От Оливье до Атоса и обратно

Время шло, но сердце Атоса все также обливалось кровью. Каждый день образ Анны стоял у него перед глазами, и каждый день он заставлял себя забыть и думать о ней, как еще об одной убитой, но память все чаще выдавала вопрос, который часто задавала его жена по вечерам: "Дорогой граф, вы меня и правда любите?" - спрашивала она, обнимая его за плечи. В голове до безобразия четко рисовались эти минуты, такие нежные, и, казалось бы, бесконечные. Каждый день бывший граф прославлял Диониса, пытаясь заглушить боль вином. В один прекрасный день Оливье обнаружил, что денег у него почти не осталось, а закладывать прекрасную шпагу, единственную вещь, которая осталась от прошлой жизни, он пока не собирался. Тогда-то он и решил продать свое умение фехтовать как можно дороже. Именно тогда он выбрал дорогу наемника, надеясь найти достойного противника, от руки которого он погибнет или же научить глупца правдам жизни. Это решение никак не изменило жизнь графа, оно было нужно лишь для того, чтобы выжить или найти смерть. Самым лучшим местом для отчаянных сорвиголов был в то время мушкетерский полк под руководством графа де Тревиля, который слыл лучшим фехтовальщиком и уступал лишь самому королю, и только потому, что коронованным особам следует давать идти чуть впереди, дабы ваша голова прослужила вам долгое время. Именно к этому человеку и пришел граф и именно ему он поведал всю свою историю от начала и до конца, получив в итоге мушкетерский плащ и обещание сохранить его секрет в тайне. Атос вышел и приемной капитана и направился к дому на улице Феру, где снимал небольшую комнату. Теперь жизнь Атоса разнообразила служба, совместные с мушкетерами походы в трактир и стычки с гвардейцами кардинала, которые чаше всего происходили из-за какой- то мелочи, вроде косо брошенного взгляда. Но только не в тот памятный вечер. Подчиненные господина де Тревиля, как всегда завалились в трактир, чтобы выпить немного вина, обсудить все тайны Парижа и, конечно же, перемыть все кости кардиналу Франции. Зашедшие на огонек кардиналисты, в свою очередь, принялись обсуждать "совершенный" ум его величества. Всё возможно закончилось бы просто пьяной дракой без погибших, если бы один из гвардейцев не решил повеселиться, выдернув стул из-под только что севшего молодого человека, который тут же упал на пол, под дружный гогот присутствующих. Но шутнику на этот раз не повезло. Он упал замертво, проколотый шпагой, уже успевшего подняться, незнакомца. Тишина. Пара секунд - и кардиналисты всей гурьбой напали на юношу. Тот защищался, как молодой лев, но был бы убит за счет численного перевеса противника. - Десяток кардинальских солдат на одного человека, господа, это уже слишком! - громко сказал Атос, обнажая шпагу. Несколько мушкетеров последовали его примеру, чуя хорошую драку. Остальные установились около дверей на случай, если еще кому придет в голову заглянуть в трактир. Схватка была не долгой, но кровопролитной, кое-кто из гвардейцев остался лежать на полу, кому-то удалось бежать живыми и почти невредимыми, а роялисты принялись праздновать очередную победу, представляя лицо Красного Герцога, когда ему доложат об очередном поражении его гвардии. Юношу, которого звали Арамис, мушкетеры приняли, как своего, а так как он собирался поступить на военную службу, его обещали рекомендовать капитану. Когда гвалт чуть утих, Арамис подошел к сидевшему, как всегда немного в отдалении, графу. - Спасибо, сударь, с этого момента я обязан вам жизнью. Между ними завязалась беседа. Атос впервые за долгое время почувствовал что от души отлегло. Спустя некоторое время мушкетеры стали неразлучными друзьями. Граф и аббат. Вскоре к двум друзьям присоединился третий. Портос, который так же вступил в мушкетерский