Dirty Laundry/Грязное белье

День 9

Суббота, двадцать четвертое декабря

Сочельник

12:12

Кит не купил Лэнсу подарок. Рождество уже завтра. До приезда в Аризону Киту в голову никогда не приходила подобная мысль. Купить Лэнсу Санчезу рождественский подарок? Ни за что. Кит, может быть, и подарил бы ему что-нибудь в колледже, если бы его заставили, но точно не по своей воле. Теперь всё было по-другому. Лэнс и Кит сблизились, столько узнали друг о друге, отношения их вышли на совершенно иной уровень. Перед этой поездкой обоим казалось, что обмен подарками явно не для них; их соперничества было вполне достаточно. Но за эту неделю всё кардинально изменилось, недавние события заставили их взглянуть друг на друга с новой стороны, словно меж ними исчезли всякие преграды. И теперь подарок был более чем необходим, в нем будто нуждались, его ожидали. Что можно купить для такого парня, как Лэнс? Кит задавался этим вопросом, лежа на лэнсовской кровати. Его раскрытый ноутбук гудел рядом на матрасе, на экране застыла чудовищного размера домашка на рождественские каникулы, которую он всё никак не мог сделать, откладывая на потом. В настоящее время Кит прятался в спальне: прибытие кузенов и кузин Лэнса ознаменовалось небывалым гвалтом, и в таком шуме он не мог сосредоточиться. В общей сложности у Лэнса было пятеро двоюродных родственников: трое — дети сестры Хайме, а остальные двое — его брата, и все они вели себя дружелюбно и слишком много шумели, привнося дополнительный хаос в и без того уже трещащий по швам дом; новоприбывшие семьи разместились в подвале. Кита по обыкновению представили как парня Лэнса. Он пожимал руки налево и направо, несколько раз поздоровался с кузенами, и тетушка Лэнса даже обняла его, а потом он сбежал, скрывшись в спальне. Приезд новых членов семьи Санчез означал дополнительные стулья и гам за обеденным столом, более частые приемы пищи, исчезновение такого понятия как личное пространство и разросшийся с новой силой ажиотаж перед Рождеством. Кит не знал, переживет ли подобное. Преисполненный решимости Кит закрыл свою рабочую тетрадь. Он понял, что сейчас слишком рассеян для домашки. Он не мог придумать подарок для Лэнса самостоятельно, и шум, доносящийся с первого этажа, отвлекал его, мешая собраться с мыслями. Глядя на свой выключенный ноутбук, Кит обдумывал некоторые идеи. Он не шибко-то разбирался в этом, но сознавал, что его подарок Лэнсу должен быть особенным. Это ведь его последний шанс подарить Лэнсу что-нибудь, прежде чем они типа расстанутся и вернутся в Орегон, а значит, он должен купить ему нечто оригинальное, значимое, а не просто какой-то там набор с шампунем и бальзамом, как он делал обычно. Выйдя в коридор, Кит направился к приоткрытой двери в комнату Клео и постучал. Он знал, что она тоже пряталась, потому что своими глазами видел её побег после того, как великая и ужасная тетя Кэсси решила подонимать её разговорами о женихах и оценках. Кит уже бывал в спальне Клео, и каждый раз ему казалось, будто он здесь впервые. Комната была маленькой, и неимоверное количество плакатов с изображениями звезд, туманностей и газовых гигантов делало её ещё меньше. Здесь по стенам и потолку их было расклеено, наверное, больше сотни. Кит помнил, как впервые увидел эти плакаты. Клео очень подробно описала свою любовь к астрономии и мечту однажды стать астрофизиком. — Привет, — пробормотал он, заметив, что Клео не одна. София сидела рядом с ней на кровати, и с такого положения их внешнее сходство было особенно заметно. — Привет, — ответила Клео, слабо улыбнувшись, — Что случилось? — Я… — Кит, неловко топчущийся на пороге, сделал паузу, осознав, что сестры, должно быть, разговаривали по душам. Он кожей ощутил, что помешал чему-то важному, нарушил особенную, интимную атмосферу меж ними, — Я зайду попозже, раз вы… — Нет, — с уверенностью произнесла Клео, придвигаясь чуть ближе к Киту на кровати, — Всё в порядке, мы только что закончили. София молча кивнула, соглашаясь. — В доме такая суматоха, — Кит сглотнул, как ни странно, смутившись, — Я подумал, что мог бы… Клео усмехнулась. — Садись, — она жестом предложила Киту приземлиться на кровать и подвинулась, чтобы освободить ему место. Он плюхнулся рядом, скрестив ноги на мягком стеганом одеяле. — Там так шумно, — прошептал Кит, выдернув шерстяную ниточку из одеяла. — Завтра станет ещё хуже, — заверила Клео, — Я всего лишь хотела посидеть две минутки в тишине, прежде чем вернуться в этот хаос. Хаосом Клео назвала не что иное, как приготовление обеда. Рождественский ужин в семье Санчез готовили к вечеру Сочельника, или Nochebuena. Киту уже объяснили необходимость проведения такого пира. Роза и Хайме объединяли усилия для приготовления огромного количества блюд, раздавая указания всем своим детям. Кита с Софией тоже позвали помогать, вот только Кит несколько раз перепутал продукты, и в атмосфере ещё ощущалось напряжение меж Софией и её братьями и сестрой. — Так вот, — начала Клео, вытягивая ноги поверх перекрещенных лодыжек Кита, — Ты готов? Сегодня тебя разорвут на части. — Погоди-ка, кто? — вежливым тоном тихонько поинтересовалась София. — Лэнс, разумеется, — на губах Клео заиграла дьявольская кривая ухмылка, — Я уже придумала розыгрыши с омелой. Кит покраснел, щеки его мгновенно заалели. — Ты не посмеешь. — О, ещё как посмею. — Кстати о Лэнсе, — промямлил Кит, отчаянно пытаясь сменить тему, прежде чем мозг Клео сгенерирует ещё какие-нибудь дурацкие идейки, — У меня нет подарка для него. Клео ахнула, резко дернувшись на кровати, как Джек-из-коробки. — ЧТО-О-О?! Кит кивнул, на лице его помимо румянца появилось какое-то застенчивое выражение. — Я совсем не знаю, что ему подарить. — Ты спрашивал, чего он хочет? Мотнув головой, Кит продолжил: — Я в этом не разбираюсь, я вообще всего несколько часов назад вспомнил про традицию обмена подарками и… — Я могу отвезти тебя в магазин, там выберем что-нибудь. Кит моргнул, потрясенный тем, что София вообще предложила ему подобное. Она не выказывала даже намеков на сомнение, вместо этого искренне улыбнувшись Киту. — Я не против. У меня есть машина, Алекси с Матэо, и мы можем сбежать тайком от остальных. Кит не знал, хорошая ли эта идея. Не то чтобы он был против: поездка в супермаркет явно разрешит его проблему. Вот только он был не готов к неловким паузам, которые, как он знал наверняка, обязательно повиснут меж ними. Поездка на машине. С Софией. С женщиной, которая впервые заговорила с ним лишь двадцать четыре часа назад. И всё ради того, чтобы купить его типа парню рождественский подарок, о чем он совершенно забыл. Зашибись. Вот только за всем этим дружелюбием и искренним желанием помочь таилось нечто большее, чем просто предложение отправиться куда-нибудь. Это была просьба, как будто София хотела, чтобы он поехал с ней. Как будто ей было нужно, чтобы он согласился. Возможно, именно это заставило Кита сказать «окей». Вот так он и оказался на пассажирском сидении старенького седана Софии. Они поехали в Пейсон, где находился ближайший в округе Валмарт. Пять минут молчания в салоне, и вдруг София решила засунуть компакт-диск с музыкой Чайковского в магнитолу. — Классика, — молвила она, нажав на play и выкрутив громкость до минимума, — Моя любимая. Напоминает мне о танцах. Кит приподнял бровь, полюбопытствовав: — Ты танцевала? София кивнула. — Одиннадцать лет. Когда мы были детьми, моя Mamá водила меня с Лэнсом и Дэнни на занятия. Кит улыбнулся, едва представив Лэнса в балетном классе. Он ничуть не удивился, узнав об этом: Лэнс интуитивно знал, как двигаться, словно танец был у него в крови. — Мальчики походили и перестали, но я не бросила, — снова заговорила София, погрузившись в воспоминания, — Мне так нравилось, я даже мечтала танцевать в Нью-Йорке. Он представил себе маленькую Софию в пуантах и леотарде. Это был приятный образ, и Кит живо вообразил её темные кудри, затянутые в тугой пучок на макушке, и её руки у груди в первой позиции. — Почему ты не последовала за мечтой? Лишь через несколько секунд Кит понял, как глупо, как бестактно прозвучали его слова. Он сразу же пожалел о том, что поднял эту тему. — Думаю, ты сам всё понимаешь, — печально улыбнулась София. Кита охватило чувство вины, настолько сильное, что его сердце заныло. Почему он такой тупой? Он покраснел, ощущая, что щеки его горят алым. — Прости, — он сглотнул, смущение волной поднялось по его горлу. — Всё в порядке. Уверена, тебе любопытно узнать мою слезливую историю. Но знаешь, — она сделала паузу, расслабив плечи и откинувшись на спинку сиденья, — Она на самом деле не слезливая. Даже наоборот. Кит с осторожностью произнес: — Как так? Пауза. — Я не уверена, что ты захочешь выслушать меня. Но он хотел этого. Он действительно хотел выслушать, и не потому, что упивался чужими драмами. Дело вот в чем: Кит чувствовал какую-то важную деталь, кусочек мозаики, словно скрывающийся за тайной Софии, и