***
Мышцы дёрнулись, и он сел рывком, превозмогая боль, пронзившую тело, когда он забился под закрутившимся вокруг него одеялом. Безобидная гостиная закружилась перед глазами, пока его сердце – бьющееся, дышащее, совсем не сгоревшее, – пыталось пробиться сквозь рёбра и приземлиться на коленях. Горло казалось грубым и содранным – быть может, от крика? Голова начала отбивать новый ритм дискомфорта. Он мрачно нажал на глаза краями подрагивающих ладоней, втягивая в себя один вздох за другим и борясь с волной адреналина, наполнившей его кровь. Ему нечасто снились сны. Обычно он не давал себе на это шанса. Сон был пустой тратой времени, а высокоразвитый интеллект не испытывал недостатка в воображении. Само его существование предоставляло ему достаточно ужасов, которыми можно разрисовать покровы дремоты, так что обычно он урабатывался до полного истощения, позволяя своему разуму миновать недостойный беспорядок подсознательных образов. – Шерлок, всё в порядке. Голос прозвучал рядом – тихий и сильный во мгле ночи. Джон. Всегда Джон. Тёплые руки на его плечах, поднимающиеся и опускающиеся вместе с его беспокойными, прерывистыми вдохами. Другое тело – поменьше и покомпактнее – устроилось на самом краю диванных подушек, как будто было не уверено, что ему следует быть так близко, но в то же время отчаянно желая предложить утешение. Он немного свесился вперёд, устроившись лбом на плече Джона, пока его сотрясала спадающая волна страха, выкинувшая его как труп или обломок на берег моря ужаса: слабым и опустошённым. Осторожная рука нерешительно прикоснулась к его затылку – идеальный якорь, определяющий, что было реальным, а что нет, пока его мозг буксовал в причудливой странности сна – совсем не правда, а какая-то замысловатая выдумка, порождённая бездной под фундаментом его чертогов. Бассейн был реальным, так же как и Мориарти. Факт, который Джон назвал бы неудачным, но жестокая честность Шерлока позволяла лишь обозначить как «интересно». Вот только там не было ни черноты смолы, ни пылающего мира, ни крови в воде. Они выбрались оттуда живыми и по большей части невредимыми. В памяти снова вспыхнуло воспоминание о невидящих глазах Джона и о крови из пулевых ранений, вбитых снайперами в это сильное тело, и желудок Шерлока угрожающе кувыркнулся. Вероятно, он издал какой-то звук. Либо это, либо у Джона было какое-то шестое докторское чувство, подсказывающее ему, когда рвота становилась неизбежна, потому что следующее, что Шерлок осознал – это ведро и ощущение, будто все его внутренности старались вывернуться наизнанку. Липкий, неприятный пот проступил на его лице, пока продолжались сухие спазмы. Его тело пыталось свернуться вокруг себя, позвоночник щёлкал, а мышцы резко сокращались. Полнота затраченных на это усилий изматывала, и Шерлок не мог решить, быть ли благодарным сухой руке, откидывающей волосы со лба, или обидеться на прикосновение. Он ненавидел болеть – эту слабость, спутанность мыслей. Когда транспорт получал такой явный контроль над его жизнью, это плохо отражалось на его спокойном, собранном имидже. – Лучше? – с надеждой спросил Джон, когда Шерлок наконец притих, убрал ведро (почти пустое, за исключением вязкой смеси слюны и вкраплений желчи) и осторожно опустил его дрожащее тело обратно в объятия дивана. – Хуже, – выдавил Шерлок, и его зубы снова начали стучать. Тошнота теперь поселилась плотной и постоянной тяжестью под рёбрами, а его внутренности издавали определённо несчастные звуки. Последний раз такое случалось три года назад после неудачного происшествия с перекрёстным загрязнением между карри и каким-то плохо закрытым экспериментом в холодильнике, и Шерлок скривился, когда осознал неизбежность путешествия в ванную. Джон явно тоже это почувствовал, потому что он встал и, предложив Шерлоку руку, потянул его вверх, подхватил ведро и помог ему пройти по квартире до двери ванной. – Положи полотенце на плечи, а второе на колени, – проинструктировал он, источая медицинскую практичность каждой порой. – Ты можешь там застрять на какое-то время, и ты захочешь, чтобы тебе