабленные и жутко довольные. Их кожа лоснилась от крема с маслом арганы и какао-бобов, любезно предоставленного в помещении на общем туалетном столике с освещением, как в гримёрной у суперзвезды за кулисами – круглыми яркими лампами окантовывая огромное зеркало. Там же на выбор предлагались различные косметические подарки от заведения: бальзамы, масла, спреи и пенки для волос, которыми Чонгук и Чимин щедро воспользовались, укладывая причёски и приводя себя в надлежащий порядок для престижа.       Привычная им подготовка к выходу в свет.       Конечно, они могли обратиться к стилистам салонов красоты и не утруждать себя заботами о внешнем виде, но тратить часы на других в отведённый только для них свободный денёк казалось кощунством. Уже на выходе из релакс-зоны Чимин одарил знающим взглядом хитроумного, любезно улыбающегося им Майкла за стойкой, прикинув, насколько вероятно тот будет держать язык за зубами. В конце концов Пак убедил самого себя: сомневаться не стоило – администратор останется нем как рыба, это в его же интересах. Вряд ли он поделится своими щедрыми "чаевыми" с начальством или заявит государству США о большом куше в своём доходе, попадающем под весомые налоги.       А значит – об аренде никто не узнает.       Да даже если и узнает... это ничего не будет значить.       Вот именно.       Отогнав прочь непонятно откуда взявшееся опасение, Чимин как раз закончил свои безмолвные переговоры с невозмутимым и сдержанным Майклом, заключая с ним сделку одними выразительными взглядами, когда Чонгук попрыгунчиком показался из дверей мужской раздевалки. Без задней мысли мимолётно махнув головой на прощание работнику отеля, Чон тут же подскочил к своему хёну, совершенно не подозревая о напряжении, витавшем в воздухе: — Идём?       Чимин моментально переключился с Майкла на своего парня и смягчился, охотно соглашаясь и окончательно отпуская ситуацию. Первым задавая шаг. — У нас бронь через час, но мы можем заявиться в ресторан и сейчас, если ты голоден... — всё лепетал Чонгук по пути, заискивающе заглядывая в лицо Паку.       Тот сверкнул белозубой улыбкой: — Мы хорошо перекусили, Чонгук-и, так что, думаю, можем появиться вовремя. На самом деле... — протянул Чимин, огибая колонну вместе с Чонгуком, пока передвигался по обширному коридору с выстланной ярко-красной ковровой дорожкой под ногами. — Я знаю, чем мы могли бы заняться. — Чем? — с интересом склонил голову Чон, в нетерпении поправляя влажноватые из-за нанесённой фиксирующей гель-помады пряди волос. — Я планировал купить себе костюм. Нужен новый для завтрашнего приёма. И тебя хотелось бы приодеть. Ты взял с собой что-нибудь поприличнее на вечер? — уточнил Пак, оглянув донсена с ног до головы.       Чон смутился. — ...я думал, тут можно и так?.. — Можно, — согласился Чимин, приподняв брови. — Нам можно всё. Но ты так привлекательно выглядишь в костюме...       Чонгук, словно по щелчку пальца расцветая, украдкой глянул на хёна сияющими глазами, втайне уже согласный на всё, но вслух сетуя: — Айщ, хён... — Что? Это же правда, — не собирался отступать Чимин и мимолётом задумался, взглядом сканируя своего парня. — Хм... может, тройка? Да нет... — решив что-то для себя, он в итоге кивнул, объявляя: — Значит, отправляемся на шоппинг. Где там твой водитель?       Искомый шофёр не стал себя долго ждать: отъехав от парадного входа Wynn в охлаждённом кондиционером джипе Чонов, они уже через несколько минут, в основном потраченных на нелепую пробку, добрались до башни Форума в Палаццо Цезаря, выполненном в неоклассическом стиле с щепоткой шика и блеска современности. Греко-римская интерьерная фантазия с дугами-эскалаторами посреди мраморных колонн была усеяна репликами всемирно известных скульптур древности, воспроизведённых с особой точностью и расставленных по периметру фонтанов, чьё журчание ласкало уши своим плеском.       Внутри, среди бесконечных рядов брендовых магазинов притаился приватный бутик, владелец которого готов был предоставить семье Пак эксклюзивное обслуживание, как и любому своему особенному клиенту, принадлежащему к узкому кругу знакомств.       Это был один из тех небольших магазинчиков без кричащих брендов на вывесках, однако настолько дорого выглядящий, что простому обывателю было страшно даже зайти внутрь, невольно задаваясь вопросом: успешен ли вообще этот бизнес, с такими-то ценами и при этом пустующими залами? Именно там отец Чимина и посоветовал сыну выбрать себе подходящий наряд, заранее договорившись о персональном сервисе и предупредив администрацию о приезде своего наследника в Лас-Вегас по работе. Чимину стоило сделать лишь один звонок – и вот у входа в бутик их с Чонгуком уже ожидают две улыбчивые блондинки со сдержанным макияжем и идеальными пучками без единой выбивающейся волосинки, одетые в строгие чёрные платья духа Коко Шанель. — Мистер Пак? Добро пожаловать, сэр, — защебетала одна из них, низко кланяясь чуть ли не в унисон со второй, следуя корейскому этикету. — Прошу прощения, переводчик будет с минуту на минуту... — Ничего, — отмахнулся Чимин, отвечая по-английски. — Мы хотели бы остаться одни. — Конечно, сэр. У вас есть наш номер в случае, если будет необходима помощь, — покорно согласилась консультант, вновь поклонившись и указав ладонью внутрь обширного бутика, где находился как женский, так и мужской отделы с вариациями официальных костюмов и платьев, вывешенных идеально в ряд с градацией в цвете.       Её коллега, быстро сообразив что к чему, поспешила задвинуть тяжёлые шторы на окнах бутика, скрывая происходящее внутри от ненужных глаз. Плотные портьеры гармонировали с угольными стенами помещения, будто отлитыми из чёрного опала, радугой переливающимися всевозможными оттенками от красного до зелёного, как необработанные минералы в шахтах в гламурном оформлении. Над головами возвышалась хрустальная люстра, полностью отражаясь в мраморном полу и перекликаясь своим дизайном с настольными лампами на тумбочках, обрамлёнными свисающими стеклянными лепестками. — Мы подобрали наши бестселлеры тех размеров, что вы нам прислали, и оставили их в гардеробной с подходящей обувью. Если они вас не устроят, на столике у кресел лежат каталоги с луками* из последних коллекций. Для готового образа предлагаю вам ознакомиться с ними. Либо вы можете составить свой наряд сами, — засуетилась сотрудница бутика, показывая что где и беспрестанно кланяясь по корейскому этикету, на что Чимин улыбнулся ей одними губами и успокоил, выставив открытую ладонь: — Спасибо! Вы можете идти.       Обе консультантки перестали мельтешить и вновь склонили головы, быстро выходя из зала, спешно цокая каблуками по зеркальному полу и вскоре плотно закрывая за собой двери на ключ, оставляя высокопоставленных посетителей в комфортном одиночестве. Как только с их уходом в комнате воцарилась тишина, уши посетителей наконец смогли распознать еле слышные рулады оперной певицы, доносящиеся из небольших колонок по углам бутика, низкую громкость которых отрегулировали для удобства бесед. Чимин с гордостью крутанулся вокруг своей оси, будто актёр бродвейского мюзикла, разводя руки так, словно хвастался Чонгуку то ли магазином, то ли тем, как всё удачно устроил. Подъезжая к нему ближе по скользкому полу и любовно приобнимая за спину, Пак с восторгом ребёнка спросил: — Как тебе?       Чон, с любопытством вертя головой по сторонам, коротко выдал: — Круто! — Отлично. Пойдём, выберем тебе костюм. — Айщ... — показательно замороченно вздохнул с улыбкой Чонгук, когда его потащили глубже в бутик, на что Чимин обернулся, застигнутый врасплох: — Что такое? — Ну, просто... не очень люблю костюмы, — признался наконец Чон, когда Пак поставил его рядом с собой и схватил голубую рубашку на вешалке, прикладывая её к своему парню и оценивая то, что видит. — Правда? — Мгм. Но когда надо – приходится надевать. Типа, на важные мероприятия... — Значит, у нас важное мероприятие? — прыснул Чимин и на следующую же секунду неодобрительно нахмурился, убирая голубую рубашку в сторону, чтобы заменить её на классическую белую. — Ну... да... и это для тебя, — смущённо пробормотал Чонгук напоследок, хотя Пак вряд ли это услышал, уже отошедший в сторону одним глазом глянуть в упомянутый работницей магазина каталог, чтобы поднабраться из него идей.       Заметив, что Чимин занят, играясь в Барби (и Барби в этом случае был, очевидно, Чонгук), Чон не стал обижаться на его новый бзик и лишь хмыкнул под нос, осматривая развешанные вокруг пиджаки и брюки с иголочки, сияющие от новизны. Из мужского отдела помещение плавно переходило в женский с большим выбором сумочек, каждой из которых было отведено специальное место в стенной ячейке, подсвеченной мягким бледно-голубым светом, как и парам изящных туфель им в комплект. Небольшая стойка макияжа от партнёрского бренда предлагалась на противоположной стороне: раскрытые тестеры различных помад сдержанных матовых тонов, шариковых пудр и румян, карандашей для век, гелей для бровей и ещё каких-то непонятных Чонгуку тюбиков красовались ровно в ряд друг за другом. Он медленным шагом прошёлся мимо всех них, затем обратив внимание на стоящий рядом белый стеллаж с дорогими украшениями из тонкого серебра и цветных камней, выгодно расположенными на пухлых подушечках под правильно усиленным освещением. — Вот! — вдруг донеслось радостное из-за его спины, и Чон очнулся, резко обернувшись, чтобы встретиться взглядами со счастливым Чимином, который уже нёс ему аккуратно сложенную одежду. — Попробуй это. Я себе тоже сейчас что-то подберу, а ты пока иди в раздевалку.       Чонгук беспрекословно принял от Пака свой наряд, растерянно его оглянув перед тем, как послушно отправиться в примерочную в самом конце зала – отдельный сет из трёх индивидуальных кабин с пуфами и личным зеркалом. В руках Чона лежал тёмно-серый в мелкую, еле заметную чёрную клетку комплект брюк и однобортного пиджака с двумя пуговицами, его атласные лацканы заостренной формы отливали глубоким чёрным, словно воронье крыло. К костюму Чимин подобрал приталенную белоснежную рубашку с воротником-стойкой и лакированные туфли из натуральной кожи с золотой декоративной вставкой по бокам.       