так отчаянно хотел узнать об этом. Лэнс описал Софию как ужасную старшую сестру, которая предала его и была изгнана из семьи. Но Кит привык размышлять и полагаться на собственные выводы; он сознавал, что всё куда сложнее. У Софии была своя версия истории, и в эту минуту он больше всего на свете хотел её услышать. — Расскажи мне… — пробормотал он, не глядя на желтеющие поля за окном, — Пожалуйста, расскажи мне свою историю. Если ты не против. София приподняла бровь и через несколько секунд молчания заговорила: — Я забеременела в семнадцать лет. Думаю, тебе это уже известно. Не буду вдаваться в подробности. Всё, что тебе нужно знать, — на самом деле я не хотела сбегать из дома. — Погоди-ка, — начал Кит, округлив глаза, — Так вот как… Но почему же это произошло? София кивнула ему. — Разумеется, я убежала по собственному желанию, но мой отец подтолкнул меня к этому. Он злился на меня, и гнев его не утихал очень долгое время. Мы почти всё время ссорились, и именно после самого серьезного скандала он просто велел мне проваливать. Думаю, потом он пожалел об этом, но тогда… Я не знаю. Всё, чего мне хотелось, — просто сбежать. Она замолчала, и Кит не мог понять, заговорит ли она снова. София перевела дыхание, и, когда их автомобиль въехал на шестьдесят пятое шоссе, она продолжила: — Возможно, в подростковом возрасте мои поступки были безрассудны, но я не жалею, что так рано родила Алекси. Ни капли не жалею. Она помогла мне понять, что в жизни бывают светлые полосы. Знаю, это звучит странно, потому что моя жизнь была беспросветным дерьмом. Но Алекси… Именно она стала моим смыслом. Она не только помогла мне осознать свои ответственности, но и натолкнула меня на мысль, что, несмотря на все ошибки, которые я совершила, я не могу зацикливаться на них. Если я буду цепляться за прошлое, то ничем хорошим это не кончится, а, как оказалось, скитания в поисках крова с новорожденным ребенком на руках — не самое подходящее время хандрить и жалеть себя. София сглотнула, и Кит заметил, что она с силой стиснула руль, костяшки её пальцев побелели. — Я не хочу говорить о совершенных мною ошибках, или о том, как всё это произошло, или о том, почему я так поступила. Но я ни о чем не забыла. Я признаю, что натворила глупостей, наделала ошибок, и что я не должна была сбегать из дома. Но я хочу рассказать о тех своих поступках, которыми горжусь. Думаю, именно это я осознала, пока искала приют вместе с Алекси: если постоянно оглядываться в прошлое, будет очень сложно двигаться вперед. Но и на будущее полагаться не стоит, важно лишь то, что в настоящем. Я так долго ненавидела себя за то, что сделала. Я убежала, потому что мне было стыдно, и не могла вернуться из-за этого стыда. Но, пока я изо всех сил старалась выжить, пока пыталась заботиться об Алекси, я поняла, что мне нужно сосредоточиться на настоящем. Я не могла изменить тот факт, что забеременела, и не могла представить, как рождение ребенка в столь раннем возрасте повлияет на мое будущее. Зато я могла сама выбирать, как относиться к каждому испытанию, как справляться с неприятностями, в тот момент обрушившимися на нас обеих. Она снова замолчала, как будто собиралась с мыслями. Киту хотелось большего, он нуждался в продолжении. Он был нетерпелив и хотел понять её, узнать больше того, что уже известно. — Как ты это сделала? — пробормотал Кит, — Если, конечно, не возражаешь против моих вопросов. Она прикусила губу. — Когда я сбежала, то первое время жила у своей давней подруги. Она была студенткой, училась в муниципальном колледже в Финиксе и работала там поваром в кафетерии после пар. Именно с её помощью я устроилась уборщицей в общежитии. Я брала Алекси с собой и сажала её в люльку-переноску. София засмеялась, вспоминая, как маленькая Алекси агукала и пускала пузырики в люльке, пока её мать работала. Даже Кит расплылся в улыбке, подобная идея казалась ему забавной. — Со временем мне удалось немного подкопить и поступить в колледж. Я всё ещё учусь, но следующим летом, наконец, получу степень ассоциата. Потом хочу доучиться до бакалавра, надеюсь, пройду по баллам в мединститут, — она замолчала, так ярко улыбнувшись, что Кит аж зажмурился. Он понял, что София гордилась собой. Она не нуждалась в ком-либо ещё, чтобы двигаться вперед. Алекси и её собственный личный успех — всё, что ей было нужно. — Я буду психиатром. Это было потрясающе — удостоиться такого откровения, первым выслушать историю Софии. Кит с трудом мог поверить в то, что ей самой действительно хотелось рассказать, не говоря уже о том, чтобы с такой легкостью открыться ему. Это было настолько личное, настолько интимное и сокровенное, и Кит боялся, что он, незнакомец, чужой для неё человек, может ненароком осквернить преподнесенный ему дар. Однако история Софии была воистину впечатляющей, и она выбрала именно Кита, чтобы раскрыть ему правду. Её манера говорить завораживала, и с её слов было очевидно, как далеко она продвинулась. Что восхищало ещё сильнее? Тот факт, что она знала, каких высот достигла, и она гордилась этим. Софии пришлось преодолеть столько всего: страх перед будущим, испытания, смятение и безысходность, и Кит знал наверняка, что никогда не столкнется ни с чем подобным. А вот София вынесла всё, что ей было уготовано, и она улыбалась, дышала полной грудью, жила с этим чувством гордости за себя, заслуженным по праву. — А Алекси, — продолжила София, — Она всё это время поддерживала меня. Пока я делала домашку, она рисовала, пока я готовилась к экзаменам, она училась писать. Мы словно были партнерами и всегда помогали друг другу. Но её аутизм… Это действительно тяжело, не стану отрицать или доказывать обратное. Ложь насчет её диагноза означает отказ от реальности. Это часть её личности. Я просто чувствовала, что поступаю правильно, я приняла её аутизм вместе со всеми её качествами, со всеми достоинствами и недостатками. Думаю, именно поэтому я рассказала ей об этом расстройстве в столь раннем возрасте. Я не хотела, чтобы она росла в неведении, пугаясь своих ощущений и замыкаясь в себе. Я решила, что она должна знать и понимать свою особенность, чтобы не бояться этого. Я хотела дать ей понять, что она может отличаться от остальных и всё равно быть моей Алекси. Именно тогда Кит почувствовал, что София готова вот-вот расплакаться. Но то были не слезы печали: ей хотелось плакать от счастья, и это теплое, покалывающее ощущение заполнило грудь Кита, заставив его сердце забиться чаще. — Вот почему я не считаю свою историю слезливой. Она не грустная. Возможно, начало не слишком приятное, но она ещё не закончилась. Все идет своим чередом, и я пережила каждую ужасную главу этого рассказа. Кит не знал, что и сказать, когда София затихла. Очевидно, она выложила ему всё как на духу, и в машине снова воцарилась тишина. Пауза была не такой уж неловкой, больше походила на атмосферу спокойствия, безмятежности, и разнообразные мысли снова запульсировали в голове Кита. В начале каникул, когда Кит, понемногу знакомившийся с семьей Санчез, узнал о поступке Софии, его первое заочное впечатление о ней было полностью негативным. Лэнс говорил о своей старшей сестре с таким гневом, с такой горечью, и Киту она представлялась бунтаркой, белой вороной в семье. Для него София Санчез была непутевой старшей дочерью Розы, забеременевшей в семнадцать лет девушкой, строптивой, мятежной хулиганкой, издевавшейся над своими братьями и сестрой, неспособной вести себя по-взрослому и принимать обдуманные решения. Но в действительности София была совершенно другой. Она вела себя с достоинством, и в её поступках проявлялся настоящий героизм. София оказалась такой храброй, что сердце Кита сжималось и болезненно ныло от её слов. Она была личностью, а не просто девчонкой, забеременевшей в семнадцать, она была человеком. Человеком, наделавшим ошибок, внимательно рассмотревшим и полностью принявшим их. С точки зрения Кита одно лишь это определяло Софию как заслуживающую уважения женщину. — Вот почему ты наконец вернулась, — прошептал Кит, во все глаза глядя на неё, — Настоящая причина куда сложнее, чем просто желание познакомить Алекси с родными. Ты наконец почувствовала, что достойна возвращения. София кивнула и повернулась, чтобы посмотреть на него. — Для этого мне потребовалось много времени. Когда же я поняла, что готова? Я знала, что мне нужно вернуться. Сейчас я пытаюсь выбрать подходящий момент, чтобы обо всем рассказать моей семье. И, знаешь, — она снова улыбнулась так широко, так искренне, что Кит физически почувствовал, как согревается, — Я рада, что ты согласился прокатиться со мной. Мне надо было попрактиковаться и излить кому-нибудь свою душу, прежде чем я столкнусь с нескончаемым гневом моей семьи. Кит улыбнулся. — Легче выговориться совершенно незнакомому человеку, нежели тому, кого любишь. Не так ли? — Именно, — согласилась София, — Ну так вот. Что ты там хотел подарить Лэнсу?

