Глава 3. Постыдный грех дона Карлоса
3 марта 2017 г. в 01:30
В детстве Рауль плохо понимал, что происходит между мужчиной и женщиной, и что помимо брачных уз, которые благословлены свыше, могут существовать и иные привязанности. Но когда мальчик подрос, то с теплотой и лаской к нему стали относиться не только дородная старуха-горничная, теперь и симпатичные молодые служанки были не прочь поболтать, или просто лишний раз заглянуть в комнатку к воспитаннику герцога. Рауль вытянулся, ежедневные гимнастические упражнения и уроки воинской доблести сделали его фигуру красивой: осанку прямой, плечи широкими, а ноги стройными. «Красивый мальчик», — хвалили его девушки и любовались им. И были не прочь обучить Рауля прелестям взрослой жизни.
Он всегда и всему легко учился и вскоре знал, что ребёночка Господь посылает не просто так, и для этого нужно не только молиться. И что объятия и поцелуи бывают не всегда лишь целомудренные: в лоб и щеку, но и жаркие, полные греха и страсти. И теперь в мечты о дальних странах и героических воинских походах примешивалась и дивная красавица, что будет даже лучше донны Катарины, которую Рауль спасёт от злодеев, назовёт своей женой и возляжет с ней на постель.
Хотя молоденькие горничные были щедры на поцелуи, но порядки в доме были все же строгие, и воспитатель следил, чтобы ни одна из девиц не пробралась в спальню к юноше, и чтобы он сам не совершил никаких глупостей.
Рауль был послушным мальчиком, не хотел расстраивать своим неподобающим поведением дона Карлоса. Его светлости и так нелегко приходилось. Рауль теперь видел и слышал очень много и понимал, о чем сплетничают болтливые слуги. Неспроста обычно хмурая и печальная донна Катарина вновь повеселела. Из дома исчезли монахи и уныние, вновь зазвучала музыка, зашумели балы и замелькали веселые гости. А у Катарины появился придворный музыкант. Базиль. Звонкоголосый, молодой, дерзкий. Он был хорош собой и остался жить при доме, недалеко от покоев покровительницы. И даже слуги не осуждали госпожу, ей сочувствовали, мол, коли супруг в ее спальню не заглядывает, конечно, туда откроются двери для другого.
Раулю Базиль не нравился. Наглый, самовлюбленный, он вёл себя так, словно в этом доме должны признать его равным хозяевам, требовал, чтобы слуги ему кланялись и называли господином, хотя титулов никаких не имел и даже не был идальго. На Рауля он внимания и вовсе не обращал, как и Раулю не было до него дела. Какое ему может быть дело до певца, которого взяли из таверны, чтобы он услаждал слух донны Катарины? Сначала. Но когда музыкантишко попытался так же нагло и пренебрежительно, как и со всеми слугами, заговорить с герцогом Альба, конечно, Рауль терпеть не стал.
Однажды, после очередного бала, на которых юному Раулю теперь дозволялось присутствовать, он возвращался в свою комнату. Немного захмелевший, уставший от танцев, он решил сократить путь через дальний коридор. В этой части дома редко кто бывал, кроме слуг. Но все слуги сейчас убирали бальную залу, и поэтому Рауль удивился, услышав в одной из комнат громкие голоса, там ссорились, спорили двое: мужчина и женщина. Рауль никого бы не стал подслушивать, но спорщики говорили очень громко, неприлично громко.
– Ты обещал! – упрекал дрожащий женский голос. – Ты клялся мне, что больше никогда!.. Клялся, что любишь меня! А меж тем у тебя другая женщина!
– Она соблазнила меня! Я был пьян! И очень страдал после нашей ссоры! Прости! – мужчина тоже плакал. – Я всего лишь слабый человек!
– Ненавижу тебя! Убирайся!
– О возлюбленная! Душа моя! Я умру, если ты от меня отвернёшься!
– Не умрешь! Всего лишь вернешься в свой притон, в грязь и в голод!
– Это женщина ничего для меня не значит, клянусь! – вдруг голос изменился, слезливые нотки исчезли, и мужчина проговорил другим, совсем спокойным тоном: – А ты не думаешь, что чувствую я? Я ведь даже не смею упрекать за то, что делю тебя с твоим супругом?
– Но ты же знаешь, он никогда… – женщина говорила растерянно, заискивающе.
– Распутник! Содомит! И если об этом станет известно…
– Ты не посмеешь! – воскликнула женщина.
