Осветить друг другу путь (To Light Another's Path)

Ещё даже не открыв глаза, Шерлок понял, что что-то изменилось. Он не собирался засыпать, только не во время расследования убийства, но, похоже, его тело имело своё мнение на этот счёт. Тем не менее после мимолётной вспышки раздражения на собственную слабость он начал осознавать, что исчезло нечто большее, чем впустую потраченное время. Квартира ощущалась по-другому. Когда он закрыл глаза, она была тёплой и безопасной, наполненной уютным присутствием Джона. Были долгие прикосновения и невысказанные вещи; вещи, которые вращались на периферии размышлений Шерлока о расследовании, не вторгаясь при этом в центр орбиты, но в то же время волновали – опасная тропинка. Неужели Джон ушёл? Нет. Шерлок всё ещё чувствовал его присутствие. Тем не менее на ощущение тёплого солнечного света нашло затмение, наступили холод и тьма, а внутренности Шерлока сжались в неприятном ожидании, когда он поднял веки и повернул голову. Джон стоял возле окна, заставляя Шерлока неудобно извернуться, чтобы рассмотреть его. Он прислонился к стене, опираясь на неё всем весом – не для удобства, а как будто она была единственной вещью, удерживающей его прямо, и кружка в его руках слегка покачивалась (возвращающийся тремор) – признак очевидного огорчения. Возможно, кто-то другой был бы в недоумении от этой перемены, но Шерлок был не кем-то, а собой. Он мог быть нездоровым и помятым после сна, но не идиотом. Пока он спал, Джон прочитал его историю болезни, и это означало, что он мариновался в замешательстве, беспокойстве и тысяче других сантиментов в течение неопределённого количества времени, пока Шерлок был в забытьи. Он тихо сел и подавил желание скривиться, ощутив жалобный стон шеи. Джон, разумеется, его услышал – должен был. Диван был шумным предателем, вздохнувшим с облегчением, когда на нём сместился вес его тела. Однако Джон не обернулся и не произнёс ни слова. Он просто продолжал смотреть на Бейкер-стрит, а его чай постепенно остывал. В некотором роде перед ним предстал другой человек. Всё ещё Джон, всё ещё загадка, но Шерлок с интересом отметил, насколько же он предпочитал другого Джона – того, который продвинулся от лучшего друга (постоянное присутствие, моральный компас) к кому-то, кто, не задумываясь, поймал Шерлока за запястье, кто смотрел на него, как будто почти понимает, кто улыбался, как будто Шерлок был просто другим – улучшенной версией нормального, а не фриком. – Тебе было двадцать семь, – Джон выложил этот факт, как будто тот был наиважнейшим краеугольным камнем, вырезанным из чёрного мрамора и сияющим обвинением. – Двадцать семь и ты пытался себя убить. Разумеется, Джон сосредоточится на этом. Не на том, как он забавлялся с психиатрами, которые заслуживали подобного за свою глупость. Даже не на долгом пути с то и дело возвращающимися наркотиками в качестве попутчика. Джон сосредоточился именно на этой точке, которая не была даже завершающей. Употребление наркотиков закончилось не тогда – это была просто самая глубокая яма на дороге. Та, от которой сотряслись все оси Шерлока и которая его почти прикончила. – Да. Джон втянул воздух, и Шерлок склонил голову набок, наблюдая, как пальцы его левой руки сжимаются в спазме вокруг чашки. Он видел жесткость плеч и спины под серым свитером – хмурым, как настроение Джона. Шерлок хотел протянуть руку и дотронуться, пройтись ладонью по колонне спины и утешающим жестом обнять пальцами затылок*. Почувствовать тепло Джона, потому что с каждой секундой ему становилось всё холоднее. Не от лихорадки, а от неопределённого, гироскопического страха, что именно здесь и сейчас Джон со всем покончит. Правой рукой Джон с силой провёл по лицу, как будто пытаясь стереть весь этот