День 9

Суббота, двадцать четвертое декабря

Сочельник

13:05

Кит всегда знал, что не умеет выбирать подарки. Это было его характерной чертой, очевидным фактом, который он мог назвать с лету. Все его друзья любили подшучивать над его чудовищным неумением дарить. В последний раз он выбирал подарок для Широ и накупил ему всяких чистящих средств в их комнату в общаге. Так что да, Кит отчаянно нуждался в помощи. Они были в Валмарте. Кит выглянул из-за стойки для одежды, прижимая к себе куртку с гепардовым принтом. — Как насчет этой? София приподняла бровь и отложила понравившуюся ей рубашку. Она заговорила с нерешительностью, словно подбирая слова, чтобы не обидеть его: — Ты, э-э… уверен, что ему это понравится? Кит застонал и повесил куртку обратно, метнувшись к следующей стойке. — Да ладно уж, можешь говорить как есть. Я знаю, что безнадежен, когда дело доходит до выбора подарков. — Ты вовсе не безнадежен. Кит вздохнул и стащил со стойки какую-то ужасную футболку с нашивкой в виде блестящей лягушки, но тут же засунул её обратно в кучу остальной одежды. — Нет, я безнадежен. Просто признай. София хмыкнула и сдвинула их тележку в сторону, поудобнее перехватив свою сумочку. — А всё потому, что ты неправильно к этому относишься. Ты должен преподнести ему необычный подарок, которому он обрадуется, который будет хранить, а не позорящую его куртку c гепардовым принтом. Он — твой парень. Кит кивнул, как будто понял, но всё равно пребывал в замешательстве. Лэнс не был его парнем, и, возможно, в этом-то вся проблема. «Встречаться» означает, что можно покупать своему возлюбленному всякие сентиментальные штучки, делать ему подарки со смыслом, проявляя этим свою заботу, выражая свою любовь. Если бы они действительно встречались, то, наверное, Кит мог бы купить ему что-нибудь подобное. Но сейчас Кит не знал, что ему делать, он бесцельно слонялся по битком набитому Валмарту без единой мысли в голове. Недолго помолчав, София снова заговорила, сочувственно улыбаясь ему: — Давай подумаем. Что любит Лэнс? Кит хмыкнул, размышляя вслух: — Ну, ему нравятся «Звездные войны». И аниме, он смотрит просто дохрена аниме. И, не знаю, мемы? — Мемы? — усмехнулась София, направив тележку мимо полок с одеждой к другому отделу магазина. — Мемы, — заверил её Кит, пялясь на стеллажи в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы понравиться Лэнсу, — Ещё он до безумия любит всякую стремную музыку. Дурацкие песенки, которые можно слушать только втихаря в ванной. София внезапно остановила тележку, будто бы ей в голову только что пришла некая мысль. Кит врезался в металлическую стойку, ойкнув, и схватился за ушибленное место, а София выпалила: — Кажется, я знаю, что именно ты ему преподнесешь, — на лице её появилась улыбка вместе с каким-то то ли торжествующим, то ли взволнованным выражением. — Это… — Кит замолчал, всё ещё сомневаясь, — Это подарок для бойфренда? Или для Лэнса? София ухмыльнулась и резко развернула тележку на целых сто восемьдесят градусов. Им пришлось пробираться сквозь небольшую толпу мечущихся по Валмарту покупателей, и они чуть не наехали на небольшую семью, попавшуюся им на пути. — И то, и другое, — заявила она, запыхавшаяся, уставшая, остановившись у входа в отдел электроники, — Определенно всё сразу. Так, — она повернулась к Киту, и в карих глазах её замелькали искорки озорства, словно она замыслила что-то невероятное, — В твоем ноутбуке есть дисковод?

День 9

Суббота, двадцать четвертое декабря

Сочельник

13:05

В Валмарте было полно народу. Нет, не просто толкучка, а самый настоящий ад. София и Кит могли бы давно уехать отсюда, наверное, уже были бы дома. Но нет. Помимо подарка для Лэнса, насчет которого Кит всё ещё был не совсем уверен, он также сосредоточился на поиске подарков для остальных членов семьи Санчез. Не то чтобы Кит ожидал получить что-либо взамен. Нет, ему не нужны были подарки в ответ. Чего же он хотел? Показать этой семье, как много они для него значат. Даже несмотря на то, что после каникул Кит навсегда их покинет. Как оказалось, искать подходящие подарки очень сложно, особенно в переполненном Валмарте за день до Рождества. Киту, к счастью, удалось найти кое-что; разумеется, лишь благодаря помощи Софии. Матэо предназначался новенький пластмассовый поезд: на днях мальчик рассматривал журнал с рождественскими рекламными предложениями, и Кит видел, как он восхищался этой моделью. Жози получит скетчбук и набор профессиональных цветных карандашей Рrismacolor. София уговорила Кита нарисовать что-нибудь на первой странице (получилось ужасно, хотя Кит был уверен, что Жози по достоинству оценит его каракули). Для Бенджи было трудно что-либо выбрать, но в конце концов Кит решил взять ему белую рубашку с каким-то ужасным логотипом спереди. Кит знал наверняка, что Бенджи это покажется забавным. А для Розы… Тяжелее всего оказалось найти подарок для Розы. Кит впал в ступор, с беспомощностью взирая на валмартовские стеллажи, совершенно ничего не приходило ему на ум. Что можно купить Розе Санчез? Она была самой удивительной женщиной из всех когда-либо встретившихся Киту. Он сознавал, что она достойна лучшего, и ни один купленный им подарок не мог выразить того, что он испытывал к ней. Роза заслуживала целого мира, но у Кита в кошельке была лишь пара двадцатидолларовых купюр. И лишь когда они непреднамеренно очутились в книжной секции Валмарта, Кит нашел искомое. Он положил в тележку большую энциклопедию созвездий для Клео, и, стоило ему лишь поднять взор, он увидел её. Это была небольшая книга, обычный роман в мягкой желтой обложке. На левом уголке виднелся стикер «Скидка 30%», перекрывающий ползаголовка. Вот только Киту не нужно было знать название. Он в любом случае узнал бы эту книгу. На полке стоял любимый роман Кита всех времен: «Тайная жизнь пчел» авторства Сью Монк Кидд. Книга была лучшим другом Кита, частью курса американской литературы, которую его заставляли читать в средней школе. Кит не возлагал на эту книгу никаких особенных ожиданий, но так увлекся ею, что с трудом очнулся лишь после двух первых глав. Его всерьез зацепила эта история, она стала для него нечто большим, чем просто домашнее задание. «Тайная жизнь пчел» была для него всем, его компаньоном, спутником. Когда он грустил или чувствовал себя одиноко (то есть практически всегда), он читал эту книгу, поглаживая страницы, словно ребенок, прильнувший к матери. Она дарила ему ощущение комфорта в те моменты, когда никто другой не мог успокоить его. Он хранил у себя школьный экземпляр, не смея расставаться с ним. Из-за частого перечитывания книга выглядела потрепанной, на страничках виднелись карандашные пометки и разводы от высохших слез, и Кит с гордостью назвал бы их своими. Он потерял книгу во время переезда к другой приемной семье. Проплакал несколько часов. «Тайная жизнь пчел» была отнюдь не тем произведением, какое понравилось бы обычному тринадцатилетнему мальчику. Роман с простым сюжетом, история юной девушки, рано потерявшей мать, сбежавшей из дома, чтобы попасть на ферму к трем одиноким женщинам в Южной Каролине. С каждой главой героиня, Лили, меняется, взрослеет, учится понимать материнскую любовь, оказываемое ею влияние, узнает о важности материнства, о силе, которой обладают женщины. Всего этого Кит никогда бы не понял, никто бы ему не рассказал, и именно благодаря этой книге, жизненным урокам, содержащимся в ней, Кит словно сам ощутил это. Он почувствовал любовь. Будто бы и его кто-то любил. Кит не верил в Бога. Но если бы эта книга была Библией… Черт возьми, он мог бы обрести веру. — Вот, — прошептал Кит, протягивая к роману трясущуюся руку, — Вот что я подарю Розе. София приподняла бровь, глянув на обложку. — Ты уверен? Преисполненный решимости Кит кивнул. — На все сто. Не то чтобы подобная идея казалась ему хорошей. Нет, Кит знал, что должен выбрать эту книгу. Роза была единственной из всех появлявшихся в жизни Кита женщин, которая искренне о нем заботилась, которая сделала для него куда больше, нежели просто покормила, как все предыдущие приемные матери. Она оказала на него влияние, с её помощью он почувствовал себя нужным, любимым. Роза вызывала в Ките особенные, незнакомые, теплые чувства, поднимающиеся из самой глубины его души до кончиков волос. Благодаря этому ощущению Киту казалось, что впервые им кто-то дорожит, что его присутствию рады, что его ценят. Подобное чувство у Кита возникало лишь в те времена, когда с ним была эта книга, экземпляр которой стоял на полке в Валмарте с тридцатипроцентной скидкой.

