Осветить друг другу путь (To Light Another's Path)

Время двигалось странно, скручиваясь в узлы бесконечных минут, только чтобы извернуться и утечь сквозь пальцы. Последнее, что Шерлок запомнил, был паук на потолке, быстрый укол иглы и мокрый после душа Джон. По-видимому, прошло несколько часов. Мебель в гостиной немного сдвинулась: одно из кресел стояло ближе, чем раньше, а дневной свет, струящийся в окна, был характерен для раннего вечера и облачного неба. Ночи зимой наступали быстро, но Шерлок затруднялся определить точное время, и с чувством, что он вынужден прибегнуть к мухлежу, он взглянул на часы на телевизоре. Полпятого. За последние сутки он проспал больше, чем за последнюю неделю, но в теле всё равно ощущалась свинцовая тяжесть и всё ныло, когда желудок сжимался в узел тошноты. В горле кололо, как будто он проглотил колючую проволоку, и если бы он не знал точно, что это не так, то решил бы, что не мылся целую неделю. Замечательно, он не просто провёл большую часть ночи и утра в зависимости от милостей своей капризной пищеварительной системы, но он отчётливо припомнил, как решил, что уткнуться носом в шею Джона – это хорошая идея. Казалось, стоило его телу освободиться от сдерживающих уз разума, как естественным его инстинктом стал поиск утешения в прикосновениях. Хуже того, оно было настроено на Джона, как компас на север. Шерлок мог сколько угодно притворяться, что дело всего лишь в примитивном человеческом контакте, но он с унынием понимал, что, вероятно, всё равно выбрал бы Джона из толпы, чтобы зарыться в него носом. Чрезвычайно смущающе. Шерлок застонал, прижимая кончики пальцев левой руки к глазу и желая, чтобы его мозг мог думать со скоростью, превышающей скорость моллюска, но всё в его голове замедлилось до состояния патоки – практически бесполезно. Он не мог даже придумать убедительного повода для нарушения своих обычных правил сведения тактильного контакта к минимуму и порыва дотронуться до Джона. Оставалась только правда – раздражающе непроизносимая. Он хотел нарушить правила, и в его нынешнем убогом состоянии он не смог противостоять импульсу, как делал много раз прежде. Ему повезёт, если Джон не упаковал уже свои вещи и не ищет новую квартиру. – Вернулся в мир живых? Шерлок нахмурился, отняв руку от лица и сонно мигая на Джона. Тот опирался на спинку дивана, одетый в уродливый бежевый свитер, который совершенно не льстил его цвету лица. Тем не менее оно не выражало ни осуждения, ни недоверия – только нежность и здоровую дозу сочувствия. – Ты проспал большую часть дня. Ты не проснулся, даже когда Майкрофт говорил с тобой. Джон всё ещё был здесь и выглядел таким же спокойным и дружелюбным, как и всегда. Ничто не предполагало, что он хоть чуточку возмущен, и на секунду Шерлок почувствовал облегчение, только потом осознав сказанное. Фу, Майкрофт. Вмешивающийся мерзавец. – Пропустить визит моего брата – это не потеря, – Шерлок наморщил нос, посмотрев на кресло. Да, теперь, когда он присмотрелся, оно и впрямь выглядело примятым, без сомнения, от того, что в нём сидел вечно расширяющийся зад его брата. – Что он хотел? – Думаю, он просто проверял, что ты не страдаешь слишком сильно. Ну, знаешь, заботится о тебе, как братья делают, – Джон поднял бровь и улыбнулся уголком рта, когда Шерлок насупился. – Не дуйся. По крайней мере тебе не пришлось его слушать. – Позор, на самом деле, – вздохнул Шерлок и, нахмурившись, посмотрел на потолок. – Вот как? Почему? – У меня была возможность, мотив и абсолютно веский предлог, чтобы стошнить ему на туфли, и я упустил это. Смех Джона был до нелепого совершенным. В нём не было ничего искусственного, ничего фальшивого или отработанного. Это был естественный смех радости, который заставил Шерлока слабо улыбнуться в ответ, несмотря на недомогание. – Может быть, он вернётся и сделает тебе такое одолжение, хотя кому-то всё равно придётся чистить ковёр. – Верно. Это будет не совсем честно по отношению к тебе, так как я могу гарантировать, что Майкрофт этого делать не будет. Однажды меня вырвало на ковёр у него дома. Дорогой. Персидский. Уродливый. Он предпочёл купить новый, а не чистить старый. Джон недоверчиво покачал головой, обошёл диван и присел рядом с Шерлоком. Его рука была сухой и прохладной, и он положил