день из жизни – как будто он пытался забыть что-то, но это было бесполезно. Шерлоку был виден только его профиль: обветренные линии, выгравированные в уголках глаз – ушедшие в отставку морщинки от смеха, сейчас безработные. Всё его внимание было сконцентрировано на напряжении в челюсти Джона и отвердевших плечах – он ждал разрыва. Но тот так и не наступил. Джон не развернулся и не ушёл. Не было ни хлопающих дверей, ни торопливых удаляющихся шагов, как делали другие до него. Вместо этого Джон сильнее опёрся на стену, а Шерлок остался сидеть на диване с ощущением, будто кто-то вынул из него внутренности, оставив пустоту. – Почему? – Джон посмотрел через плечо, и Шерлок вздрогнул, увидев, каким потерянным был взгляд этих голубых глаз. Веки слегка покраснели, хотя Шерлок не решался сделать вывод, что Джон лил из-за этого слёзы – из-за чего-то, что произошло в далёком прошлом, задолго до того, как Джон Ватсон и Шерлок Холмс узнали о существовании друг друга. – Мне нужно, чтобы ты сказал мне, почему – потому что я не понимаю. Разумеется, вот так – прямолинейно. Разве не в этом был весь Джон? Он не был любителем хитростей и манипуляций. Ему нравилась прямота, вот он и спросил Шерлока прямо. Тем не менее это была не просьба поделиться информацией – это был почти приказ. Скажи мне, потому что я должен знать. Шерлок поднялся с дивана и осторожно приблизился к Джону. Тот не двигался и не пытался выдержать между ними расстояние, он просто поднял голову, храбро удерживая зрительный контакт, как будто боялся отвести взгляд. Но Шерлок так не мог. Он не мог смотреть Джону в глаза и говорить об этом, хотя и не понимал почему. Вместо этого он опёрся о стену с противоположного края окна, и их с Джоном разделяли ширина стекла и суета Бейкер-стрит за ним. Было легко вызвать то воспоминание, всё ещё неудалённое. Он предполагал, что другие люди, будь у них такая способность, намеренно стёрли бы всё, не оставив следа, но Шерлок помнил. Это было важно. Не эксперимент – не попытка выяснить, как ощущается умирание (не хорошо) – но потом он мог притвориться, что именно этим оно и было, по крайней мере, перед самим собой. Однако не перед Джоном. Было заманчиво отмахнуться от этого, навести тумана, но когда не надо, Джон мог быть очень проницательным, что он и доказал за последние несколько дней. То есть правду. Всю правду. – Несколько факторов сошлись в одной точке, – произнёс он, обращаясь к стеклу, к фантомным пешеходам, спешащим внизу по своим бессмысленным делам. – Несколько вещей вторглись одновременно, и мир – мой мир потерпел крушение. – Каких вещей? Ясно, что Джону не интересна неопределённость или метафоры. Нет, он всё ещё был врачом, всё ещё был солдатом. Ему нужны факты. – Незадолго до этого Лестрад запретил мне приближаться к местам преступлений в попытке вытряхнуть меня из этой привычки. Я пытался, но это было сложно. Мне было нечем занять свой разум, нечем заблокировать безбрежность действительности при помощи концентрации на чём-то. Он слепо посмотрел на свою ладонь, разлившуюся белым пятном на потрёпанных обоях, пытаясь дышать, в то время как воспоминания тёмной завесой проносились перед его глазами. – Я был чист на протяжении двух месяцев – Лестрад настаивал на трёх, – когда умер мой отец. Джон слегка застыл – заметная оцепенелость, как будто по мышцам разлился хладагент. Шерлок практически мог расслышать движение шестерёнок, связывающих какие-либо предыдущие упоминания об отце Шерлока с выводом, что каким-то образом его смерть была для Шерлока достаточно травмирующей, чтобы он попытался за ним последовать. – Неправильно, – пробормотал Шерлок, прежде чем Джон успел озвучить вопрос. – Ты думаешь, что я утонул в глубоком горе или тому подобную