День 9

Суббота, двадцать четвертое декабря

Сочельник

14:52

Микстейп. Кит записал для Лэнса чертов микстейп. Еще и на компакт-диск. Так что это больше напоминало плейлист, да и ладно. Просто ужасно: десять песен были собраны в список, упорядочены и скопированы на диск менее чем за час. После возвращения из Валмарта Кит пробрался наверх по лестнице и схватил свой ноутбук, тут же свалив по-тихому в комнату Клео и спрятавшись в шкафу. Он гуглил, скачивал, выбирал подходящее, слабо бился головой о стену шкафа, и всё для того, чтобы закончить уже с этим дерьмовым недоподарком. София уверяла, что Лэнсу понравится, но Кит всё ещё сомневался. — Ты должен сегодня вечером подарить ему диск, — заявила Клео, когда Кит вывалился из шкафа. Она сидела на кровати и причесывалась, темные пряди её волос ниспадали по спине ниже лопаток. — Я вот думаю, что вообще ничего не буду ему дарить, — с отчаянием выпалил Кит, положив на кровать свой закрытый ноутбук, — Труднее всего было найти песни. И они такие… Меметичные? Клео проигнорировала последнее слово. — Что ты там скачал? Кит бросил ей микстейп и вздохнул, рухнув на пол на колени и уткнувшись лбом в покрывало. Клео прочитала список песен, неаккуратным размашистым почерком выведенный прямо на диске. Кит воспользовался перманентным маркером, надеясь на лучшее. — Это… — Глупо? — пробормотал Кит, чувствуя себя морально уничтоженным. — Я знаю. Клео закатила глаза и протянула ему диск. — Я хотела сказать «идеально», дурачок. Кит повернулся к ней, приподняв брови. — Чего? Половина песен вообще из прошлого века. — Ну и что? Они ведь тебе нравятся. А другую половину обожает Лэнс. Идеальное сочетание, поэтому прекрати ныть. Оки? Он не поверил ей. — Но… Клео изогнула бровь. — Прекрати. Ныть. Кит застонал, но сделал, как ему сказали, завязав с возражениями. Вместо этого он взял компакт-диск, покрутив его в руках. — Думаешь, ему понравится? — Ну разумеется, понравится, Кит. Не сомневайся. — Нет, я имею в виду… — Кит встал с пола, чтобы взглянуть на неё, его волнение было очевидно. — Что, если я перейду грань дозволенного? Мы ведь на самом деле не встречаемся, ты знаешь. — И что? — И то. Мы не встречаемся. А «просто друзья» не дарят друг другу микстейпы. Особенно из таких песен. Клео замолчала, наблюдая за Китом. Цвет её ярких синих глаз был точно таким же, как у Лэнса. — Стало быть, это прекрасная возможность рассказать ему о своих истинных чувствах. Смекаешь? Кит вздрогнул. — Сегодня, что ли? Она кивнула. — Ужин примерно в шесть. Улучишь минутку и поговоришь с Лэнсом в укромном уголке. Кит хотел возразить. Ему действительно следовало отказаться от этой затеи. Но Клео как обычно не дала ему времени подумать над ответом, вместо этого она встала и выбежала из комнаты, чтобы помочь членам семьи на кухне с готовкой. Кита снова оставили в одиночестве с диском, и он всё ещё сжимал в руке пластиковый бокс. Неужто он сделает это? Возможно. Навязчивая мысль снова пришла ему в голову, и он попытался прогнать её только для того, чтобы в следующую же секунду вновь к ней вернуться. Он хотел рассказать Лэнсу и не мог больше лгать себе. В глубине души он понимал, что у подобного безрассудного поступка наверняка будут катастрофические последствия. Но Клео права: иного выбора у него нет. Засунув свою гордость подальше, Кит принял решение. В последний раз он взглянул на компакт-диск, зажатый в руке, большим пальцем потирая пластиковые краешки. Да. Он расскажет Лэнсу, но не просто раскроет свои чувства. Он собирался рассказать ему обо всем.