её на лоб Шерлока, задержав на мгновение, потом спустился к челюсти и пальпировал под костью. – Проверяю на опухшие миндалины, – пояснил он. – Майкрофт был достаточно любезен, чтобы напомнить тебе, когда я оказался в пределах слышимости, о том, как ты упал в озеро, когда тебе было восемь. Шерлок скривился, припомнив этот случай. На самом деле он неплохо справлялся, ни разу не заболев с тех пор ничем серьёзным. Последствия от злоупотребления наркотиками не считаются, так как по большей части он сам был в этом виноват. – Инфекция лёгких. Ты беспокоишься, что у гриппа могут быть осложнения? – Это обоснованное беспокойство, – пробормотал Джон. – Пневмония и плеврит – это больше чем неприятный кашель и, перенесённые в детстве, они иногда могут вернуться и укусить тебя за задницу. – Это было больше двадцати лет назад, – подчеркнул Шерлок, его голос чуть дрогнул, когда пальцы Джона задержались на его пульсе. – И ты больше не болел? – спросил Джон, нахмурившись в сомнении. – Даже когда сидел на наркотиках? – Возможно. Вероятно, – Шерлок прикрыл глаза, чтобы избавиться от скорбного выражения на лице Джона, появившегося, когда он упомянул прошлое Шерлока. Он всё ещё помнил липовый обыск на наркотики, устроенный Лестрадом в первый вечер, когда Джон въехал в квартиру, и его бурное неверие, что Шерлок когда-либо принимал наркотики. В абстрактном смысле он мог понять, почему Джону было сложно принять и осознать это. В теории, умные люди не ныряли в наркотики. Это был глупый и отчаянный поступок, и, возможно, другие не могли себе представить, что Шерлок Холмс каким-то образом мог вписаться в одну из этих категорий. Тем не менее, Джон никогда не задавал вопросов и поэтому Шерлок не предлагал ответов. Эта тема висела между ними, смутная и неупоминаемая, за исключением слабых намёков. – Честно говоря, я не помню, болел ли я тогда, – наконец сказал он, нахмурившись при виде появившегося градусника. Джон, казалось, был одержим проверкой его температуры, хотя отсутствие галлюцинаций предполагало, что она немного спала. – Это действительно необходимо? – Да. Ты больше не принимал лекарств, чтобы сбить жар, но признаков перелома лихорадки тоже не наблюдается. Ты ещё чувствуешь озноб? – Немного. В основном, когда двигаюсь. Джон кивнул сам себе, со вздохом проверяя показания градусника и откладывая его в сторону. – Всё ещё повышена, но лучше, чем раньше. Предполагаю, что ничего странного ты не видишь. Ты определенно кажешься адекватнее, чем утром. Половина того, что ты говорил, не имела смысла, а то, что я мог разобрать, в основном было о пауке. Шерлок кивнул. Его воспоминания об этом были на удивление чёткими. – Он был гигантский. Странно. Почему паук? – Бог знает. Большинство людей в ужасе от своих глюков. Ты же, казалось, был ими очарован, – Джон поднялся на ноги, прошёл на кухню и с минуту довольно шумно рылся в холодильнике, отчего Шерлоку пришлось повысить голос, чтобы быть услышанным. – Большинство людей в определённой мере осознают, что их галлюцинации скорее всего нереальны. Их страх чаще всего вызван изменчивостью реальности, а не образами, которые они видят. – Нечего бояться, кроме самого страха? – спросил Джон, направляясь к нему с оскорбительно оранжевой бутылочкой в руке. Крышечка была снята, а из горлышка, пьяно опираясь на ободок, торчала соломинка. – Что-то вроде того, – Шерлок хотел пренебрежительно махнуть рукой, но бросил эту идею, обнаружив, что запястье не особенно склонно к сотрудничеству. – Что это? – Люкозейд. Спортивный напиток без кофеина, но с ударной дозой сахара и электролитами. – Пей очень медленно. – Это точно хорошая идея? – спросил Шерлок. – Эксперимент с водой плохо кончился, если припоминаешь. – Да, спасибо, я помню. Я прямо тут стоял, – Джон передал ему бутылочку, потом протянул что-то второй рукой. – Кроме того, это было последнее, что ты пил. У тебя обезвоживание, и нам нужно залить в тебя жидкость. Давай, мелкими глотками. Шерлок хмуро посмотрел на предмет, оказавшийся половинкой печенья. – Я предпочитаю те, что с заварным кремом, – хотя не сейчас, вообще-то. Прямо сейчас его желудок, похоже, решил устроить особенно мятежную забастовку и ел сам себя. – Имбирь – это естественное противорвотное. Он поможет успокоить твой желудок. Я хочу