Очень... элегантно.       У Чимина определённо был изысканный вкус – сам Чон почти никогда не выбирал для себя подобные вещи, перекладывая эту ответственность на отца или его секретаршу, которые просто присылали ему коробки с одеждой перед зваными вечерами, где он должен был выглядеть достойным своего семейного имени. Чонгук вообще редко ходил на шоппинг сам. Он заказывал себе спортивные штаны и худи в онлайн-магазинах, с удовольствием не волнуясь о заоблачной цене уличных японских брендов, на которые падал его взор. О том, что он уже, наверное, являлся золотым членом сети Timberland вообще говорить не стоило – эта марка ежегодно присылала ему бесплатную новую модель ботинок на день рождения в виде комплимента, скромным подарком выказывая благодарность своему постоянному клиенту.       А вот мир высокой моды ничего о Чонгуке ещё не знал, и это неведение было взаимным. Пафосное "от кутюр" никогда не прельщало Чона, ведь главное, как он считал – это удобство и простор, а не звание эпатажной иконы стиля. Перед кем ему рисоваться? Прессы он избегал как ужаленный из-за повышенного внимания к своему отцу, а на закрытые вечеринки вообще не ходил, предпочитая им уединение. Единственным исключением, когда Чонгук и правда хотел произвести впечатление на кого-то, что случилось лишь один раз в его жизни по собственному желанию, стал день признания, к которому Чон готовился днями, с волнением подбирая самый высококлассный костюм из всех, что ему когда-либо покупали, пусть и без его вмешательства и мнения.       Подозревая, что кто-кто, а вот Чимин уж точно оценит и поймёт всю серьёзность их важного ужина благодаря представительному виду Чонгука.       С чего такая уверенность?       Потому что Чон видел его во время работы, учёбы или даже простых прогулок по улицам Каннама; видел, как Пак выглядел, как вёл себя, как органично сливался с публикой высокого класса или как особенно выделялся среди толпы прохожих, приковывая к себе взгляды массивными наручными часами с уникальным дизайном или кричащими брендами. Казалось, Чимин был знаком с ценой достатка и не боялся её, а пользовался себе во благо, поддерживая имидж. Как и явно любил сражать своим внешним обликом наповал. А делал он это мастерски. Чон вновь в этом убедился в который раз, когда сам, уже переодетый, вышел из своей кабинки наружу, тут же сталкиваясь с принаряженным Чимином лоб в лоб, неосознанно затаив дыхание. Чонгук не мог похвастаться обширным поэтическим словарным запасом, и при этом всём в его голове пронеслись несколько на удивление вычурных эпитетов, воодушевляющих от красоты их звучания. Однако он ни за что не озвучит их вслух, иначе сгорит от смущения прямо здесь и сейчас.       Хотя, по правде... это того стоило.       Казалось бы, в решении хёна не было ничего необычного и кричащего об оригинальности. Вот только он выглядел так вкусно в образцовой чернильной двойке с пепельными, перистыми узорами на пиджаке и жемчужной рубашке (в отличие от Чонгука – далеко не застёгнутой у шеи, отчего в глаза бросался тонкий золотой кулон у ключиц), что в чём-то более броском просто-напросто не было необходимости. Уложенная набок шёлковая прядь чёлки, открывающая лоб и выразительные брови, делала акцент именно на лице, тогда как одежда лишь выгодно подчёркивала контуры фигуры и довершала образ простоты в виртуозном её исполнении.       А может, дело было не в этом.       Вероятно, такое впечатление создавалось не тем, во что Чимин был одет.       А им самим.        Тем, как он стоял, как не забывал о ровной осанке, как авторитетно держал себя перед другими с расправленными плечами, как ставил подбородок под правильным углом, вытягивающим шею. Добротная ткань на его теле лишь служила в угоду харизме, и Чонгуку со стыдом показалось, что он заново влюбился, вспоминая такого же Чимина в тот самый момент их первой односторонней встречи, когда его совсем не заметили в тени, а наследник Паков, напротив, сиял на презентации дела своей семьи, казалось, уверенный в себе и непоколебимый. — Великолепно... — в это самое время прошептал Чимин, неотрывно рассматривая своего донсена, обходя его по кругу и убеждаясь в том, что абсолютно не прогадал в выбранном для него стиле. — Чонгук-а, тебе так идёт.       Чон вынырнул из собственного неудержимого потока мыслей, не ожидая щедрых комплиментов, и втихомолку растаял, хотя никак это внешне и не выказывая, потому что...       Потому. — Да? — ровно отозвался он, стараясь держать себя с достоинством перед неприкрытым флиртом. — Не представляешь как, — всё нахваливал его Пак, педантично поправляя воротник пиджака своего парня, который удачно подчёркивал его развитую грудную клетку и широкие плечи. Наглядевшись, он прильнул ближе: — Красавец.       Сердце Чонгука ёкнуло и сладко защемило. — Только взгляни на нас, — Чимин вдруг развернулся на одних каблуках ботинок, мягко потянув донсена вслед за собой, придерживая того за локоть. — Мы роскошны.       Позволив собой вертеть, Чон вскинулся и увидел впереди зеркало на всю стену, а в отражении – их: двух статных молодых людей, с лоском одетых, красивых и ухоженных.       Желанных.       Сексуальных.       Он – сексуален.       Чонгук – сексуален.       Эта появившаяся из ниоткуда мысль повергла Чона в самый что ни на есть шок.       Он может быть сексуальным?..       Не отрывая глаз от отражения себя и Чонгука в зеркале, Чимин в полуобороте целомудренно поцеловал младшего в скулу, чуть пристав на носках, одной ладонью упираясь ему в плечо, а вторую засунув в карман своих брюк, беспрестанно улыбаясь. Он явно ощущал себя на высоте, упиваясь Чоном и собой как никогда прежде, малость хмельной от шампанского и чертовски пьяный от любви. — Скажи, Чонгук-а, — еле слышно, низко начал Пак, искоса поглядывая на донсена. — Может, ты хочешь что-нибудь ещё? Осмотрись, я куплю тебе всё, что только захочешь.       Чонгук наконец-то отвёл взгляд от их отражения, зачарованный колдовством момента: — Но я и сам могу купить... — Не сегодня. Сегодня плачу́ я, — Чимин с закрытыми глазами покачал головой. — Это подарок. — ...хён, не сто- — Ничего не хочу слышать, — дурашливо вдруг оттолкнул его от себя Чимин, запрокинув подбородок назад в смехе. — Иди, прогуляйся ещё вокруг, — он подбадривающе махнул рукой и ретировался, сам отправляясь в противоположную сторону, к манекенам в костюмах со смелыми принтами: намекая, что не потерпит отказа.       Чонгук напоказ неодобрительно мотнул головой, но не смог сдержать улыбки, заразившись хорошим, немного причудливым настроением хёна. Бездумно зашагав туда, куда его отправили, он лишь позже осознал, что вообще-то очутился в женском отделе. Притормозив, Чон потерянно заозирался, пока его взгляд не упал на тот самый стеллаж с хрупкими украшениями.       Так красиво...       Чонгук навис над ними, как сорока, привлечённая сиянием сокровищ, с любопытством изучая бриллиантовое колье и длинные серьги с цепочками на конце. — Нравится? — шепот в ухо.       Чонгук вздрогнул, большими глазами вперившись в Чимина за своей спиной, подкравшегося так незаметно, что даже немного его испугал. — А?.. — Хочешь примерить? — не терял зря времени Пак, протягивая руку к драгоценностям.       Волосы Чонгука чуть ли не дыбом встали.       Он открыто запаниковал, резко перехватывая ладонь хёна с отчаянным: — Ч-чт?!.. Нет!       Чимин застыл с огромными от удивления глазами. — Это же... ну... женское, — тут же виновато объяснились, сглотнув.       По мнению Пака, этот аргумент прозвучал слабовато: — ...но тебе же понравилось, — нахмурился тот в ответ, чуть выпятив губы.       Чон замялся, неловко переминаясь с ноги на ногу, что не ускользнуло от внимания его хёна.       Что за ужимки?..       Чимин подозрительно долго помолчал, а затем хмыкнул, миролюбиво отступая: — Как хочешь. — Если бы Чонгук осмелился посмотреть Паку в глаза, то увидел бы в них мелькнувший опасный блеск. — А вот я возьму себе это.       Качнув головой в немом вопросе, Чон озадаченно последовал бесхитростным взглядом за Чимином, пытаясь понять, о чём он говорит.       Да так и замер.       Пак невозмутимо снял с углублённой в стену полки красные туфли со шпилькой на толстой платформе, казалось, сделанной из сплошного слитка золота, прикреплённого к подошве.       Сердце Чонгука пропустило удар, будто уже предсказало будущее.       Парой выбранной обуви шутливо покачали перед носом Чона, высоко вскинув брови, словно пытаясь что-то доказать. А затем поставили их перед собой – клацанье шпилек об отполированный пол. Небрежно стянув свои мужские туфли за пятки, чтобы на голую ногу примерить новые любимцы, Чимин неловко пошатнулся из-за неопытности, кое-как в них влезая, вставая на носки.       Чон задохнулся, шею стянуло тисками.       Наконец-то обувшись и освоившись на новой высоте, Чимин не без заразительных смешков сбалансировал руками, будто играя в игру, вопреки всему, казалось, совсем не обеспокоенный созданной им же ситуацией. Он обернулся к рядом висящему зеркалу, рука на бедре в утрированном жесте подражания моделям на подиуме, глаза – озорной прищур, полный ребячества. — Как я тебе? — поинтересовался он с пакостной и одновременно до глупого забавной ухмылкой, прилагая всевозможные усилия, чтобы не потерять равновесие.       Чимин явно дурачился и веселился.       Так почему же Чонгук не веселился вместе с ним?       Вместо этого он позабыл, как это – говорить, а голова будто взорвалась ядерным грибом:       Как только его хёну хватало... дерзости?!       Или смелости?..       Чонгук был шокирован.       Шокирован тем, что женская обувь совсем не делала Чимина похожим на девушку, если он сам этого не желал, и не забирала ничего из того, что у него было раньше: не выставляла его в странном свете или комично смешном, как в юмористических передачах с айдолами на телевидении, где это было элементом фарса. Скорее наоборот – придавала нечто новое и незнакомое, особую перчинку. И в этом не было ничего... возмутительного.       Ужасного.       "Позорного", как всегда твердили ему на родине.       