Дикие сливы. Часть 1

      Сан-Антонио, жаркий и пыльный городок, раскинувшийся на пересечении торговых путей из Мексики и Конфедерации Штатов, более всего походил на постоянно действующую ярмарку скота. По сути, так оно и было. Переселенцы из Старого Света и восточных и южных Штатов ехали через Сан-Антонио на неосвоенные Великие Равнины нескончаемым потоком, и им постоянно требовались лошади, коровы, овцы и вьючные мулы, покуда новомодная железная дорога еще не дотянула до этого края света свои бесконечные рельсы. Но вскорости сюда должна была придти и она, как призрак бурно развивающейся промышленности, уже пожравшей своими стальным челюстями тучные стада бизонов на своем пути.       Однако, Текс еще застал этот город Аламо (1) таким же старомодно-провинциальным, каким он был на памяти его отца и деда. И, как всякий центр притяжения множества альф, устраивающих свои дела, этот город не мог обойтись без салунов и увеселительных заведений на вторых этажах над ними.       С момента появления на ранчо «Долорес» странного альфаэро, смутившего покой всего почтенного семейства Сойеров, прошла пара недель, когда старина Джек объявил домашним, что едет в Сан-Антонио и берет с собой Текса и нескольких работников-бет. Ему следовало загодя сговориться с местными властями о местах на ежегодной большой осенней ярмарке и разметить загоны для скота и лошадей, предназначенных на продажу. Ничего странного в этом не было, кроме, пожалуй, того, что в этом году Сойер засобирался в город раньше обычного.       Тексу исполнилось полных восемнадцать лет, когда а-Сойер впервые взял его готовиться к ярмарке, а потом и торговать на ней. Тогда юношу, никуда с ранчо прежде не выезжавшего, поездка впечатлила на целый год вперед, и тогда же он узнал о том, что для взрослых альф там существуют свои особые развлечения. Отец самолично сводил его в салун и, показав на нескольких юных омег, снующих у барной стойки в волнующих, но крайне непристойных по его словам нарядах, вкратце обрисовал то, за чем именно сюда наведываются альфы, ищущие легкой добычи и необременительного для всего, кроме кошелька, досуга. Воспитанному в строгости и в соответствии с заповедями Книги Мудрости юноше, все это постыдство показалось ужасным, и следующие несколько лет они с отцом обходили и салуны, и расположенные над ними бордели стороной. Но старик Джек не знал, что его целомудренный мальчик сбегал из их фургона, как только убеждался в крепости сна родителя, и до утра бродил по ночным небезопасным улицам, прокрадываясь под окна увеселительных заведений, и впитывая в себя витавшие возле них головокружительные запахи течных и всегда готовых спариться с любым залетным альфой омег… Правда, монет на то, чтобы расплатиться за вход в этот греховный вертеп, у него не было, но он ни разу даже в мыслях не позволил себе соблазниться на воровство, ограничиваясь лишь своими горячими фантазиями и быстрым самоудовлетворением.       Но в этот раз, стоило им только въехать в город и поставить фургон возле будущей ярмарки, как отец, дав бетам наставления, позвал сына и решительно зашагал с ним в сторону улицы Красных Цветков, на которой пестрели с обеих сторон самые завлекательные и непристойные вывески. Остановившись напротив дверей в заведение, где зазывалой служила умело вырезанная из дерева кукла альфы, повешенная за огромный возбужденный член прямо над входом, старый Джек помялся, перебирая тяжелые золотые коины(2), но потом, решительно мотнув Тексу головой, вошел вместе с ним внутрь и закрутил головой, высматривая бордельеро.       Заприметив новых клиентов, к ним из-за широкой барной стойки выплыл пышнотелый и черный, как смоль, омега, наряженный в вызывающе-открытый красный корсет. На голове у него красовалось какое-то немыслимое сооружение из чужих волос, заколотое множеством шпилек и зачем-то изрядно припудренное, а губы были густо намазаны ярко-алой помадой.       — Сладкие мои, что вы оба желаете заполучить в заведении месье Бокаж? — сверкнув белыми зубами, проворковал он низким грудным голосом и, протянув к Тексу пухлую руку с розовой ладонью и ярко-алыми же ногтями, легко коснулся его гладко выбритого подбородка — Оооо, вижу, что юному альфе давно пришла пора познать всю свою силу, однако, этот юноша стыдлив и все еще девственно-чист. Я прав, мой драгоценный а-мистер?       — Мой сын скоро женится, и ему нужен опыт случки. — сухо оборвал рассуждения омеги Джек и сразу перешел к сути дела — Есть у вас тут… эээ… подходящие течные штучки для него?       — Конечно, мой драгоценный! Наше заведение славится как раз тем, что сюда приводят своих сыновей все именитые граждане нашего города, и никто пока не ушел от нас недовольным или таким же неопытным, каким вошел под эти своды!       — Вот и отлично. Берите его и сделайте к утру настоящим альфой! Сколько я вам должен заплатить за услугу?       Пока они сговаривались о цене и прочих деталях, Текс с интересом и разбуженным волнением осматривался и принюхивался, а разряженные и разукрашенные омеги, не занятые с другими клиентами, уже собрались в стайку, и босая в его сторону откровенные призывные взгляды, без стеснения обсуждали все, что думали или разнюхали о нем:       — Ахххх, смотрите, кто тут у нас появился! Беленький сладенький а-ранчерррооо!       — Ммммм… похоже, сегодня кому-то из нас достанется осчастливить этот невинный цветок прерий!       — Эй, красавец, иди скорее, понюхай мои панталончики, не пожалеешь!       — О, нет, Джуд, ты ему не понравишься! На твои шоколадки только черные падки!       — Фу, Крис, мне уже надоели эти твои рифмочки, и твой скунсий аромат вряд ли его впечатлит!       Омеги, свисающие с перил верхней галереи, беспрерывно галдели, глазея на Текса, и тот уже не знал, куда смотреть, чтобы не пялиться на бесстыдно выставленные напоказ и накрашенные соски и вздернутые члены этих развратников. Но вот к нему приблизился тот самый черный омега, назвался Лаконом и, медово улыбаясь, взял за руку и повел наверх, прямо сквозь строй нахальных созданий, благоухающих так по-разному и так соблазнительно, что член ковбоя уже давно заинтересованно поднял голову и теперь мешался в тесных штанах.       Лакон завел Текса в покои, где вся обстановка и даже стены были в красных тонах, а прямо напротив дверей стояла широкая кровать с тяжелым балдахином и золочеными ножками. Пригласив его присесть, он на минутку вышел и вскоре вернулся, приведя с собой нескольких хихикающих и томно переглядывающихся омежек. Юные создания выстроились в ряд, развернувшись к Тексу спинами и дружно наклонились, задрав фалды своих легкомысленных сюртучков и обнаружив под ними оголенные ягодицы. Но при том их текущие дырочки были аккуратно закрыты сверкающими камнями, и Текс только подивился тому, как им удается не ронять эти драгоценности на пол.       Дав ковбою насладиться открывшимся зрелищем, Лакон мягко, но настойчиво предложил ему завязать глаза и довериться только своему носу альфы в определении избранника для первой и такой важной случки. Молодой альфа только молча кивнул, проглотив скопившуюся во рту слюну, и ему на глаза тут же легла темная повязка.       А омега, жестом подозвав к себе первого в ряду претендентов, легким движением и с неприличным чмокающим звуком извлек из его ануса хорошо увлажненную пробку из каучуковой смолы с вделанным в основание-ручку стеклянным набалдашником, и, поднеся ее к самому носу клиента, вопросил:       — Как вам этот аромат, мой сахарный?..       Повязка не позволяла рассмотреть, кто из омег оказался рядом, но его густой персиковый запах показался Тексу слишком уж приторным, и он покачал головой, не зная, как лучше сказать об этом словами.       Следующий омега пах уже приятнее, тоньше — какой-то нежный цветочный аромат, с проскальзывающими в нем нотками свежескошенной травы, но Текс снова отрицательно покачал головой. Не то… не то…       Третий аромат оказался и вправду слишком резким и мускусным, четвертый был насыщен запахом шоколадных бобов, и только пятый вдруг заставил Текса принюхаться с жадностью и любопытством — к яркому запаху сладкой сдобы с ванилью внезапно примешалась четкая лимонно-кофейная струя, и Сойера аж затрясло от желания немедленно выгнать всех прочих и оставить здесь только того, кто сумел бы наполнить комнату только этим единственно правильным и самым желанным ароматом…       — Да, да! Вот этого! — он незряче поймал руку Лакона и приблизив к себе источник запаха, вдруг разочарованно оттолкнул прочь, не учуяв ничего, кроме приторной выпечки:       — Нет. Мне нужен тот, который пахнет лимоном и кофе! Где он?       Неожиданно для всех участников сцены, лестница заскрипела под быстрыми шагами, в смежной гостиной хлопнула дверь, и на пороге спальни возник мужчина, с ног до головы одетый в черное, в широкополой шляпе и маскировочном платке, закрывавшем его лицо до самых глаз. Изящество фигуры и пластика движений незнакомца, столь нагло вторгшегося в интимное уединение омег, приводило на память кота, однако он выглядел столь же грозным и опасным, как разозленная пума:       — Черт побери, что здесь происходит? Кто посмел дотронуться до этого мальчика?       