попробовать сначала это и только потом накачивать твоё тело лекарствами, чтобы ты мог удержать в себе еду, – лицо Джона было иллюстрацией решительности, как будто он думал, что плоть и кость Шерлока каким-то образом легче подчинить своей воле, чем его самого. При нормальных обстоятельствах он не был бы настолько очевиден в своей заботе. Ранения Шерлока он встречал с равной долей беспокойства и криков о неприемлемых рисках. Очевидно, Джон был более склонен к сочувствию, если вред не был результатом собственных действий Шерлока и не получен в погоне за чем-то безрассудным. Интересно, но не совсем неожиданно. – Ты всегда так лечишь своих пациентов от гриппа? – он махнул в сторону аптечки, имея в виду намного больше, чем её содержимое. – Инъекции и так далее? – Нет, но обычно мои пациенты питаются регулярнее, чем ты, и лучше воспринимают подход «подожди, пока пройдёт», – он снова указал на печенье, подпихивая ведро поближе ногой. – Постарайся съесть его, если сможешь. С неохотой Шерлок сделал как велено, откусывая от печенья по крошке. Не сказать, что вкус был достоин порицания, да и кусочки имбиря смыли несвежий привкус изо рта. Апельсиновый вкус напитка создавал интересный контраст, и, хотя желудок угрожающе бурчал, он не чувствовал непреодолимого желания вновь воспользоваться ведром. Есть и пить в состоянии полулёжа было трудным, но выполнимым занятием, хотя простейшая координация движений утомляла сильнее обычного. Джон внимательно наблюдал за ним, сложив руки на груди и опустив подбородок. Это определённо была поза «наблюдающий доктор», а не «воинственный солдат», и Шерлоку показалось, что он услышал вздох облегчения, когда заглотил последний кусочек печенья и поставил бутылочку на кофейный столик. Она была почти полной, но он не хотел рисковать и пить слишком много, пока не убедится, что его снова не вырвет. Джон, казалось, одобрил эту идею. – Вероятно, еда лучше удержится в тебе, если ты не будешь вставать, – предположил он и поднял голову, когда кто-то постучал в дверь. – Оставайся тут, ладно? – Куда я пойду? – резко спросил Шерлок, повысив голос, когда Джон вышел за дверь. Он чересчур хорошо осознавал, что оказался в плену слабости своего тела. Ему не требовалось прилагать столько усилий для движения, чтобы понять, что конечности совершенно отказываются от сотрудничества, а боль, всё ещё простреливающая его спину и гнездящаяся в районе поясницы, заставляла предположить, что лежание на диване было пределом его выносливости. Обычно ему нравилось валяться на диване. Неподвижность транспорта, когда от движений оставалось лишь дыхание и ток крови по венам, помогала ему думать, но сейчас его тело было слишком громким и требовательным, затапливая ясность рассудка жалкими нуждами и болью. Движение рукой вызвало ещё одну волну ознобной дрожи. Он дёрнул одеяло, пытаясь устроиться поудобнее, и закрыл глаза, когда на лестнице послышались шаги больше чем одной пары ног. – Ты прав, он действительно выглядит дерьмово, – в голосе Лестрада не было особой отзывчивости, и, фыркнув в нос, Шерлок открыл глаза и попытался изобразить свирепый взгляд. Не сработало. Для того чтобы это понять, ему не требовалось слышать смешок инспектора. – Я почти не поверил, когда Джон сказал, что у тебя грипп. – Печально, но он прав, – ответил Шерлок, радуясь, что при звуках его хриплого голоса на лице Лестрада проявляется немного жалости. – Почему ты здесь? – Ах, – Лестрад бросил взгляд на Джона, и между ними произошёл немой разговор, включающий в себя сердитые взгляды и пожатие плечами. – Он не сказал тебе? – Что сказал? – вздохнул Шерлок, ненавидя густую патоку, в которую превратился его разум. У него было ощущение, что он упускает что-то важное, и выражение на лице Джона предполагало, что ему это не понравится. – Прежде чем ты ему расскажешь, – начал Джон, выбросив руку перед Лестрадом, прерывая его, и перевёл взгляд на Шерлока, – ты должен пообещать мне, что не будешь пытаться встать и выбежать на улицу или что-то такое же дурацкое. – И с чего бы мне это делать? – спросил Шерлок, приподняв одну бровь и растягивая слова. Его поведение заставило Джона сделать шаг, перекрывая дверь с видом, будто он полностью готов скрутить Шерлока, если тот только дёрнется. В этой идее была определённая