было тепло. Непроизвольное выражение отвращения и страдания на его лице, должно быть, было забавным, потому что Шерлок заметил жалостливую улыбку, прежде чем сделал как велено, утвердительно проворчав, когда Джон добавил: – Просто покричи, если я буду тебе нужен. Если я не услышу от тебя ничего через пятнадцать минут, то решу, что ты потерял сознание на унитазе, и выбью дверь. Мысли Шерлока туманно кружились вокруг унижения и неудобства, пока он отвечал на бескомпромиссные требования природы. Биология – всё так плохо продумано. Просто ещё одно доказательство, как будто оно ему требовалось, что разумный дизайн не имел с этим ничего общего. Если бы тела создавались по чертежам, они были бы изящны, сбалансированы и прежде всего – величественны. Большая часть его работы основывалась на неряшливых жидкостях, оставляемых преступниками: кровь, сперма, слюна и в одном уникальном случае – слёзы. Разумеется, если бы они были спроектированы чем-то, обладающим сознанием и чувством эстетики, то человеческое тело не разбрасывало бы повсюду свои частицы. Смутно, но он осознавал обрывочность своих мыслей. Они не вплетались в привычный ему гобелен, но стремились убегать, перепрыгивать и задерживаться в необычных местах. Разумеется – снижение умственных способностей, пока организм вынужден отвлекать ресурсы на борьбу с вирусом. Возможно, это объясняло сон и тот факт, что сейчас, спустя почти четверть часа после возвращения в мир бодрствующих, он всё ещё чувствовал нечто похожее на беспокойство из-за всего этого. Его не так беспокоил свой тёмный образ, почти удушающий тьмой собственного потенциала, сколько принятие этого Джоном, как будто ничего другого тот и не ожидал. Его зазнобило, и он покрепче обернул вокруг плеч сухое полотенце, пока понуро разглядывал пол ванной комнаты. Это была единственная комната в доме (за исключением, возможно, комнаты Джона), которая оставалась совершенно чистой. Никаких экспериментов с плесенью, ничего, вызывающего беспокойства, не настаивалось в раковине. Джон рассматривал ванную практически как операционную и теперь, когда он подумал об этом, именно здесь Джон всегда штопал их, после того как погони оканчивались осложнениями. Прямо сейчас белизна плитки причиняла боль глазам, а блеск кранов продолжал становиться то чётким, то размытым. По его оценке, у него было всего несколько минут, прежде чем возвращение на диван собственными силами не окажется за пределами его возможностей, и он подозревал, что Джон был серьёзен относительно угрозы выломать дверь. Закончив дела, он спустил в унитазе воду и передвинулся к раковине, чтобы помыть руки, где неловко скрючился, когда пустой желудок свело спазмом. Пригоршня тёплой воды на лицо смыла разметивший его кожу пот, порождённый болезнью, но вынужденный наклон принёс почти непреодолимую волну головокружения. Комната закружилась вокруг него в вальсе, и он обнаружил, что цепляется за фаянс – ещё один бесплодный позыв, рвущийся из горла. Абсолютно жалок. Он хотел почистить зубы, но лишь мысль о мятном привкусе зубной пасты заставила тошноту плотно сжать его внутренности, и он ограничился тем, что осторожно прополоскал рот водой, прежде чем открыть дверь и заковылять обратно вглубь квартиры. Джон, сидящий на полу неподалёку от двери в ванну, поднял голову от книги. Шерлок привык к взглядам Джона, часто выражающим «Что?» и время от времени «Хотел бы я, чтобы ты вёл себя как человек, которым, как я знаю, ты являешься», но этот отличался. По сути, это было как взглянуть в глаза собственному отражению, что он старался не делать слишком часто. Самодедукция особенно неприятна, когда ей в поддержку идёт самоосознание. Сейчас он рассматривал Шерлока терпеливо и ровно, что было довольно неприятно, и Шерлок с запозданием осознал, что цепляется за укрывающее плечи полотенце, как будто это было одно из тех шоковых одеял, которые придурочные парамедики постоянно пытались ему выдать. За исключением того, что в отличие от Шерлока, Джон не чувствовал необходимости озвучивать то, что он замечал. Вместо этого он встал на ноги, хрустнув