полк, где и познакомился с неразлучными друзьями, будучи их полной противоположностью. Упитанный весельчак, лишенный всяческой утонченности и изящества в отличие от Арамиса, и слишком легкомысленный по сравнению с Атосом, он удачно вписался в компанию вместе со всеми своими недостатками, любовью к роскоши и приключениям. В их знакомстве не было ничего интересного или удивительного - это словно говорило о том, насколько крепко своими мыслями стоит на земле толстяк. Теперь меланхолию Атоса скрашивали два друга, полностью готовые идти на всяческие безрассудства. Ко времени знакомства с молодым гасконцем Д"Артаньяном, каждый из друзей успел крепко осесть в Париже, обзаведясь связями, любовницами, а некоторые даже умудрялись с завидной периодичностью влазить в дворцовые интриги, не на шутку разгоревшиеся в тот год. Утро графа началось просто отвратительно, а точнее именно так закончился прошлый вечер. Плечо жутко болело, по видимому из-за того, что шпага гвардейца, который сейчас пересказывает все свои грехи Святому Петру, вошла слишком глубоко, да и крови он потерял порядком. - Господин, вас желает видеть капитан Де Тревиль, - выпалил Гримо, как только получил от хозяина позволение говорить. После того, как слуга помог ему одеться, так как чертова рука не давала нормально двигаться, граф отправился на площадь Старой Голубятни. Ожидать от этого визита ничего особо приятного, в свете последних событий не приходилось. Мушкетер был прав. Мало того, что им устроили взбучку, к этому они уже привыкли, но вот так отчитывать их при каком-то мальчишке! Это уже слишком. Трое друзей едва сдерживали свои чувства, и то только потому, что знали, что капитану в ближайшее время достанется куда сильнее. Наконец троица не выдержала и рассказала всё, что произошло прошлым вечером. Как оказалось, версия кардинала очень облагораживала его головорезов, чего впрочем и стоило ожидать. Капитан даже слегка расчувствовался и слишком сильно сжал руку Атоса стальным пожатием. Рана дала о себе знать самым худшим образом, погрузив мушкетера в обморочное состояние. Через четверть часа, стараниями лекаря, он уже спускался по лестнице. Но видимо день, не задавшись с утра, не хотел становиться хоть чуточку лучше. Граф почувствовал резкий удар по больному плечу, а затем увидел и человека, врезавшегося в него. Это был тот самый юнец, которому досталась честь услышать отнюдь не хвалебную речь капитана. — Простите меня… — произнес юноша и уже собрался лететь дальше, — простите меня, но я спешу. От такой беспардонности наш герой чуть не потерял дар речи, но решил высказать свое мнение по поводу такого пренебрежительного обращения. — Вы спешите, — воскликнул мушкетер, побледневший как мертвец, — и под этим предлогом наскакиваете на меня, говорите «простите» и считаете дело исчерпанным? Не совсем так, молодой человек. Не вообразили ли вы, что если господин де Тревиль сегодня резко говорил с нами, то это дает вам право обращаться с нами пренебрежительно? Ошибаетесь, молодой человек. Вы не господин де Тревиль. "О Боже! Этот малец действительно невежда, причем его невежество подкреплено еще и неслыханной дерзостью," - подумал граф, выслушивая дерзкий ответ юноши. "Торопится он! Пускай торопится дальше, но проучить его всё-таки стоит. Если выживет, будет думать над тем, что говорит. Похоже, дуэли не избежать." — Так вот, господин Торопыга, меня вы найдете, не гоняясь за мной, слышите? — Где именно, не угодно ли сказать? — Подле монастыря Дешо. — В котором часу? — Около двенадцати. — Около двенадцати? Хорошо, буду на месте. — Постарайтесь не заставить меня ждать. В четверть первого я вам уши на ходу отрежу. — Хорошо, — гасконец — явлюсь без десяти двенадцать! После этих слов мальчишка продолжил свой путь к непонятной цели, все