Лакон, увидев незваного гостя, по-достоинству оценил и его внешний вид, и угрожающий тон, и смысл вопроса; бордельеро охнул и схватился за сердце; он силился что-то сказать, но только беззвучно раскрывал рот, и свободной рукой показывал то на потолок, то на своих подопечных в кружевных панталончиков, то на молодого альфу, сидевшего на кровати в окружении самых шустрых шлюх, и всей этой пантомимой пытался пояснить только одно:       «Не знаю, что тебе понадобилось и кого ты пришел убить, но я тут совершенно ни при чем!»       Между тем один из омежек, посмелее других, выступил вперед, поклонился, принял зазывную позу и пропел:       — Оооооо, как видно, у нас сегодня почетные гости! Добро пожаловать, сеньор! Очень рады вас видеть! А этого юного ранчеро еще никто не трогал… Что же вы сразу не сказали, что намечается «карусель»? Мы с друзьяшками подготовились бы получше… Вас, значит, тоже интересует этот юный красавчик? Видно, ваш протеже? Пришли посмотреть, как его будут лишать невинности? Ну просим, просим!       — Молчи, дурак! — прошипел Лакон, делая страшные глаза, и попытался бочком просочиться мимо Черного Декса, но был перехвачен железной рукой и отброшен к дальней стене; выхватив из кобуры кольт, бандит взвел курок и прорычал:       — А ну-ка пошли вон, продажные твари! Первому, кто приблизится к парню, я лично отстрелю член!       Омежки завизжали и кинулись врассыпную, прятаться кто куда: за занавески, в простенки, под кровать…, но двое белокурых близняшек с перепугу попытались все-таки спастись в объятиях молодого альфы, обхватив его со всех сторон, как обезьянки — ствол пальмы.       Внезапный переполох среди омег и грозный рык альфы, ворвавшегося в покои вместе с волной яростного лимонно-кофейно-порохового запаха, заставил сердце Текса радостно трепыхнуться, а руку — сдернуть с глаз чертову повязку.       Приняв внезапное вторжение за розыгрыш, он захотел иронично поинтересоваться у а-мистера Далласа, какого дьявола, но… вместо знакомого альфаэро, с безупречными манерами богатого идальго, узрел на пороге какого-то черного типа совершенно бандитского вида, к тому же вооруженного длинноствольным кольтом. А кинувшиеся к нему с двух сторон перепуганные омежки так оглушили его своими воплями и флюидами, что молодой ковбой оказался временно дезориентирован и придавлен ими к кровати.       — Да отлепитесь же вы от меня уже, паникеры! — хрипел он, силясь освободиться от цепляющихся за его одежду и конечности белокурых близнецов, и молился только о том, как бы этому бандиту не взбрело на ум осуществить свою угрозу — ведь ближе было уже просто некуда!       Но выстрела не последовало. Распихав глупых омежек, Текс вскочил на ноги и, сжав кулаки, молча бросился на альфу-чужака с подозрительно знакомым запахом.       Ковбой, идущий с голыми руками на человека, вооруженного пистолетом, был великолепен, но ставки на исход рукопашной не принял бы даже самый заядлый спорщик — настолько он был очевидным в предложенных обстоятельствах.       Противники казались примерно равными по силе и физическим кондициям, однако заряженный кольт и значительный опыт салунных драк повышали шансы Черного Декса примерно вдвое. На его стороне также играло знание особенностей всех помещений борделя, потайных дверей, укромных местечек и обходных путей. Разбойнику было достаточно сделать один выстрел или нанести пару точных ударов, чтобы убить противника наповал, а в лучшем случае, серьезно искалечить.       Ни то, ни другое не входило в намерения Декса. В конце концов, кто, как не он сам, был виновником этой идиотской ситуации, поскольку имел неосторожность посоветовать старшему Сойеру сводить сына в бордель, чтобы убедиться в безусловной принадлежности Текса к братству альф?.. Увы, старик воспринял его подсказку очень серьезно, и если бы не бдительность Эдди Барнса, который приметил на улице знакомый фургон, а после, почуяв знакомый запах, не поленился пойти по следу и обнаружить обоих ранчеро, отца и сына, в заведении месье Бокажа, то Черный Декс потерял бы последний шанс стать первым у юного а-Сойера. Первым — и последним, если Текс ответит ему взаимностью после первой случки и согласится принять метку.       