нелепицу, но ты неправ. Мой отец был блестящим человеком, но он был мелочным, злобным и далёким от того, чтобы гордиться мной. Мы едва разговаривали, а когда это случалось, то разговор представлял собой односторонний поток разочарования и критики. Он сжал челюсти, до сих пор не забыв те ненавистные и приносящие боль времена. Ничего настолько прямолинейного, как откровенное насилие и жестокость. В чём-то это было бы проще. Нет, всё было тоньше, эмоциональнее. Ребёнком Шерлок почитал отца, стремился быть для него замечательным, но все попытки кончались провалом. Его отец приложил усилия, чтобы он знал об этом, даже после того, как исчез из его жизни. – Майкрофт и Мамуля вызвали меня к постели умирающего. Полагаю, они хотели как лучше, но смерть – это не отбеливатель, как бы людям ни хотелось в это верить. Её близость не меняет людей, она не делает их добродетельными. Мой отец потратил последний вздох на напоминание о том, почему я его ненавидел и, что более важно – почему он ненавидел меня. Это было… Агонией, но он не мог сказать такое Джону. Каким-то образом это звучало эгоистично. Его отец умер, и вместо того, чтобы печалиться и скорбеть, разум Шерлока был поглощён болью от того, что он никогда не оправдывал ожиданий своего отца. Прошлым утром Майкрофт упомянул «плохие дни», но для Шерлока там, где дело касалось отца, хороших дней было мало. Последним желанием его отца было причинить боль, и целью был Шерлок. – Это было последней соломинкой, – произнёс он, глотая ком в горле. – Не было расследований, которые бы заняли меня, и никого, кто бы напомнил мне, что всё, что говорил мой отец, было, - он пожал плечами, - не имеющим значения, пусть и правдивым. Я плохо отреагировал. Мамуля и Майкрофт были заняты похоронами. Разумеется, я дождался их окончания. Я бы с радостью лишил старика огней рампы, но это было бы несправедливо по отношению к Мамуле. Десять дней спустя я принял смертельную дозу любимого наркотика. – Кто, – Джон помедлил, прочищая горло, – кто тебя нашёл? – Лестрад и его новый сержант, с которым мы раньше не встречались, – Шерлок знал, что его ухмылка мрачновата. – Донован с тех пор меня невзлюбила. Они подумали, что это была обычная передозировка, все поначалу так подумали, но Майкрофт задал правильный вопрос в правильное время и выяснил правду. Он всегда был раздражающе хорош в этом. – Вопрос? – переспросил Джон, и его чудесно выразительное лицо застыло в самом печальном выражении, которое Шерлок видел за всё их время вместе. – Он спросил, что сказал мне отец. Разумеется, он опоздал с этим на несколько недель, но он всё равно спросил, – Шерлок качнулся ближе к стене, прислоняясь к ней почти всем весом. Колени казались слишком слабыми, чтобы удерживать его прямо, а тело было без сил, несмотря на то, что он только что проснулся. – Майкрофт никогда не испытывал на себе презрения отца. Он был умным, не будучи странным. Он не понимал безрассудства и мог вести себя как относительно нормальный человек, когда это требовалось. Он был адекватным ребёнком, и этого, похоже, было достаточно. Я хотел быть большим, но в глазах отца не дотягивал и до половины. Шерлок нахмурился, раздумывая над своим объяснением. Даже теперь, годы спустя и говоря о человеке, давно превратившимся в кальций в своём гробу, он чувствовал необходимость ясности. – Меня к этому подтолкнули не только слова отца. Я в общем дистанцировался от людей, считая чужое мнение нерелевантным для себя, но, – он безнадёжно взмахнул рукой, – ты видел меня, когда мне скучно. Ты знаешь, каким я могу быть. Тогда было то же самое, но… тише. – Никакой стрельбы по стенам? – спросил Джон, и был в его вопросе проблеск какого-то натянутого юмора, от которого губы Шерлока чуть изогнулись. – Пистолета