Скорее – всё с точностью до наоборот. Кардинально наоборот.       Скованный созданными другими людьми предубеждениями и страхами, стеной вставшими между его восприятием и реальностью, Чонгук упорно противился им, отчего окончательно завис с пустым лицом.       "Мальчики должны носить костюмы, девочки – платья и туфли".       Так говорили вокруг него всю его жизнь, этому учили, закладывали в рамки "нормально".       Как и то, что вскоре он найдёт себе невесту и остепенится.       Собирался ли Чонгук их слушать?       Нет.       Облегчала ли эта уверенность потрясение, которое он сейчас испытывал, таращась на Чимина?       Тоже нет.       Пак выглядел необычно, да, но всё так же внушительно, являясь главной причиной перестройки взглядов Чонгука на стереотипы. Импозантное сочетание формального костюма – эталона мужской красоты – и толстой платформы с закруглённым носком туфель творило магию. Потому и выбивало из колеи шаблонов. Путаясь в том, что чувствовал и знал о мире раньше, Чон вскоре за секунды пришёл к непривычной истине, о которой раньше даже и не догадывался, не то что задумывался:       Оказывается, женские вещи не делали из мужчины... женщину.       И в этом весь парадокс.       Чимин, всё это время в шутку крутясь перед зеркалом, рассматривая себя через плечо, в итоге поутих, в какой-то момент заметив остолбеневшего в дилемме Чонгука.       Неужели тому настолько понравилось?       Пак хмыкнул, находясь в какой-то одуряющем экстазе вседозволенности. Начав свой путь навстречу к донсену, стараясь по дороге не оступиться, он после долгих раздумий решил вывести Чона из транса ещё чем-нибудь эдаким, обогнув его, чтобы дотянуться до косметического отдела: — О, смотри, Чонгук-а! В каталоге к этим туфлям советовали...       Глаза Чона метнулись вслед и почти вылезли из орбит, дыхание участилось, грудь заходила ходуном. — ...вот это!       Чимин уже наносил тестер коралловой помады с пудровым эффектом себе на губы, случайно попадая на кожу у рта. Заметив свой промах чуть позже, когда, пригнувшись, наконец-то посмотрел в небольшое круглое зеркальце, торчащее из столика, он рассмеялся, откидываясь назад, подушечкой пальца небрежно вытирая лишнее. — Айщ, а это непросто, — фыркал Чимин со смешками. — Надо было с самого начала в зеркало смотреть. Вот дурачина. А тебе, думаю, пойдёт что-то розовое... нежное... вот такое, — закончив, он занёс пальцы над другими моделями и наугад схватил оттенок приглушённой фуксии, весело поворачиваясь к Чонгуку. — Сегодня я – твой стилист!       Сердце Чона билось в груди, как одержимое, отдавая пульсом по всему телу и особенно – в ушах.       Чимин, не спросив разрешения, бережно, плавно надавил мягким кончиком в металлическом стике у уздечки его верхней губы.       Одним простым легкомысленным движением раскрошив ту самую непробиваемую стену.       Чонгук, внешне не сопротивляясь, внутри заходился ещё большей паникой, блоки и запреты прошлого рушились, как древнеримские руины от безжалостной силы времени, и вскоре Пак беспрепятственно нанёс слой помады, не уловив и толики проблемы. Возвращая стик на место, он в итоге придал значение красноречивому молчанию Чонгука и удивлённо вгляделся в его изумлённые глаза, выискивая в них ответы: — Эй, ты чего?.. — в голове начало проясняться, и Чимин правильно предположил, в чём могла крыться причина, виновато забормотав: — Да я же просто так, в шутку...       Всё верно. Чон знал это, и всё равно не понимал, как себя вести.       Его словно вывернули наизнанку.       Да вот только эта изнанка оказалась не чем-то жутким и устрашающим, как он думал раньше.       Как его убеждало общество.       Пугающим оказалось то, что она была частью его "я", о которой он раньше даже и не подозревал, а теперь не знал, как с ней быть. — Чонгук-а?.. — нервно вздохнул Чимин, тревога ярко отразилась на его лице: — Чёрт, прости, я, наверное, перебрал немного. Не знаю, что на меня нашло. Ты просто... — он поднял было руку и тут же её опустил, сдержанно жестикулируя, — так отреагировал, и я честно хотел просто поприкал–... — Ничего, — ровный голос в ответ.       Ничего.       Хён был прав.       И правда, ничего такого в этом не было.       Подумаешь.       Что, у Чонгука нет чувства юмора?       Он тоже может... пошутить.       Чон со стеклянными глазами обернулся к немного опустевшим полочкам с обувью, осторожно взяв пару скромных чёрных бархатных туфель и поставив их на пол, себе под ноги. Неловко, дёрганно разувшись, он быстро обул их, тут же сморщившись от боли: — Ай... — Мне мои тоже немного жмут, — догадался окоченевший Чимин, в шоке наблюдая за выходками своего парня.       Так значит ему померещилось, что Чон был как будто немного... не в себе?       Чонгук поднял голову и придирчиво окинул взглядом остальные модели, остановившись на той паре обуви, которая казалась ему внешне самой большой по размеру: слепящие камнями Swarovski белые туфли на шпильке, формой похожие на те, что были на Чимине, но на которых не осталось ни одного места, не покрытого мелкими эффектными камушками, мерцающими от люминесцентного света ламп. — Чонг–... — начал Пак, но умолк, затаив дыхание, следя за тем, как Чон примеряет на себя глянцевые туфли, теперь поравнявшись ростом с хёном.        Находясь с ним на равных.       И Чимин соврал бы, если бы не признал, что выглядел Чон при этом просто божественно.       Косточки щиколоток его обутых ног выпирали из-под ровных краёв классических брюк с эфемерной изящностью, жилки вен на подъёме ступни просматривались чётче, узкая форма лодыжек привлекала взгляд своими изгибами.       Низ живота Чимина назойливо заныл. — О... -ох.       Только и смог выдавить из себя Пак, ошеломлённо впитывая в себя этот скандальный для их окружения образ Чонгука, часто моргая и всё пытаясь поверить, что это реальность, а не игры разума: наследник Чонов сейчас разгуливал перед ним в ослепительных каблуках, привыкая к ним и напоминая бога красоты, не меньше, от которого слюна собиралась во рту, а в груди жгло.       Похоже, теперь Чимин мог понять раннюю реакцию Чонгука. — Стой, — просипел он, привлекая внимание основательно занятого собой донсена, и отвернулся, чтобы через секунду повернуться обратно: со светящимися глазами протягивая то самое весомое бриллиантовое колье и утончённые серьги в виде звёзд – словно дар.       Или подношение.       Чон обернулся и застыл на них взором, замерев в исступлении, пока Пак обходил его вокруг, чтобы застегнуть ожерелье со спины. А вслед – снять старые серебряные кольца из ушей, случайно дёрнув от нетерпения мочки, и заменить их длинными висячими серьгами с сахарно-розовым, деликатным александритом. Когда он закончил и отступил на пару шагов, Чонгук с трепетом коснулся подушечками пальцев крупных камней, лежащих бесценными сокровищами на его груди, зачарованный их дорогим сиянием. — Посмотри.       Чон, весь покрытый мурашками, повернулся к зеркалу, ведомый просьбой Чимина.       Там перед его глазами рисовалась иная картина: пусть они и стояли рядом, как и раньше, одетые в образцовые, общепринятые в мужском обществе костюмы, при этом всём в глаза бросалось совершенно другое. Заявляющие, кричащие о себе туфли, такие роскошные, что представлялись самым настоящим произведением искусств, и густая краска помады, которой лакомо сочились их губы. Чонгук к тому же ещё и сверкал, переливался от блестящих туфель и украшений на себе, серьги колыхались вслед его движениям.        Неземной вид. — Да-а... — выдохнул Чимин с туго поджатым животом, перенасыщенный шедевром в отражении напротив.       Однако не успел ничего больше добавить, как вдруг его притянули за руку, требовательно дёрнув на себя, и поцеловали так сладко, что никакие авторские французские десерты не стояли и рядом в сравнении. Запальчиво прильнувший к нему Чонгук ощущал маслянистый привкус своей и чужой помады на языке, вновь и вновь напоминающий ему, что он пересёк границы гендерных условностей и до безумия прекрасно себя при этом чувствовал, упиваясь своим парнем и его аппетитными губами, которые всегда знали своё дело на твёрдую пятёрку с плюсом.       Боже, как же шикарно Чимин целовался.       Опомнившись, тот быстро перенял инициативу на себя и уже влажно вылизывал рот своего донсена, чуть ли не прогибая его в пояснице от своего напора, обходительно придерживая её ладонью. Под кожей бёдер разлилось щекотливое тепло до самых коленей, ослабляя их как по щелчку – Чонгук, обессиленный, держался за Пака как мог, жёстко вцепившись одними пальцами в идеально отглаженный пиджак хёна и сминая ткань до глубоких складок, наплевав на всё на свете. Чимин настолько быстро втянулся, что уже выцеловывал ему лицо и шею, скорее всего, оставляя яркие отпечатки губ на мягкой коже, клеймя и присваивая себе.       Чонгук и сам не понял, как это произошло: вот он стоит как истукан перед зеркалом, боясь лишний раз сглотнуть, чтобы волшебство момента не пропало, а вот он – срывается и непонятно чем руководствуется, когда тянет на себя хёна, врезаясь в его губы своими.       Пытаясь тоже что-то доказать.       Они словно вновь находились под палящим южным солнцем снаружи, так стало вокруг жарко и невыносимо душно – даже кондиционер не спасал, одежда начала раздражать, мешаясь. Оперетта, доносившаяся из колонок, достигла своей кульминации, тонкий фальцет растянулся в вечность, кружа голову. Хаотично перемещаясь в обнимку короткими шажками по всему залу, парни чудом не споткнулись на шпильках – пока Чонгук не упёрся икрами в борт низкого кресла позади себя и не упал на него, раскинувшись с широко открытым ртом и лихорадочно красными щеками. Тяжело дышащий Чимин, выпустивший его из своего захвата, неосознанно создал им двоим небольшую передышку, сам еле справившись с катастрофически возросшим темпом.       Пока его не попросили – тихо, неуверенно, чуть скованно выпячивая губы: — Хён... ты мо-... -ох-жешь... — запыхавшийся Чон приподнял правую руку и скромно уложил её себе на пах, бордовый от смущения за собственные желания, — ...сюда...       Глаза Чимина явственно округлись.       Чонгук просил его?       