Узнав, что молодой ковбой, укравший его покой и сон, а вместе с ними прихвативший душу и сердце, прямо сейчас находится в Сан-Антонио, всего в нескольких кварталах от него, да еще в борделе, готовясь соединиться со шлюхой, Декс едва не умер от горя и бешеной ревности. Он сам едва верил, что банальная, в общем-то, история о заботливом отце, решившем подарить сыну праздник плоти, приведет его в такое смятение и заставит бросить все дела, поставить на карту важные планы и рискнуть собственным инкогнито; но поступить иначе альфа попросту не мог… Как бы ни сложились в дальнейшем их отношения, и какова бы ни была судьба Текса, Деверо не допустит, чтобы его мальчик, пахнущий дикими сливами и золотой смолой корабельных сосен, потерял девственность в объятиях бордельного омеги.       Эта мысль придала ему сил, когда он, в ходе короткой схватки, сбил Текса с ног, повалил на пол и, усевшись сверху, придавил к паркету всей своей тяжестью:       — Тихо, амиго, тихо… Успокойтесь. Я не причиню вам вреда. Пообещайте, что не станете больше лезть в драку и делать резкие движения, и я вас отпущу. Стукните ладонью по полу, если вы меня поняли и согласны.       — О мой дорогой сеньор! — пропищал Лакон откуда-то из угла. — Ради нас всех… ради самого себя… Не спорьте с ним и не сопротивляйтесь! Ведь это Черный Декс… Сэр, простите, простите, умоляю… Он пришел со стариком, я понятия не имел, что этот юноша — ваш!       Конечно, бросаться с голыми руками на бандита с револьвером было верхом глупости, за что Текс практически сразу же поплатился, получив мощный удар в челюсть, опрокинувший его навзничь. Грохнувшись на пол, он не успел толком прочухаться, как ощутил, что его буквально оседлал и прижал к полу этот самозванец, пахший в точности, как а-мистер Даллас. Ему сразу же припомнились страшные истории про бандитов, которые выходят на дерзкий промысел, маскируя собственный запах чужим, полученным из желез убитых ими альф. Вот и этот негодяй наверняка из таких!       Злость, помноженная на отчаяние от самой мысли о том, что альфаэро, не покидавший все это время его дум и тайных фантазий, мог быть застрелен или зарезан на большой дороге каким-то висельником, придала ему сил для сопротивления. И ковбой попытался сбросить его, брыкаясь, как норовистый конь, и не желая слышать никаких увещеваний, когда бордельеро вдруг заверещал, умоляя сдаться на милость бандита, которого назвал не как-нибудь, а Черным Дексом! Да еще, глупец, вздумал униженно извиняться и нести какую-то околесицу о том, что Текс — его омега!       Подумать только, этот вор, укравший запах благородного ранчеро посмел еще нагло заявлять свои права и на него тоже! Да кто он такой, этот пресловутый Черный Декс, чтобы заявлять подобное?!       — Ах ты… да я сейчас тебя убью, убью! — зарычав, Сойер вцепился в черную куртку и протянул руку к маске, чтобы сорвать ее с лица бандита, но тот снова крепко приложил его кулаком, так, что искры из глаз посыпались, после чего свет в глазах померк окончательно…       …- Эй, эй, сынок! Сынок, очнись! — щеку обжег увесистый удар мозолистой руки, пропахшей куревом, потом на него вылили кувшин воды, и Текс резко пришел в себя. Он сел рывком и заозирался по сторонам, пытаясь понять, где находится и что случилось. Красная комната и красный же корсет на толстом негре-омеге с красными губами поначалу показались ему какой-то дикой фантасмагорией, бредом, но тут в поле его зрения попало озабоченное лицо отца и… все встало на свои места.       — Где он?! Где Черный Декс?! — первым делом заорал Текс, пытаясь обнаружить в комнате черную фигуру бандита. Но его окружал только пестрый хоровод взволнованных омежек, набежавших со всего борделя, и от их усилившихся запахов ковбою хотелось уже только блевать. Он вытянул шею, чтобы рассмотреть, не прячется ли Декс где-то в складках балдахина, когда резкая боль дернула кожу. Схватившись рукой за рану, кровотечения он не почувствовал, но, ощупав ее округлые края, весь похолодел и уставился на Джека, а тот, силой отведя руку сына, помрачнел и, смачно сплюнув, буркнул ему:       — Собирайся, о-Сойер, чего расселся? Уходим! — и, злобно глянув на испуганного бордельеро, добавил — Вот знал же, что эта затея добром не кончится…       «О-Сойер? Он правда назвал меня омегой?» — Текс своим ушам не поверил, и, кое-как поднявшись на ноги, пошатываясь двинулся к двери. Возле нее висело большое зеркало, и ковбой, оттянув рубашку, узрел причину