не было, – заметил он, и его лицо снова стало серьёзным. – Но нет, никакой стрельбы по стенам. И никаких наркотиков, к которым я обычно обращался, когда падало настроение, – тоже. Было просто темно, холодно и уничижительно. Было легко потеряться, и я… дошёл до края, – он пожал плечами, поворачиваясь, чтобы смотреть на машины, проезжающие внизу. Это было легче, чем смотреть Джону в лицо. Тому, казалось, было больно, как будто этот аспект истории Шерлока полностью его ослепил. Это только подчеркнуло, как мало они знали о жизни друг друга до того момента, как эти жизни столкнулись и переплелись. Внезапно Джон пошевелился, и на секунду сердце Шерлока сжалось от страха. Вот оно. Джон достиг своего предела. Шерлок наконец-то выяснил, что требуется, чтобы оттолкнуть от себя Джона Ватсона. Однако Джон шагнул к нему, а не от него, и Шерлок рефлекторно замер, когда руки Джона обняли его. Не для того, чтобы поймать или требовать, а просто быть рядом – надёжным и неизменным. Джон ещё раз доказал Шерлоку, что консультирующему детективу было известно не всё. Джон обнимал его, на самом деле обнимал его и делал это немного отчаянно, и Шерлок мимолётно задумался, кого это должно утешать: его или Джона? От удивления он стал слегка неуклюж, но постепенно его руки скользнули по лопаткам Джона, мягко поглаживая пальцами. В этом не было сексуальности, хотя намёк присутствовал. Это было чем-то другим – шок и дружба, боль и исцеление – как будто Джон каким-то образом извинялся за то, что пережил Шерлок. – Ты придурок, – тихо прошептал Джон, его голос был заглушён плечом Шерлока, а движение губ определялось через тонкий хлопок. – Ты чёртов придурок. Я должен был догадаться о чём-то таком после всего этого бардака с таксистом, но я не думал… – С таксистом было по-другому, – перебил его Шерлок, отклоняясь назад, чтобы наконец встретиться с Джоном взглядом. Он не был уверен, чего ожидал увидеть в глазах Джона. Когда узнали Мамуля и Майкрофт, у них был один и тот же смирившийся тип страха, как будто они давно этого ждали. Взгляд Джона был напряжённым, изучающим Шерлока, как будто мог получить ответы на все вопросы только по его лицу. Джон, как внезапно осознал Шерлок, выглядел более понимающим, чем кто-либо прежде, как будто ему было знакомо похожее чувство: эта сворачивающаяся тьма, которая иссушала собой всё, пока не оставался единственный голос, который ты мог слышать – собственную ненависть. – Ты собирался принять ту пилюлю. Я был там. Я видел, – руки Джона многозначительно сжались, как будто вызывая его возразить. – Это была правильная, – с уверенностью ответил Шерлок. Разумеется, у него не было возможности это доказать, но он до сих пор был в этом уверен, даже сейчас. – И это было, потому что я был прав, а ещё потому, что он был ужасным таксистом, но зато довольно убедительным. – Он вздохнул, задумавшись, что, возможно, ему нужно отойти от Джона, но объятия были слишком приятными – сочувствие, а не жалость; понимание, а не страх; и запах Джона только привязывал его крепче к утешению, которым была Бейкер-стрит и дом. Он позволил себе ещё немного расслабиться, прижавшись щекой к макушке Джона, невидяще уставившись в окно, поднимаясь взглядом к загромождённому горизонту, а не к тротуару внизу. Он бы никогда не рассказал Джону о том дне по своей воле: о том часе, когда он, наконец, наполнил шприц и пустил по венам смерть, полностью осознавая свой выбор. Он до сих пор помнил, как резко его накрыло – не медленный наплыв, – такого никогда не было. Когда он хотел прихода, он прилагал максимум усилий. Однако в тот раз это было похоже на то, будто он попал под поезд – мучительно. Он помнил, как первый сбой сердечного ритма превратился в дисфункцию, в