Go away you fucking gay!

Крепкие руки обвивают тонкую талию, близко прижимая к себе. Чимин сдержанно выдыхает, порываясь пихнуть навязчивого парня локтем в бок. Руки Чонгука неосознанно забирались под футболку, вызывая мурашки по телу, сам брюнет спал мертвым сном, все сильнее прижимая к себе блондина, которого такой расклад совсем не устраивал. Пак извивается, шипит, пытаясь выбраться из захвата, но терпит фиаско, оставаясь все так же в плену сильных и шаловливых культяпок. Чонгук горячо дышит ему в затылок и оглаживает бока, от чего блондин давится воздухом и сомневается в том, что Чон по-настоящему спит. Однако ему удаётся выскользнуть из захвата и облегченно вздохнуть. У брюнета снова температура и надо бы дать ему жаропонижающее. Чимин понял это по собственной вспотевшей спине, к которой с такой жадностью прижимался Чонгук. Сейчас парень вцепился пальцами в одеяло мёртвой хваткой и не желал отпускать, как бы Чимин не пытался вырвать из его рук. — Хэй, Чонгук-а, просыпайся, — блондин бьёт брюнета подушкой, слыша недовольное мычание. Чонгук нехотя открывает глаза и смотрит на нависшего над ним Пака с ложкой горькой жидкости на готове. — Ну, давай, Чонгук-а, скажи «Аааа». — Не хочу. — Я понимаю, что лекарства невкусные, но только они могут поставить тебя на ноги, — насупился Чимин, сморщив носик. — Есть только одно лекарство, способное вылечить меня, — усмехается Чон. — Я даже не буду спрашивать какое, потому что начинаешь бредить. А теперь рот открой и потерпи, — Чимин запихивает ложку тому в рот и улыбается, когда больной морщится от горького послевкусия и недовольно сводит брови к переносице, обращая на него свой взгляд. — Лежи пока, я тебе чай принесу, — блондин скрывается в коридоре. Брюнет тяжко вздыхает, поглаживая двумя пальцами переносицу. Глаза немного болят от усталости, хотя брюнет спал на протяжении двух-трех часов. Чонгуку легче, он, когда болеет, может проспать сутки напролет, а вот Чимину заснуть уже будет сложнее. Блондин быстро возвращается с чашкой горячего чая и садится на край кровати, аккуратно перемешивая сахар. Чонгук протягивает руку, чтобы взять напиток, но блондин не обращает это внимания, дуя на ложечку. — Осторожно, горячо, — Чон шипит, когда случайно проливает чай на простынь и немного на себя. Чимин испуганно прикрывает ладошкой рот и поспешно достаёт припасенные салфетки, чтобы вытереть горячие капли. Гук наблюдает за его стараниями молча, натянув слабую улыбку. Сил нет даже держать кружку, поэтому брюнет отдаёт её ничего не понимающему Паку и заворачивается с головой в тёплое одеяло, отвернувшись. Чимин негодует. — Чонгук? Эй, ты чего? — брюнет ещё больше закутывается, пряча лицо; блондин пытается узнать причину, пытаясь стянуть с парня одеяло, негромко возмущаясь и несильно пиная ногами бока. — Уходи, — слышится грубо из-под одеяла. — Да, что с тобой? — Просто уходи, я сам смогу вылечиться. — Уж кто бы говорил, — хмыкает Чимин, сложив руки на груди. — В таком состоянии ты и до туалета не дойдешь. К тому же, что за резкая агрессия? Неужели все из-за пролитого чая? — Ты все еще здесь? Вали уже, — и тогда блондин совсем теряет контроль. Что ж, он пытался быть хорошим, однако, раз это не помогает, значит, будет по плохому. — Йа, Чон Чонгук! Какого черта ты вдруг начинаешь мне грубить, когда я все свое время посвящаю уходу за тобой?! За это время я уже мог вернуться домой, а ты даже отблагодарить не можешь, — с силой дергает на себя одеяло и приземляется на пол пятой точкой, потому что, на удивление, Чон