День 9

Суббота, двадцать четвертое декабря

Сочельник

15:10

Кит обнаружил его за кухонным островком. Руки Лэнса по локти были в муке, и он казался расстроенным, на щеке тоже виднелся белый мучной след. Лэнс поднял взор, отвлекаясь от собственноручно разведенного бардака, заметил вдруг засмущавшегося Кита и широко улыбнулся ему. — Вот ты где! Я тебя потерял. Давай, помоги-ка мне налепить… — Вообще-то, — забормотал Кит, с силой вцепившись в пластиковый бокс с диском. Он так долго заворачивал этот чертов бокс в бумагу, но его подарок все равно выглядел по-дурацки. Он прятал его за спиной, надеясь, что Лэнс не заметит, — Тебе пора передохнуть. Может, выйдем на улицу? — О чем? Что-то не так? Кит быстро мотнул головой, прядь его черных волос упала на глаза. Он поднял руку, чтобы отвести её за ухо, и тут же почувствовал, что щеки его горят. — Нет, я просто хотел поговорить с тобой и… Они оба не заметили, что Роза вернулась на кухню; на ней был испачканный мукой фартук, подвязанный вокруг её круглого животика. — Кит! Я тебя весь день не видела! — Да я тут, — снова забубнил Кит, смиренно опустив голову, — Мы ездили покупать рождественские подарки. Как всегда всё в последнюю минуту. И Роза, и Лэнс тут же засияли от радости, выражение на их лицах было почти одинаковым. — Кит, — Роза умилялась, вытирая руки тряпкой, — Не надо было ничего покупать. Она потянулась к Киту, чтобы взять его ладони в свои, легонько сжимая. Кожа её была такой теплой, и от этого простого жеста, проявления материнской любви и искренней симпатии сердце Кита забилось чаще. Попытавшись спрятать микстейп, Кит быстренько засунул пластиковый бокс в задний карман джинсов. — Да, Кит, — вставил Лэнс, и Кит не узнал этого блеска в его округлившихся синих глазах. — Не нужно было этого делать. Но он всем купил подарки. Помимо упакованного диска в пластиковом боксе с микстейпом для Лэнса Кит приготовил кое-что для остальных членов семьи Санчез. Для него это было более чем важно, больше, чем просто дежурные подарки для каких-то там людей, в чей дом он приехал на каникулы. Он приготовил подарки для семьи, которую любил. Кит сам не мог поверить. Любил? Он? Такого с ним никогда раньше не было. Слабая улыбка тронула его губы. — Всё в порядке, — заверил он, крепко сжимая руки Розы пальцами, — Я подумал, что должен внести свой вклад. Я хотел купить вам подарки. — Ну как скажешь, — воскликнула Роза и ещё раз с нежностью погладила Кита по ладони, прежде чем отпустить его. Она повернулась к сыну и легонько оттолкнула его в сторону, погружая руки в муку и разминая тесто. — Ма! — заныл Лэнс, он нахмурился, когда Роза заняла его место. — Я ж уже почти закончил! Она пристально посмотрела на него, поджав губы. — Это я так выгоняю тебя с кухни. Сходи погуляй с Китом, а то ему одиноко. — Но, мам… — «Мам, мам»! Не переживай, ужин почти готов. Ступай, проветри голову, — она улыбнулась, любовно погладила его по щеке, ещё сильнее запачкав его мукой. Лэнс скорчил рожицу, словно ребенок, с раздражением стирая муку с кожи. Едва он как мог вымыл руки, они оба покинули кухню. Когда Кит и Лэнс оказались в коридоре, то услышали голоса, доносящиеся из-за закрытой двери гостевой спальни (или, как Кит уже знал, прежней комнаты Софии). — …Мне не дает покоя само присутствие этого мальчишки здесь! — Мама, выслушай! Кит — желанный гость в нашем доме, и мы с Розой весьма вежливо попросили тебя потерпеть и вести себя с достоинством. Тебе придется смириться со всем, что там тебе не нравится. Её слова были жестокими, колкими: — Да, я понимаю, Хайме. Ради тебя я сдерживалась всё это время. Но мое терпение на исходе! Если бы ты позволил мне всего лишь… Кит не расслышал остального, он схватил Лэнса за руку и намеренно потащил его из коридора в сторону двери в сад. Он не хотел слышать, что пыталась сказать Abuelá Лэнса, и уж точно не мог позволить повториться случившемуся в «Бакалее семьи Санчез». День был ясным, слабый ветерок тянулся с полей, — предвестие грядущей бури. Лэнс плюхнулся в высокую траву, вытянув ноги и удобно устроившись среди сорняков. — Ну так, — начал он, опершись на локти, — О чем ты хотел поговорить? Кит прикусил губу, сел прямо, скрестив ноги под собой. Ни о чем более не думая, он потянулся к заднему карману джинсов и выудил оттуда диск, к которому было прикреплено большое письмо. — Вот тебе подарок на Рождество. Казалось, это привлекло внимание Лэнса, он перевел взор с желтеющих полей на упакованный микстейп. Кит ожидал, что он что-нибудь скажет, зафыркает или заулыбается, как ребенок. Вместо этого Лэнс сглотнул, очевидно, занервничав, пот стекал по его шее. — Рождество ведь завтра, — пробормотал он, садясь, — Почему сейчас? — Наверное, — зашептал Кит, тревога вдруг овладела им, — Наверное, мне казалось, что лучше будет вручить это тет-а-тет. Лэнс усмехнулся, и какое-то неясное опасение, сквозившее в выражении его лица всего несколько секунд назад, вдруг исчезло. — Звучит так, будто ты не уверен. Кит закусил губу. — Ну, вроде бы. Лэнс наконец прикоснулся к своему подарку. Он повертел его в руках, чтобы осмотреть упаковку, глянул на прикрепленное к диску письмо. — Не стоит волноваться, — заверил его Лэнс, дотронувшись пальцами до письма в попытке вскрыть конверт. — Погоди… — воскликнул Кит, несознательно повысив голос, — Не надо. Не читай его при мне. Лэнс приподнял бровь. — Почему? Кит обнял свое колено, прижав ногу к груди в надежде, что это хоть немного успокоит его участившееся сердцебиение. Он не мог и слова вымолвить, беспокойство захлестнуло его, ничего не шло на ум. — Почему? — Лэнс повторил свой вопрос, на этот раз гораздо тише. Кит вздохнул. — Я стесняюсь, — пробормотал он, чуть не подавившись словами. — Да что там такого-то… Лэнс вдруг затих, не договорив. Он, должно быть, узнал это выражение на лице Кита — самый настоящий страх. В письме было не просто признание, не одни лишь истинные чувства Кита. В нем содержалось объяснение: его мысли, идеи, размышления, кусочек его души, сама суть того, что делало Кита, ну… Китом. И он не хотел, чтобы Лэнс читал его письмо при нем. — Ладно. Прочитаю попозже, — Лэнс положил письмо слева от себя на траву, — А теперь глянем-ка на сам подарок, — он усмехнулся, в один миг разорвав упаковочную бумагу, с которой Кит вообще-то возился целых двадцать минут. И вот в руках Лэнса оказался его подарок — дурацкий микстейп, наполовину состоящий из романтических песен. — Я знаю, это пиздецки стремно… — затараторил Кит, слова слетали с его губ одно за другим. Он говорил так быстро, что Лэнс с трудом успевал вникать; Кит до смерти боялся, что его опасения подтвердятся. — …Но я должен был приготовить для тебя хороший подарок. Я знаю, что тебе нравятся мемы, а микстейп в подарок возлюбленному — это ж буквально наидревнейший, баянистый мем. Ну, не знаю, я