аритмию, когда сердце начало отказывать. Как кровь в венах приносила боль, перестав нестись ровным потоком, превратившись в путаницу водоворотов, когда мышца, управляющая его жизнью, сжималась в спазмах. Он всё ещё мог вспомнить тот последний момент, перед тем как его поглотила тьма, как в груди прекратился стук. Впервые в жизни наступила тишина. Логически он знал, что Лестрад, должно быть, был уже там, паркуясь у тротуара под старым жилищем Шерлока. Возможно, даже на полпути вверх по лестницам – невольный ангел-хранитель. Он не собирался приезжать к нему в тот день – не имел цели быть там и не уведомил Шерлока о своём намерении. Он просто появился и заставлял нежелающее того сердце биться, пока Донован вызывала скорую. Он был сильным, отчаянным и обеспечил Шерлока двумя треснувшими рёбрами, которые болели ещё несколько недель после того, как Шерлок вернулся в этот мир. Разумеется, было негодование. Неудача была постыдной, независимо от ситуации, и Шерлок не оценил сорванных усилий. Даже сейчас, когда нижняя точка была давно пройдена, его гордость до сих пор испытывала извращённое страдание при мысли, что он не достиг цели. Несмотря на то, что он был благодарен за то, что был жив, гонялся за преступниками и разгадывал головоломки в сопровождении Джона, он не мог помешать слабому раздражению в связи с фактом, что ему помешали преуспеть в этом. – Что случилось? – тихо спросил Джон, ослабляя объятия, чтобы освободить Шерлока. Тёплые руки скользнули по гладкому хлопку рукавов его рубашки, пальцы обхватили голые локти и прошлись по предплечьям, прежде чем поймать его ладони. Джон, вероятно, даже не осознавал, что делал это, но Шерлок посмотрел вниз, на контраст их кожи: мягкий медовый загар (поблекший после Афганистана) и безупречный алебастр (бледность Англии). – После этого. Ты получил помощь? Шерлок посмотрел в лицо Джона, прежде чем кивнуть головой в сторону папки. – Всё там. Майкрофт не пропустил бы это. Джон посмотрел на стопку бумаг на столе, закрытую между обложками папки и безобидную на вид. Однако было что-то в выражении его лица, предполагающее, что он смотрит на ядовитую змею, а не на простую стопку древесной целлюлозы и чернил. – Я бы предпочёл услышать это от тебя, – наконец ответил Джон, с доверием посмотрев Шерлоку в глаза. – Я знаю, что ты назвал себя ненадёжным источником, но, – он пожал плечами, облизывая губу, и подтолкнув Шерлока обратно в сторону дивана, рухнул на него, как будто был полностью измотан, потянув Шерлока сесть рядом с собой – поджав ногу и вполоборота, чтобы видеть Джона. – Мне просто нужно не прочесть это с листа бумаги, вот и всё. Шерлок моргнул, когда руки Джона отпустили его, отчего запястья почувствовали себя замёрзшими, уродливыми и обнажёнными. Ему недоставало жара прикосновений Джона, но он удержал это в себе, плотно сжав губы и пожав плечами. – Врачи не пришли к согласию. Некоторые подозревали депрессию, вызванную наркотиками, которые повлияли на химию мозга, другие решили, что горе толкнуло генетически низкий уровень серотонина совсем в пропасть, – он беспомощно пожал плечом. В итоге «почему?» не имело значение, даже для него. – Я посещал психотерапевта по указанию Майкрофта, который был ещё более бесполезен, чем твой. Я вернулся к наркотикам, – он поднял взгляд, услышав, как Джон резко втянул воздух, и знал, что его улыбка сейчас была мрачной и немного опасной. – На какое-то время. Думаю, месяцев на девять, – он признавал, что в его голове царила некоторая неопределённость относительно временных рамок. – Просто чтобы доказать, что я могу. Доказать всем, что несмотря на все их усилия, именно я всё ещё контролировал свою жизнь. – Знаешь, для этого есть способы и получше. – Например, записаться в