Сам?       Намёки донсена были ясны даже с одного только робкого, но умоляющего взгляда. — Что-что?.. — Ну... — тот надавил пятерней сильнее, неловко поводив ей по горке в своих штанах, уже весь бордовый в лице. — Это... можешь?..       "Можешь ли ты снова взять за щёку и подарить мне тот самый потрясающий оргазм, что и раньше?" – несомненно читалось в его глазах, полных надежды, и Чимина волной захлестнуло страшное самодовольство. Эго необъятно вздулось, заполняя собой каждую клеточку, подпитывая вседозволенность, отключая мозги. Он ощущал такую приторную и одновременно пагубную вредность – та, смело топчась по совести, уже поднималась на трон с гордо поднятой головой, отдавая Паку приказ: над Чонгуком, таким доверчивым и, в то же самое время, наглым, бесстыжим в своих просьбах, просто необходимо было...       Немного, совсем чуточку...       Поиздеваться. — Ты, что, завёлся? — сощурил глаза Чимин, пусть заносчивая, но трудноуловимая усмешка тронула уголок его губ. — Снова? После всего, что было совсем недавно, в спа?       Вопрос был абсолютно бесполезен, потому что очертания выпирающего члена Чона за тканью новеньких брюк были явственно различимы. Однако Чимин всё равно спросил – по понятным причинам: совсем не благочестивым и невинным, чего Чонгук не смог сразу распознать. Тот лишь с трудом вздохнул – грузно, тяжело, его грудь опала, опустошённая, а затем вновь наполнилась воздухом для очередного судорожного вздоха. Воззрившись на хёна оленьими глазами, Чон не без смущения кивнул, открыто признаваясь в чём-то настолько неприличном, что вся его шея пылала от прилива крови, голова пульсировала от собственной развязности.       Его ответ услышали.       И почти заурчали: — ...хочешь, чтобы я отсосал тебе прямо здесь? В этом магазине? За той стеной же ходят люди, Чонгук-и, тебе, что, не стыдно? Разве так ведут себя правильные мальчики?       Сердце Чонгука замерло на мгновение в страхе, а затем застучало в новом рывке – так, словно ему вовсе не было стыдно, как и стоящему члену, которому явно было плевать на обстоятельства и правила поведения. Они были более честными и наглыми, чем трезвый разум Чона, с удовольствием поддающийся возбуждению.       Да, Чимин был абсолютно прав.       Так хорошие мальчики себя совсем не ведут.       Чонгук и не знал, что можно быть настолько плохим. — Расстегни молнию.       Руки Чона, только и дожидаясь указаний, послушались хёна беспрекословно, тогда как сознание поплыло, а в глазах начало приятно двоиться, фокус пропал.       Чимин согласился!..       Быстрее-быстрее-быстрее...       Пак наконец-то оторвался взглядом от разомлевшего лица Чонгука и сполз им ниже, с трепетом глянув на показавшееся за только что раскрытой ширинкой голубое нижнее бельё с тёмным расползающимся пятном сбоку. — Да ты весь мокры– — Ах, серьёзно... — недовольно перебил грязные слова в свою сторону Чон, свободной рукой скрывая своё густо-красное лицо, серебряные серьги переливами качнулись вслед, светясь микроскопическим солнцем.       Неужели Чимину так жизненно необходимо ... дразнить?!       Чонгук просто болезненно заведён, жажда секса бесстыдно переполняет его от кончиков пальцев до самых волосков на голове, как какого-то озабоченного.       И чья это вина? — Так где, говоришь, тебя потрогать? — тем временем деловито уточнил Чимин, на что услышал приглушённый, недовольный ной донсена, заглушённый согнутым локтем, и чуть ли не коварно рассмеялся, вдоволь наслаждаясь происходящим: — Что?! Я должен спросить. Я забочусь о тебе, Чонгук-и. Видишь, какой я хороший хён.       Он поехидничал ещё немного, но надолго его не хватило. Теряя самообладание буквально на следующую секунду, Пак прохрипел упавшим голосом, сдаваясь: — Вот здесь?       С заминкой подняв ногу – убеждаясь, что не завалится набок, когда аккуратно поставит позолоченную подошву своих красных туфель прямо на пах Чонгуку – Чимин прижал изнывающий член донсена вдоль его плотной длины.       Без всякой жалости и такта.       Чон заметно дёрнулся от внезапного настырного давления, подскочив на месте и тут же отводя руку от лица, чтобы ухватиться ею за ногу хёну, комкая его брюки. В попытках совладать с собой, он испуганными глазами вытаращился на массивную туфлю между его ногами, возмущённо вскрикнув: — Эй! — Тш-ш! — Чимин-щи!.. — теперь пусть и чуть тише, но так же негодующе рыкнул Чонгук, похоже, наконец-то сообразив что к чему:       Да с ним играли!       Совершенно бессовестно, к тому же.       Но как бы его это ни злило, он уже инстинктивно ёрзал на месте, предательски потираясь о платформу твёрдым стволом – пусть и с осуждающим выражением лица, готовый вот-вот высказать все свои претензии вслух. — Мхм. Давай сам, — невозмутимо кивнул его слабостям Чимин и демонстративно сложил руки на груди, с улыбкой наблюдая за тем, как удивлённо на него посмотрел Чон. — С-сам?.. Как это – сам? — Придумай.       Сам.       Нет, Чимин был просто невозможен...       ...ну и пусть!       Чонгук целеустремлённо уставился на каблук Пака, шестерёнки в его голове с натугой заскрипели, заключая, что выход лишь один: делать так, как говорят. Сердито насупившись, он обиженно, почти гневно задвигал бёдрами, потихоньку ублажая себя ногой хёна, пока тот наблюдал за ним из-под полуприкрытых век, подтягивая выше свой полувставший член в зауженных брюках. Большим пальцем гладя выпуклую головку за мягкой кашемировой тканью, Чимин издевался теперь не только над младшим, но и над самим собой, намеренно отказываясь доставать свой ствол из штанов, чтобы подарить ему необходимое касание напрямую. Потому что эта прелюдия могла продолжаться бесконечно, и так же бесконечно держать его на взводе. Доставлять то самое, подвешенное удовольствие – нечто между концом и началом – вечный кайф, вечная жажда чего-то большего. — Ум-х! — протяжно раздалось на всю комнату.       Чонгук сцепил челюсти чуть ли не до скрипа, капельки пота сбегали с его лба на розовые щёки, пока он безостановочно дёргал тазом как не в себе, жмурясь и метаясь на сиденье. Всё ещё раздражённый и хмурый, он ни с того ни сего сорвался и схватился за каблук Пака, потянув его сильнее на себя в отместку – двигать так, как было нужно только ему. Не обращая внимания на то, что Чимин растерянно охнул, еле-еле поспевая за тем, как быстро его стопой заелозили по своему паху. Вынужденный оторваться от собственного члена, чтобы начать балансировать руками из стороны в сторону, он в итоге врезался ими в подлокотники в поисках необходимой опоры. Теперь у него был целый V.I.P. вид на каждую микроэмоцию Чонгука, каждую его морщинку, складочку между раскидистыми чёрными бровями, каждую напряжённую лицевую мышцу и влажный блеск выступавшего пота – Чон, казалось, излучал зной самой Сахары, влажно выдыхая Чимину куда-то в шею.       Пак затаил дыхание, вслушиваясь в ноющее, надломленное: — Мх! — Чонгук крепко заключил ладони лодочкой вокруг своего ствола и мыска туфли, прижав их вместе. — Чёрт, ха-х...       Жёсткое трение жгло его нежную кожу между пальцев, в шаге от того, чтобы оставить после себя саднящие мозоли. Подбираясь к самому краю всё быстрее и быстрее, Чон начисто забывал, кто он, где он и что творит. Облегчение было так близко, и так далеко одновременно, каждая секунда будто растянувшаяся пытка. Нужда лишь в одном: кончить, как бы сложно это ни было сделать самому. Кончить. Просто и непросто кончить. Отсутствие Чимина при том, что он совсем рядом – непереносимо и вместе с тем непередаваемо захватывающе, словно перед Чонгуком поставили новую неосуществимую цель, а он её собирался добиться, неосознанно самоутверждаясь.       Показать, что он тоже может играть в игры Чимина и выигрывать.       Искусанные губы горели от давления зубов и терзаний, веки плотно сжались, захватив в плен капельку пота, скатившуюся со лба прямо на ресницы. — ...-ннх! — особенно грубым натиском платформы хёна Чон с трудом, из последних сил выжал из себя оргазм почти что насильно, не сдержавшись и громко простонав то ли от облегчения, то ли от боли. Его затылок пригвоздился к спинке кресла, в глазах – секундная темнота, тело – одна большая усталость.       Победа.       Завороженный в эти самые горячие секунды его жизни, Чимин не знал, почему сам взопрел, просто наблюдая за Чонгуком со стороны. Уже второй раз за день он позволил только донсену достигнуть пика, а себе – поставил запрет на мастурбацию. Как будто подсознательно наказывая себя за свои же выходки, раз нет никого другого, кто мог бы осадить его. Тяжесть в мошонке ощущалась так явно, отвлекая соблазном облегчить напряжение, но он продолжал отказывать себе в удовольствии, по уши застряв где-то посередине между раем и адом. Быстро отняв ногу, когда Чон в упоении запачкал своё нижнее бельё вязкими пятнами и в слабости раскинул мигом потяжелевшие руки свисать с кресла по бокам от себя, Чимин наклонился к нему ещё ближе, даже не дав как следует отдохнуть.       Чтобы чувственно поцеловать, глотая его частое дыхание. — Тут есть ванная комната, — сообщил он ни с того ни с сего, оторвавшись от помятых зубами губ донсена, пробегая по ним кончиком языка, слизывая бархатистый розовый цвет помады, который Чонгук и так почти что съел в своих беспорядочных метаниях. — Там, за примерочной...       Пак исподтишка глянул вновь на совершенно разбитого, совсем ничего не соображающего Чона, уставившегося на него таким влажным, тёмным взглядом с поволокой, незнакомым и непривычным – обещающим всё, что угодно.       Только попроси.       Обезоруживая и завлекая. — Пойду освежусь, — заключил невпопад Чимин и поскорее отстранился, выпрямляясь.       Его сердце ухнуло куда-то вниз живота, неутолённое возбуждение с новыми силами дало о себе знать. Но вместо того, чтобы потакать ему, Пак неловко потёр нос и повернулся к Чонгуку спиной, нервно сбегая от него куда подальше, по дороге судорожно раскидывая каблуки, ступая на кафель одной из приватных туалетных комнат уже босыми ступнями. Прохлада кондиционера сейчас ощущалась особенно контрастно в сравнении с разгорячённым телом, в нос ударил аромат апельсиновой кожуры и корицы жидкого освежителя со вставленными в него тонкими палочками.       