всё равно его сделал. Там большинство песен семидесятых и восьмидесятых годов, но я добавил парочку твоих любимых — Бейонсе, Кешу, ты ведь обожаешь их… Лэнс не дал ему закончить, прижав палец к его губам. — Погоди, — произнес он, медленно отнимая руку от лица Кита, — Ты только что сказал «возлюбленному»? Если бы у Кита было хоть немножечко мозгов, он бы подумал, прежде чем ответить. Но мог ли он трезво мыслить в тот момент? Ответ на этот вопрос субъективен, потому что Кит без памяти влюбился в Лэнса, а без памяти влюбленным парням не свойственно здравомыслие. Так что да, Кит просто сказал «возлюбленному», и да, он ляпнул это сдуру. Лэнс и Кит так смотрели друг на друга, что постороннему бы показалось, что Кит просто умоляет о смерти. Всё пошло совсем не так, как планировалось, и это мало было похоже на его гейское признание в любви. — Я… я… — Кит заикался, глядя куда угодно, только не в глаза Лэнсу. — Да. Сказал. Повисла пауза — ненормальная, нездоровая тишина. Ни тот, ни другой не смел заговорить первым; лишь с кухни Розы из приемника доносилась приглушенная мелодия. — Давно? Лэнс выпалил это так неожиданно, и в тоне его голоса не было ни удивления, ни каких-либо эмоций. По крайней мере, тех эмоций, которые ожидал Кит. — Что значит «давно»?! — с недоверием переспросил Кит. — Боже мой, ты только что узнал, что твой типа парень запал на тебя, и ты спрашиваешь, давно ли?! — Ну, само собой, — оправдывался Лэнс, лицо его побледнело, — Вполне нормальный вопрос, когда кто-то говорит, что влюбился в тебя. Кит ахнул, отвернувшись, чтобы скрыть алый румянец на своих щеках. Он смутился, не знал, как реагировать, — это было очевидно. — Ну ок, — он сделал паузу, — Давненько. — Давненько?! — Да, — подтвердил Кит, не на шутку рассердившись, — Давненько. — А можно как-то поконкретнее? — Нельзя. Ну, наверное, с начала каникул. На лице Лэнса по-прежнему не было никакого выражения. Он приподнялся и сел прямо. — То есть, сколько там, пять, шесть дней назад? Кит застыл, крепко зажав в кулаке край своего свитшота. Не этого он хотел, не это планировал. — Девять. Лэнс моргнул. — Что? — Девять, — повторил Кит, моля всех известных ему богов о том, чтобы этот их дурацкий разговор наконец закончился, — Мы приехали сюда девять дней назад. Пораженный Лэнс сглотнул, синие глаза его расширились. — Значит, ты уже целых девять дней как влюблен в меня? Слова его больше напоминали утверждение, нежели вопрос, словно Лэнс сам не мог осознать этого, пока не произнес вслух. Но и на прямой категоричный отказ было не похоже. Он не сказал ничего такого, что помогло бы определить, отвечает ли он взаимностью на чувства Кита или же нет. Однако казалось, что Лэнс отверг его признание. Кит не чувствовал взаимности, как будто Лэнс проигнорировал его, как будто Лэнс не знал, как реагировать. По выражению лица Лэнса было трудно что-либо понять, он всегда скрывал свои истинные эмоции, особенно когда знал, что за ним наблюдают. Именно это Кит и пытался сделать — понаблюдать за ним. Он ждал хоть какой-нибудь знак, хоть крошечную искорку во взгляде Лэнса, да что угодно могло бы успокоить его. Но Кит так ничего и не заметил; более того, отсутствие должной реакции и молчание Лэнса только подтвердило его опасения. — Да, — наконец ответил Кит, отводя взор. Обоим не хватало смелости посмотреть друг другу в глаза. Оба были слишком смущены, слишком напуганы и слишком горды, чтобы первым покончить с этой неловкостью, исправить ситуацию, сделать что-нибудь. Напряжение скопилось в атмосфере, в ней витали невысказанные, почти физически ощущаемые эмоции, и у обоих не хватало ни приличия, ни ума, чтобы распознать их. Кит изо всех сил старался сохранить покерфейс. Иное казалось проявлением слабости. Лэнс снова заговорил первым, хоть от этого напряжение меж ними ничуть не рассеялось: — А девяти дней вообще достаточно? Ну, чтобы влюбиться? Кит с отчаянием зыркнул на него, облизнул потрескавшиеся сухие губы. — Разве это имеет значение? Лэнс в который раз потер подбородок; верный признак того, что он не знал, какие именно эмоции должен испытывать. — Нет. Наверное, нет. Кит вцепился пальцами в пучок иссохших сорняков, выдернул пару травинок из грязи и забросил их куда-то. — Так вот, — пробормотал он, пялясь на ползающих по его коленям жучков. — Так вот, — повторил Лэнс, не сводя взгляда с микстейпа. Он непрестанно вертел диск в руках, и края пластикового диска оставляли следы на его коже, — Ты влюбился в меня. — Ну, это мы уже определили. Киту захотелось блевануть. Может быть, после этого его покинули бы демоны, прячущиеся на дне его живота. Им нравилось копошиться там и с каждой секундой всё туже связывать его внутренности в узел, каждый из них просто ждал, скрывался. Это были тревоги и страхи Кита, появившиеся на свет вместе с ним. — Кит… — начал Лэнс, положив диск на траву рядом с собой. — Прости. Я не могу. Я типа напуган. Да, напуган, наверное, так и есть. Это странное чувство, не могу объяснить. Наверное, из-за стресса, всё как-то сразу навалилось. Проблемы с отцом, с сестрой, с учебой. Мне трудно со всем этим справляться. Кит кивнул, он так и не осмелился перевести взор. Это помогало ему сдерживаться; сухие мертвые травинки оставались на его пальцах, когда он выдирал их из земли. — Я понимаю. — Ты уверен? Я не хочу, чтобы ты чувствовал, будто… — Я понимаю. Лэнс с грустью кивнул ему. В выражении лица Кита вообще не было никаких эмоций, и это больше всего пугало Лэнса. И что теперь им делать? Лэнс встал, крепко зажав в ладони микстейп и письмо. Какое-то время он просто стоял и смотрел сверху вниз на склонившего голову Кита. Ему хотелось дотянуться до него, положить руку на его плечо, сделать хоть что-нибудь, хоть как-нибудь коснуться Кита. Вместо этого он набрал полные легкие воздуха и повернулся спиной к Киту. Как трус. Лэнс чувствовал себя совершенно опустошенным и не сомневался, что Кит испытывает то же самое. Он успел сделать несколько шагов в сторону дома, прежде чем Кит что-то тихо пробормотал, практически шепотом. И слова его разбили сердце Лэнса, потому что он пытался игнорировать это чувство. — Можешь выбросить письмо. Лэнс прикусил губу так сильно, что ему почудился привкус крови во рту. Зайдя в дом, он с нерешительностью бросил письмо в мусорку у холодильника. Однако он так сильно сжимал микстейп пальцами, что ему вдруг стало страшно за сохранность диска в боксе. Роза отвлеклась от своего занятия и глянула на сына, когда тот вошел в кухню. Щечки её были розовыми, но она сразу же побледнела, увидев выражение лица Лэнса. — Что с тобой, mijo? У тебя такой вид, словно ты призрака встретил. На губах Лэнса тут же появилась его фирменная фальшивая улыбка, но Розу подобное не обмануло бы. Он и сам бы усомнился в своей искренности. — Я в порядке, Mamá. Просто немного устал.