привлекательность, но Шерлоку было слишком больно, чтобы пробовать её на практике. Кроме того, у Лестрада может случиться кровоизлияние в мозг. Он и так уже переводил взгляд с одного на другого и ухмылялся подозрительно самодовольно. В конце концов он махнул папкой, которую держал под мышкой. Вид картонки привлёк внимание Шерлока, и он нахмурился ещё сильнее, когда Лестрад передал её Джону. – Любовника, которого ты сказал поискать, прошлой ночью выловили из Темзы. Ножевое ранение в грудь, прямо в сердце, – Лестрад пожал плечами. – Если он убил мисс Латимер, то кто-то ещё добрался до него. Ты не можешь выйти из дома и взглянуть на него, но у нас кругом тупик. Когда придёшь в себя, просмотри папку и пошли мне сообщение, если сможешь найти ответы. – Если Андерсон фотографировал, то снимки бесполезны. Может быть, если я взгляну на тело… – Если ты появишься в морге, Молли велено определить тебя в палату наверху, – сказал Лестрад, и его расслабленная поза сменилась более вызывающей. Руки скрестились на груди, а нахмуренные брови означали, что он собирается упорствовать. – И Шерлок, если ты появишься на любом месте преступления, которое я расследую на этой неделе, я запихну тебя прямо в машину и привезу сюда, с мигалками и сиренами. Понял? – Ой, да бога ради! – Понял, – быстро сказал Джон, заставляя Шерлока подавиться оскорблениями, и кинул папку на кухонный стол, вне пределов его досягаемости. – Спасибо, Грег. Я ценю это. – Тебе с ним жить, когда он на стены полезет, – пробурчал Лестрад, пожав плечами. – Если тебе нужна помощь, дай знать. Если необходимо, то для его же блага мы его можем наручниками к чему-нибудь пристегнуть. Шерлок сдавленно зарычал и отвернулся, чтобы можно было игнорировать их обоих. К сожалению, от движения задремавшая боль снова пронзила его тело, и он лежал – обиженный и несчастный, пока Джон прощался с Лестрадом. Но недомогание бледнело в сравнении с раздражением от того, что с ним обращались как с ребёнком. Это было похоже на пребывание в больнице, где бесполезные люди в белых халатах болтались поблизости и пытались указывать ему, что он может и не может делать. Если бы он не был таким обессиленным, он бы им обоим доказал, что они не правы. Как будто что-то и впрямь сможет удерживать его целую неделю. Завтра утром он будет в порядке, а потом он покажет до очевидного некомпетентной полиции, как нужно ловить убийцу. Ну честно, если бы не он, в Скотланд Ярде хоть одно дело раскрыли бы? Глянув через плечо, он прищурился при виде папки и прислушался к доносящемуся издалека голосу Джона, разговаривающего с Лестрадом у выхода. Быстро взглянув на пол, он рассчитал, что их с папкой разделяет пространство примерно в семь широких шагов. Это и в самом деле ему не по силам? Неужели этот идиотский вирус ослабил его до такой степени? Он осторожно поднял голову, с усилием привёл себя в вертикальное положение и подождал, пока сжавшийся желудок расслабится. Хорошо. Очень хорошо. Теперь ему просто надо заставить свои ноги сотрудничать. Поплотнее завернувшись в одеяло, он встал и, придерживаясь рукой за спинку дивана, медленно двинулся к своей цели. Мышцы ног заныли, а до сих пор не замечаемая боль в голове начала глухо стучать в висках, но он упорно продолжал двигаться к цели. Именно так он вчера и сказал Джону. Разум превыше материи. За исключением того, что сейчас у него сильно дрожали колени, а стук в черепе почти оглушал. Он был уже на полдороге к столу, но каким-то образом что продолжение пути, что возвращение к дивану показались ему равно невозможными. Ему захотелось выругаться, но даже этот выплеск ярости был ему не по силам. Вместо этого он опустился в кресло Джона, стараясь всем своим видом изобразить, что именно это и было его конечной целью. Он машинально поджал под себя ноги, сворачиваясь в маленький шар, когда услышал, что другой голос (женский, слишком молодой, чтобы принадлежать миссис Хадсон, похож на голос подхалимной помощницы Майкрофта) присоединился к разговору внизу, слов не разобрать, но тон живой и профессиональный. Они попрощались, и на лестнице снова послышались шаги Джона – размеренные и ровные. Дислокация Шерлока была идеальна, чтобы заметить вспышку раздражения пополам с беспокойством, осветившую лицо Джона, когда он увидел, что