Чимин бессмысленно завис на нём растерянным взглядом, плотно сжав губы вместе.       Что только что произошло?       Он в помаде и на каблуках заставил Чонгука кончить от трения о собственную ребристую подошву, вот что. А тот вопреки всему пошёл у него на поводу!       Какое-то безумие.       Помешательство. Сумасшествие.       Чимин опёрся руками на рябую гранитную раковину и уставился в зеркало индивидуальной ванной, видя перед собой лохматого, взъерошенного молодого человека с размазанной по губам красной помадой, а на щеках – чужой, розовой.       В глазах – хаос обнажённых чувств.       Всё ведь началось с невинной, глупой шутки... когда же она превратилась в... в это?       Позвоночник прошиб озноб, оставляя след невыносимого жара.       Чимин всегда был уверен в себе. Думал, что был уверен. Но с появлением Чонгука его решительность испытывала колоссальные взлёты и падения. В скольких подобиях отношений Чимин ни был до этого, ни разу, ни разу ещё у него не было... такого. Бесшабашного, рвущего на части. Чонгук делал всё, какие бы невозможные фантазии ни приходили Чимину в голову, и при этом оставался всё таким же очаровательно непосредственным. Пак уже не знал, имел ли на него право. Он ведь и сам шёл на поводу у самого себя, у своих желаний, а Чонгук семенил следом, уверенный, что за каждым словом и действием Чимин стоит какой-то глубинный смысл, весомый опыт и знание дела.       А что если это не так?       Что если и Чимин испытывал с Чонгуком что-то впервые?       Имел ли он право показывать слабину?..       Чертыхнувшись, Пак замотал головой и включил холодную воду, импульсивно подставляя под неё лицо.       Чон точно когда-нибудь сведёт его с ума...       Да что там.       Они оба сведут друг друга с ума.       Краем уха он уловил, как в соседней туалетной комнате тоже включили воду, еле слышный шепот её слабого потока успокаивал нервы.       Чимин притих.       Там, за стеной, стоял, вероятно, такой же запутавшийся Чонгук, вперившийся в своё отражение взглядом и уже не узнающий себя прежнего – того, каким его воспитывали быть, каким он должен был быть, каким он привык быть.       Не знающий, что дальше со всем этим делать.       Такой же, как и сам Чимин.       Чёрт.       Пак резко закрутил кран.       Нельзя оставлять его одного.       Спешно выйдя из комнаты в коридор, Чимин резко завернул к Чону, чуть не врезавшись плечом в угол стены, по дороге замечая разбросанные сверкающие драгоценностями туфли и поднимая их с пола, чтобы аккуратно отставить к стенке. Двери к Чонгуку были приглашающе открыты: тот стоял в точно такой же позе, что и Чимин раньше, только пяткой ладони смывал с кожи своего лица помаду ленивыми, медленными мазками. Ощутив чужое присутствие, он обернулся, молча сталкиваясь с хёном взором, в которых проскользнуло удивление, а вслед – притаилось терпеливое, но упёртое ожидание.       Чон передавал Паку слово, уступал с верой, что тот сам решит все их проблемы – первым заговорит и расставит всё по полочкам, пообещает, что это нормально: делать то, что делают они.       И Чимин не смел его разочаровывать: — Чонгук-и, это было просто... нереально горячо.       Тот моргнул и потупил взгляд в ответ на ласковое обращение и комплименты, переплетая мокрые пальцы в замок. До этого Чон словно был в каком-то задумчивом помутнении, в нескончаемых скитаниях среди своих мыслей, забравшийся в такие дебри, что теперь из них тяжело было выбраться. Ещё больше грузить его выяснениями отношений и разговорами по душам сейчас казалось неправильной тактикой. Ему, как и самому Чимину, на самом деле необходима была поддержка и ощущение защищённости, безопасности в момент слабости, а не обращение к логике.       Так как логики во всём этом не было от слова совсем.       Поэтому, отказавшись от слов, Пак приблизился к нему и скользнул в тесные объятия, носом зарываясь в грудь – слушать спокойный ритм сердца своего парня. Чон позволил ему и заметно обмяк в руках старшего: приятно навалившись всем своим весом, уткнувшись носом в волосы хёна, вдыхая свежий запах шампуня с орехами макадамии и кокоса. — Всё... — Чимин неуверенно прохрипел, прочищая горло. — Всё же хорошо... да?       Чонгук думал: долго, невыносимо долго и нагнетающе – а затем наконец-то коротко кивнул, не зная, что ещё ответить.       Как и Чимин не знал, что ещё спросить.       Да, они только что вели себя так, как никогда раньше.       Да, это удивило их обоих и напрочь выбило из зоны комфорта.       Да, они до сих пор находятся под впечатлением от выходок друг друга, впервые кому-то настолько доверившись, чтобы совсем сорваться с цепи и вытащить из потаенных уголков сердца скрытые желания.       Но ведь несмотря ни на что...       Всё хорошо, правда?       Чонгук утомлённо выдохнул в макушку хёна.

***

      К тому времени, когда работницы бутика вернулись по зову Чимина обратно к своим клиентам, те уже выбрали костюмы, в которых и собирались оставаться последующий вечер, сияя чистотой и опрятностью с лицами, лишёнными каких-либо следов макияжа. Их чёрные мужские ботинки красовались аккуратными бантиками из тонких шнурков, ничем особо не выделяясь. Чимин даже подобрал себе пару лаконичных колец, безо всяких излишеств и нежных красивостей, присущих женскому отделу аксессуаров.       Всё в рамках "нормы".       Консультантки любезно уведомили Пака, что отправят их старую одежду прямиком в номера отелей, попутно суетясь вокруг обоих наследников и в последний раз поправляя их пиджаки, снимая с них волоски специальной щёточкой и разглаживая невидимые складки. Собравшись уже на выход, Чимин попросил Чонгука подождать его снаружи, пока он решает вопрос оплаты, что Чон и сделал без задней мысли, понимая, что личные дела и связи семьи Пак конфиденциальны. Его хён не заставил себя долго ждать и спустя дюжину минут появился со стуком каблуков отливающих свет ботинок, равняясь с Чоном в холле шоппинг-центра, в ожидании кинув взор на своего парня.       Подавая знак, что готов идти дальше.       И на этот раз Чонгук вновь встал во главе, вызывая машину.       Их путь к высочайшей обзорной башне, отелю-казино "Стратосфера", прошёл в насыщенном молчании: оно не было неуютным, но говорить отчего-то всё равно не хотелось.       Или просто язык не поворачивался.       Никто из них обоих не мог объяснить, почему их так вывела из равновесия недавняя близость. В ней всколыхнулось нечто новое, и если в спа у Чимина всё было под контролем, то на этот раз он ощущал себя капитаном тонущего корабля, хватающегося за рвущиеся тросы, чтобы потянуть их все на себя в тщетной попытке вновь поднять сломленные во время адского шторма мачты с парусами. Ему казалось, что где-то он принял не то решение, наткнулся на риф, который должен был обогнуть.       Чонгук же, зависевший от него и без лишних сомнений полностью положившийся на его авторитет, тонко ощущал колебания хёна и смены его настроения, отчего теперь находился в шатком положении. Раньше Пак всегда давал ему понять, что знает, что делает, и Чон, откидывая прочь стыд и совесть, возлагал на него все свои надежды, доверяясь – готовый, чтобы из него лепили всё что угодно, как из пластилина. Но рука мастера дрогнула, и Чонгука начал одолевать страх, что причина кроется именно в нём.       Что это он слишком расслабился, слишком открылся, что выставил себя...       Выставил себя не таким, каким должен быть.       А Чон больше всего боялся показаться перед Паком меньшим, чем от него ожидали. — Чонгук.       Тот вздрогнул, быстро переводя взгляд на рядом сидящего хёна. Слепящая мандариново-оранжевым заря солнца окрасила черты его лица в томный медный, акцентируя тень от ресниц на скуле и подслащивая блеск губ, когда Чимин открыл было рот, собираясь сказать что-то очень важное.       Однако его перебили: — Прошу прощения, мистер Чон, но мы на месте, — водитель вывел Чонгука из транса выразительных глаз, и тот отвлёкся от старшего, поблагодарив служащего в ответ как можно более ровным голосом, дав ему напоследок пару указаний.       Только их Hyundai остановился, мягко покачнувшись, как Чонгук вновь повернулся, чтобы встретиться озадаченным взглядом с Чимином, но тот уже открыл двери наружу, как ни в чём не бывало ступая на каменную кладку носком лакированного ботинка.       Прикусив губу, Чон поступил так же.       Стеклянный лифт, быстро поднимающийся над Лас-Вегасом до высоты птичьего полёта, звенел такой же тишиной, что и салон джипа: Чимин, как и Чонгук, спрятав руки в карманах брюк, отрешённо уставился в пол, даже не любуясь открывающимся перед ним видом на всемирно известный город. Галантный администратор вращающегося ресторана встретил их самолично, учтиво уведомляя, что их приватная лоджия готова. Чон безучастно кивнул, то и дело косясь на Чимина, который всё не решался посмотреть ему в глаза, его непроницаемое лицо казалось вежливой маской перед обществом, а не отражением его настоящих чувств. Вскоре к ним были приставлены три официанта, с уважением представляющихся один за другим, как и личный сомелье в возрасте – все четверо разместили важных посетителей с удобствами в частной кабинке, примыкающей к зданию.       Чонгук не мог не обратить внимание на интерьер: состоящие из сплошных панорамных окон стены с идеально вымытыми стёклами творили чудо во плоти. Пейзаж за ними был просто неописуем, и временами казалось, что преграды не существует – протянешь руку и ощутишь вечерний ветерок. Со стороны же прилегающего коридора стены были отделаны травой и мхом, освежая посетителей не только своим видом, но и запахом зелени. В помещении лоджии располагались небесного цвета диваны в стиле модерн и декоративные минималистичные фонтаны-водопады. Посередине – круглый стол, устланный белой скатертью с серебряной бантовой юбкой до самого пола, и два удобных стула, что стояли друг напротив друга, гармонируя с напольными лавовыми лампами морских оттенков, их пузыри лениво, нерасторопно перемещались вверх-вниз.       Дизайн ресторана легко можно было назвать современным раем, раскинувшимся высоко на небесах. — ...