Дредноут по имени Никки

А ничего так бунгало, уютненькие. По периметру обнесены густющими высоченными кустарниками, ровный, идеально подстриженный газон благоухает запахом свежескошенной травы. За домиком, выполненном визуально в классическом японском стиле, маленький двор, оснащённый обычными такими пляжными креслами и зонтиками. Внутри всё лаконично и, несмотря на спартанскую атмосферу, весьма и весьма по-домашнему. Прихожая, совмещённая с кухонным уголком, в котором нашёлся универсальный пищевой синтезатор, работающий на картриджах с синтомассой. Раздельный санузел, причём часть, предназначенная для справления естественных нужд, едва ли не в два раза больше душевой: помимо извечного белого друга, в чей зёв у некоторых особей вида хомо сапиенс принято вызывать сущность по имени Ихтиандр, нашлось место и для биде. Карине пришлось едва ли не за ноги вытаскивать меня из комнаты размышлений, пока я, хихикая аки подлинный злодей, порывался использовать последний не по назначению, а именно - с совершенно негуманным цинизмом застирать носки. Собственно, вот и весь домик: санузел, прихожая, да спальня. В последней - панорамное окно с видом на двор, зашторенное плотной тканью, милые светильники по углам, да мини-бар со скромной коллекцией соков и несколькими видами минералки. Карина, пока я осматривал приют порока и удовольствий, умчалась потрошить кухонные запасы. - Ника, ты к синтетическому мороженому как? - Не знаю. - Ладно, тут комбайн вполне нормальный, может, и не траванёмся, - позитивно мыслит девушка, этого у неё не отнять. - Тебе с чем? - На твой вкус. - Ла-а-ад-но, - а вот от того, как Свирь тянет слоги, и без холодных вкусняшек мороз по коже... Я выглянул за штору - толстый пластик окна, ручки, как ни странно, все на месте, и даже работают. Солнце, пройдя зенит, бьёт наискосок. Судя по направлению, лучи пройдут максимум по ближайшей к оконному проёму трети кровати. А вот этот вот аэродром надо заправлять. На туалетном столике, придавленная уголком, лежит инструкция с правилами поведения в индивидуальном модуле отдыха. Строчек мало, но все по делу: мебель не ломать, ткань и обивку не рвать, мимо унитаза не писать, средства личной гигиены строго в утилизатор, постельное бельё и полотенца: свежее - забирать из встроенного шкафа, использованное - складывать в соседний, встроенный же, накопитель. Окно, до кучи, имеет интегрированный мультимедиа-комбайн и умеет превращаться в дисплей, а в стену над той частью кровати, где положено быть подушкам, внедрён центр управления всем этим безобразием, работающий на принципах интерактивной голограммы. Интересная система санобработки у кровати: поворачиваешь, сняв с фиксаторов, специальный штурвал, и полуавтомат укрывает матрас прозрачной плёнкой. Тут же под покрытие с немаленьким давлением подаётся какая-то газовая смесь, отчего плёнка раздувается приличным таким горбом, потом белёсая муть оседает на несколько секунд, и, вновь подхваченная нагнетённым воздухооборотом, уходит в скрытые приёмники. Как результат, после обработки матрас благоухает морозным воздухом, в котором едва-едва чувствуется тонкая примесь озона. Достать из шкафа комплект белья и заправить постель - много ума не надо, а закончив с наведением порядка, с удовольствием увидел прислонившуюся к дверному косяку Рину. В руках девушка держала две не лишённые изящества вазочки, гордо смотрящие в потолок заправленными в прозрачный узорный пластик черенками ложек.