больше не пытался его оставить себе. Чашка на тумбочке покачнулась от удара и, опрокинувшись, выливает содержимое на не успевшего оклематься блондина. На кожу будто ведро лавы вылили, Чимин испуганно дергается и зажмуривается, смахивая горячие капли с руки, кожа которой уже начала заметно краснеть. Чонгук слезает с кровати не менее испуганный и тащит шипящего от боли Пака в ванную. Пусть голова и раскалывается, Чон включает холодную воду и подставляет под струю руку парня, от чего тот поежился и еле слышно проскулил. Оба парня молчат на протяжении долгого времени. За это время Чон успел перебинтовать пострадавшую руку и взглянуть в расстерянные глаза блондина, заметив в их отражении искры обиды. Он понимает, что Чимин не желает ему зла, и не понимает, почему тот вообще вызвался ему помочь, ведь Пак, по сути, был обижен на него и уж явно не собирался с ним идти на контакт. А тут, как будто и не было этой ссоры. Неужели Чимин поступает так…только из жалости? — Ненавижу, когда меня жалеют, — хрипит Чонгук, поднимаясь с колен. — А кто сказал, что мне тебя жаль? — хмурится блондин. — Ты думаешь, что я не могу просто взять и помочь тебе? Я так и думал, что ты просто лицемерная тварь, нет, все вы люди такие! Вам помогаешь, а вы даже не удосужитесь сказать «спасибо»! И верь после этого людям, — Чимин спешит выйти из квартиры, пряча лицо за волосами, но его легко и быстро останавливают, толкая в стену. Чон прижимает парня к себе настолько сильно, насколько может, и касается губами до чужого уха, заставляя вздрогнуть и сдержанно всхлипнуть. — Пусти, — Чимин пытается оттолкнуть, и Чонгук изумленно видит скатывающиеся по немного пухлым щекам слезы. Это, словно щелчок, заставляет действовать быстро, поэтому Чонгук утыкается носом в подрагивающие плечи, притягивая к себе блондина, все еще не оставляющего попыток оттолкнуть. Вот и показалась та самая оборотная сторона медали, в данном случае, настоящая сущность Чимина, что так беззаботно проливает слезы. Чонгук вдыхает аромат полевых цветов и мысленно удивляется, что Чимин настоящий слишком хрупкий и сентиментальный. — Чонгук, пожалуйста, — хлюпает Пак, обмякая в руках брюнета. — Дай мне уйти. — Нет, иначе ты снова превратишься в дерзкого парня, а мне так совсем не нравится, — шепчет Чон на ушко. — Хватит, не надо. Не хочу, чтобы ты видел меня таким! Чимину сейчас немного неловко показывать себя настоящего. В детстве его часто называли девочкой, задирали, отчего ещё совсем маленький мальчик решил скрывать самого себя. Поначалу было трудно, но потом Пак привык, лишь дома оставаясь самим собой. Чимин хорошо вжился в роль, что перестал замечать изменения в себе. Однако пришел Чон Чонгук и с легкостью заставил его плакать. А самое главное заключается в том, что он не смеётся над блондином, а просто обнимает, будто давно зная, какой тот на самом деле. Чимину также обидно, что его помощь совершенно не ценят. Он никогда не мог пройти мимо того, кому требуется помощь, но не получал даже короткого «спасибо». Это очень расстраивало парня. — Тсс, перестань, — Чонгук кладет голову к нему на плечи и незаметно целует в шею, как бы утешая. Чимин успокаивается и прячет покрасневшее лицо ладонями, которые тут же убирают длинные пальцы. — Я к тебе ничего не чувствую. Давай общаться, как раньше. Как друзья, — выдыхает Пак устало, а губы брюнета немного грустно расплываются в улыбке. — Тогда разрешишь целовать тебя? — отчаянно. — Друзья не целуются, — отвечает Чимин, совсем не оставляя Чонгуку последнего шанса.