отцовского презрения — между шеей и плечом красовался четкий след укуса — алая метка альфы, нанесенная на его бесчувственное тело проклятым бандитом. Черный Декс все-таки присвоил его себе, пусть и нечестным путем, но кому теперь есть до того дело? С таким клеймом честный путь альфы был ему заказан, ну, а как омега, теперь принадлежащий бандиту и вору, он даже собственному отцу не нужен…       — Боже мой! Да не обманывают ли меня мои глаза? Нет, не обманывают… Мистер а-Сойер! Какая встреча! — мистер Даллас, воплощенное изящество и галантность, в ореховом сюртуке и бледно-зеленом жилете, сшитыми по последней парижской моде, снял руки с талий двух необыкновенно красивых омег, поднялся из-за стола, где стояли только что открытая бутылка вина, блюдо с пирожными и несколько бокалов, и шагнул навстречу пожилому ранчеро.       — Приветствую вас, сударь, вижу, вы решили последовать моему совету… Но разве вы уже уходите? Прошу, присядьте, поужинайте со мной и моими друзьями. Я как раз собирался нанести вам повторный визит через несколько дней, чтобы завершить нашу сделку, так, может, не станем откладывать и подпишем контракт прямо сейчас? Это будет особенно удачно, поскольку до моих ушей дошло известие о скорой свадьбе вашего сына. Если так, мне не нужно будет искать повода для свадебного подарка.       Альфа улыбался, делая вид, что даже не замечает Текса, сумрачной тенью маячившего за спиной столь же сумрачного отца, но его вежливое приглашение заведомо не предполагало отказа. Словно в подтверждение этого намека, откуда-то из-под стола, потягиваясь, вышла большая пума в ошейнике и кожаной шлейке, и, отрезая путь к двери, легла у ног а-Сойера.       Раздумывая, идти ли ему к шерифу или самому рыскать по городу в поисках проклятого бандита, Джек угрюмо глянул на давешнего гостя, визит которого на ранчо «Долорес» поначалу сулил изрядную прибыль, а обернулся сплошными неприятностями. Вот и теперь, похоже, неприятности ходили за ним по пятам, приняв знакомый образ альфаэро. И пахли так же… знакомо.       А-Сойер хотел уже извиниться и отказаться от предложенной чести, когда чутье старого авантюриста в буквальном смысле подсказало ему не спешить. Что-то во всей этой истории с Черным Дексом, неизвестно как пробравшимся мимо него наверх, и ни с того ни с сего устроившим переполох среди омег, приведенных бордельеро для его сына, казалось ему подозрительным и лишенным смысла. Ладно бы, этот бандит попал сюда случайно, скрываясь от помощников шерифа…, но по всему выходило так, что его привлек запах Текса — и он набросился на него, как на омегу, и даже пометил…       «Но был ли то настоящий Черный Декс? Или кое-кто другой, кому мой мальчик уж больно в душу запал?.. Долго ли в тряпки-то нарядиться и морду платком прикрыть?.. Ну давай-ка теперь потолкуем серьезно, раз сам про свадьбу разговоры повел…» — подумал хитрый техасец, мигом разглядев возможность обернуть все это позорное приключение к вящей пользе…       — И вам доброго вечера, мистер а-Даллас. Я никогда не прочь в доброй компании посидеть да о делах разных потолковать… — усы старика шевельнулись, обозначив спрятанную в них улыбку, и он нарочито-тяжело опустился на стул и кивнул на второй понурому парню:       — Садись, не стой столбом.       Текс, совершенно выбитый из седла, меньше всего желал оставаться здесь, след напавшего на него бандита, яркий и четкий, манил немедленно пуститься в погоню и разделаться с ним по-альфовому. Но каково же было его удивление, когда, пойдя по нему, он внезапно обнаружил в зале салуна а-мистера Далласа, живого и невредимого, вопреки опасениям.       Альфаэро радостно приветствовал отца, как старого знакомого, пригласил их к своему столу, и вел себя так, словно только что пришел сюда весело провести время… Но запах, его четкий запах все еще выжигал легкие ковбоя, напоминая о яростной борьбе с человеком, лица которого он так и не увидел, зато прекрасно запомнил полный ярости и боли взгляд и тяжелую руку, от которой голова все еще гудела, как пустой котел…       Мог ли этот веселый и любезный человек быть тем самым бандитом, кто так жестоко обошелся с ним только что? И мог ли чужой бандит вызвать в его теле тот же мучительный позыв, который он ощутил сразу, как учуял именно ЭТОТ запах?       