Black magic

       — Гарри, а тебе не показалось странным то, что Волдеморт был слишком уж уверен в своей победе?! — расплывшись в своём любимом кресле на Гриммо 12, я лениво попивал холодный чай, когда в гостиную ворвалась Гермиона и плюхнулась напротив меня.        — Ну… Я не то, чтобы был экспертом в тёмных лордах, но ничего такого особенного не заметил: силен, как черт, нагл, самоуверен и до жути пафосен. Из газетных отчётов о битвах с ПСами где-то таким он всегда и был. — чай был прекрасен, а потому я не разделял тревожного настроения юной ведьмочки, у которой аж глаза блестели от нервного возбуждения.        — Гарри, он ведь напоминает дурацкого картонного злодея из третьесортного боевика, понимаешь? Маги, они такого ничего не читали, им невдомек, а меня это очень пугает: будто он не человек живой, а марионетка, которую дёргают за ниточки, а когда она не нужна, просто выкидывают обратно в Ничто. И весь этот бой, он больше напоминал спектакль, совмещённый с покушением на Медею! — опа, а вот это уже куда интереснее! Оставив чай в сторону, я приготовился к серьёзному разговору:        — Хорошо, Герм, я слушаю, и оче-ень внимательно: когда мы были в подземельях, мне некогда было думать о таких тонких вещах, поверь, вопрос выжить и победить стоял куда острее. Сейчас же время размышлять, и если ты думаешь, что это было покушение на синеволосую принцессу, значит у тебя есть все основания так думать.        — Естественно есть! Смотри, во первых, Волдеморт даже не пытался атаковать тебя, хотя знал, не мог не знать, что при твоей смерти Медея будет в течении нескольких минут отправлена обратно за грань, но тем не менее все его серьёзные атаки были направлены в неё.        — Не думаю, что она бы допустила то, что меня убьют, пока она жива, так что это не самый убедительный аргумент в данном случае. Но вот то, что он был уж через чур силен, меня насторожило. Очень сильно насторожило, в конце концов, Мед не вчера родилась, да и в магии разбирается дай боже, так что по идее, должна была его размазать, как жука по стене. Однако, что-то пошло не так…        — Я помню палочку Квирелла, она была другой, гладкой, и куда короче. А эта, она была длинной, белой, и какой-то узловатой… — И когда она только заметила? Стоп, странная, белая, длинная и узловатая?        — Подожди, это часом не как на портрете Поларштерна Блека? — Он был известнейший магический бретер своего времени, спровоцировавший дуэль и выигравший Старшую Палочку у одного из польских магов, владевшего ей более четырёх сотен лет назад. Правда, всего через двадцать семь лет он был сожжен в Италии на костре, а его палочку забрал один из церковных недоучек.        — А я то думаю, где её видела?! Гарри, ты гений! Правда, я знаю только три палочки, которые имеют столь древнюю историю: Старшая Палочка, палочка Фламеля и Костяная Игла, но Фламелю палочку отдавать незачем, а Костяная Игла вообще где-то в сибирской тайге! Но откуда у Квирелла Старшая Палочка?        — Она принадлежит Дамблдору, причём на протяжении уже почти пятидесяти лет. — У бедной девочки аж дыхание перехватило, когда я сказал эти слова.        — Д-д-дирекк-ктору, н-но ммы же союзники? — Я успокаивающе приобнял разом потерявшую весь задор девочку: она ещё не набралась того опыта и уверенности, которые приходят лишь с годами. И сейчас, когда все её идеалы рушатся в очередной раз, мне остаётся только быть рядом и поддерживать её, не давая провалиться в безумие.        — А з-зачем ему убивать Медею? О-она же в школе преподаёт! Гарри, ты мне давно говорил, что не доверяешь Директору, что он злой, но ведь все в школе говорят иначе, тем более, что он сражался с Томом…        — Гермиона, я даже не знаю, тот ли это Том, более того, я с момента того, как понял, что ты тоже каким-то образом вовлечена в пророчество, сам ничего не понимаю. Но смерть моей Слуги вполне выгодна ДДД: вполне очевидно, что она стала нам с тобой близка, и её смерть от руки «Тома» в очередной раз подтолкнет нас к тому, чтобы убить всех плохих во имя всего хорошего. Вторая выгода в том, что потеряв Медею, мы автоматически лишаемся возможности участвовать в Войне Святого Грааля.        — Да, согласно Статута о магических конфликтах, турнирах, судебных поединках и ритуалах*, все, участвующие в этих активностях, вне зависимости от возраста, провозглашаются совершеннолетними. И этот статус сохраняется либо до выхода с судебной арены, либо до завершения войны или ритуала. Наверняка Директор это знает! — Что?!        — Гермиона, ты чего мне это раньше не сказала?! Я, фактически, полгода проходил, как дурак, думая, как бы мне выкрутиться, чтобы получить возможность вступить в наследство, а, получается, мне нужно только прийти с Медеей в банк, ткнуть командными заклинания и в лицо гоблину и сказать, «Давай, шевели своей зелёной задницей и тащи бумаги на подпись», да?! — ох, зря я это сказал: глаза лохматой ведьмочки, до того растерянные и красные от недавних слез, наполнились праведный гневом на мою дурную головушку:        — Гарри Джеймс Поттер, я не виновата в том, что ты большую часть своего свободного времени, вместо того, чтобы читать книги и учиться, бегаешь по Комнате-по-требованию, кидая всякие заклятья в манекены, а мне приходится делать за тебя всю домашнюю работу! Ты сейчас же берёшь, садишься и начинаешь изучать все статуты Министерства!!! Пока не выучишь, в Гринготтс не пущу! — вот блин, я в заднице. Там же тупого бюрократического чтива, написанного кривым шекспировским английским, целая полка… О боги, за что мне это?        — Герм, мы вообще-то кое-что важное обсуждали, да и вдруг Директор придумает ещё что-то, чтобы отвадить меня от моей законной собственности? Давай мы сейчас со всем разберёмся, я схожу в банк, а потом буду хоть до конца света сидеть и читать все, что ты мне предложить, хоть гомосексуальную поэзию! — нам и правда нужно многое сделать, но если Грейнджер уперлась буром, хрен её переспоришь. Да и не хочу я, если честно: стыдно признать, но она предлагает полезные решения и дельные советы чаще меня…        — Гарри, ты совсем ничего не понимаешь: может быть, ты и сильнее меня, но тебе нужно все это знать, иначе каким ты будешь Лордом? Вдруг гоблины заартачатся, или Директор появится по какой-то причине, что ты тогда будешь делать? Ты же должен все знать, разбираться в законах, понимать, как работает магический мир. Мне мой папа всегда говорил, что побеждает не тот, кто самый сильный, а тот, кто знает больше. А я очень сильно хочу, чтобы ты победил! — непобедимый аргумент. Да, боюсь, Гриффиндор повлиял на меня больше, чем я думал, нужно впредь быть осторожнее. Действительно, я как-то совсем упустил из виду магическое законодательство: заклинания мне подавай, чары, колдовство там всякое смертоубийственное и противотанковое. Толку с него, если меня в Азкабан посадят?        — Хорошо, уговорила. Но при одном условии: пока я буду возиться с бюрократией, пожалуйста, поищи, как мы можем нагадить Двухдверному: мы вроде как бы и союзники, но он все ещё играет в свои дурацкие игры, конченый старый психопат. — девочка задумчиво покрутила в руках свою палочку, что-то прикидывая в своей голове, и ответила:        — Мы не можем ему ничего сделать, пока он выполняет свои обязанности, как директор школы. По закону, если студенты Хогвартса к концу учебного года все живы или родители студентов не выставили претензий, даже если ученик умер, директор в безопасности. Пойми, Гарри, нападение тролля на меня с лёгкостью можно квалифицировать как «учебный инцидент», потому что я осталась жива и даже здорова. Ты ведь не будешь никого убивать, да, Гарри? — интересный вопрос, надо подумать. По итогам второго курса директора и так снимут, нужно только позаботиться, чтобы это было навсегда.        — Если прекрасная леди просит… — боже, как я люблю её смущать, особенно вот так, внезапно, когда она не успевает понять, что сейчас её будут мучать!        — Гарри, дурак, прекрати! — а вот хрен там: вскочив со стула, ловлю Гермиону в объятия и начинаю немилосердно щекотать, не давая даже шанса начать отбиваться в ответ. Но хитрая ведьмочка как-то умудрилась высвободить руку с палочкой и кинуть в меня чары щекотки в ответ: магию я почувствовать успел, а вот увернуться, увы, нет, и ватным мешком свалился сверху, заливаясь истерически смехом. Девочка бесцеремонно слевитировала меня с себя, и такой наглости я простить уже не смог: смыв волной магии дурацкое заклинание, я сдернул с Грейнджер ночнушку, оставив бедолагу в шёлковых трусах и лифчике. Правда, попутно развеял ещё и заклинание левитации, за что поплатился падением на пол, под аккомпаненмент девичьего визга. Подскочив, я схватил парящий в воздухе предмет одежды и рванул прочь из гостиной, пока Герм не очухалась: после такого может и «Маллео» прилететь, а мне ребра дороги!        В тот день мы так ничего и не выучили, гоняясь друг за дружкой по всему Гриммо 12, перекидываясь шуточными заклинаниями, пока, в конце концов, не грохнулись оба, мокрые и разгоряченные, в мою кровать, где так и уснули в обнимку, пока нас не разбудила Медея, вернувшаяся из очередного путешествия за ингридиентами, знаниями и информацией о мире. А на утро меня порадовал первый в этой жизни утренний стояк: привет, половое созревание, пора в спортзал. Нет, я бы и сейчас с радостью нырнул в пучину сексуальных удовольствий, но это не самое полезное дело на ранних этапах полового созревания. А вот года через два уже можно и потанцевать!

***

       Лето пролетело в делах и хлопотах: мы в основном то и делали, что учились, читали, возились со всякими дурнопахнущими магическим гадостями, которых Медея насобирала столько, что мне пришлось успокаивать бедного Кричера, который от всей этой горы вонючей слизи, грязи и ядовитых растений впал в истерику. В конце концов договорились на том, что все это говно богатство будет храниться в магический расширенной Кастер подсобке, в которой я чуть не совершил большую ошибку полгода назад: Гермина вытащила оттуда все ценное и с тех пор мы в ту комнату так и не заходили по обоюдному согласию. В свободное от интенсивного курса зельеварения время Слуга в основном укрепляла щиты и защитные заклинания поместья, а мы с Грейнджер только то и делали, что тренировались, тренировались тренировались.       В середине июля я отпустил, считай выгнал, девочку на пару недель к родителям, но она сбежала обратно через четыре дня, растрепанная, заплаканная и крайне подавленная: Грейнджеры были семейством строгим, недоверчивым и крайне завязанным на «реализме и научных фактах», живущим в мире строгом и упорядоченном. И их дочери, способной мановением палочки превратить мышь в табакерку и обратно, способной левитировать предметы одной лишь силой воли, места в нем не нашлось. Нет, это был не Дурслевский уровень ненависти, скорее эдакое холодное отчуждение и некое инстинктивное отвращение, которое умная маленькая ведьмочка легко читала на лицах людей, бывших недавно для неё важнее всех, да и, в добавок, её мать забеременела вновь, так что в комнате Гермионы вместо её библиотеки, отправившейся гнить в подвал, стояла колыбельная и пеленальный столик с подогревателем для смесей. И это все не считая тех проблем в отношениях, о которых она рассказывала мне раньше. В общем, к моему дню рождения мы с Кастер беднягу откачали, но тридцать первого июля синяки под глазами ещё никуда не делись.       Отпраздновали тихо, в семейном кругу, правда, вечером в камине почему-то появилась Нарцисса Малфой, лично поздравившая меня с праздником и вручившая, сюрприз-сюрприз, гору всякого говна, вроде магических сладостей и прочих свистелок и перделок, внутри которой был спрятан тот злосчастный дневник некоего Томаса Марволо Риддла. Даже не знаю, чего она хотела этим добиться, но Медея уверяла меня, что это была попытка помочь. Странно, но мы решили просто запомнить этот факт и отложить его в сторону, к горе других, не менее странных фактов.       