***

На столике сгрудились пустые вазочки, да чашка с виноградом. Во рту - непередаваемое послевкусие той смеси сладкого, что Карина назвала мороженым: сливочно-карамельная радость, до странного оттенённая узнаваемым привкусом сгущёнки и сочной лёгкостью персика. Глаза Свири слегка прикрыты, из-под густых ресниц сияет чистая зелень, а по щекам разливается румянец. Розовый кончик язычка Рины медленно скользит по губам, словно снимая, занося в память ощущения о первом поцелуе. Чувствую эмоции девушки, доносящиеся эхом по почти не работающей на суше внутренней связи: смущение, радость, робость, и с удивлением понимаю, что этот опыт для Карины - первый. - А пыжилась-то, пыжилась, - улыбаюсь легко, и в голосе - ни капли осуждения: не тот момент сейчас, чтобы играть с психикой девушки. - Сразу бы сказала, что впервые - вот так вот. А румянец на щёчках густеет. - Ага, скажешь тебе, - в шёпоте госпитальера чувствуется недюжинное упрямство. - Тут же бы завернула до следующего курса... - Я? С чего это? Карина, подавшись вперёд, обнимает меня - и сдвоенным грузом мы падаем на тонкие простыни. - Ну как же, - шепчет она, касаясь губами мочки, - мелкая, настырная и неопытная... - Рина, - сложно поймать взгляд сквозь ресницы, но мне это удаётся. - Вот ты же умная, образованная девочка, а как ляпнешь что-нибудь, так хоть стой, хоть падай. Пальцы девушки вытаскивают заколки, перебирают мои волосы. Движения мягкие, неторопливые - и совершенно непередаваемо офигенные. Хочется закрыть глаза - и мурчать, мурчать, мурчать! - Ника, не спать, - девушка смеётся, щекоча горячим дыханием шею. - Я не сплю. Я растворяюсь в удовольствии. - Тогда не играй в одни ворота... флагман. И столько в её голосе упрёка, что сонливость сбивает, как детскими граблями по этим самым. Пальцы неторопливо расстёгивают первые три пуговицы блузы - ровно до той точки, после которой тесно сдавленные кружевами бюстгальтера полусферы грудей начинают идти на подъём. Карина полностью закрывает глаза, дышит прерывисто, а стоит только моим губам приступить к изучению открывшихся богатств - вздрагивает от каждого прикосновения. Скосив глаз, вижу, как пальцы судорожно сминают ткань простыни. Впрочем, посторонние мысли быстро покидают голову под совершенно непривычным, но невозможно приятным слоем ощущений и эмоций. Тактильные ощущения - от молодой, упругой кожи, отдающей островками жара под прикосновениями пальцев и губ, звуковой фон - я и не знал, что звуки учащённого, сбивающегося дыхания девушки могут столь волнительным образом прокатываться по всему телу, заставлять мурашки маршировать по спине и приподнимать волосы на затылке... И запахи... Головокружительные запахи Рины просто гасят всё остальное: едва ощутимый запах апельсинов и луговых трав от волос, что-то неуловимо-кремовое, ласкающее обоняние - от кожи. По отдельности - просто приятные, а в целом - нечто сродни мощному афродизиаку, капитально бьющему по молодому, переполненному горячими гормонами, и, как уже совершенно отчётливо понял, страдающему от недостатка ласки организму. Собственное дыхание так же участилось, сильно подскочил пульс, отчего заалели уши и щёки, но ещё сильнее - приятная... тяжесть?.. пожалуй, именно так - приятная тяжесть во всём теле, с очагами в районе груди и паха. Какое-то время я ещё существовал в асимметричной дуальности мышления: в то время, как одна часть сознания была полностью увлечена неторопливой игрой с Кариной, другая часть анализировала поступающую от органов чувств информацию. Но - с каждым мгновением вторая часть уменьшалась, сдавалась под напором первой - медленно, но верно приближаясь к полному слиянию... Свирь, одновременно и мягко улыбаясь, и закусывая губу, совершенно однозначно смотрела на