Поглощенный этими вопросами, Текс на время даже позабыл про позорную отметину, и, сев за стол, не сводил горящих глаз с а-мистера Далласа. А двое его спутников жадно принюхивались к молодому ковбою. Один из них — высокий красавец с блестящими живыми глазами и щеголеватыми усами — совершенно не походил на манерных омежек заведения месье Бокажа. Второй — белокурый и тонкокостный, точно был омегой, но держался уж больно независимо и благородно для ночного цветка…       — С подарком не торопитесь покуда, мистер а-Даллас, успеется еще. Ведь сперва как оно полагается по-честному, по-техасски? Идти к родителям, свататься, о помолвке сговариваться… Ну, а метку-то любой дурак поставить может, да только что она, метка-то безответная? — Джек был не мастак ходить вокруг да около, но, щадя гордость сына, все-таки не стал говорить все прямо, как есть. Но взглядом дал щеголеватому альфе понять, мол, не держи нас тут за дураков деревенских, раз уж так тебе надобен мой сын в качестве мужа, делай все по-правилам…       Деверо усмехнулся про себя — ход мыслей старого Сойера представился ему совершенно ясно, и это было забавно, с поправкой на действительное положение дел. Ранчеро, сбитый с толку недавним переполохом, конечно перепугался за сына и резвым мустангом помчался на шум драки, спасать своего мальчика. Тогда он был готов собственноручно повесить Черного Декса на первом суку, теперь же совершенно успокоился и выглядел довольным, как кот перед сметаной. Облизывался на дорогое вино и готовился к торгу, твердо намеренный не продешевить.       Деверо хорошо знал альф подобного склада. Для таких, как а-Сойер-старший, важнее всего было разъяснить ситуацию самим себе, разложить по полочкам, так, чтобы не осталось в ней никаких теней, и сложные психологические иероглифы преобразились в простой и четкий язык долларов и центов, голов скота, мер пшеницы и галлонов виски, а то еще земельных наделов… Пойдя по торному пути, старина Сойер рассудил по-житейски здраво, что влюбленный мистер Даллас, отчаявшись добиться желанного юноши, решил сыграть в опереточного злодея, вот и прикинулся Черным Дексом, что напал в борделе из-за угла и отметил свою жертву. Отметил — и получил законный повод заговорить о свадьбе, потому что порядочный джентльмен по-другому поступить и не может; а если может, так недолго и перед шерифом ответить, за неприличный маскарад и публичное оскорбление, нанесенное белому мужчине.       Декс снова усмехнулся, теперь уже открыто:       — Я так понимаю, мистер а-Сойер, что если я немедленно не объяснюсь в своих намерениях, то вы меня пристрелите? Или потащите в суд? Ну что ж, не имею ничего против и могу вас уверить, что намерения у меня самые честные… По крайней мере, пока; ну, а дальнейшее зависит уже от вас и от вашего сына.       — Ну… пристрелить-то это вы уж через край хватили! — Джеку не понравилось, как альфаэро обошел его уловку, залепив прямо то, что думал. Ему такая открытая манера обсуждать деликатные дела еще в их первую встречу не пришлась по душе, однако… — Однако в таком деле, как женитьба, честность всегда предпочтительнее. — он замолчал, обдумывая, что же теперь делать, и сочувственно глянул на сына.       Тот сидел недвижно, как статуя, и казался так же глух ко всему, о чем они говорили с мистером Далласом. Озадаченный столь непривычным безучастием, Джек дорого заплатил бы тому, кто сумеет рассказать, что у юного Сойера было теперь на уме. Будь он с самого рождения омегой, так и вопросов бы не было, живо под венец пошел бы после такого-то… Но старика смущало то, что никак не укладывалось в привычную ему картину мира — как сын-альфа вдруг за один день мог обернуться непонятно кем?       «Это все его индейские предки… наверняка они… у них там всякий со всяким якшается, и незазорно в грех альфаложества впасть, вот и дети родятся с изъянами, каких у белых не бывает… Эх, и куда глаза мои смотрели, когда я брал мужем дикаря?..» — запоздало сокрушался Джек, впрочем, прекрасно помня, куда именно смотрел, встретив юного омегу-чикасо…       Даллас бросил пронзительный взгляд на Текса и спросил:       — Почему вы так на меня смотрите, мистер Сойер? Вам нехорошо, или…?       — Он смотрит и думает, что у тебя в зубах гвоздика, а между ногами — букет лилий или Пизанская башня, — резко и с откровенной неприязнью проговорил белокурый омега, с ярким запахом весенних тюльпанов, сидевший по левую руку от мистера Далласа. — И вообще, милый, ты уверен, что этот красавчик говорить умеет? Такие обычно только мычат и пялятся, а как доходит до дела, плачут и зовут папу.       — Вот каналья! — возмутился черноволосый, занимавший стул справа. От него пахло вишней и корицей, с нотками душистого табака. — Тони, мы вроде еще не пили, ты что, от запаха пробки опьянел? Что несешь-то?       Он прижал руку к сердцу и поспешно поклонился, представляясь за себя и своего приятеля и отцу и сыну сразу:       — Ланс бе-Мариньян, а это Энтони о-Куин. Простите его, добрые господа, простите. У Тони голова слабая для вина, он сам не знает, что болтает… Давайте я налью всем по бокальчику, и мы выпьем за знакомство… или за помолвку… или за сделку… А-мистер Даллас, за что мы пьем-то? Я могу хоть за вареную курицу выпить, хоть за кошкин хвост!       Мистер Даллас вздохнул и слегка ущипнул черноволосого за щеку:       — Наливай поскорее, горе мое! Наливай и замолчи! Простите, мистер а-Сойер, простите, Текс. Ланс и Тони — совсем не такие невежи, какими хотят казаться, но что-то разволновались из-за этого разбойника, Черного Декса. Попробуйте вино, оно отличное, калифорнийская лоза… Успокаивает нервы и разгоняет кровь. — и он своей рукой подал Тексу наполненный бокал.       Текс вздрогнул, когда Даллас, тоже не отводящий от него пронзительных глаз, вдруг обратился к нему с вопросом, а его спутники немедленно перетянули внимание на себя, почуяв, что ветер перестал дуть в их сторону… Его не покидало ощущение, что внутри него оказались сразу двое Тексов, будто бы наделенные собственной волей. Один бесновался и жаждал действовать: искать бандита, разрушившего своим предательским нападением всю его дальнейшую жизнь, или, на худой конец, прицепиться к наглому белокурому омеге, посмевшему выставить его деревенщиной. Другой же не желал ничего, кроме как сидеть и пожирать глазами альфаэро, ловить каждый жест, каждую улыбку или поворот головы и ощущать, как в животе что-то сладко тает… или расцветает…       Даллас предложил ему вина. Омега-Текс тут же потянулся к бокалу и, принимая его, притронулся пальцами к пальцам альфаэро, к тем самым, что хранили их секрет… его секрет. Но Текс-альфа, опять услышав про Черного Декса, решительно отодвинул все омежьи глупости и дерзко заговорил, выплескивая собственное негодование, которое не мог больше скрывать:       — А кто из вас видел в глаза этого Черного Декса? Кто видел его без маски? Он ведь точно сегодня был здесь, должен был в двери войти, по лестнице подняться! Эй, цветочки, — он обернулся к омежкам, сгрудившимся на верхней галерее, словно пташки на ветке — вы же наверняка могли бы узнать его? Он ведь частый гость в ваших постелях! Почему тогда шериф до сих пор не поймал этого ублюдка?       Омежки, до этого любопытно тянувшие уши к их столу, после неудобного вопроса ковбоя вдруг тут же нашли себе какие-то дела и рассеялись, словно их там и не было. Те двое, которых так по-хозяйски обнимал а-мистер Даллас, глядели на него очень по-разному: кислая мина блондинчика выражала скуку, брюнет же крутил ус и кивал, как будто соглашаясь с каждым его словом и разделяя гневное возмущение.       Глаза альфаэро потемнели, и этот взгляд до странного напомнил Тексу тот, другой, обращенный к нему, поверженному на пол…       «Неужели это был он?.. Но кто же он тогда — Даллас или Черный Декс?..»       Скрипнув зубами от снова взметнувшейся ярости альфы, Текс, поставив нетронутый бокал на стол, бросился в атаку:       — А-мистер Даллас, помнится, вы выступили адвокатом Черного Декса, говорили, что ему больше приписывают злодейств, чем он мог бы совершить? Но что вы мне скажете вот на это?! — и, в порыве глупой и неуместной откровенности, он вскочил и, рванув воротник рубашки, обнажил алеющую на коже метку.       — Скажу, что это — метка, мистер Сойер, насколько я могу судить с такого расстояния, — не моргнув глазом, ответил Даллас. — Ее поставил сильный альфа в порыве неудержимой страсти… и, как я понял по вашим словам и по вашему негодованию, сей отметиной вас наградил не кто иной, как Черный Декс, и наградил вопреки вашему согласию и доброй воле.       