суставами, и подтолкнул Шерлока в сторону гостиной. Его пепельно-светлые волосы топорщились на затылке, и до Шерлока медленно дошло, что Джон был одет для сна: спортивные штаны и простая футболка. Беглый осмотр показал, что спал он на полу в гостиной, и Шерлок нахмурился, отчасти в раздражении на собственную слепоту и что он не увидел этого раньше и отчасти из-за чего-то, похожего на замешательство. – В квартире две пустые кровати, – указал он, и хрипота, поселившаяся в его горле, делала его голос по меньшей мере на пол-октавы ниже обычного. – Почему мы ими не пользуемся? – Ну, твоя кровать была покрыта хламом, так что тебя было проще устроить на диване, и я подумал, что лучше быть поближе к тебе, а не наверху. Я бы не услышал оттуда твой кошмар. Слабый румянец смущения омыл лицо Шерлока, но он был слишком утомлён, чтобы пытаться подавить его. Инстинктивным порывом было растянуться на диване в своём обычном драматичном стиле, но тело предупредило его, что такая небрежность его не обрадует. Вместо этого он мягко опустился, пока не оказался лежащим, по большей части удобно, на привычной мебели. – Хочешь поговорить об этом? – спросил Джон, снова потянувшись за термометром, посмотрел на показания, нахмурив брови, и проверил глаза Шерлока. – Мориарти. Бассейн, – снабдил его Шерлок объяснениями, желая, чтобы тело не болело так, а череп ощущался наполненным полезным серым веществом, а не ватой, которую, казалось, упаковали туда, пока он спал. – Немного нехорошо. На это он получил ещё один взгляд – тот, который говорил, что Джон полностью осознаёт, что слова Шерлока – отмазка, но что тема не заброшена, а отложена. Выразительность человеческого лица завораживала, а лёгкость, с которой читалось лицо Джона, интриговала ещё больше. Была ли она всего лишь порождением близкого знакомства? Если бы он проводил больше времени с Лестрадом или Андерсоном, были бы они такими же прозрачными для него? Мысль о том, чтобы проводить в обществе Андерсона больше нескольких необходимых минут, была слишком отвратительна, чтобы рассматривать её, и Шерлок отринул довольно запутанную методику, которая начала расцветать в его мозгу. Нет, без этого эксперимента он может обойтись. – Ладно. У тебя снова поднялась температура. Похоже, действие обезболивающих закончилось. Я бы тебе ещё дал, но подозреваю, ты их вытошнишь через пару минут, – он оглянулся в поисках ведра, явно понимая, что Шерлок оставил его в ванной комнате. Он продолжил говорить на пути туда, чтобы забрать ведро. – Постарайся снова заснуть. Быть может, утром ты сможешь удержать что-нибудь внутри. Шерлок, моргнув, посмотрел на гостиную, освещённую одной лампой и багряными углями в камине. Разумеется, в квартире было центральное отопление, но Джон всегда волновался по поводу счетов. Кроме того, было что-то приятно гипнотизирующее в том, чтобы наблюдать за карминным свечением в камине. Этого было достаточно, чтобы отвлечь его от тошноты в желудке и внушающей беспокойство упрощённости мыслей. Подтягивая одеяло к подбородку, Шерлок понял, что это не его собственное. Совершенно очевидно, что этот хлопок в жизни не был в Египте, и оно выглядело немного подранным и изношенным с одного края. Его собственное высококачественное и редко используемое постельное бельё в настоящий момент представляло из себя раскрытый кокон на полу, отброшенный Джоном в сторону. Но даже без этой очевидной симметрии он бы узнал владельца одеяла по запаху: чай, дешёвый шампунь, слабый намёк на антисептик и какой-то экзотический запах, который Джон явно источал сам – тот, который навевал Шерлоку мысли о твёрдой руке и вторжении в Азию. Это было… хорошо. Узнавание омывало разум как тёплая морская вода – приятное и расслабляющее, и он медленно моргнул, когда Джон снова поставил чистое ведро рядом с его головой. Его ручка звякнула о пластик конструкции, прозвучав в тишине квартиры похоронным звоном, и он наблюдал, как Джон суетится вокруг него – уже деятельный и настороженный, а на часах всего три утра. – Я не хотел тебя будить, – проурчал Шерлок, чувствуя, как горло