также несясь сломя голову. - Эх, бесшабашная молодость! - проговорил Атос себе под нос и отправился прогулочным шагом к монастырю, собираясь заодно предупредить друзей, что им предстоит сегодня быть в роли секундантов. Первым он встретил Портоса, который был чем-то порядком взбешен, но с удовольствием согласился на это, даже не спросив, кто оппонент и в чем причина, а ведь толстяк всегда любил узнать подробности предстоящей драки, а тут, как воды в рот набрал. С Арамисом был примерно такой же ступор, только в другой форме. Лицо мушкетера стало почти пепельно серым, в глазах сверкали недобрые огни и у него тоже, по видимому, назревала дуэль, так как Арамис прежде всего спросил, успеет ли Атос разобраться до двух часов, и дал свое согласия только после того, как получил положительный ответ. Башенный колокол пробил половину двенадцатого и Атос поспешил к монастырю Дешо. Граф пришел немного раньше условленного, но гасконец не заставил себя долго ждать и явился уже через пять минут. " Чертовски пунктуален!" - подумал Атос. - " А вот мои секунданты запаздывают. Будь это не дуэль, а свиданье, пришли бы задолго до назначенного времени." - без злобы подумал мушкетер. — Сударь, — сказал Атос, — я послал за двумя моими друзьями, которые и будут моими секундантами. Но друзья эти ещё не пришли. Я удивляюсь их опозданию: это не входит в их привычки. — У меня секундантов нет, — произнёс юноша, объяснив это тем, что не имеет в Париже ни одного знакомого, кроме капитана мушкетеров. Атос на мгновение задумался. — Вы знакомы только с господином де Тревилем? — спросил он. — Да, сударь, я знаком только с ним. — Вот так история! — проговорил Атос, обращаясь столько же к самому себе, как и к своему собеседнику. — Вот так история! Но если я вас убью, я прослыву пожирателем детей. — Не совсем так, сударь, — возразил д'Артаньян с поклоном, который не был лишён достоинства. — Не совсем так, раз вы делаете мне честь драться со мною, невзирая на рану, которая, несомненно, тяготит вас. — Очень тяготит, даю вам слово. И вы причинили мне чертовскую боль, должен признаться. Но я буду держать шпагу в левой руке, как делаю всегда в подобных случаях. Таким образом, не думайте, что это облегчит ваше положение: я одинаково свободно действую обеими руками. Это создаст даже некоторое неудобство для вас. Левша очень стесняет противника, когда тот не подготовлен к этому. Я сожалею, что не поставил вас заранее в известность об этом обстоятельстве. — Вы, сударь, — проговорил гасконец, — бесконечно любезны, и я вам глубоко признателен. — Я, право, смущён вашими речами, — сказал Атос с изысканной учтивостью. — Поговорим лучше о другом, если вы ничего не имеете против… Ах, дьявол, как больно вы мне сделали! Плечо так и горит! — Если б вы разрешили… — робко пробормотал д'Артаньян. — Что именно, сударь? — У меня есть чудодейственный бальзам для лечения ран. Этот бальзам мне дала с собой матушка, и я испытал его на самом себе. — И что же? — А то, что не далее как через каких-нибудь три дня вы — я в этом уверен — будете исцелены, а по прошествии этих трёх дней, когда вы поправитесь, сударь, я почту за великую честь скрестить с вами шпаги. "Как искренне мальчишка все это высказал, такое благородство сейчас можно найти только в могилах." - подумал граф. — Клянусь богом, сударь, — ответил Атос, — это предложение мне по душе. Не то чтобы я на него согласился, но от него за целую милю отдаёт благородством дворянина. Так говорили и действовали воины времён Карла Великого, примеру которых должен следовать каждый кавалер. Но мы, к сожалению, живём не во времена великого императора. Мы живём при почтенном господине кардинале, и за три дня, как бы тщательно мы ни хранили нашу тайну, говорю я, станет известно, что мы собираемся драться, и