День 9

Суббота, двадцать четвертое декабря

Сочельник

18:09

Ужин должен был пройти идеально. Когда Кит впервые представил себе рождественский ужин в этой семье, в голове его появились картины чего-то хаотичного, восхитительного, долгожданного события, которое собрало бы всю семью за одним столом. Ожидания его оправдались в полной мере: стол был прекрасен и ярок, запахи разнообразных кушаний витали в воздухе, пробуждая аппетит у каждого в доме. К столу придвинули ещё пять стульев для брата и сестры Хайме и их старших детей. Для мелких в гостиной накрыли маленькие столики, украшенные цветными скатертями. Деревянная столешница была заставлена блюдами и графинами, яркой посудой; повсюду в вазах благоухали красные цветы. Хайме разместил радиоприемник в углу на кухне. Оттуда доносились негромкие звуки рождественских песен, и одной лишь приглушенной музыки было достаточно, чтобы поддерживать неизбывно светлую и позитивную атмосферу во всем доме. Рождественский ужин, казалось, предвещал такой же шумный вечер, наполненный детским смехом и сердечными поздравлениями, — ну, по крайней мере этого все ожидали. Разумеется, ничто не предвещало беды, ужин начался прекрасно. Но чем он закончился? Вот в чем вопрос. Видимо, не только Лэнс и Кит пытались разрулить свои проблемы. Abuelá и Хайме тоже с недовольством смотрели друг на друга. Ещё до ужина Кит заметил, что они снова ругаются в гостевой спальне, тот же самый неприятный разговор всё ещё продолжался, раздражая их. Все домочадцы чувствовали напряжение меж бабушкой семейства и её сыном, хоть оно, как ни странно, бесследно исчезло к началу ужина. Кит не знал, хорошо ли это или плохо. — Кит, расскажи, пожалуйста, как ты очутился в Аризоне? Но он был рассеян и безучастно пялился на свою вилку, вяло тыкая ею в еду. На тарелке остались только кусочки домашнего тамале. — Кит, — позвал Дэнни, коснувшись его руки и указав на тетю Кэсси. — А? — Кит отвел взор от вилки, по всей видимости, погруженный в свои думы. — Извините. Что Вы сказали? — Твоя поездка сюда. Я слышала, что ты приехал из Орегона вместе с Лэнсом? Кит кивнул. Он уже чувствовал себя не в своей тарелке, а ведь на него почти никто не смотрел. — Да. Мы живем в одной общаге. — Как вы познакомились? Киту хотелось застонать от досады: он ведь обо всем уже рассказывал несколько дней назад! К счастью, Лэнс ответил за него своей тетке, подробно описав их соседей по комнате. Кит заметил, насколько Лэнс серьезен. Он не привык видеть такого Лэнса Санчеза — сосредоточенного, притихшего, во взгляде его больше не было тех самых озорных искорок. Пока Лэнс разглагольствовал, Кит снова задумался, гоняя по тарелке свой ужин. Он подцепил вилкой кусочек тамале, но так ничего и не съел, несмотря на голодное урчание в желудке. Лэнс. Он думал лишь о нем. Лэнс отверг его, заявив, что всему виной его семейные проблемы. Ничего личного, его от ворот поворот лишь… — Итак, Кит, — вдруг раздался чей-то голос, и Кит очнулся от своих раздумий, — Почему ты согласился приехать сюда и присоединиться к нашей чудесной семье? Кит резко поднял голову, чуть не выронив вилку, и сразу же занервничал. Это была Abuelá. Её резкий, зычный голос громом отдавался под потолком. Киту не понравился её тон, и, казалось, он не сможет вынести ещё одной нападки со стороны этой высокомерной, напыщенной женщины, высоко поднявшей голову и как-то странно взирающей на него. Она никогда раньше не обращалась к Киту напрямую, не разговаривала с ним по своей воле. Всё время она лишь игнорировала его, ни разу прежде не задавала ему вопросы. Что же изменилось сейчас? — Простите? — пробормотал он, отложив вилку. Она с той же резкостью повторила свой вопрос, теперь уже с куда большим нетерпением. — Зачем ты приехал сюда? — Лэнс пригласил меня, — с осторожностью произнес Кит, цепенея под её взглядом, — Мы уже давно встречаемся, и нам показалось, что мне пора познакомиться с семьей Лэнса. Она мило улыбнулась, если, конечно, натянутую, искусственную, явно фальшивую улыбку на губах семидесятилетней женщины можно было назвать милой. — А я думала, что тебе просто больше некуда было поехать на Рождество. Глаза Кита расширились от удивления. Чего добивалась Abuelá? Почему она задавала эти вопросы? Она знала куда больше, нежели Кит думал. Роза и Хайме сказали ей, что Кит — сирота, и ему казалось, что никто не станет спрашивать его об этом. Но она что, всерьез подняла эту тему? И ладно бы, но при всех? Ещё и за обеденным столом? Это было низко, особенно со стороны такой уважаемой, почтенной женщины, как Abuelá Лэнса. Кит не знал, что она задумала, но ядовитый тон её голоса и бестактные вопросы не сулили ничего хорошего. Он набил рот едой лишь для того, чтобы выиграть немного времени и подумать. Как только кусочек жгучего тамале соскользнул в его желудок, он заговорил: — Вы правы, — Кит как ни в чем не бывало отложил вилку, — У меня нет родных. Лэнс предложил мне поехать к нему на Рождество. Эта идея показалась мне замечательной. Повисла пауза. Киту удалось сохранить спокойное и сдержанное выражение лица, но он не был уверен, что затаивший дыхание Лэнс тоже сможет стерпеть. — Мы все рады Киту, — вмешалась Роза, пытаясь разрядить обстановку, — Он был замечательным помощником всё это время и понравился всей семье. Abuelá ответила не задумываясь: — Понравился семье? Или только Лэнсу? — она подцепила вилкой немного тамале, в выражении её лица сквозило что-то, чего Кит не мог определить однозначно. Сарказм? Гнев? Скрытая агрессия? Всё сразу? — Я бы сказала, что Кит нам всем очень понравился, — Роза улыбнулась так натянуто, так притворно, что Кит содрогнулся. Он не мог припомнить, чтобы улыбка Розы когда-либо выглядела такой фальшивой. Кит знал, что Роза не любит свою свекровь, и теперь стало очевидно, что она не одобряет бестактные вопросы Abuelá. — Не уверена, что всем, — слова Abuelá были жестокими, резкими, злыми; Кит не понимал, как она может говорить с таким спокойствием и в то же время внушать дикий ужас своим видом. И тут заговорил Хайме, он словно думал, что его вмешательство чем-то поможет. Он даже не поднял взор, увлеченно копаясь в своей тарелке. — Мама, не могла бы ты просто оставить свои наблюдения при себе? У нас тут, видишь ли, праздничный семейный ужин в разгаре. Кит не знал, что и думать, взор его метался меж Abuelá и её сыном. Что он упускает? — Мои наблюдения чрезвычайно важны, Хайме. Ты не можешь их игнорировать. Что-то происходило. Это отголосок ссоры, полчаса назад произошедшей меж ними в гостевой спальне? Кит почти ничего не знал о сути их разногласий, но одно можно было сказать с уверенностью: именно Кит был корнем всех проблем. Он не понимал, в чем его вина, и насколько плохи дела, но у него были свои догадки. Кит успел догадаться, что Abuelá против его присутствия в этом доме. В день их знакомства Abuelá была добра к нему и сдержана, — ну, в какой-то своей странной, с трудом терпимой манере. Однако время шло, и Кит всё больше убеждался, что Abuelá лишь притворялась, маскировала гнев. Она была разочарована одним лишь присутствием Кита, а если её что-то не устраивало, то это автоматически считалось недопустимым. Также Кит понял, что, хоть Хайме всё ещё был напряжен и смущен, он изо всех сил старался преодолеть себя и, вне всяких сомнений, хотел поддержать Лэнса. Даже если сам Лэнс этого не видел. — Мама, — повторил Хайме, бросив вилку, — Пожалуйста, остановись. И в этот момент словно что-то щелкнуло. Казалось, только что все сидели тихо: Бенджи уплетал тамале за обе щеки, сидящие на углу кузены разговаривали с Клео, но в следующую секунду Abuelá хлопнула ладонью по столу. — Достаточно. Я пыталась, Хайме, я была вежливой. Я сделала, как вы просили. Я была добра к Киту. Я терпела выбранный Лэнсом образ жизни, но с меня хватит. Все домочадцы повернулись на шум, даже дети перестали играть, никто больше не беседовал друг с другом. Все смотрели на Abuelá, и Кит ощутил приближение чего-то ужасного, он интуитивно чувствовал, что эта перепалка не закончится ничем хорошим. — Прекрати, — выдохнул Хайме, — Сейчас же. — Прекратить? — нахмурилась Abuelá. — Ни за что. — Мама! — Хайме зарычал, указывая на стол, — Я не потерплю этого в своем доме! Твоя мерзкая, подлая манера обращения с тем, что тебе не нравится, эта пассивная агрессия… — Но я не делаю ничего плохого! Просто изо всех сил стараюсь поступать правильно. — Мама, может, поговорим об этом позже? — процедил он сквозь зубы, тон его голоса был таким холодным, что Кит понял: так Хайме разговаривал только в крайних случаях, когда обстановка накалялась до предела. Кит мог лишь задаваться вопросом, не использовал ли он этот же рассерженный, раздраженный тон в адрес собственных детей. Abuelá сцепила пальцы в замок, поставив локти на стол и с осторожностью отодвинув тарелку. — Что бы ты там ни хотел сказать, пусть другие мои дети послушают, — она жестом указала на тетю Кэсси и дядю Мигеля, но они оба, смущенные, пристыженные, лишь переглянулись. — А как насчет остальных? — воскликнул Хайме, повернувшись к членам семьи. Диего и Ария, кузен и кузина Лэнса, молча сидели по другую сторону стола, расширив глаза и стиснув челюсти, мелкие в соседней комнате притихли, все шестеро детей Хайме и Розы не понимали, что делать. Дэнни, казалось, разозлился сверх меры, и Рэйчел явно не знала, что и думать. София просто выглядела так, словно ей было очень больно. — Они этого не заслуживают, — продолжил Хайме, — Сегодня Noche Buena, и я не позволю тебе испортить вечер своими неуважительными, бестактными нападками в адрес моего сына и его… — он замолчал, голос его дрогнул, и Киту показалось, что он так и не сможет договорить. Мистер Санчез никогда не произносил этого вслух раньше, никогда открыто не признавал этого. Он сам себя загнал в угол, и теперь у него не было выхода. — …парня. Его парня. Кит внутренне ликовал лишь секунду, потому что мгновением позже всё покатилось к чертям. Abuelá начала всё это. Она была рассержена с самого начала, невысказанный гнев копился в ссорах меж матерью и сыном. Теперь она избавлялась от него, спускала пар, сбрасывала напряжение, издеваясь над Китом. Он был её целью. А Хайме? Тот тоже разозлился, подобно его матери, но теперь он пытался искупить свою вину. Он совершил ошибку тогда, на складе в семейном магазине, и сейчас изо всех сил старался исправить её. Но не вышло. — Почему ты защищаешь меня? Это был Лэнс. С самого начала трапезы Кит ни разу не