армию? – спросил Шерлок, но без яда. Иногда его это раздражало – глянец лжи, которым люди покрывали свои действия. Они говорили, что делают это для Королевы и Страны, ради справедливости, правды, чести… но убрать всё это, и оказывалось, что каждое решение было проявлением контроля. Это моя жизнь. Моя жизнь, чтобы закончить её, если мне этого захочется… Казалось, он был единственным, кто не пытался обманывать себя в этом отношении. Джон вздохнул, потирая пальцами лоб. – Что заставило тебя завязать? Ты ведь в завязке, правда? – Скучно, – Шерлок откинулся на диван, устроив шею на подлокотнике. – Ты знаешь ответ на это, по крайней мере, на второй вопрос. На первый тоже, если подумаешь. – Шерлок… – Джон явно был не в настроении для упражнений в дедукции. Брови нахмурились, вероятно, всё ещё от беспокойства, а не от злости, но Шерлок знал, что не стоит испытывать удачу. – Я остановился, потому что захотел, потому что со временем Лестрад занял в полиции достаточно прочное положение, чтобы получать действительно интересные преступления, и я мог помогать, если хорошо себя вёл. Что касается того, чист ли я сейчас, – Джон, как известно, наркоманы не излечиваются. Они не просыпаются с осознанием, что их больше не настигнет искушение. – Я спрашиваю, принимал ли ты с тех пор? – мягко сказал Джон. – Есть разница между искушением и фактическим употреблением. Тебе это известно. Шерлок вздохнул и уставился в потолок, обдумывая. Опять же, было соблазнительно оставить неопределённость, потому что, в конце концов, это не его дело. Однако даже когда Шерлок подумал об этом, он понял, как это несправедливо. Джон спрашивал не из любопытства или попытки контроля. Он хотел уверенности. Он хотел знать, что его доверие – а жить с кем-то вроде Шерлока было именно доверием – не было неоправданным. – Нет, Джон. Несмотря на периодические подозрения окружающих в обратном, я не кололся, стоило тебе отвернуться. Я не принимал ничего такого почти четыре года. Хотя я сомневаюсь, что кто-то другой был бы готов в это поверить. В течение минуты он наблюдал отражение внутренней борьбы на лице Джона. Он хотел верить Шерлоку – это было ясно, но, без сомнения, он припоминал паранойю Майкрофта и действия Лестрада во время липового обыска на наркотики в первый вечер их знакомства. Со слов инспектора можно было предположить, что это совсем недавняя проблема, и какое-то время это озадачивало Шерлока, пока он не решил, что, возможно, Лестрад испытывал Джона, давя на него, чтобы узнать, понимает ли тот, во что ввязывается. Учитывая, что Джон до сих пор был тут, испытание он прошёл с блеском. – Я верю тебе, – наконец сказал Джон со слабой улыбкой. – А ещё я верю, что если ты когда-нибудь почувствуешь себя так же, как тогда, то ты мне скажешь. Ведь скажешь? Шерлок закрыл глаза, старательно обдумывая ответ. Тогда, годы назад, идея рассказать кому-нибудь: Мамуле, Майкрофту или даже мелькающему на дальней орбите Лестраду была для него непостижимой. Однако сейчас Джон сидел и просил веры. Доверие работало в обе стороны, и, пока Джон верил в Шерлока, оно должно быть взаимным. Он должен надеяться, что если он когда-нибудь вновь окажется там, то Джон будет действовать в его лучших интересах, какими они ни были. – Этого не происходило, – ответил он, открывая глаза, чтобы увидеть реакцию Джона. Однако наблюдать было нечего. Тот просто продолжал наблюдать за Шерлоком – руки, сплетённые пальцами, на коленях, как будто он пытался держать себя под жёстким контролем. – Не в таком виде. Рисковать жизнью - не то же самое, что намеренно пытаться её закончить. – Он вздохнул, сел прямо и, посмотрев Джону в глаза, кивнул. – Но если это случится, я тебе скажу. Плечи Джона расслабились, их жесткая, прямая линия