Наверное, смешная картина была со стороны, когда я, буквально дрожащий от ощущения извращенной магии остервенело копался в огромной коробке, из которой остервенело какая, выпрыгивали шоколадные лягушки, периодически доносились хлопки, выкидывающие в воздух маленькие фигурки на метлах, носившиеся по гостиной, оставляя за собой тающие в воздухе радужные следы. В общем, книга была найдена, изучена и уничтожена Медеей с помощью какого-то зелья, которое, по её словам, выжигало душу из всего, чего коснётся, разлагая предмет на концептуальном уровне. И тут старый домовик таки соизволил вытащить на свет белый второй крестраж, который тоже был с радостью утоплен в зловещее дрожащей непередаваемо чёрной жидкости: свет она тоже разрушала, только специальные, зачарованные на неразрушимость алмазные флаконы и котлы могли его сдержать, ненадолго. Правда, зелье, разрушая что бы то ни было уменьшилось в объёме на столько, сколько оно уничтожало, так что было вполне безопасно. Ну, насколько может быть безопасным нечто, что точнее всего можно описать как смесь крови Чужого с ядом василиска, которую очень хорошо обкастовали Авадами.        Лето заканчивалось, а вместе с ним оставалось все меньше и меньше времени до того, как нам придётся вылезти из уютных прохладных объятий Чёрного поместья обратно в безумный и совершенно точно чудовищно опасный магический мир. И помня, чем чуть не закончился наш прошлый «военный совет», я старался оттянуть предстоящий до последнего в глупой надежде, что все уладится как-то само, но, увы мне, увы, сами только мыши ебуться. И вот, двадцать седьмого августа этот день настал:        — Мастер мой, вы просили Гермиону придумать, что же нам делать с Дамблдором, она пришла с этим вопросом ко мне. И как бы я ни была согласна с вашими аргументами в пользу немедленного решения этого деликатного вопроса, я бы воздержалась от активных враждебных действий по крайней мере до четвёртого курса, и этому есть несколько очень уважительных причин. — Мы с Гермионой только вылезли из ванной, в которой приводили себя в порядок после очередной сессии продвинутого говномешания зельеварения, как Слуга набросилась на нас с разговорами. Я уже четвёртый день бегал от неё и в этот раз, увы, не убежал.        — Мед, ну может давай прикончим его втроём с помощью василиска, а? Я чертовски устал от этого дерьма, интриг, постоянных пряток, страха и вот этого вот всего. Больше года, с того самого момента, как письмо чуть не сожгло мои руки, я живу в постоянном страхе, понимаешь? Я боюсь есть, я боюсь пить, я боюсь потерять Гермиону, тебя, боюсь сражаться, боюсь того, что я безумно хочу просто взять и затрахать вас обеих пока не отключусь, хоть и понимаю, что сейчас, когда моему телу едва двенадцать, это сделает все только хуже для меня же в будущем. Я боюсь своих однокурсников: кто знает, когда-то дерьмо, что делает с их мозгами Директор переклинит одно с другим и нормальный улыбчивый парень или девушка просто начнут убивать всех на своём пути, как это случилось с Беллатрикс в семьдесят восьмом, я боюсь Директора, и я просто хочу, чтобы все это уже просто закончилось! — Кастер внимательно слушала, успокаивающе поглаживая мою правую руку, только тонкий ручеек её магии не давал моей выйти из-под контроля и сделать то же, что с теми дрянными розами в палисаднике Дурслей. А вот Герми от меня такого не ожидала:        — Гарри, ты мне никогда не говорил про письмо и руки, и вообще, я бы никогда не подумала, что ты боишься: ты всегда такой спокойный, сильный, уверенный, как скала. Никогда не забуду, как ты просто стоял, не моргая, без палочки сдерживая огромную дубину тролля, как потом вытащил