кнопка вызова находится на столе, сэр. В любую минуту мы готовы предоставить вам рекомендации и принять ваш заказ, — вовремя услышал Чонгук, до этого отвлечённый обстановкой вокруг и прослушавший всё, что ему говорили ранее.       К счастью, он успел сообразить улыбнуться и выставить утвердительное "окей" из пальцев.       Вполне довольствуясь таким ответом и уловив намёк предоставить уважаемым посетителям возможность уединиться, официанты незаметно вышли из кабинки, закрывая за собой воздушные портьеры из органзы с цветочным рисунком, а вслед за ними и двойные двери.       Наконец-то они вновь одни.       Чонгук, не мешкая, решительно подступился ближе к Чимину: — Хён.       Тот воззрился на него неожиданно раскаявшимся взглядом, брови плотно сдвинуты вместе и выгнуты вверх: — Всё явно не хорошо, Чонгук-а.       Словно окаменев, Чон так и застыл на полпути, встревожившись. — Ты слишком многое от меня терпишь, — в сердцах вздохнул Чимин, закинув голову чуть назад и в безысходности уставившись в потолок. — Я не знал, что творю! Зачем я нацепил на себя эти каблуки и... -и зачем накрасил тебя помадой? — В шутку же... — попытался оправдать его Чонгук, наблюдая за тем, как Пака рвёт изнутри от противоречий, и страдая из-за этого вместе с ним. — Знаешь, иногда шутки заходят слишком далеко, и я просто...       Чимин фыркнул, не договорив, и начал мерить шагами пространство кабинки, злой на самого себя. — ...я заигрался, а ты меня не остановил, — поморщившись, наконец признался он. — А нужно было? — Чонгук ещё сильнее нахмурился, сам понемногу заводясь. — Да, если тебе было неудобно. Если я... перебарщивал. Ты не должен делать всё, что бы я ни сказал!       Чонгук упёрся языком во внутреннюю часть щеки, не без капли раздражения выпятив губы: — Я и не делаю всё, что ты скажешь! — упрямо возразил он, набычившись.       Чимин вновь фыркнул, будто услышал какую-то несусветную глупость, при этом напоминая собой небольшой, но мощный вихрь, носящийся туда-сюда по лоджии.       Чонгук уже с трудом понимал, о чём они спорили, поэтому тяжело вздохнул и смягчился, в неверии качая головой. — Хён, мне было не неудобно, — вернулся он туда, где ещё не потерял нить разговора, и запнулся, понимая, что слукавил. Выдержав паузу, Чонгук поспешил исправиться: — Меня это удивило, но... в итоге не не понравилось, понимаешь? Я просто... доверился тебе.       Чимин наконец-то перестал маячить и беситься, молча уставившись на него, сжимая руки в карманах брюк.       Всё, как он и думал.       Пак в измождении плюхнулся на софу, еле слышно зашептав в никуда: — В том-то и проблема...       Чон, помявшись с минуту, всё-таки подсел к Паку, с теплотой соприкасаясь с ним коленями: — Почему?.. С тобой я как будто... ну... — Чонгук долго подбирал слова, следя за своими угловатыми пальцами, носки его ботинок чуть косо направлены к друг другу. — Как будто нахожу себя?..       Чимин, не прерываясь, глядел на него со сжигающей внимательностью и щемящей привязанностью одновременно, сам не замечая, как успокаивается. В его глазах вскоре начало мирно плескаться море симпатии – всю его бурю чувств уняли, прояснив грозовое небо, и наружу вырвались цвета радуги после проливного дождя. — Если честно, я не совсем знаю, чего хочу от жизни. У меня нет каких-то целей... — хрипло продолжал свои внезапные откровения Чон: — Ни кем хочу быть, ни кого из себя представляю... — Чонгук-а... — с укором протянул Пак, не соглашаясь с донсеном, но тот закачал головой: — Это правда, хён. Единственное, чего я точно хочу: чтобы мы были вместе – хоть и не знаю как...       Сказав это, Чонгук почувствовал себя таким маленьким и наивным, но таким же себя ощущал сейчас и Чимин, совсем недавно потерявший веру в свои силы и права на главенство в их отношениях, тогда как его парень чуть ли не жил ими, так их возвышая, готовый на всё, чтобы они только были, не важно, под чьим руководством.       Так чего Пак всё время боялся?       Пусть они и сидели здесь, в одном из самых дорогих ресторанов одного из самых дорогих городов одной из самых дорогих стран, лучше из-за этого они себя не чувствовали: два в душе обычных парня, которые просто хотят быть теми, кто они есть на самом деле. — Прости меня, — извинился в конце концов Чимин, положив ладонь сверху на пальцы Чонгука, которыми тот то и дело игрался с краем своего новенького пиджака. — Не знаю, что на меня нашло... почему я вдруг так запаниковал и струсил. И устроил эту сцену. И-и... и начал сомневаться, нравится ли тебе всё так же, как и мне... — Ничего. — Нет, не ничего. Мы договорились говорить друг другу, если нам что-то не понравится, а я... испугался, что ты молчишь и просто... терпишь?.. — Я скажу, хён, — твёрдо заверил его Чонгук, в его взгляде проявилась притаившаяся зрелость. — Не стану молчать. Обещаю.       Чимин поставил локти на колени и спрятал кулак одной руки в другой, поворачивая им туда-сюда. — Хорошо. Ты прав. Больше не стану этого забывать.       Чонгук смотрел на него и смотрел, бесконечно, пока кротко не взял за руку, вдруг падая на спину и утягивая хёна сэндвичем поверх себя. Пак охнул от неожиданности, когда его обняли и заключили в укромный кокон ласки и утешения, целуя в щёки будто ребёнка – сжимая их между большими ладонями и сплющивая, как пузыри. Чон не хотел больше ни о чём говорить, а действия всегда давались ему легче, чем слова. Он не знал, как вывести своего парня из лабиринта извинений и самобичевания, поэтому просто отключил логику и разум, сделав первое, что пришло ему в голову. И это сработало: Чимин захохотал, приподнимаясь на руках, уклоняясь от мокрых чмоков с моментально посветлевшим лицом.       Сверкая счастливой улыбкой, пока висел над Чоном, Пак ни с того ни с сего прошептал, почти благоговейно: — Я придумаю как. — Чего? — непонимающе хихикнул Чонгук, коварно спустившись пальцами с лица хёна ему на рёбра, чтобы из вредности пощекотать. — Как–... айщ, перестань! — Чимин ловко вывернулся, легко спрыгивая с дивана. — Как нам быть вместе. — Что?.. — Чон в тот же час посерьёзнел, сам принимая положение сидя, его большие глаза лучились от возможной перспективы, рот приоткрылся. — Ты... правда придумаешь?! — Доверься мне. Я решу этот вопрос, —  дал обещание Пак, выглядя как никогда воодушевлённо. — Тебе ни о чём не нужно волноваться.       Чонгук смотрел на него.       Смотрел и не верил, что ему так повезло.       Они продолжали обмениваться доверительными взглядами, пока живот Чона грустно не заурчал на всё помещение, внезапно разряжая атмосферу.       Чимин вновь прыснул, хитро сощурившись: — Проголодался? Конечно, ты же сжёг столько калорий, — он поиграл бровями, первым присаживаясь за столик, пока Чонгук тупил и пытался понять, что его хён имеет в виду. Заметив его обескураженное выражение лица, Пак осклабился, снисходительно объясняя: — Секс, Чонгук-и, секс.       Чон выдал тихое: "А-а..." и важно хмыкнул сам себе под нос, уши алели как самые спелые помидоры, пока их хозяин суетливо усаживался напротив своего парня, зажато покусывая губы. — Давай закажем еду, — предложил Чимин, улыбка отказывался сходить с лица. — А потом уже будем заниматься делами, м? — Хорошо, — кивнул Чонгук, на его душе вдруг стало так легко и свободно, словно он переложил всё бремя помолвки на плечи Пака, впервые за этот год вздохнув во все лёгкие. — Я вызову официанта.       Их основной гарсон объявился чуть ли не сразу же, едва Чон нажал на кнопку вызова – оказавшись кучерявым мулатом со слепящей улыбкой, он принимал заказы и давал советы по предпочтениям, тогда как его коллеги лишь обслуживали стол, стоя чуть поодаль и ожидая указаний от высшего по рангу. Потратив с десяток минут на обсуждение, Чонгук, по правде, всё равно мог с трудом выбрать, что бы хотел сейчас отведать, теряясь в мудрёных терминах: мало того, что английских, так ещё и витиеватых, впечатляющих словах из словарей французского и итальянского языков, придающих особенную цену каждому блюду. Благо, ему удавалось держать лицо, не поддаваясь панике перед спокойным хёном, который поделился с Чоном, что, как приглашённый, полагается на его вкус и отдаёт все права на выбор.       Как... неловко.       Чонгук втайне надеялся, что Чимин как специалист возьмёт выбор блюд на себя, но теперь не мог об этом даже и заикнуться, чтобы не ударить лицом в грязь. К счастью, в какой-то момент персонал предложил гостям отведать сет из двенадцати блюд на выбор шеф-повара, и Чон, готовый запрыгать от радости, сдержанно ответил, что ему необходимо подумать. В поисках одобрения глянув на покровительственно, но при этом вежливо усмехающегося Чимина, он кичливо одобрил идею официанта, лишь краем глаза заметив, как сузились от забавы глаза хёна и вспыхнули весельем. Пытаясь всё ещё выглядеть так, будто у него всё под контролем, Чонгук лёгким жестом подозвал к себе сомелье – так, как всегда поступал его отец – и дал команду намеренно пониженным голосом, чуть выпятив подбородок: — Подберите что-нибудь подходящее к нашему ужину.       Сомелье понятливо кивнул, уже разворачиваясь на выход, как Чимин смилостивился над Чоном и намекнул ему по-корейски – специально, чтобы никто, кроме них, не понял – продолжая его же предложение: — ...-что-нибудь из выдержанных Винтажей Бордо две тысячи четвёртого года, верно, Чонгук-а?       Тот зарделся, быстро передав указания хёна сомелье всё ещё серьёзным тоном, его голос почему-то всегда значительно понижался, когда он говорил на иностранном языке.       Едва они вновь оказались одни в ожидании ужина, Чимин не стерпел и расплылся в ехидной улыбке: — Как ты только выбрал то потрясающее вино на ужин? — Вино? — не понял Чон, наклонив голову вбок. — Ну, в день признания, помнишь?..       Догадавшись, о чём говорит его хён, Чонгук нервно поёрзал на стуле. Из-за оплошности его неопытность с лёгкостью раскусили. Вот позорище. Оставалось только рассказать правду. — ...я просто взял самую пыльную бутылку из коллекции отца... — смотрел в сторону Чон, пока говорил, умирая от стыда. — Типа, так в фильмах всегда делают, и... в общем, да, кхм.       