нам помешают осуществить наше намерение… Да, но эти лодыри окончательно пропали, как мне кажется! — Если вы спешите, сударь, — произнёс д'Артаньян с той же простотой, с какой минуту назад он предложил Атосу отложить дуэль на три дня, — если вы спешите и если вам угодно покончить со мной немедленно, прошу вас — не стесняйтесь. — И эти слова также мне по душе, — сказал Атос, приветливо кивнув д'Артаньяну. — Это слова человека не глупого и, несомненно, благородного. Сударь, я очень люблю людей вашего склада и вижу: если мы не убьём друг друга, мне впоследствии будет весьма приятно беседовать с вами. Подождём моих друзей, прошу вас, мне некуда спешить, и так будет приличнее… Ах, вот один из них, кажется, идёт! - сказал граф, заметив массивную фигуру Портоса, направлявшегося к ним неспешным шагом. — Как? — воскликнул юноша. — Ваш первый секундант — господин Портос? Юноша был явно озадачен этим фактом. "Когда это они успели познакомиться? Неужто мальчишка нарвался и еще на одну дуэль?" - мелькнула мысль в голове графа. Не успел он эту мысль хорошенько развить, как увидел Арамиса. — А вот и второй. Лицо мальчишки вытянулось еще сильнее, похоже и с Арамисом он успел "мило" поболтать. — Как? — воскликнул тот. — Ваш второй секундант — господин Арамис? — Разумеется. Разве вам не известно, что нас никогда не видят друг без друга и что как среди мушкетёров, так и среди гвардейцев, при дворе и в городе нас называют Атос, Портос и Арамис, или трое неразлучных. Впрочем, так как вы прибыли из Дакса или По… — Из Тарба, — поправил тот. — …вам позволительно не знать этих подробностей. — Честное слово, — произнёс мальчишка, — прозвища у вас, милостивые государи, удачные, и история со мной, если только она получит огласку, послужит доказательством, что ваша дружба основана не на различии характеров, а на сходстве их. "Мальчишка действительно нарвался на три шпаги, при чем, как выяснилось, все дуэли с промежутком в час..." - в мрачные мысли графа забралась легкая смешинка. — А теперь, милостивые государи, когда все вы собрались здесь, — произнёс гасконец, — разрешите мне принести вам извинения. "Слышали уже ваши извинения, весьма не умелые. Надеюсь, со шпагой вы обращаетесь более ловко." - мысленно посмеивался граф над этой фразой, смотря сквозь извиняющегося. "Так- так, а вот это уже интересней. Правильные извинения." Гасконец оказался необычайно благороден и шел на различные неудобства со своей стороны, дабы сравнят шансы раненного соперника со своими. Но вот незадача, едва шпаги скрестились, как словно из под земли появились гвардейцы. "Небось прямиком из преисподней." - мелькнула мысль. — Гвардейцы кардинала! — в один голос вскричали Портос и Арамис. — Шпаги в ножны, господа! Шпаги в ножны! Но было уже поздно. Противников застали в позе, не оставлявшей сомнения в их намерениях. — Эй! — крикнул де Жюссак, шагнув к ним и знаком приказав своим подчинённым последовать его примеру. — Эй, мушкетёры! Вы собрались здесь драться? А как же с эдиктами? — Вы крайне любезны, господа гвардейцы, — сказал Атос с досадой, так как де Жюссак был участником нападения, имевшего место два дня назад. — Если бы мы застали вас дерущимися, могу вас уверить — мы не стали бы мешать вам. Дайте нам волю, и вы, не затрачивая труда, получите полное удовольствие. — Милостивые государи, — сказал де Жюссак, — я вынужден, к великому сожалению, объявить вам, что это невозможно. Долг для нас — прежде всего. Вложите шпаги в ножны и следуйте за нами. — Милостивый государь, — сказал Арамис, передразнивая де Жюссака, — мы с величайшим удовольствием согласились бы на ваше любезное предложение, если бы это зависело от нас. Но, к несчастью, это невозможно: господин де Тревиль запретил нам это. Идите-ка своей дорогой — это лучшее, что