меня - широко распахнутыми, буквально мерцающими ненавязчивой малахитовой зеленью глазами, а её руки, словно враз осмелев и зажив своей жизнью, легко, почти невесомо скользили по моей талии, забирались под рубашку и, протиснувшись под тугой лентой бюстгальтера, ласково царапали ноготками - от шеи и между лопаток - вниз, к пояснице, каждым движением вызывая неконтролируемую дрожь во всём теле, подкреплённую волнами тягучего удовольствия, сопровождаемую сбивающимся дыханием... В какой-то момент краешком сознания отметил, что на Карине уже нет верхнего белья; что моя рука скользит вверх по её бедру, и, миновав сначала высокий чулок на широкой резинке, а потом и узкую полоску открытой кожи, наталкивается на поразительную атласную мягкость визуально рельефного узора трусиков; что пальцы девушки ловко и совершенно естественно справляются с фронтальным замочком моего бюстгальтера; что на одной моей ноге, придавленная голенью, висит полустянутая брючина; что Рина шепчет что-то бессвязно-страстное, торопливо избавляясь от остатков белья... И приходит счастье... *** До поверки ещё полчаса. Рина, поглядывая в карманное зеркальце, ехидно улыбается распухшими, расцелованными губами, поправляет воротник - как я ни старался не оставлять следов, всё же пару слабеньких засосов оставил. На шее. В местах более интересных и гораздо тщательнее укрытых одеждой, наверно, ещё с десяток таких же осталось. Медсестричка, хитро щурясь, убирает зеркальце в сторону и поправляет опробованную мною в деле безрукавную рубашку. В последних лучах солнца и робких, бледных лучах уже включившихся фонарей, цвет её глаз темнее малахита, и серые крапинки в их глубине смотрятся очень органично и мило. - М-да... - Что, Рина? Девушка критично осматривает мою шею: - На засосы я не поскупилась... Может, сделаем вид, что ты подхватила простуду, и замотаем твою шею в стильный богемный шарфик? - Всё настолько плохо? - Даже капитан Очевидность не сможет сформулировать ответ столь очевидно и однозначно, - кивает девушка. - Прости... Заграбастав опасно приблизившуюся ко мне медсестричку, одним движением усаживаю её себе на колени и нежно целую под ушком. - Фигня-война, чуда, с кем не бывает? А будут допытываться, скажем, что рукопашку отрабатывали. Хихикнув, Карина закатила глаза и томным голоском протянула: - О-о-ох, я бы не отказалась на сегодня ещё от парочки таких отработок!.. Тьма, как же от её голоса пробирает и тянет на новые подвиги!.. Вот вроде бы выжат почти как лимон, и губы, наверняка, похожи на два оладушка после стольких затяжных поцелуев, ан нет - хоть снова хватай девушку на руки и мчись в бунгало, вновь предаваться страсти и разврату. - Определённо - сегодня спим раздельно, Рина. - С чего это?! - тут же вскинулась рыжая прелестница. - С того, - мягким, но назидательным тоном пояснил я, - что если ляжем вместе, то, во-первых, перебудим весь этаж, а, во-вторых, наверняка ещё и проспим. - Ну и шуточки у тебя, Ника, - Карина, обняв меня, пристроила подбородок на моём плече. - Я ведь и поверить могла… Я с удовольствием потискал аппетитную попу сквозь ткань: - Но ведь не поверила. - Ай! - возмутилась девушка, хлопнув ладошкой по излишне наглой руке. - Юбку же помнёшь! Я покосился на и без того далёкую от идеального состояния юбку Свири: - Думаю, хуже уже не будет. - Вре-ди-на, - по слогам произнесла Рина, показала язык, а после, быстро глянув по сторонам, деловито сграбастала мою любопытную руку и положила её на коленку - в паре сантиметров от края юбки. - Намёк понят, - подмигнул я девушке и, перебирая ноготками, двинул кисть вверх по горячему бедру. Ну а что? Минут десять-пятнадцать у нас ещё есть в запасе, и, пожалуй, мы вполне успеем ещё немножко поразвратничать. Приятно же, чо.