царапает, будто он наглотался стекла. – Ты бы предпочёл пройти через это в одиночку, так? – это был риторический вопрос, без подкола и лишь с намёком на раздражение со стороны Джона. – Хорошим бы я был врачом, если бы не заботился о тебе, когда ты болен. – Почему ты это делаешь? – слишком двусмысленно. Джон выглядел смущённым. – Подвергаешь себя воздействию мерзких болезней других людей в надежде излечить их? Шерлок предполагал, что тот делал это по многим причинам, начиная с беспомощности в подростковом возрасте, когда он столкнулся с семейной болезнью и пристрастием к алкоголю, кончая простой, почти патологической потребностью Джона заботиться о людях, но ему было интересно посмотреть, до какой степени Джон понимал сам себя. «Защитник» – было практически прописано в его ДНК. Это определённо проявлялось в выборе профессии: солдат и доктор. – Это было единственное, что имело смысл. Шерлок поднял бровь, по крайней мере, он считал, что поднял. Мышцы лица странным образом отказывались сотрудничать, так что возможно, попытка сменить выражение лица была не так успешна, как он надеялся. – С любой другой работой, о которой я задумывался, у меня было ощущение, будто я пытаюсь надеть пальто не по размеру. Вариант с врачом подошёл, и когда я им стал, то решил, что имеет смысл пойти в армию. Я лучше справляюсь с травмами, чем с болезнями. – Травма. Ситуации повышенного стресса. Подходит к твоей адреналиновой зависимости и потребности в опасности. Большую часть интернатуры ты провёл в отделении скорой помощи. Это был не вопрос, но Джон всё равно кивнул, наводя порядок в медицинской сумке, и отложил её в сторону, прежде чем усесться на пол, опираясь на диван. – Хирургия, вероятно, тоже подходит под это описание, – сказал он задумчиво, как будто только сейчас заметил этот фундаментальный факт о самом себе. Ну в самом деле, что, все люди идут по жизни, ничего не зная не только о том, что их окружает, но и о том, что делает их теми, кто они есть? Очевидно, – подумал Шерлок, – иначе он остался бы без работы. – Тем не менее, это не значит, что я не могу присмотреть за тобой, когда ты свалишься с чем-нибудь, – сказал Джон. – Я знаю, о чём говорю, когда повторяю, что чем больше ты будешь отдыхать, тем быстрее выздоровеешь. Постарайся ещё поспать. Он потянулся за книгой, лежащей рядом с ним, устроил её на коленях и раскрыл на последней прочитанной странице. Уголок страницы был загнут, отмечая место – дикарь. И тем не менее это была одна из многих грубых привычек Джона, которые Шерлок находил интересными. Мельчайшие нюансы, которые превращали простое целое в бесконечную загадку. Он чувствовал, что может провести всю жизнь в изучении Джона Хэмиша Ватсона и закончить её, так и не постигнув до конца человека, сидящего перед ним. Джон считал его удивительным. Он считал, что Джон завораживающий. Шерлок не мог припомнить, когда последний раз думал так о ком-либо, включая Мориарти. Он поёрзал, устраиваясь на диване, и потревоженные простыни послали новую волну запаха Джона прямо ему в нос. Шерлок взглянул на затылок Джона. Он был очень близко, и Шерлок мог найти по меньшей мере два места в пределах досягаемости, в которых запах Джона был бы сильнее – его волосы и впадинка под челюстью. Было так заманчиво зарыться туда носом, в теплоту и средоточие «джоновости», но Джон читал ему лекцию о личном пространстве только на прошлой неделе. Возможно, он сможет свалить всё на болезнь? В конце концов, он просто хотел классифицировать это, разобраться и понять, но нет, вероятно, лучше не надо. Джон может разозлиться и оставить его самого о себе заботиться, и Шерлок сомневался, что способен на это. Вместо этого он решил залезть поглубже под одеяло и наклонить голову так, чтобы иметь возможность читать книгу поверх плеча Джона: что-то банальное об Иллюминатах. Какая-то чушь про теории заговора. – Прекрати, – в голосе Джона слышался смешок и плохо скрытое веселье, и Шерлок обнаружил, что Джон наблюдает за ним краем глаза. – Я бы предпочёл, чтобы ты не рассказывал мне, как она кончится, когда я ещё первую