диван пуст, и скорость, с которой это выражение растворилось в лёгком самодовольстве, когда он увидел, что Шерлок не ушёл далеко. – Ты пытался встать и добыть папку, так? – когда Шерлок не ответил, Джон закатил глаза и крепко сжал пальцами толстый конверт для документов. Он был подписан почерком Майкрофта, и Шерлок сердито нахмурился. А теперь что его брат пытается сделать? – Я заключу с тобой сделку, – сказал Джон, смерив его взглядом. – Если выпьешь весь Люкозейд, удержишь его в себе и к семи вечера всё еще не заснёшь, я позволю тебе посмотреть папку. Хорошо? Одного взгляда на часы было достаточно, чтобы понять, что ему предстояла трудная задача. Несколько заплетающихся шагов, которые он осилил, истощили его полностью, и уже сейчас его глаза горячо желали закрыться. И всё же, если Джон собирался таким образом бросить ему вызов, то кто он такой, чтобы уклониться от него? Шерлок повелительно протянул руку за бутылкой и, получив её, неуклюже обхватил пальцами дешевый пластик, после чего многозначительно посмотрел на конверт. – Что это? Джон глянул вниз и, пожав плечами, прошёлся по комнате, включая лампы и прогоняя неуклонно надвигающиеся сумерки. – Антея занесла его. Сказала, что может пригодиться. – Это всего лишь означает, что Майкрофт хочет вмешаться. Дай мне его, – Шерлок нахмурился, когда Джон покачал головой, разворачивая конверт так, чтобы Шерлок мог прочитать аккуратный почерк. – Тут моё имя написано, – беззаботно ответил Джон, вскрывая конверт одним пальцем и вытягивая до половины толстую папку с бумагами, – так что полагаю, это для меня. – Не успел он договорить, как весёлое раздражение исчезло с его лица, сменившись чем-то намного более серьёзным. Его голубые глаза слегка прищурились (достоверный признак того, что сдерживаемый темперамент берёт верх), а уголки губ опустились вниз. – Твою ж мать! – Что? На лице Джона появилось выражение, которое Шерлок не понял, и Джон засунул бумаги обратно в конверт. – Твоя медицинская история, – и, не затрудняя себя дальнейшими объяснениями, он со злобой запихал конверт на одну из полок. Шерлок медленно моргнул. При обычных обстоятельствах он был бы рад оказаться правым в том, что касалось Майкрофта, но в самом деле – если бы за столько времени он не научился разбираться в мотивах брата, он был бы позором им же самим изобретённой профессии. Майкрофт был манипулятором до кончиков ногтей. Это было его основой, его фундаментом. Все остальные эмоции и черты характера не шли с этим ни в какое сравнение. – Ты не собираешься её читать? Джон посмотрел на него и, ухватившись рукой за спинку кухонного стула, покачал головой. – С хрена ли мне это делать? Это вопрос с подвохом или это одна из тех «заботливых» вещей, которые иногда посещают его голову? – Потому что ты мой доктор? – Я твой друг, Шерлок, – Джон провёл рукой по своим волосам, встрёпывая их, и, бросив взгляд в сторону папки, отвел его в сторону. – Если там есть что-то, что мне нужно знать, я доверяю тебе в том, чтобы рассказать мне. Шерлок моргнул и, слегка нахмурившись, принялся изучать лицо Джона. Он мог столько рассказать о нём: начиная с того, в каком именно Теско он был этим утром, кончая количеством чашек чая, которые он успел выпить (пять, а кроме того, печёные бобы на тосте на ланч), но это совершенно не помогало ему понять, каким образом Джон мог так безоговорочно в него верить. У Джона были ежедневные свидетельства того, что Шерлок был груб, резок, высокомерен и манипулятивен, и тем не менее он, казалось, всё равно видел в нём только хорошее, имея на руках все доказательства обратного. Он открыл рот, чтобы произнести это, чтобы бросить вызов и подвергнуть сомнению, и надавить на Джона, чтобы увидеть, как сильно тот может согнуться или же он просто сломается, но вместо этого у него вырвалось: – Спасибо. Слово, казалось, повисло в воздухе между ними, удивив их обоих, и Шерлок, нахмурившись, уставился на бутылку в своих руках. – Не думаю, что я мог бы быть таким доверчивым в обратной ситуации. – Это потому что ты патологически любопытен и со слабым самоконтролем, – заметил Джон, и его плечи отчасти расслабились, когда он выпрямился во весь рост. – Я не хочу читать о твоей жизни в какой-то идиотской папке, Шерлок. Я также не хочу слышать об этом от