– Конечно, я не посмею, – вновь мягко зашелестел мужчина. – Я и в мыслях далёк от того, чтобы навредить тебе, моя любовь. Твоё благополучие святыня для меня. Я существую твоей радостью. Но не смей угрожать мне!
Раулю этот разговор не понравился: женщина наедине с мужчиной! Который смеет ее оскорблять! Запугивать ее! Рауль не мог допустить, чтобы в его присутствии обижали женщину, это низко! И он решительно шагнул в комнату.
На диванчике сидели донна Катарина и Базиль. Когда он распахнул дверь, оба вскочили.
– Малпаридо! Мальчишка подслушивал! – бросился на Рауля придворный музыкант.
Но юноша немедленно выхватил шпагу и спокойно сказал:
– Я проткну тебя, как бешеную собаку.
Базиль побледнел и отступил в сторону.
– Госпожа, он вас обидел? – Рауль поклонился донне Катарине, которая выглядела растерянной и испуганной. – Его нужно велеть высечь. Я позову слуг.
– О нет, мой мальчик! – воскликнула герцогиня. – Всё в порядке.
Она подскочила, нежно перехватив руку, в которой он сжимал шпагу, и обняла Рауля за плечи.
– Базиль репетирует роль. Его пригласили в придворный театр, и он попросил меня ему помочь.
Рауль недоверчиво смотрел на гневно сверкающего глазами музыканта. Тот через силу поклонился, и буркнул:
– Простите, дон Рауль, я вас не узнал и не хотел оскорбить.
Рауль не удостоил его даже кивком и выжидающе посмотрел на Катарину.
– Иди к себе, милый мальчик. И, пожалуйста, не рассказывай никому о том, что я помогаю Базилю. Ты же не хочешь, чтобы обо мне пошли слухи?
Рауль всегда испытывал к донне Катарине симпатию и не хотел ей навредить. Да и не верить благородной даме – это унижает кабальеро, и он пообещал сохранить все в тайне.
Герцогиня поцеловала юношу в лоб, для этого ему пришлось наклонить голову, он уже был выше тетушки.
Она засмеялась:
– Как ты вырос, Рауль! И стал такой красавец. Давненько я тебя не видела…
Что-то в её тоне и в облике неуловимо изменилось, Рауль в этот миг понял, что донна Катарина вдруг перестала считать его ребёнком. И не знал, радоваться ли этому или ожидать неприятностей. Он, крайне смущенный, отправился к себе. А Базиль проводил его весьма недовольным взглядом.
Рауль успел услышать, пока шёл по коридору, как музыкант сердито буркнул:
– Красавец… Понятно, для чего господин герцог растит себе воспитанника.
Его прервал звук звонкой пощечины, а затем холодный голос донны Катарины произнес:
– Еще один подобный намёк о болезни дона Карлоса, и я действительно велю тебя высечь!
Что обиженно отвечал музыкант, Рауль уже не слышал, он ускорил шаг, чтобы поскорее уйти оттуда. Всё было неправильно! И почему герцог позволяет своей супруге вести себя так? Почему не выгонит Базиля?
Несмотря на то, что атмосфера в доме перестала быть излишне религиозной, дон Карлос продолжал ходить в скромном черном платье и посвящать себя молитве, изредка он уезжал на несколько дней. На охоту или в дальний монастырь, но шепотки шли, что после этих поездок молитвы герцога приобретают особенно неистовый характер…
Рауль сплетен старался не слушать, особенно о доне Карлосе. Его расстраивало только, что дон Карлос, кажется, про него и вовсе забыл. Воспитанник по-прежнему старательно учился, и учителя хвалили его как одного из самых разумных юношей в Мадриде. Но уже несколько лет он не слышал похвал от своего опекуна, и видел герцога только в бальных залах и за торжественными обедами, издали.
И большой неожиданностью стало, когда однажды дон Карлос появился на уроке фехтования. Как всегда мрачный, как всегда в чёрном, словно дух преисподней. Но даже в своей мрачности он был красив. Даже ещё более красив, чем в юности, когда Рауль увидел его впервые, и захотел вырасти похожим на него. А сейчас юноша подумал, что не получилось у него стать таким же совершенным, как дон Карлос. В его поступи, взгляде, печальной полуулыбке на тонких губах было нечто магнетическое. Мужчина казался неземным, отличным от всех других людей, как будто стоял выше их, и не только благодаря своему происхождению. Он был выше сплетен, выше шепотков, выше чужого осуждения. И прекрасен в своей гордости.