Ноздри альфы слегка раздулись, с жадностью улавливая идущий от кожи ковбоя сильный сливовый аромат, перемешанный с запахами золотой смолы и муската, но приобретший теперь выраженный кофейный оттенок: знак установившейся связи. Последние сомнения должны были исчезнуть: Текс Сойер и Декс Деверо были истинными друг для друга, и что бы там ни думала упрямая голова юного ранчеро, его сильное девственное тело приняло метку и, приняв, заблагоухало с новой призывной силой, как цветущий сад после дождя. Играть роль «мистера Далласа» и говорить то, что требовала мизансцена, становилось все тяжелее, но силы воли Черному Дексу было не занимать, и он не стал утаивать правду:       — Прежде всего, успокойтесь, Текс. Америка — свободная страна, и в ней есть законы. Закон гласит, что метка, данная насильно, не имеет юридического смысла, и не влечет никаких обязательств со стороны получившего метку, будь то альфа, бета или омега. И если вы не намерены отвечать взаимностью альфе, отметившему вас столь… очевидным образом, алый след на вашей красивой шее значит не больше, чем синяк, полученный в драке. Ваш отец совершенно прав. Для нападения достаточно одного альфы, но для союза нужны двое.       — Всегда хотел посмотреть на дурачка, который отвергнет такого альфу, как Декс, — фыркнул Тони и, прижавшись к Далласу, положил ему в рот шоколадное драже; потом обернулся к Тексу и передразнил:       — «Кто из вас видел в глаза этого Черного Декса!» А вы, молодой человек, что видели в жизни, кроме прерии, коров и лошадей? Вы хотя бы парочку книг прочли, кроме руководства по уничтожению колорадского жука? Судя по вашему запаху, вы и за ворота ранчо выезжали не слишком часто, а в городе так и вовсе считанные разы бывали… А Черный Декс в разгар бунта команчей ездил в самую глубь индейских территорий и обменивал пленников без единого выстрела, когда вы еще в штаны писали.       По губам Деверо скользнула грустная улыбка, он властно закрыл Тони рот ладонью и отодвинул его от себя:       — Хватит, милый, остановись. Черный Декс в адвокатах не нуждается, и не о нем сейчас речь. Впрочем… быть может, он в самом деле не так уж виноват. Не смог устоять перед вашей невинной прелестью… не сдержался. Кстати, о нем болтают, что он изрядный альфаложец. Приятного в таком слухе мало, но с другой стороны, мистер а-Сойер, сам факт нападения Декса еще не превращает вашего сына в омегу.       Ответ альфаэро был вовсе не таким, на какой хотел бы рассчитывать Текс, его ровный и даже немного скучающий тон учителя, поясняющего нерадивому ученику очевидные истины, задел самолюбие молодого альфы. Но куда сильнее и глубже, просто до обиды, эта сухая отповедь ранила его чувства, и, сев обратно на стул, он закусил край нижней губы, стараясь никак не выдать клокочущего в горле негодования. Ох не так, совсем не так он представлял себе, что сделал бы альфаэро, будь он ряженым или даже настоящим бандитом, так дерзко пометившим его! Или что он сам сделал бы в следующий миг, если бы только был уверен, что его не поднимут на смех…       Но, видать, а-мистеру Далласу больше по душе такие, как этот высокомерный Тони и его усатый приятель-весельчак, которые, может, и с самим Черным Дексом на «ты»… А он для них — только деревенский дурачок, годный лишь на то, чтобы пасти скот… Удобная мишень для упражнения в остроумии, чего уж там!       Словно бы подтверждая худшие подозрения молодого человека, Даллас совершенно растоптал его, заявив вдруг во всеуслышание, что Декс еще и альфаложец вдобавок ко всему прочему, что о нем болтали. И вроде бы подал он это так, чтобы Текса и его отца подбодрить, но почему-то вышло наоборот…       Усы старого Джека сердито дернулись — разговор принимал такой оборот, что по всему выходило ему остаться с носом. Не собирался этот хлыщ залетный родниться с Сойерами, видать, просто поиграть хотел с неискушенным в таких делах парнишкой, невинностью его насладиться, да не вышло, вот и ищет, как бы свалить все на разбойника да чистым выйти… Но метка-то расцвела так, что его сына все стороной будут теперь обходить, как уже несвободного! А жениха-то, выходит, и след простыл?       — Это на что же такое вы намекаете-то, мистер а-Даллас? Сперва в омеги его определили, а теперь и вовсе осрамить хотите? За что? Чем мы виноваты перед вами, что сына моего и меня заодно так позорите? Или мало нам с ним бед? — он поднялся, отодвинул от себя полупустой стакан и, гордо выпрямившись, скомандовал:       — Пойдем отсюда, сынок! Проклятое это место, и люди тут недобрые!       Пума, до этого мирно лежащая в проходе, вдруг вздыбила шерсть, ощерилась, показав дюймовые клыки и злобно прижала уши, а ее желтые глаза не мигая следили за старым ранчеро. Похоже, их вовсе не собирались отпускать отсюда без боя или выкупа… Но Джек не одного горного льва убил за свою долгую жизнь. Помянув черта, старик достал кольт из кобуры, спрятанной под долгополым плащом, и, наставив его на кошку, взвел курок.