главу не прочитал. Ты ни одной книги не дал мне дочитать, с тех пор как я сюда переехал. – Неправда. Была одна с весьма неправдоподобным волшебником и тюрбаном. – «Гарри Поттер», и она и должна быть неправдоподобной, Шерлок, она про волшебство. Кроме того, у тебя было дело, ты таскал меня за собой по половине Лондона, чуть не упал в Темзу, и когда мы вернулись, что-то промочило её насквозь так, что все страницы склеились. – Тебе стоило смотреть, куда ты её кладёшь, – он закрыл глаза, слабая улыбка изогнула губы, когда он услышал, как Джон перевернул страницу. Несмотря на испытываемые боли, ему было довольно удобно. По-прежнему недостаточно тепло, но если не двигаться, то чувство дискомфорта в конечностях не разгоралось, оставаясь на уровне ноющей боли – терпимо. Ломка бывала хуже. Через какое-то время он осознал, что Джон больше не переворачивал страницу. Он знал, что скоростного чтения не было в списке умений Джона, но довольно несложный язык, которым была написана большая часть популярной литературы, не должен занимать столько времени. Он перестал читать? Положил книгу, и Шерлок не заметил? Вернулся в своё странное гнездо из Шерлоковых одеял на полу? Продрав глаза, он понял, что дело совсем в другом. Книга всё ещё лежала открытой у Джона на коленях, сильные, уверенные пальцы зависли над страницей, но голубые глаза были сфокусированы не на ней, а на Шерлоке, наблюдая за ним, как будто Джон боялся, что Шерлок куда-нибудь исчезнет, стоит отвести взгляд. Он хотел сказать Джону, что всё в порядке, что он не собирался исчезать или растворяться, но вата, заполнившая его череп, уплотнилась, и простое усилие по нанизыванию слов в предложение уже было для него чересчур. Он мог лишь позволить векам снова упасть, отгораживая его от мира, когда тьма снова омыла его голову. Он спал, удовлетворённый знанием, что Джон был на его стороне: одинокий страж против бархатной ночи. К сожалению, Джоновы обязанности часового были бесполезны, когда дело доходило до защиты от неистового нашествия вируса. Он проснулся и увидел на потолке огромного паука. Чтобы быть точным – паук не внушал беспокойства, но экземпляр намного превышал обычный размер. Он был величиной с автомобиль Mini 2008 года, и наблюдал за ним восемью глазами с алчным очарованием. Джон сказал, что на самом деле его там не было. Бред. Галлюцинации. Мозг неправильно обрабатывает поступающие сигналы из-за повысившегося жара. Он, разумеется, возражал, но это, кажется, ещё больше расстроило Джона. Возможно, ему не хватало обычной четкости в произношении? Он попытался снова проглотить парацетамол, но желудок отказался его принять. Две таблетки были жёстко исторгнуты, не прошло и пяти минут, что заставило Джона рыться в своей сумке в поисках шприца. – Не двигайся, ладно? – попросил он. – Шерлок, ты меня понимаешь? Да, конечно. В это так трудно поверить? Явно трудно, потому что губы Джона сжались в линию, пока он накладывал жгут, находя вену с профессиональной лёгкостью и впрыскивая в кровеносную систему Шерлока небольшую дозу какого-то лекарства. Хорошая идея. Разом обойти излишний бардак несговорчивой пищеварительной системы. Судя по виду Джона, он воспринимал это как своего рода поражение. У него под глазами были тени, а в линиях лица усталость. Сна тут явно не бывало. – Паук всё ещё там? Шерлок задумался, а не солгать ли ему. В конце концов, от паука не было никакого вреда. Он просто радостно цеплялся за потолок, потирая мохнатыми лапками и обозревая мир под собой. Очевидно, он слишком долго пытался принять решение, потому что теперь рука Джона покоилась у него на лбу, а лицо осунулось от беспокойства, пока он убеждал Шерлока снова закрыть глаза. – Скоро станет получше. Просто… не торопись, Шерлок. Мне стоило знать, что грипп вырубит твой блестящий мозг начисто. Шерлок моргнул, его руки запутались в футболке Джона, когда он подтянул его поближе, игнорируя взволнованные вопросы и широко раскрытые глаза, и устроил нос в изгибе между шеей и плечом Джона. Твёрдая рука и вторжение в Азию. Он и не знал, что это станет запахом дома.3.