Несколько минут дон Карлос молча наблюдал за тренировкой воспитанника, а потом попросил учителя удалиться, и сам встал в пару, чтобы фехтовать с Раулем. И Рауль был польщён. С ним теперь занимался лучший учитель из всех, что он знал. Они занимались ежедневно. Затем герцог сам взялся обучать юношу верховой езде. И подолгу беседовал с ним в библиотеке. Советовал книги. Рассказывал о своем славном роде, общая ветвь которого расходилась на сыновьях деда герцога Медина-Сидонии, один из которых стал герцогом Альба, а за вторым остался прежний титул.
Рауль был счастлив в те дни, когда вновь чувствовал, что он важен и кому-то интересен. Что дядюшка, который старше его на пятнадцать лет, более знатен и старшего рода, держится с ним на равных, выслушивает его мнение, и даже позволяет себе смеяться и шутить с Раулем, искренне, открыто, как давно уже не смеялся ни с кем в доме. И с каждым днем он проникался к дону Карлосу всё большей симпатией, всё большей любовью.
А время шло, мальчик рос и превращался в мужчину. И вскоре ему открылась и та сторона жизни любимого дядюшки, за которую все его порицали. Дон Карлос ничего ему не рассказывал, но и не скрывал, и когда однажды Рауль задал прямой вопрос, ответил, что воспитанник имеет право знать о захватившем герцога пороке. Рассказал о том, что он пытается молиться, чтобы господь дал ему сил и избавил от греха, но ничего не может с собой поделать, вновь и вновь приближает к себе геенну огненную. Ему дорога донна Катарина, но он её не любит той любовью, которой должен любить супругу, и поэтому закрывает глаза на её роман с музыкантом Базилем. Тем самым вынуждает и её к греху, к греху прелюбодеяния. Дон Карлос был глубоко несчастен и очень одинок. Да, у него были друзья со сходными ему интересами, и они с готовностью отвечали на его любовь, но не искренне, не от души. Никогда герцог не значил для них столько, сколько значили они для него. Любовники продавали себя за положение, за милость его светлости, и даже за деньги.
А Рауль Карлоса любил по-настоящему. С детства. Не осознавая силу и природу этой любви. И, конечно, не мог и не захотел скрывать этого и признался. И герцог не мог не ответить взаимностью на горячие и искрение чувства юноши. И они были счастливы. Карлос стал для Рауля и другом, и наставником, и любовником. Они наслаждались каждой секундой, которую провели вместе. Наслаждались друг другом и обществом друг друга.
Но счастье длилось недолго, слишком много в доме было любопытных глаз и ушей. О них узнали: слуги, донна Катарина. Не могли не узнать. Разразился скандал. Молодая герцогиня кричала на мужа, грозилась, плакала. Рауль злился, он не мог взять в толк, чего она хочет? Значит, ей можно крутить роман с каким-то проходимцем, а чтобы герцог был счастлив, ей не по душе? Он возненавидел и Катарину, и всех, кто смел их осуждать.
Он был молод и наивен, и был уверен, что Карлос точно так же возмутится, отошлёт жену в монастырь, уволит глупых слуг... Но герцог после разговора с супругой зашёл к нему бледный и очень несчастный:
– Рауль, на следующей неделе ты отправишься в Италию. Воспитатели и учителя дали тебе хорошие знания, но ты, наверное, слышал, многие юноши из знатных семей, чтобы завершить образование, совершают поездки по Европе, чтобы посмотреть другие города, узнать чужие культуры. Ведь ты всегда хотел путешествовать.
– Ты поедешь со мной? – обрадовался Рауль.
О, как чудесно Карлос придумал! Конечно, это жестоко — отправлять Катарину в монастырь, а если они сами уедут… Туда, где их никто не знает, где никому нет до них дела…
Но герцог покачал головой:
– Нет. Ты отправишься один. Средств на поездку я тебе дам сколько нужно. Думаю, прекрасное выйдет приключение. Пару лет поживёшь в Милане, у нашей тётушки. Или в Риме, у неё есть там друзья. Ты же любишь Рим?
– Я люблю тебя! И никуда не поеду! – упрямо воскликнул Рауль со всем пылом шестнадцатилетнего юноши. – Ты хочешь меня прогнать? Почему?