Майкрофта. Если я что-то и узнаю, я предпочту получить информацию прямо от тебя. – Ненадёжный источник, – пробормотал Шерлок, наблюдая за тем, как Джон, пожав плечами, возвращается на кухню и щёлкает чайником. – Может быть, но ты единственный, кому я бы на самом деле поверил, – на миг ему, казалось, стало не по себе, но он вздёрнул подбородок и снова опёрся на кухонную столешницу. – Лестрад смотрит на тебя как на заблудшего брата, твой родной брат относится к тебе как к трудному ребёнку, а все остальные только пользуются твоими мозгами. Я не, – Джон покачал головой и беспокойно переступил с ноги на ногу, – я не отношусь к тебе так, как они. Мне хотелось бы верить, что я тебя лучше знаю. Разумеется, я могу быть неправ. Шерлок водил пальцем по соломинке, ощущая гладкость пластика и ребристость гармошки, позволяющей ей сгибаться. – То, что они видят – не подделка, Джон. Рядом с тобой я не превращаюсь в другого человека. – Вообще-то, да. Со мной ты не стараешься быть лучше или хуже того, чем ты являешься, – Джон снова стал беспокойным, ходя туда-сюда перед чайником, и перечислял, загибая пальцы. – Ты не стараешься быть более высокомерным. Ты не изображаешь из себя обычного человека, но самое главное – ты не пытаешься быть кем-то другим, а не собой, когда я поблизости. Вот почему я доверяю тебе, Шерлок, и вот почему я не буду читать твою грёбанную историю болезни. – Он ткнул пальцем в сторону конверта, укрывшегося среди книг как волк под овечьей шкурой. Шерлок помолчал, наклонив голову набок и наблюдая за Джоном – таким обычным и тем не менее далеко выходящим за грани обычности, который сновал на кухне, заваривая чай с видом, будто тот нанёс ему личное оскорбление. Быстрое постукивание чайной ложечкой по стенкам чашки выдавало взволнованность, и он пролил немного молока из-за чистой неуклюжести. Его что-то беспокоило. Возможно, он беспокоится о том, что сказал лишнего? Так не пойдёт. Вид Джона, находящегося в замешательстве, Шерлок ненавидел почти с той же силой, как вид Джона, истекающего кровью, или то закрытое, напряженное выражение, которое иногда появлялось на его лице – обычно, когда он разговаривал со своей сестрой. – Я был неправ, – слова казались совершенно чужими. Вопреки распространённому мнению, он вообще-то был способен признать, что совершил ошибку. Просто это случалось так редко, что в этом практически не было нужды. Под острым, удивлённым взглядом Джона, он сжал губы, тщательно выбирая слова. – Я часто критиковал тебя за то, что ты не замечаешь ничего важного. Я думаю, что оказывается, мы просто смотрели на разные вещи. Глаза Джона, казалось, осветились светом, делающим их тёплыми и довольными от этой простой и едва различимой похвалы. Шерлоку не нужно было больше ничего говорить, не нужно было добавлять «я рассматривал места преступлений, а ты наблюдал за мной», потому что даже если Джон и не услышал невысказанных слов, он понял их смысл. – Вот, – Джон подхватил оставленную Лестрадом папку и передал её Шерлоку. – Но ещё не семь. – Положительное подкрепление, – ответил Джон. – Потому что это – то, что ты сейчас сказал? Это было хорошо. Шерлок фыркнул, открывая папку и поднимая её вплотную к лицу так, чтобы Джон не заметил улыбку, появившуюся на его губах от этой похвалы. И в самом деле, положительное подкрепление. Самым большим вознаграждением была не папка, а яркая и искренняя улыбка Джона, хотя Шерлок предпочел бы обнять Андерсона, но не произнести это вслух. Говоря об Андерсоне – этот идиот ко всему приложил свою руку. Фото, снятые с неудачного угла, вопиющие предположения… отвратительно. Как этого человека ещё не уволили, было настоящей загадкой вселенной, и Шерлок почти слышал, как его мозг скрипит от разочарования. Он едва заметил, что Джон начал готовить какую-то еду, передвигаясь на кухне в сочувственном молчании, пока Шерлок пытался сосредоточиться на информации в папке. – Фу! Невозможно, – он провёл руками по глазам, желая, чтобы у него была возможность засунуть пальцы в череп и встряхнуть мозг, чтобы тот вернулся в обычное искромётное состояние. Пока что даже его дедукция выдавала бесплодные, очевидные выводы, а фокус внимания продолжал прыгать туда-сюда, потому что он отвлекался на бессмысленные детали. – Если ты собираешься выходить из