Пак выразительно моргнул, а после захохотал так, как никогда раньше, чудом стукнувшись лбом о столешницу, скрытую скатертью, и чуть не съехав со стула от того, что его мотнуло вбок импульсом от веселья. Чонгук в ступоре наблюдал за ним какое-то время, а затем не выдержал и рассмеялся сам за компанию, потешаясь над своей же глупостью, щёки болели от лучезарной улыбки. — Ты что?.. Ха-ха-хах! — всё гоготал Чимин, уже лежа лицом на столе и содрогаясь всем телом. — Прелесть! — наконец-то выдал он, приподнимаясь. — Твой отец хоть не против?!       Чонгук замялся, однако в итоге пожал плечами с чрезвычайно польщённой улыбкой, ликуя от того, что смог настолько рассмешить хёна: — Думаю, он мне простит. — Айщ, ну ты даёшь!       Со звуком глухих шагов в их одиночество деликатно вторглись, ставя на стол уже готовую первую партию закусок, представленных вслух официантами как hors d'oeuvres с носовым "р" (что Чимин снисходительным шёпотом перевёл озадаченному Чонгуку как обычный аппетайзер в высокой кухне) и состоящих из "кростини с козьим сыром и инжиро-оливковым тепанадом" (густым соусом, как Пак вновь подсказал чуть позже, подмигивая). Чону не столько понравились эти кростини, сколько довольное выражение лица Чимина, который явно одобрил выбор шеф-повара, откусывая деликатный кусок от и так достаточно небольших ломтиков поджаренного хлеба. Чонгук даже испугался на секунду, что тоже не должен был сразу съедать всё со своей тарелки, но Пак, похоже, заметив напряжение донсена, плюнул на приличия и не оставил в своём блюде и крошки, хрустя тонкими сухарями.       Он начал догадываться, что ему стоило отказаться от своей профессиональной привычки.       Ведь Чимин не знал, что Чон чаще посещал дорогие рестораны азиатской кухни, где вся поверхность столешницы уже была заставлена всевозможными угощениями к его приходу – так любил его отец, заказывая накрытый стол заранее: в таком случае и выбирать самому ничего не приходилось, как и строить из себя гурмана, довольствующегося малым. Для их семьи имели значение большие порции качественного продукта, а не малые - в погоне за эксклюзивностью. К чему такие жертвы? С их достатком можно купить всё, что захочешь, и в любом его количестве. Да и Чонгук был на таких важных ресторанных ужинах лишь несколько раз только из предельной необходимости – в остальное время ему была больше по душе готовка их личного повара в особняке, который буквально мог выполнить любое желание молодого господина.       Сейчас же, в компании знатока Чимина, да ещё и, вроде как, на первоклассном свидании, он внезапно начал нервничать, пытаясь казаться большим, чем на самом деле являлся, чтобы не отставать.       Но чем дальше – тем хуже.       Вторым блюдом к ужасу Чонгука обслуживающий персонал объявил какой-то amuse-bouche и плавно выложил перед ним и Паком разной формы тарелки: одну с "тыквенно-сливочным супом" в эспрессо-чашке, украшенным "красными икринками и хикамой", и вторую — с "завёрнутым в филе желтохвоста хамачи – манго с цветком базилика и каплями сладко-острого соуса чили", которым был создан авангардный рисунок на белоснежной поверхности фарфора. Чимин выдал удивлённое "хм!", прокомментировав любопытное сочетание вкусов второго деликатеса, как после и недовольство предсказуемым решением касательно холодного супа, совсем им не удивлённый. Чонгук согласно покивал, пусть в это время, ничем не брезгуя, с упоением уминал оба блюда, чуть ли не облизываясь от мастерства шеф-повара. Чимин, в свою очередь, оценил лишь ложку супа и после оставил его в покое, больше переключаясь на фруктово-рыбную закуску.       Когда же сомелье ловко продемонстрировал заказанную им бутылку, уложив её горлышком на локоть для того, чтобы свет упал точно на элегантную этикетку, и дал продегустировать красное вино, уточняя, довольны ли гости своим выбором и получив утвердительный ответ – только лишь тогда юных чеболев* наконец-то оставили наедине, сообщая, что первое горячее блюдо из томлёных телячьих щёчек находится в процессе приготовления.       Чимин взял свой бокал за тонкую ножку и качнул его в руке, расслабленно откидываясь на спинку стула с улыбкой: — Чонгук-а.       Чон, до этого посматривая на остатки тыквенного супа Пака, к которому тот почти не притронулся, тут же поднял вопросительный взгляд. — Возьми, — Чимин наклонился и придвинул к нему миниатюрную чашку эспрессо. — Я не сильно голоден. — Не-не, я не... — начал было оправдываться Чонгук.       Его остановили: — Это же не совсем по тебе, да? — вдруг проницательно заметил его хён, показательно крутанув головой по кругу: — Я имею в виду всё это.       Чонгук оробел, заводя руку назад и разминая ей шею. — ...так заметно? — Немного, — осторожно подтвердил Пак, приподняв брови. — Почему ты тогда выбрал именно этот ресторан, если он не в твоём вкусе?.. — Ну.... как сказать... — стушевался Чон, неохотно признаваясь: — Думал, что другим тебя не впечатлить?..       Чимин вдохнул и не выдохнул, задержав дыхание. — Постой. Так это всё... для меня? — Угу.       Казалось, у Чимина сейчас вырастут из-за спины крылья и он, разбив стеклянные окна, взлетит к небесам. — Боже, Чонгук-а... совсем не стоило. — Да это же так, мелочи, — отмахнулся тот, пытаясь замять страшно смущающую его тему, и принялся деловито перемешивать суп Чимина серебряной ложкой со сложной гравировкой на стебле и шейке.       Пак, польщённый до румянца, решил больше не принижать старания донсена своими отговорками, поэтому промолчал, коротко отпивая вина.       Его сердце наворачивало тройные кульбиты в противовес спокойному внешнему виду. — Расскажи мне о себе. — А?       Чонгук, успешно доев тыквенный суп, выразительно вздёрнул бровь, хлопнув ресницами. — Я так мало о тебе знаю, — объяснился Чимин, мечтательно уложив щеку на кулак, пока упирался локтем в стол. — А ты, похоже, знаешь обо мне всё.       Чонгук застыл, так и не проглотив остатки супа.       Намёк на раннюю озабоченность своим хёном вызвал внутри него мгновенный жар, словно внутренности обдали кипятком. С трудом Чон сглотнул, пока всё лицо буквально горело от стыда за свои старые слабости: всё это время Пак не заикался на эту тему, и Чонгук с надеждой решил, что она больше не будет подниматься – такой грязный маленький секрет хотелось бы и дальше держать в тени, а не на свету, даже если о нём уже знают.       Вот только подобное молчание было лишь затишьем перед бурей.       Чимин ничего не забыл.       И это, казалось, очевидное, но забытое понимание вдруг сковало Чона цепями осмысления – каждое их общение, каждое мгновение секса и ласки сопровождалось знанием Пака о том, насколько по нему сохнут.       Чонгуку стало вдвойне совестно и неловко.       Как же он не сообразил раньше, что был открытой книгой перед хёном?       Однако и Чимин, наверное, ощущал себя не лучше, встречаясь со своим главным поклонником, который нагло перемахнул через все этапы "знакомств" и обоюдных рассказов о прошлом, нетерпеливо разузнав всё о своём предмете воздыхания без его на это согласия.       Поэтому любопытство Пака о Чонгуке совершенно точно можно было понять. — Хорошо? — спустя длинную паузу выдавил из себя Чон, сцепив руки в замок. — Э... с чего начать?       Чимин и сам не на шутку задумался, опустив уголки губ вниз. — Не знаю... со своей семьи, может? — выдал он первое, что пришло ему в голову из списка стереотипных тем светских бесед.       Чонгук тут же зажался, подмяв губы. — О. Да. Ладно. Ну... мой отец... его ты же уже знаешь? — Угу. Кстати, — запнулся Пак, отводя глаза, — я же случайно подслушал твой с ним разговор об учёбе, когда был в шкафу...       Округлив глаза, Чонгук позволил себе минутку заминки.       А ведь точно. Как он мог забыть?       Хотя его нельзя было винить. В тот день произошло в сто раз больше всего, чем простой, привычный ему разговор об успеваемости в уроках. — Скажи... —  продолжил Чимин, тоже о чём-то задумавшись. — Мы ведь теперь не сможем видеться у тебя дома, да? Ну, из-за камер?.. Твой отец вроде говорил, что поставит их в твоё отсутствие. — Угу, — опустил подбородок Чонгук, жуя щеку изнутри. — Прости. — Ты-то чего извиняешься? Твоей вины здесь нет, — качнул головой Пак, взглядом гипнотизируя насыщенный бордовый тон вина в своём бокале. — И часто у вас так? — Бывает... иногда. Когда у отца проблемы с... эм, делами. — М, ясно.       Этот разговор вёл в никуда. — А твоя мама? — жизнерадостно сменил тему Чимин, чуть приподнимая тон своего голоса для разрядки атмосферы.       Чонгук дёрнул ногой. — Ну, она путешествует по Европе. — Ух ты! — посветлел Пак, улыбаясь. — А где она сейчас? — Не знаю точно... вроде была в Лиссабоне? — О, она очень занята работой?.. — предположил Пак после такого неуверенного ответа собеседника, чуть нахмурившись. — Нет-нет, она не работает, — махнул открытой ладонью в отрицании Чонгук, вторую стиснув между ногами. — Просто любит... путешествовать.       Между ними незаметно сформировалось напряжение. — Чонгук, если ты не хочешь говорить об этом, то... — настороженно отступил Пак, наконец-то заподозрив неладное, но его донсен вовремя опомнился, воззрившись на хёна испуганными глазами: — Что? Нет-нет, прости, — извинился он опять, задёргав ногой сильнее. — Всё в порядке. Ты вправе знать. — Нет. Ты ничего мне не должен, — отказался от такой формулировки Чимин, становясь серьёзным как никогда. — Послушай. Да, ты немного перегнул палку с... фотографиями... но и я... если честно, тоже хорош. Так тебя добивался, что пошёл на глупую провокацию вместе с Техёном, о чём до сих пор жалею. Да ещё и напридумывал всякого... — ...но если бы не эта "провокация", я бы так и не решился рассказать тебе о своих чувствах, — заметил Чонгук, чуть улыбнувшись одними губами.       Пак вздохнул, морщась и качая головой. — Может быть. Но всё равно... это был некрасивый ход. Угх, как вспомню... — скривился он, укоряя сам себя. — О чём я только думал?!.. Наверное, совсем отчаялся и решил играть грязно. Да, я считал, что ты всего лишь забавлялся со мной, пока был помолвлен, но... айщ! Это не оправдание, — в чувствах воскликнул Чимин, закатывая глаза.       