– Рауль, я не хочу портить тебе жизнь, – тихо проговорил Карлос. – Я очень тебя люблю. И всегда любил. Сначала как племянника, но потом ты стал таким очаровательным молодым человеком. Видит бог, я старался не думать о тебе как-то иначе, чем о сыне моего дорогого брата. Я не смел надеяться… Но искушение врага человеческого велико, и выше моих сил с ним бороться. Оно погубило и тебя. Я не смог тебе отказать. Я совратил тебя…
– Нет, Карлос! Ты ни в чём не виноват! Я ведь люблю тебя! Я сам этого хотел! Хотел быть с тобой. Хочу!
Рауль попытался броситься к нему, поцеловать печальную улыбку, поцеловать длинные ресницы и грустные глаза, чтобы любимый вновь улыбнулся. Чтобы знал, как невыносимо Раулю видеть его расстроенным. Но Карлос легко отстранил его и отошёл в другой конец комнаты.
Он смотрел с невыносимой нежностью и обжигающей тоской:
– Ты мне дороже всех на свете! Ты мое счастье, моя страсть. А я погубил твою душу!
– Плевать мне на душу! Пусть её сразу забирают в ад, лишь бы я мог быть с тобой! – злился Рауль.
– Не говори так, мальчик мой, – печально уговаривал Карлос. – Ты ещё слишком молод и не понимаешь, как опасна для твоего тела и разума наша любовь. А если слухи поползут по Мадриду… Мой титул позволяет многим закрывать глаза на то, каков я есть, но тебя они не пощадят. Высший свет – это сборище злых и жестоких людей. А есть ещё Инквизиция… И если суд Божий может быть милостив к таким, как мы, то её суд уничтожит и меня, и тебя.
– Ну и пусть! Я не боюсь Инквизиции! Не боюсь всеобщего осуждения, только не отказывайся от меня! Не отказывайся от моей любви!
Рауль умолял, убеждал, и даже угрожал, выкрикивая ревнивые упреки. Но Карлос слушал его с мягкой обречённой улыбкой, а потом сказал:
– Если ты меня любишь, то сделаешь, как я тебя прошу…
Через неделю воспитанник Карлоса Мануэля Марии де Пилар и Гонзага, герцога Медина-Сидонии, уехал в гран-тур. Такие поездки недавно начали входить в моду среди испанской знати.
Рауль путешествовал четыре года. Он посетил и Италию, и Францию, и Германию, по несколько месяцев жил в каждой столице, продолжая учиться. С интересом осваивал чужие обычаи и заводил новые знакомства. Он часто, особенно в первый год разлуки, порывался вернуться домой, вернуться к Карлосу, но тот уговаривал продолжать поездку, писал теплые письма. Рауль жил этими письмами. И писал в ответ: рассказывал, что видит, что нового узнает, и что по-прежнему любит Карлоса и скучает по нему.
Но со временем он понял, что если хочет, чтобы герцог позволил ему вернуться, то должен показать, будто охладел к нему, забыл, отвлёкся на другие впечатления, и не думает о Карлосе каждую минуту. Рауль начал писать возлюбленному про свои встречи с женщинами, про краткосрочные романы со знатными иностранными доннами, которым очень нравился испанский красавец-идальго. Мужчины Рауля не привлекали, впрочем, как и женщины, о которых он писал, не вызывали у юноши особенного интереса. Он любил только Карлоса, и больше никого любить не мог. Вероятно, его хитрость принесла плоды. И вот, наконец, Карлос ответил, что если Рауль считает своё обучение завершённым, то может вернуться в Мадрид.
Радостный Рауль немедленно приказал слугам готовить карету. Он возвращался домой! Он мечтал, как вскоре увидит любимого. И признается, что в своих письмах лгал, и что по-прежнему всем сердцем принадлежит только ему. И теперь он не маленький мальчик, которого можно просто так отослать, он не побоится выступить против всего света, чтобы быть рядом с Карлосом! Только бы тот сам позволил.
Но когда он счастливый и предвкушающий встречу с возлюбленным после такой длительной разлуки, прибыл в Мадрид, то отчаянное горе встретило его, словно выстрел из пистоля в открытую грудь. Герцог Медина-Сидония умер. Умер за неделю до приезда Рауля. И уже от донны Катарины он узнал, что Карлос принял яд и оставил предсмертную записку для него. Герцог писал, что желает Раулю счастья, надеется, что тот женится, и брак его будет удачен, а он не хочет мешать Раулю, но боится, что, увидев его вновь, не сможет справиться со своей проклятой страстью, и поэтому должен освободить возлюбленного от себя. И в завещании главным своим наследником дон Карлос признал своего воспитанника Рауля Хосе Антонио де Сильва, герцога Альба.