себя, я это у тебя заберу, – сказал Джон и махнул вилкой в сторону сковородки. – Это просто макароны и немного соуса. Как думаешь, ложку сможешь проглотить? – Нет. Даже их запах для меня уже слишком, – Шерлок коснулся пальцами висков, заслышав, как Джон включил вытяжку, чтобы очистить воздух. – Я бы хотел быть мозгами в банке. Так гораздо проще. – Но не так привлекательно. Шерлок резко поднял голову и посмотрел на Джона через спинку кресла. Тот всё ещё помешивал соус в кастрюльке, по всей видимости, не обратив внимание на то, что он сейчас озвучил, его взгляд был далёким и задумчивым. – Кроме того, мне пришлось бы тебя таскать повсюду, и как бы ты рассказывал людям результаты своей дедукции? Разве что ты был бы мозгом-телепатом в банке? – Джон вопросительно посмотрел на него, и Шерлок быстро изобразил безразличие на лице. – Синтезатор голоса, подключенный к моей теменной доле. Технология пока на это неспособна, но развивается в нужном направлении. Поддержка жизнеобеспечения не будет слишком сложной, и продолжающееся стремление к миниатюризации обеспечило бы мобильность. Возможно, он усмотрел слишком многое в замечании о привлекательности. Означало ли это, что Джон считал его привлекательным сейчас? Или это было общее замечание, касающееся относительной эстетичности серого вещества? – Боже, Шерлок. Нет, просто – нет. Я не позволю тебе вытащить себя из головы и существовать, плавая в жидкости. Тебе будет скучно. – Но я никогда не буду болеть, в этом-то всё и дело. Что насчёт части «не так»? Означало ли это, что Джон думает, что он всё ещё будет относительно привлекателен в виде мозга, просто в меньшей степени, чем сейчас? – Твоя банка может разбиться. Что ты будешь тогда делать? – Джон наполнил свою тарелку и, схватив вилку, пренебрежительно махнул рукой. – Нет. Этого достаточно. Я не хочу об этом говорить, особенно, когда я ем. Положи папку и допей свой Люкозейд. Джон схватил пульт от телевизора, включил какую-то детскую программу и сел на диван. Отсутствие задних подушек, которые всё ещё были на полу, означало, что он не мог расслабиться. Вместо этого он упёрся локтями в колени, и бледный свет телевизора кидал неясные отблески на его лицо, когда он с головой погрузился в просмотр передачи. Шерлок только отчасти послушался Джона, балансируя папкой на согнутых коленях и потягивая напиток через трубочку. Он старался не отрывать взгляда от документов, но тот всё равно пытался действовать по своей воле, поднимаясь к профилю Джона. Привлекательность была такой субъективной вещью, полностью зависимая от личной интерпретации и несущая огромный, непостижимый вес в предположительно цивилизованном обществе. Никто не был застрахован от её притяжения, даже он, хотя он и пытался быть выше этого. Эти путы были в лучшем случае беспорядочны, а в худшем – губительны, но это не значило, что он был слеп к относительным достоинствам окружающих. Одной из первых вещей, замеченных им в Джоне Ватсоне, была обманчивость. Этот человек – непреклонный, смертельный, опасный – целенаправленно скрыл всё это за фасадом милых свитеров и врачебной заботы. Он позаботился, чтобы все позабыли, что он обученный убийца. Он концентрировался на врачебной части своей личности, когда был на свиданиях и среди полицейских. Он позволял людям видеть то, что он хотел, чтобы они видели. Разумеется, с Шерлоком такое не сработало. Афганистан или Ирак? Одна из первых вещей, которые он понял о Джоне – тот убил столько же людей, сколько и спас. Джон никогда не мог скрыть от Шерлока, чем он на самом деле являлся, и он никогда и не пытался. Он никогда не лгал и не пытался быть чем-то иным для Шерлока, и, как Джон, похоже, пронаблюдал раньше, оказывается, Шерлок бессознательно вернул услугу. Они видели друг друга такими, какие они есть, и да, Шерлок должен был признать, это было привлекательно – знать о глубинах, которые скрывались в Джоне. Эстетически он был приятен, невысокий, но сильный – в этом компактном теле была завидная сила. Шерлок получил о нём хорошее, хотя и несколько затуманенное представление утром: вода, задержавшаяся на коже, и тёмные тени волос на теле, мускулы только начинают смягчаться в результате отличного от пустыни образа жизни и излишков печенья. Интеллектуальный ум – да, но не