***

Они попытались забыть произошедшее за последний месяц. Доклад был сдан и защищен. Парни потрудились на славу, завоевав первое место, что привело к предложению представить их доклад в другом университете. Чимин был несказанно рад этому, хотя и знал, что снова не выспится и будет сильно волноваться. Одно дело — в своём университете перед уже знакомыми людьми, а вот где никого не знаешь и не получишь такую необходимую поддержку — совсем другое. Чонгук знает, что от них так просто не отстанут, поэтому старается не думать об этом, занимаясь своими делами. Жизнь вернулась в привычное русло. Опять бесячие подколы, усмешки, по которым Чимин совсем немного скучал, но все равно выходил из себя. И вроде бы оба привыкли к этому, но забыть прошедший месяц не могли. Блондин почему-то ночью вспоминал о лёгком поцелуе, от чего щеки его краснели быстрее любого скороспелого помидора. Пусть он не любил такие вещи, на губах все еще оставалось присутствие следа, что лишь пугало парня. Пак, засомневавшись в собственных сексуальных предпочтениях, даже разок в бордель сходил, чтобы снять аппетитную девчонку в капроновых чулках и вызывающем белье. А что поделать? По крайней мере блондин остался доволен, но ужасно вымотан. Он продолжает браниться с Чонгуком, но при этом, они ходят вместе домой. Чон иногда забегает в «Розовую принцессу», ссылаясь на то, что здесь готовят вкусный кофе. Чимин смущенно отводит взгляд, так и не решившись сказать, что помимо работы официантом, он является ещё и бариста, пока что единственным в недавно открывшемся кафе. Чонгук стал постоянным клиентом в заведении и просит, чтобы его обслужил, как он говорит: «Вот этот гномик-блондинчик с хорошей задницей». И неудивительно, что в его словах читался сарказм и насмешливость, которые просто не могли не вывести из себя. Чимин начинает понимать, что помимо Тэхёна, есть ещё и Чонгук, который так легко вторгся в его жизнь и не хочет исчезать. Может это и к лучшему, вот только блондину рядом с ним становится не по себе. Он стал залипать на лице Чона, хотя понимал, что это блять нихрена не нормально — заглядываться на парня, которого отшил ещё месяц назад. А брюнет все такой же, порой обнимет за талию или зароется носом в молочную макушку, вызывая румянец на пухловатых щеках, которые так и хочется потискать. — Эй, перестань, люди не так подумают! — вскрикивает Чимин, когда сзади его шею окольцовывают сильные руки. — Пожалуйста, перестань. — Не надо быть таким шумным, иначе люди и вправду подумают не так, — недовольно цыкает на него Чонгук, увлекая за собой на ближайшую остановку. Холодный ветер неприятно свистел в уши, Пак втянул голову в плечи, чтобы было тёплее, и поправляет съехавшие на нос очки, которые стали неотъемлемой частью имиджа блондина. Многие говорят, что они ему даже очень идут, и только Чонгук морщится и просит снять их. А Чимин назло их носит в основном только перед брюнетом, раздражая. Чон терпит, хотя в мыслях уже успел прижать блондина к стенке, снять с его лица очки и растоптать их так, что хрен починишь. Парень лишь ухмыляется, наблюдая как напрягается венка на шее брюнета, когда тот злится, и намеренно поправляет очки. Ты издевался надо мной, теперь моя очередь мучить тебя. Через какое-то время Чон вроде как привык, стал более сдержан, хотя подколы и обидные слова никуда не делись. А Чимин чувствует, как учащается сердцебиение рядом с ним, и это, поверьте, — ненормально. Гук тянет его за руку, которая практически вдвое меньше его собственной, такой же тёплой и гладкой. От этих прикосновений в животе просыпаются и порхают бабочки, и Чимин каждый раз одергивает себя, мысленно крича: «Я не хочу в тебя влюбляться!», а на лице Чонгука усмехающееся: «Я влюблю тебя в себя». И кто ж знал, что симпатия Чонгука к блондину никуда не делась и переросла в что-то наподобие вызова. И черт, Чимин не был бы Чимином, если не согласится. С этого момента у них все начинается сначала.