стала мягче, круглее, когда он выдохнул. Челюсть дёрнулась, как будто с языка ещё рвалась дюжина невысказанных слов, но в итоге все, что озвучилось хриплым голосом, было: – Спасибо, Шерлок. – К тебе это тоже относится. Если ты… я имею в виду, – Шерлок выругался про себя. То, что он мог так стройно изъясняться, когда дело касалось убийства, и путался, когда дело касалось чего-то другого, было источником бесконечного расстройства. – Скажи мне, если тебе будет нужно. Когда угодно. Сейчас улыбка Джона была гораздо более сильной и искренней, явно несколько удивлённой очевидной неумелостью Шерлока во всём, отдалённо имеющем отношение к чувствам. – Я скажу, спасибо. За это и за то, что рассказал мне о том, что тогда произошло. Шерлок смотрел, как Джон поднялся на ноги, подводя черту под беседой каждым движением своего тела, и отправился на кухню, подхватив папку за уголок, как будто это был один из мерзких экспериментов, и кинул её обратно на полку. – Я собираюсь готовить обед. Что ты хочешь? Наблюдая за Джоном прищуренным взглядом, Шерлок изобразил угрюмый звук безразличия. Отчего-то он чувствовал, что тема ещё не исчерпана. Он рассказал Джону всё, что мог, но в воздухе до сих пор что-то ощущалось, что-то, с чем нормальные люди, наверное, знали бы что делать, но Шерлок мог только наблюдать. – Ладно, если у тебя нет предпочтений, то я просто приготовлю что-нибудь и ожидаю, что ты это съешь, – предупредил Джон, рассматривая содержимое холодильника, и махнул на кофейный столик рукой. – Кстати, пока ты спал, тебе пришло сообщение. Шерлок взглянул на часы, заметив, что стрелки зависли возле двух. У Молли было полно времени, чтобы получить результаты анализа, и телефон подтвердил его подозрения относительно личности отправителя. По результатам анализа это кровь Софии Латимер. Надеюсь, ты именно этого хотел. Мол ххх Итак, кровь мисс Латимер оказалась внутри ботинка Гарета Уинтерса. Сейчас было бы так легко сделать допущение, но всё, что можно было сказать точно, – он был поблизости в то время, как у неё текла кровь. Одно красное пятнышко ещё не делает из вас убийцу. Тем не менее, предъявлять обвинение, подкреплённое доказательствами, было работой полиции. Шерлоку нужно было только подтолкнуть их в правильном направлении. Уинтерс убил Латимер. Все логические заключения о жертве просто кричали об этом, и, без сомнения, результаты судмедэкспертизы подтвердят это, как только идиоты в лаборатории наконец займутся обработкой улик. Ему в руку толкнулась тарелка, и он глянул на откровенно чудовищный сэндвич, который предлагал Джон. На фоне начинки хлеб терялся, и Шерлок прищурился. – Помидоров нет, – вздохнул Джон. – И ветчины больше, чем листьев салата. Овощи не ядовиты. По крайней мере те, которые продают в Теско. Давай, несколько укусов лучше, чем ничего. – Он отдал тарелку, затем сел в кресло и с энтузиазмом принялся за обед, просматривая новости. Шерлок потратил минуту на изучение внутренностей сэндвича, но запах толсто нарезанной ветчины и сливочного масла обогнул его цинизм и направился прямо в желудок, который издал одобрительное ворчание. Замечательно. Несколько регулярных приёмов пищи, и его тело начало вспоминать, что у него было право голоса, употреблять пищу, или нет. Он сделал укус, мыслями всё ещё в убийствах, когда красная заставка ВВС привлекла его внимание. – Это в новостях, – пробормотал Джон, увеличивая громкость. – Воскресенье. Маловато новостей, – ответил Шерлок, нахмурившись, когда на экране показалась фотография Софии Латимер. Судя по всему, она была снята пару лет назад, но что заставило Шерлока замереть, так это обручальное кольцо, сверкавшее на её руке, почти на самом краю кадра. Современное, а не классическое. Необычный