По правде ему было так... стыдно за собственное "я" прошлого, что даже и вспоминать не хотелось – казалось, это был и не он вовсе, а кто-то другой. Совсем-совсем другой. Будто тогда действовал какой-то глупый, озабоченный мальчишка Пак Чимин без тормозов, а вот теперь вместо него – повзрослевший и поумневший молодой человек Пак Чимин, который совершенно точно больше не оступится. И не важно, что с того момента прошло всего ничего. Он же теперь лучшая версия себя! — Оставим то, что было в прошлом, и больше не будем к этому возвращаться, хорошо? — заключил Чимин. — Начнём с нуля. Никто никому ничего не должен. Никто ни перед кем не виноват, м?       Последний луч заката пламенной лавой затмил вид на город сверху, окантовывая фигуру Пака огненным ореолом.       У Чонгука кружилась голова от эфирного счастья.       Второй раз за день с него сняли весь груз ответственности за совершённые ошибки, и он никогда не чувствовал себя настолько... свободным. — Да. Хорошо, — произнёс Чон с щекотливым трепетом, переполненный обожанием, пусть и держался как мог, чтобы не выказать его внешне, цепляясь за оставшиеся крохи гордости.       Боже, как же он рад, что Чимин ответил ему взаимностью! Что он с ним здесь и сейчас, поддерживает его и укрывает от всех проблем, защищая. — Отлично, — блеснул широкой улыбкой Пак, прикрыв веки, и отпил ещё вина, находясь в глотке от того, чтобы осушить бокал.       Как вдруг услышал: — А у меня есть старший брат! — ни с того ни с сего сообщил беззаботный Чонгук, на этот раз готовый делиться с хёном всем, чем угодно, находясь на волне эйфории.       Чимин не скрыл своего удивления, губами отрываясь от тонкого стеклянного края. — Он рисует свой собственный вебтун, — гордо добавил оживившийся Чон. —  У него настоящий талант! — Правда? Ничего себе! А я – единственный ребёнок в семье... Подожди, так ты, получается, не наследник семьи? — уточнил Пак, закинув ногу на ногу, и вправду озадачившись: он-то считал иначе.       Чонгук чуть осунулся – к гадалке не ходи: Чимин задал неприятный вопрос, о чём моментально пожалел, ругая себя за прагматичный подход.       Но разве не логично спросить такое? — Нет... отец всё же считает меня наследником, — разъяснил Чон с пресным лицом. — Он не... "признал" занятие брата и с его совершеннолетием отказался поддерживать его деньгами, чтобы наказать. Потому я сейчас и прохожу срочное обучение, чтобы занять его место. Конечно, у меня мало что получается... хён-то занимался с детства, а я только сейчас взялся за ум... Но зато я, как могу, помогаю ему финансами, пусть это и... нелегко, — он склонил голову набок, рассматривая разводы от тыквенной пенки на чашке, поджимая губы, — учитывая, что отец следит за всеми моими расходами. — Вот же... ничего себе, — в сердцах выругался Чимин, его глаза затопила грусть и беспокойство.       Он ничего и не слышал об этом раньше!       Похоже, глава семьи Чонов хорошо постарался, чтобы не позволить разойтись в кулуарах слухам о своём своевольном старшем сыне. И не удивительно. Он не был первым, кто так поступал, когда отпрыски высокопоставленных особ решали идти своей дорогой, не принимая бремя семейного дела на свои плечи.       Их почти что вычёркивали из жизни. — Мне так, так жаль, Чонгук-а... тебе, наверное, очень сложно со всем справляться одному, — участливо вошёл в положение донсена Пак, одаривая его сострадательным взглядом. — Ничего, я справлюсь. Я понимаю брата и поддерживаю его всеми силами, — глухо пробормотали в ответ, ещё тише вдруг добавив: — Но и отца могу понять. — ...что?.. — оторопел Чимин, не поверив своим ушам.       Ему... не показалось?       Понимает родителя, который оборвал все связи с собственным отпрыском? — То есть, — поспешил оправдаться Чонгук, облизав губы. — Я не согласен с тем, что он против решения брата рисовать, но... я знаю, почему он так поступил, — Чон устало, грузно вздохнул, расстёгивая свой пиджак пуговица за пуговицей. — Отец имел на него огромные надежды, а теперь – злится и обижен из-за обмана. Хотел бы я, чтобы они просто поговорили и помирились наконец-то... это всё недопонимание. Брат долго скрывал свои настоящие планы на жизнь, а отец слишком на него давил. Вот и получилось, что получилось. Если бы брат рассказал всё сразу, может тогда-...       Чимин остолбенел.       Секунду.       Неужели... Чонгук настолько верит в своего отца?       Верит, что тот принял бы занятие его старшего брата, если бы знал о нём раньше? — ...-ень люблю брата, но и отца люблю, мне больно, когда они в ссор- — Чонгук, — прервали его нескончаемый поток откровений строгим, стальным тоном.       Чон наконец-то оторвался от картины заката и, опешив, посмотрел в лицо Паку с удивлённым видом. — Ты же понимаешь, что ничем не лучше? — выдал горькую правду Чимин, сам не замечая, насколько жестоко решил это сделать, безо всяких слов утешений и смягчений.       Как есть. — Я не хочу давить на тебя, особенно сегодня, но раз мы уже об этом заговорили... твой отец, он же вряд ли одобрит наши отношения. Как и мой. Поэтому нам придётся сбежать, как твой брат, и бросить всё, — рубил с плеча Чимин, до побелевших костяшек сжимая ножку бокала вина между пальцами. Всё его тело незаметно потряхивало от собственного лёгкого страха. Подсознательного, притаившегося глубоко-глубоко внутри, вызывающего неприятные мурашки. Такого, которого он хотел бы спрятать куда подальше. — Ты уверен, что готов к этому?       Чонгук сглотнул, большими глазами уставившись на своего хёна.       Мимо их лоджии мерно проплыла по воздуху крупная птица, планируя на широко расставленных крыльях из крупных тёмных перьев, и вскоре скрылась из поля зрения. — ...а другого выхода... нет?       Пак, не задумываясь, еле заметно дёрнул головой из стороны в сторону: — Как ты себе это представляешь?       Чонгук уставился в пол, мучимый терзаниями между семейными ценностями и зовом сердца. Он подозревал, что ему придётся сделать выбор, однако в крохотном уголке сердце тайно надеялся на...       На какой-то... счастливый конец, что ли? — А т-ты, хён? Ты готов? — вдруг подал голос Чон, подняв голову, сжимая в стиснутых кулаках ткань своих брюк.       Чимин неосознанно сцепил челюсти до такой степени, что его скулы заострились.       Этого вопроса следовало ждать.       Готов ли он?       Правильный ответ – "да".       Такого ответа от него ждёт Чонгук, возложивший все свои надежды на Пака.       И такой ответ он и собирается дать прямо здесь и прямо сейчас.       Должен.       Он же обещал, что возьмёт всю ответственность на себя.       Значит, он сделает это.       Он будет готов. — Да. — Тогда... и я готов, — тут же отозвался Чонгук, расправив плечи, откинув прочь сомнения. — Это будет... тяжело, но если по-другому – никак, то я заставлю себя.       Разве не такое доверие они обещали друг другу?       Деликатный стук в двойные двери помещения дал знать, что вот-вот подадут первое горячее блюдо. Его звук развеял пропитанный драматизмом воздух, сгустившийся вокруг, позволяя обоим гостям заведения наконец-то вдохнуть полной грудью. Смягчая значимость того разговора, что только что между ними произошёл, судьбоносного и пугающего в своей перспективе. Но в настоящий момент от него остался лишь исчезающий след – как хвост из газа и пыли от летящей со скоростью света кометы, губительной в конце своего пути. В какой-то момент она должна будет приземлиться, но всё же не сейчас.       Сейчас можно было лишь издалека любоваться её сияющим образом.       Приватная лоджия наполнилась пикантным ароматом свежеприготовленных телячьих щёчек в гранатовом соке и гарниром из печёного батата с кубиком масла в разрезе его мякоти, приправленного сверху розмарином и корицей. Однако Чонгук, вместо того чтобы как всегда первым с завидным аппетитом приступить к деликатесам, завис в тревожных мыслях. Заметив это, Чимин выдержал задумчивую паузу, а затем отложил приборы. Убедившись, что гарсоны окончательно оставили их одних, он встал со своего места. Под растерянный взгляд Чонгука он подошёл к нему с целеустремлённым взором, чтобы через секунду встать подле на колени – не заботясь ни о чистоте своего костюма, ни о том, насколько банально-сопливо сейчас выглядит. Пак взял поражённого Чона за руки и сжал его холодные от кондиционера пальцы в своих ладонях, глядя на него снизу вверх поблёскивающими от надежды глазами: — Мы не одни против всех, Чонгук-и. Я знаю, к кому обратиться за помощью, и займусь подготовкой к побегу и обеспечением будущего. Всё, что нужно делать тебе – это быть смелым и находиться рядом со мной. Хорошо?       Чонгук и не заметил, как его глаза начали влажнеть во время душещипательной речи хёна, сердце застряло комком где-то в горле. — Эй, ты чего? Ну, иди сюда, — рассмеялся удивлённый Чимин и поднялся с пола, прекратив серьёзные сентиментальности, вместо этого притянув донсена чуть ближе и нежно поцеловав в губы. — Айщ, перестань, плакса, иначе я сам сейчас пущу слезу. — ...хотел бы я на это посмотреть, — прыснул из вредности Чон, взяв себя в руки и шмыгнув носом, борясь с лавиной чувств, погребающей его под собой. — Ах ты мелкий...       Забравшись Чонгуку на колени и расставив ноги по бокам, Чимин утянул своего парня в долгий ленивый поцелуй, ладонями невинно скользя по его шее, большими пальцами удобно умостившись под скулами. Чон на автомате придержал его за поясницу, то и дело порываясь скользнуть ниже, но каждый раз в последний момент возвращаясь обратно, под полы пиджака, греть ладони на жемчужной рубашке хёна. У него было перенасыщение Чимином за этот день – такое, от которого теряли себя и забывали обо всём на свете, голова – будто сахарная вата, тающая каждую секунду от нового укуса. Однако Чонгук не жаловался, выставляя вытянутые губы и сталкиваясь ими с тёплым языком Пака, тут же открывая рот и пропуская его внутрь с едва слышным, тонким стоном – хрупким, как горный хрусталь.       Чону казалось, что он сейчас взорвётся от того, насколько с Чимином было хорошо и безмятежно.       Если рядом с ним и потекут слёзы, то определённо от счастья, не от грусти.