острый. Нет, привлекательным Джона делала не только внешность, но и его сущность. Сумма его частей, складывающихся в нечто неожиданное, восхитительное, не поддающееся расшифровке, и временами Шерлок совершенно смущающим образом восхищался. Как сейчас. Он моргнул, отводя взгляд, благодарный за то, что Джон не заметил, как он на него пялится. Пальцы Шерлока покалывало от воспоминания о прикосновении к тёплой паутине шрама Джона этим утром, как будто его нервы развили в себе эйдетическую память, помня жар, силу и гладкость, как будто они были столь же важны как воздух, кровь, жизнь. Джон Ватсон, невольно ставший необходимым для существования Шерлока Холмса. Это должно быть устрашающим, намного более устрашающим, чем гигантские пауки, даже больше чем Мориарти. И всё же Шерлок обнаружил, что наслаждается невысказанным осознанием. В конце концов, это был ещё один шаг к пониманию. Информация, с которой его разум мог пойти танцевать. – Ты не можешь заснуть там. Твоя спина тебе этого никогда не простит. Шерлок открыл глаза, даже не подозревая о том, что закрывал их, когда погрузился в раздумья. Он всё ещё сжимал бутылку Люкозейда в руке, а папка начала скользить вниз по одеялу. Джон присел рядом с ним – весь спокойствие, серьёзные глаза и слегка неравномерная симметрия. – Ты дрожишь, – заметил Джон, высвобождая из его пальцев пустую бутылку и заменяя её кусочком тоста. Странно, Шерлок даже не услышал, как он вставал для того, чтобы приготовить его. – Я дал тебе утром довольно здоровую дозу внутривенного парацетамола, но он, вероятно, уже выветрился. Я должен был дать тебе что-нибудь раньше, прости. – Джон наклонил голову и, прищурившись, изучал лицо Шерлока. – С тобой всё будет в порядке? – В порядке, – пробормотал Шерлок, его губы подёргивались. – Всё в порядке. – Он моргнул при виде тарелки в своих руках. – Ты ждёшь, что я это съем? – Всего несколько укусов, раз уж ты смог расправиться с печеньем. Потом ты сможешь принять несколько таблеток и заснуть. Тост был грубым и безвкусным, покрывая его язык гарнизоном крошек, не вызывая особой реакции ни от вкусовых рецепторов, ни от желудка. Таблетка опустилась почти так же, принятая с глотком чистой, прохладной воды. Шерлок приободрился, но у Джона все равно был сомневающийся вид, когда он помогал Шерлоку вернуться на диван, с лёгкостью устраивая его и укрывая одеялом до подбородка. – Какое-то время ты будешь не в состоянии посещать места преступлений. Ты понимаешь это, так? – Быстрое выздоровление не является чем-то неслыханным, – пробормотал Шерлок; лёгкая дрожь, не имеющая ничего общего с лихорадкой, прошлась по его руке, когда пальцы Джона мазнули по тыльной стороне ладони. – Может быть, завтра? – Нет, Шерлок, – раздался шорох одежды, и, открыв глаза, он обнаружил, что смотрит прямо в глаза Джона. Эта связь послала разряд по позвоночнику, болезненно напоминая о тех разах после погонь, когда они ловили взгляд друг друга и что-то натягивалось между ними как гордиев узел. Он услышал, как дыхание Джона шептало сквозь губы при вздохе, и следующие слова вышли запинающимися, когда Джон отвёл взгляд. – Я знаю, что ты чувствуешь себя лучше, чем вчера, но грипп может усиливаться и ослабевать не один раз, прежде чем закончится. День или два ничего с ним не сделают. Ты это знаешь. Шерлок вздохнул, его плечи передёрнулись, когда ещё одна, более сильная дрожь сотрясла его тело. Не сказать, что вирусология его особо интересовала, если только не имела отношение к месту преступления. За исключением того, что именно этим его тело и являлось: мёртвые и умирающие клетки, убитые другим организмом, а оставленные подсказки написаны в мышечных волокнах и густой, болезненной крови. На этот раз ему придётся следовать дедукциям Джона и позволить ему раскрыть преступление без посторонней помощи. – Ты останешься? – спросил он, слишком утомлённый, чтобы использовать дополнительные слова. Он надеялся, что Джон поймёт, что он имел в виду не только этот момент. Он имел в виду вчера, завтра и далее, в неопределённое пока будущее Джона, Шерлока и Бейкер-стрит. И слова вернулись к нему, складываясь вокруг него, когда сон заключил его в свою жадную ладонь – последний якорь в реальном мире, о котором он будет помнить в последующие дни. – Я никуда не уйду, Шерлок.