27 февраля 2017 г. в 01:37
Едкий запах хлора заполнил нос, приторно оседая в глубине горла и обжигая язык. Гладкий металл, нагревающийся от пота в руке, скользил в ладони, но ствол так и не дрогнул, без колебаний целясь в скинутый на пол жилет из семтекса. Свет флуоресцентных ламп заикался и прыгал, барабаня свой собственный больной неосознанный пульс, пока тёмные глаза Мориарти смотрели на него – бесконечные чёрные дыры в яму безумия.
Как призыв оценить и полюбить.
Шерлок чувствовал это в себе – такую же отвечающую на призыв тень. Она ворочалась у него в животе, текла по венам, тянулась и растягивала, пока не наполнила его рот чернилами. Белый палец на спусковом крючке начал сереть, потом потемнел, раскрасился синими и зелёными оттенками синяка и превратился в чернейшую полночь. Это был не естественный цвет кожи, обусловленный генетикой или воздействием солнечного света. Это было, как будто кто-то заполнил его контур дёгтем.
Он склеил его ресницы и запечатал губы, блокируя нос и забивая лёгкие. Тем не менее он всё ещё дышал – живое, ненавидящее существо. Холодный расчёт и успокаивающий бальзам дедукции исчезли. Вместо них внутри горело пламя и желчью поднималось в горло. Ярость ревела в нём, стряхивая последние обрывки человечности, и выталкивая его – обновлённого в смертельной метаморфозе.
Ты и я – мы могли бы поджечь весь мир.
Вербовка. Вот в чём всё это время было намерение Мориарти. Шерлок завладел его вниманием так же надёжно, как те преступления – красиво спланированные, бездарно исполненные – захватили разум Шерлока. Но очевидно, что тот ничего не понял. При всём его безумии, Мориарти видел мир как шахматную доску – мучительный контраст черного и белого, хорошего и плохого. О, он знал, что были те, на кого можно было оказать давление и обратить, меняющие свои цвета в мгновение ока при правильном поощрении, но он неверно оценил натуру Шерлока.
Создание теней и сумрака. Оттенки серого. Не полдень и не ночь, но сумерки между ними.
Если бы он желал сжечь мир дотла, он бы так и сделал. Липкие губы Шерлока скривились в презрительной усмешке, глаза, прищурившись, смотрели с чёрной, текущей жидкости его лица. Наглость – считать, что он нуждался в помощи; стоять там и думать, что он такой же, как другие. Зависимый, сосредоточенный, нормальный под всем этим.
Нет, Мориарти не понял. Под своим безумием он всё ещё нуждался в конструкте общества – сотрудничество, и приспешники, и люди, подчинённые его воле. Другие лица, другие имена, но структура, построенная им вокруг себя, была той же самой.
Шерлок жил вне всего этого, углубляясь лишь в те знакомства, которые были ему необходимы, и затем отбрасывая их прочь. Он был движим лишь своим неустанным желанием распутать загадку мира. Он не нуждался в Мориарти – это было развлечение, ничего больше. Он работал один.
Я твоё сердце выжгу!
Резкий вздох заставил его рёбра заныть. Мир потерял свой тёмный, мрачный фокус, когда его взгляд переместился на Джона, и скрежет его собственных омерзительных мыслей переместился на другой план – сильный, вопящий страх поверх фундамента гнева.
О, Джон. В итоге – не один.
Он всегда что-то упускал.
Огоньки снайперов танцевали по ним обоим – неотвратимые, и Джон смотрел без страха. Он видел всё, чем был Шерлок; всю тьму, которой он мог стать. Он знал, что мораль и сострадание были на жалком втором месте после поисков ответов, но всё равно принял это. Он был рядом с Шерлоком – двое против всего мира. Мориарти увидел эту преданность раньше Шерлока, и сейчас было слишком поздно.
Его слабость была выставлена напоказ.
Выстрелы равным эхом отозвались в помещении бассейна, когда Шерлок потянул спусковой крючок браунинга. Чернота закапала, как краска с голой кожи его руки, когда пуля пронзила воздух, и взрыв превратил всё в ад.
Шерлок поджёг весь мир, и бассейн покраснел от крови – капля за каплей – под взглядом мёртвых глаз Джона.