Раздевайся, нам уже давно пора познакомиться получше.

Мужчина зашёл в свой кабинет, сел за рабочий стол и, вздохнув, достал из потрёпанной папки документы по делу мальчика. Едва он начал их разглядывать, как не заметил, что уже с глубиной ушёл в поиск решения проблемы этого несчастного ребёнка. Джима привезли в клинику, когда ему было одиннадцать. Все врачи, да и не только, поначалу были удивлены, почему ребёнок попал в клинику для душевнобольных. Но, в скором времени, причина стала абсолютно ясна... Джим болел многими психическими расстройствами, начиная от самых малых (таких, как апатия и депрессия, которые уже долгое время его беспокоили) до уже неизлечимых (таких, как синдром Котара, из-за которого мальчик обвинял себя во всех смертных грехах и ужасах этого мира). Но самое страшное выяснилось позже... Джима часто мучили сильные головные боли, при которых он, порой, терял сознание на длительный срок и, проснувшись, он нередко совершенно не понимал, где находится и кем он является. Иногда, бывало, он истошно вопил, что, мол, вызовет полицию, если его не отпустят. Иногда же – просто плакал и просил о помощи. Какое-то время, в прошлом, ещё до того, как он окончательно закрылся в себе, временами он делился с доктором тем, что это всё – сон, что там – его жизнь, а это всё – бред его разгулявшейся фантазии. В такие моменты мальчик во всём винил свою мать, из-за которой ему и передалась эта странная болезнь, а доктор Сноу слушал и, с нарастающим ужасом, всё больше понимал: мальчишке нужна срочное психиатрическое вмешательство. И вот, однажды, доктор совершил тот поступок, о котором не раз пожалел, спустя некоторое время. Поступок, из-за которого Джим закрылся полностью, спрятав всю боль внутри своего тела и души: доктор Сноу назначил Джиму лечение электрическими волнами. Ничего не понимающего мальчишку привели в тёмную просторную комнату, в которой не было ни единого окна, как и других дверей, кроме той чугунной и ужасно тяжёлой, через которую его и привели сюда. Его усадили на огромную кушетку и хорошенько привязали к ней руки и ноги, исключив ненужные движения ими. Медсестра, что стояла рядом, вложила в рот мальчику полотенце, скрученное в тугой валик, чтобы тот ненароком не откусил свой язык. Смочив его голову влажной тряпкой и закрепив устройство, она спокойно сказала доктору, что всё сделано. После этого медсестра подошла к большой громоздкой машине, издающей пищащие звуки, и стала ждать дальнейших указаний. В то же время этот самый врач, показавшийся Джиму смутно знакомым, надел резиновые перчатки и, наклонившись перед лицом мальчика, усмехнувшись, произнёс: – Мэйлин, давай начнём с сорока. – Разве это не много?.. – спросила медсестра немного взволнованным голосом и, машинально поправив очки, неуверенно продолжила: – Он ведь всего лишь ребенок, господин Фаустус... – Мэйлин, не беспокойся так, это всё только ради его блага! – рассмеялся в ответ врач. " Только ради его блага" – эхом отдалось в голове Джима. " Клод, так это ты... А я тебя сразу и не узнал..." – пронеслось в мыслях мальчишки, и он горько усмехнулся про себя. Внезапно его тело пронзила острая, ни с чем не сравнимая, боль и, через несколько секунд, всё вокруг застыло. Мальчик прикрыл глаза и почувствовал, как его обнимают маленькие ручки. «Брат... брат... Мама... Ма-а-ма уме-ер-ла!...» Из глаз Джима тут же полились слёзы. Время продолжило свой ход, а он только и мог, что мысленно кричать, проклиная себя за то, что родился.