дизайн, возможно, изготовлено на заказ. Очень дорогое. Оно объявляло – не только о том, что женщина помолвлена, но и о мужчине, который заявлял свои права: уверен в себе, увлечён эстетикой, безжалостен. Шерлок быстро схватил телефон, печатая сообщение Лестраду. Бывшего жениха стоит проверить. Кроме того, мне нужно знать, что вы нашли в квартире Уинтерса. – ШХ – Ты что-то увидел? – спросил Джон, указывая на телевизор, прежде чем диктор сменил тему. – Я думал, они используют недавнее фото. – Не обязательно. Семья предоставила фотографии того периода, когда она ещё не отдалилась от семьи, а медиа делают выбор, стараясь подчеркнуть образ жертвы, – Шерлок слизнул с пальца масло и продолжил, – тем не менее, обручальное кольцо интересно. Совершенно не в стиле Уинтерса и значительно дороже, чем он мог себе позволить, даже если он пытался заключить с ней брак путём аферы. Это означает, что полиции нужно проверять ещё один след. – Брак – не афера, – пробормотал Джон и снова принялся за сэндвич под мрачным взглядом Шерлока. – Что? Это не так. – Это так. Концепция равенства и разделения; двух половинок, составляющих одно целое, – это современное изобретение, ей всего несколько десятилетий. На протяжении столетий это была просто иная форма рабства, – Шерлок уставился на свой телефон, желая, чтобы Лестрад написал ответ, затем откусил от сэндвича и, тщательно пережевав, проглотил. – Белые заборчики и домашнее счастье в комплект не входят. Для этого не нужны кольца и свидетельство. От телефона послышался сигнал, он ринулся к нему и недоверчиво фыркнул, когда прочитал сообщение. Бывший жених? Какая квартира? По всей имеющейся у нас информации, он жил с Латимер. – ГЛ – Идиоты, – прошипел Шерлок, откусил от сэндвича и отбросил телефон в сторону. – Нам нужно снова выйти из дома. – Нет, – Джон выдал неискреннюю улыбку и покачал головой. – Прогулки в морг утром было больше чем достаточно. Тебе нужно отдохнуть. – Джон… – Нет, Шерлок. Я серьёзно. Меня не волнует, даже если мне придётся сесть на тебя, ты сегодня больше никуда не пойдёшь, – Джон отложил свою тарелку, всем видом демонстрируя, что собирается осуществить свою угрозу. Через позвоночник Шерлока будто прошёл ток, а во рту пересохло. Окажется ли Джон таким тяжёлым, как выглядит? Были ли под невинными свитерами натренированные армией мускулы или они исчезли за время, проведённое в Лондоне? Был ли он достаточно сильным, чтобы остановить Шерлока? Был ли он достаточно быстрым? – Нет, – голос Джона был низким и предупреждающим, так же, как и слабый намёк на смех, как будто он видел, что Шерлок обдумывал рывок к двери. – Утром я позволил тебе отправиться в морг, несмотря на то, что был против. Шерлок, я серьёзно, ты недостаточно здоров, чтобы бегать по городу. – Джон, но я же спал. Почти три часа потрачены впустую! – Шерлок, это не впустую. Это называется выздоровлением, – перегнувшись через кресло, Джон подобрал с пола пару папок. – Смотри, у тебя есть Моллины отчёты по вскрытию. Неужели этого недостаточно? Если завтра ты всё ещё будешь хорошо себя чувствовать, то мы сможем пойти куда угодно, и я слова не скажу, чтобы тебя остановить. Шерлок нахмурился, с раздражением разглядывая предложенные документы. Как будто в них может быть что-то отдалённо полезное, когда существовали неизученные просторы квартиры Уинтерса. В итоге он наклонился, вырывая документы из рук Джона, и откинулся обратно на диван. Улыбка Джона была довольной, но под взглядом Шерлока быстро увяла. – Я прочитаю отчёты, поужинаю, так как не сомневаюсь, что ты будешь на этом настаивать, а вечером пойду, куда мне только захочется, – его голос стал низким и полным обещания. – И знаешь, Джон, я с удовольствием посмотрю, как ты попытаешься меня остановить.