нас из лап Директора, схватку с Аластором, как не дал Галлиасте убить нас, как спас Медею… Ты же такой сильный, ты точно справишься! —приятно, конечно, что обо мне так думают, но я же человек…        — Наш Мастер действительно скала, девочка, но лучше всего скалы рушит вода и песок, которые изо дня в день перемалывают их, истончают, делают слабее и слабее. Надеюсь, то, что он тоже человек не стало для тебя разочарованием, иначе я не буду терпеть тебя рядом с ним, чтобы ты не подтачивала его силу своими сомнениями. А ты, Гарри, в свою очередь, не бери на себя слишком много: у тебя есть я и она, мы вполне можем позаботится о безопасности твоего тела, твоего разума и даже о твоих желаниях, если такова твоя воля. Тебе просто нужно раслабиться и положиться на нас, иначе ты сломаешься быстрее, чем закончится первый семестр. — положиться… Хорошо сказано, если это Медея выбыла из схватки первой, нанеся едва ли не меньше всех урона сраному недоличу, и не тренруйся я так с беспалочковым телекинезом на протяжении двух последних лет, да не попадись нам Тосака, лежали бы мы трупиками в том зале.        — Сложно поспорить, Мед, но в последний раз мы выжили только чудом и то, чудо это сидит тут рядом, шокированное тем, что Великий Гарри Поттер, оказывается, не только какает, писяет и потеет, но ещё и периодически впадает в хандру, и вообще, ужасно похож на весьма ординарного Homo sapiens magicae. И чудо это, кстати, ещё года два нужно будет защищать, пока у неё ментальные барьеры не окрепнут и ты ей толерантность к зельям контроля не привьешь. Про тебя я вообще молчу: в магической силе ты превосходишь всех, кого я знаю, наверняка вообще всех, но даже обычный маггл с дубинкой, подберись он близко, может банально забить тебя до смерти, и вся твоя магия будет не более чем красивым фейерверком! И я, который свалил вам все это на головы, просто потому, что решил сблизиться с вами! Нет, мне на срать на людей вокруг, в конце концов, быть магом — идти рука об руку со смертью, но вы стали моей семьёй, больше, чем семьёй, и я не хочу потерять вас! Да, я не мальчик, я помню свою прошлую жизнь, но это мало чем поможет, учитывая, что это было в другой стране, в другое время и почти без магии. Потому я просто не могу чувствовать себя в безопасности… — выдав эту тираду, я без сил плюхнулся обратно в кресло и уставился в потолок невидящими глазами. В голове, вместо роя мыслей была холодная звенящая пустота, руки тряслись, и пока маленькая нежная ладошка Гермионы не прошлась по моим мокрым щекам, я даже не осознавал, что плачу. Две прижавшихся ко мне колдуньи переглянулись друг с другом и в унисон сказали двумя столь разными, но совершенно одинаково уверенными в своём стремлении голосами:        — Гарри, расслабься и просто живи: прошлый год ты защищал нас, теперь нам пора защищать тебя. — звенящая пустота сменилась ошеломлением:        — Н-но, я же мужчина, я должен… — да, меня действительно так воспитали, и не смотря на мою откровенно жестокую к чужим натуру, своих я стараюсь защищать до последнего. Особенно девушек. Правда, я не успел договорить, что я должен, потому что Гермионы меня перебила:        — Гарри Джеймс Поттер, хватит хандрить и обвинять себя, отдохни немного, расслабься, а мы о тебе позаботимся. — Сомнус, кинутый в упор я пропустил, любой бы пропустил, наверное. В тумане дремоты я слышал два тихих голоса, которые шептали мне уши успокаивающую чушь, пока нежные руки гладил мои волосы. Я пытался бороться, пытался проснуться, что-то сказать, но волшебный сон все сильнее и сильнее затягивал меня. Нет, я мог бы силой воли и магией сбросить столь пустячное заклинание, даже Империо, наверное, мог бы сбросить, но понимание того, что я в безопасности, делало мою борьбу бессмысленной. Сдавшись, я провалился в глубь, только голоса все шептали и шептали милые глупости, а потом я уже ничего не помнил до следующего рассвета.