вам остаётся сделать. Насмешка привела де Жюссака в ярость. — Если вы не подчинитесь, — воскликнул он, — мы вас арестуем! — Их пятеро, — вполголоса заметил Атос, — а нас только трое. Мы снова потерпим поражение, или нам придётся умереть на месте, ибо объявляю вам: побеждённый, я не покажусь на глаза капитану. Граф оценивал шансы и пришел к не самому лучшему выводу. Противников слишком много, а тут еще и мальчишка лезет в драку. Но особо выбирать не приходилось. Лучше умереть, а не сбегать, как вчера вечером. Друзья разделили его мнение, да и гасконец прямо таки рвался в бой. — Как ваше имя, храбрый юноша? — спросил Атос. — Д'Артаньян, сударь. — Итак: Атос, Портос, Арамис, д'Артаньян! Вперед! — крикнул Атос. — Ну как же, государи мои, — осведомился де Жюссак, — соблаговолите вы решиться наконец? — Все решено, сударь, — ответил Атос. — Каково же решение? — спросил де Жюссак. — Мы будем иметь честь атаковать вас, — произнес Арамис, одной рукой приподняв шляпу, другой обнажая шпагу. — Вот как… вы сопротивляетесь! — воскликнул де Жюссак. - Тысяча чертей! Вас это удивляет? Уже через пару секунд на пустыре царствовали звон шпаг и ярость противников. Граф желая расквитаться с одним из любимцев кардинала - Каюзаком, выбрал в противники именно его. Шпаги этих двух звенели громче всего, каждый понимал, что если он потерпит поражение, то будет непременно убит и поэтому оба дрались ожесточенно. К великой радости противника, один из выпадов оказался довольно удачным и Атос стал бледным, как та костлявая дама, которая кружила над монастырем в ожидание павших, но не сдавался, только теперь он дрался левой, что похоже ничуть не смутило гвардейца. Краем глаза мушкетер увидел ДАртаньяна, который покончил со своим противником, и теперь стоял, не зная, что предпринять. Один прямой, полный отчаяния и просьбы о помощи взгляд - это все, что позволяла Атосу гордость, даже сейчас, когда он был так близок к собственной смерти. Этого оказалось вполне достаточно. — Ко мне, господин гвардеец! Я убью вас! - крикнул ДАртаньян. Каюзак, завидев нового еще не израненного и полного сил противника, бросился к нему, в то время как Атос опустился на одно колено. Раны причиняли невозможную боль, полуденная жара заставляла плавиться и желать только покоя. Перебарывая желание упасть на землю, он собрал последние силы, отгоняя, ставший теперь предвестником смерти, образ Анны, он крикнул, видя, что его соперник сейчас ближе к смерти ,чем он сам. — Проклятие! Не убивайте его, молодой человек. Я должен еще свести с ним старый счет, когда поправлюсь и буду здоров. Обезоружьте его, выбейте шпагу… Вот так… Отлично! Отлично!- воскликнул граф, когда шпага отлетела в сторону и двое мужчин бросились за ней. Шпага лопнула под сапогом гасконца, который оказался куда более проворным, чем гвардеец. Последний,не желая терпеть поражения, выхватил рапиру у поверженного Арамисом собрата и уже направлялся к ДАртаньяну, но путь ему преградил Атос, успевший собрать силы и собиравшийся довести начатое до конца. Вскоре поверженный противник лежал на земле с проколотым горлом. Граф осмотрел пустырь. Убедившись, что все его друзья целы и невредимы, он вздохнул с облегчением. Однако его смущало, что Портос и Бикара никак не могли окончить схватку. Окружив гвардейца, ему предложили сдаться, на что получили отрицательный ответ. Жюссак, кое-как приподнявшийся на локте, приказал ему сдаться. После недолгих пререканий Бикара сломал шпагу и выбросил ее части за стену монастыря. Мушкетеры отсалютовали безрассудно храброму гвардейцу. Четверка: три мушкетера и мальчишка, который теперь был и другом направились к дому капитаны что бы сообщить о произошедшем. Именно в такие моменты граф де Ла Фер забывал о своем прошлом, полностью отдаваясь настоящему.