взглянул на Лэнса, но сейчас он перевел взор на него: лицо его покраснело, брови были нахмурены, а губы плотно сжаты. Его эмоции никто не мог прочесть, но не потому, что он ничего не чувствовал. Нет, их просто было слишком много. — Почему ты защищаешь меня? — повторил он, на этот раз громче. Его голос эхом пронесся по столовой и кухне. — Ты вроде раньше придерживался другого мнения. — Лэнс, — произнесла Роза, — Не подливай масла в огонь. Твой отец уже извинился за свои слова. — Окей, да. Но он всё ещё пытается справиться с собой, это же очевидно! Что плохого в том, что я — бисексуал? Хайме сглотнул. — Потом поговорим об этом, хорошо? Сегодня канун Рождества, Лэнс. Если ты просто… Abuelá немедленно прервала его: — Хайме, не неси чушь. Все знают, что тебе так же тяжело принять это, как и мне. Не лги своему сыну, он этого не заслуживает. И тут же Лэнс повернулся к ней, голос его дрожал: — Я этого не заслуживаю? Ну разумеется! Я не заслуживаю того, чтобы Вы или мой отец были настолько против… — Лэнс! — воскликнула София, попытавшись коснуться его плеча рукой. Она явно допустила ошибку, вмешавшись в разговор. — Возможно, тебе следует… — Да заткнись ты, София. Ты ничем не лучше, так что не лезь не в свое дело. Abuelá громко ахнула, но было уже слишком поздно. — Как ты смеешь так разговаривать с Софией! Лэнс моментально взорвался. — Как я смею?! — он закричал на свою бабушку, со злостью выплевывая слова. Его голос становился всё громче, как и у Abuelá. — Как Вы смеете! Вы издеваетесь над Китом, неуважительно относитесь ко мне, и теперь защищаете её? Вашу внучку, которая сбежала из дома? Abuelá была в ярости. — Я запрещаю тебе так с ней обращаться! София столько всего пережила, она не заслуживает того, чтобы её родной брат, её собственная семья относились к ней с таким неуважением! — Вы мне запрещаете? — усмехнулся Лэнс, внезапно поднимаясь со стула. — Мы с Софией в одинаковом положении! Я хлебнул дерьма не меньше неё! Да, мне нравятся парни, но это не делает меня хуже. Бисексуальность — неотъемлемая часть меня! — Лэнс, тебе, наверное, не стоит… — НЕТ! Я устал, устал от всей этой херни! София бросила меня, если Вы, ну, не знаю, забыли эту маленькую деталь. Она бросила всех нас! Она отказалась от нас, пропустила столько всего! Её не было с нами, когда Бенджи делали химиотерапию, когда я совершал каминг-аут, когда Клео ездила на научные выставки, пока Жози росла, а всё для чего? Чтобы в итоге вернуться домой и автоматически получить прощение Abuelá? В тот же день, как я признался в своей бисексуальности, вы все разочаровались во мне! Именно тогда Abuelá во второй раз хлопнула ладонью по деревянной столешнице. От резкого звука Кит подскочил на месте, и взоры всех присутствующих были обращены на высокую, стройную пожилую женщину, сидящую во главе стола. — Закрой свой рот, сопляк. Кит не знал, чего ожидать. Казалось, грядет катастрофа, и взаимные оскорбления лишь усугубляли положение. Кит сидел неподвижно, его тело практически полностью оцепенело. В груди у него всё болело. Семья, которую он любил, разваливалась на части, и он даже не мог вспомнить, кто был прав, а кто виноват. Осколки мнимого благополучия разлетелись в разные стороны, — словно кто-то ударил молотом по скульптуре из камня. Хватит. Пожалуйста. Остановитесь. Эти слова снова и снова прокручивались в голове Кита, будто сломанный плеер, и он не знал, как его починить. Он так хотел выпалить их, сказать хоть что-нибудь, но не мог: челюсти его были крепко сжаты, напряжение сквозило в облике. Лэнс сложил руки на груди. — Тогда давайте просто выложим всё как на духу. Карты на стол. — Ладно, — сказала Abuelá, — Пусть мой внук расскажет мне о своих истинных чувствах. — Об истинных чувствах?! — взревел Лэнс, его трясло. — Я ненавижу Софию! И прямо сейчас ненавижу Вас! — он указал пальцем на свою Abuelá. — Ненавижу, что София — Ваша любимица, ненавижу, что мои романтические предпочтения стали для Вас проблемой. Это не Ваша жизнь, Abuelá! — Лэнс, пожалуйста, просто остановись… — голос Клео дрожал, она вдруг решила вмешаться в чужую ссору. — Не ввязывайся, Клео, — пробормотал Дэнни, тоже внезапно влезший в пререкания. — Я хочу как лучше! — выкрикнула Клео, взгляд её метался меж Лэнсом и Дэниелом, — Мне просто кажется, что если бы Лэнс оставил Софию, папу и Abuelá в покое, то, может быть… — Погоди-ка, теперь и ты защищаешь Софию? — Дэниел не мог остановиться, и, очевидно, все члены его семьи тоже утратили контроль.  — А ты — нет? — Клео уставилась на брата, в выражении её лица читался шок, — Я думала, ты выше этого, Дэниел. Прекратите. Пожалуйста, хватит. Дэнни был полон решимости. — Да, но, возможно, Лэнс прав насчет этого? В его словах есть смысл. Они не должны относиться к нему как-то иначе из-за его ориентации. — Дэниел, — взмолилась Рэйчел, усаживая Изабеллу на колени, — Может, тебе тоже не следует вмешиваться? — Рэйчел, я знаю, ты хочешь помочь, но прямо сейчас я лишь… Голос Клео звучал надтреснуто, словно звук скрежета гвоздей по меловой доске. — Я просто пытаюсь всех помирить! И я не считаю, что к Лэнсу нужно относиться иначе, нет! Я просто злюсь, потому ты оправдываешь его излишний гнев! — Вообще-то я не защищаю его, я просто за то, чтобы его не ущемляли! Стоп. Клео вскочила с места, чуть не опрокинув стул при этом. — Я и не говорю, что его надо ущемлять! Я люблю Лэнса, и ты это знаешь! Я всегда поддерживала его, и я принимаю его ориентацию. Но мне лишь кажется, что Лэнс раздувает из мухи слона! — Но он прав! — Дэниел тоже встал из-за стола, отодвинув стул. — Abuelá выбрала себе любимицу, она более благосклонна к Софии, нежели к нему! Я простил Софию, но так не должно быть! Виновата Abuelá! — Прекратите, — воскликнула София, слезы текли по её щекам, — Я не хочу участвовать в этом безумии. Не хочу, чтобы вы все ссорились и спорили, кого из нас двоих любят больше! Мы все одинаково важны и… Пожалуйста, остановитесь. Лэнс зарычал, нахмурившись: — Не суйся! Ты — часть всех проблем! — Пожалуйста, — умоляла Роза, она уже плакала навзрыд, — Прошу вас, перестаньте. Конфликт, несомненно, требует разрешения, но не нужно бездумно сыпать оскорблениями, когда вы все так рассержены. Мы ведь можем поговорить об этом как цивилизованные люди, когда эмоции поутихнут? Хватит. — Нет, — процедил Лэнс, — Я хочу знать, что на самом деле думает Клео. — Что я думаю? — усмехнулась та. — Тебе всё равно, ты просто злишься. — Разумеется, злюсь! Ты защищаешь Софию и Abuelá! Прекратите. — Да, Софию, но не Abuelá! София совершила ошибку, но в твою тупую головешку хоть когда-нибудь приходила мысль, что, может быть, она выше этого? Она не просто наша «злая-бросившая-всех-сестра», какой ты себе её представляешь! Она так упорно трудилась, чтобы достичь своих целей, чтобы вернуться домой, и всё же ты просто… Шум. — Клео, клянусь Богом… Так много шума. Кит переживал за них. Он не привык видеть членов этой семьи в таком гневе, швыряющихся оскорблениями налево и направо, и казалось, что препирательствам нет конца. В глубине души Кит знал, что Клео права. Её позиция обуславливалась её естественным стремлением к порядку и покою, она была миротворцем: в ней слишком много от Розы, слишком много этой неподдельной, искренней заботы, слишком сильное желание творить добро. Клео однажды сказала сама: Розина потребность делать людей счастливыми часто приходилась не к месту. А Дэниел? Старший сын принял иную сторону, что всегда предвещает беду. Неужто всё осталось по-прежнему после их поездки на елочную ферму? Они ведь пели песни вместе, играли в прятки в лесу? Куда делось чувство, что всё будет в порядке? Откуда взялись прежние обиды? — ЛЭНС! — заорал Кит, имя его огнем жгло губы. Он чувствовал этот жар, иссушающий его голосовые связки. Лэнс даже не повернулся на звук своего имени, и Кит схватил его за руку, пытаясь достучаться до него. Лэнс был слишком увлечен своей яростью, он ничего не слышал, он целиком погрузился в боль, в гнев, он был слишком зол, слишком рассержен. — ЛЭНС, ОСТАНОВИСЬ! Кит не помнил ни как встал, ни как разорался на всю столовую. Это, естественно, привлекло всеобщее внимание: Клео перестала перебивать, Дэниел тоже затих, больше никого не защищая. Горячая, потная рука Лэнса в его ладони сильно тряслась. — Лэнс, тебе нужно успокоиться. Я хочу, чтобы ты немного остыл и подумал. Стоит разобраться в происходящем, ты весь дрожишь… Умом Кит понимал, что не должен вмешиваться. Санчезы сами решили бы свои проблемы. Ему не следовало влезать. Вот только глубоко за этими колкими словами и взаимными обидами скрывалась правда: Кит тоже был частью проблемы. — Кит, отвали. Тебя это не касается. Это не твоя семья, так что просто заткнись. — Лэнс… — снова попытался Кит, губы его онемели. Он старался не обращать внимания на злость в тоне его голоса. — …не твои каникулы, не твоя битва, не смей влезать в это… Кит ещё крепче сжал его руку, стискивая пальцы так сильно, что сам испугался, как бы не сломать их. Все смотрели на них, все повернулись к ним, пристально глядя на обоих парней. — Лэнс, пожалуйста… Но он лишь вырвал свою руку из хватки Кита. — ПРЕКРАТИ! Ты даже не мой парень! Хватит вести себя так, словно мы действительно встречаемся! Повисла пауза. Он сказал это. Он раскрыл их тайну. Все узнали правду. С самого начала Кит и Лэнс планировали никому не говорить об этом. Они дали друг другу обещание, договорились, заключили сделку. Никто не должен был узнать об их истинных дружеских отношениях. Они не встречались. И, учитывая нынешнее поведение Лэнса, Кит подумал, что теперь им никогда не полюбить друг друга по-настоящему. Ты даже не мой парень! Хватит вести себя так, словно мы действительно встречаемся! Все молчали. Тишина была неестественной, казалось, можно услышать падение иголки или шорох пыли под ногами. Лишь из радио, о котором все забыли, доносилась приглушенная музыка. Играла «Jingle bells», и Кит понял, что теперь не сможет адекватно воспринимать эту песню. Ему было очень больно. Кит чувствовал, что слезы стекают с его щек. Больно от того, что Лэнс нарушил обещание. Из-за него Кит предстал перед всеми лжецом, фальшивкой. Что теперь подумают о нем члены семьи? — И не надо держать меня за руку, — продолжил Лэнс. Все пялились на них. Никто ничего не понимал, но не отводил взгляда. Каждый, и стар и млад, каждый из всех присутствующих глаз не сводил с них. — У меня нет никаких чувств к тебе… Кит не хотел, чтобы на них смотрели. Им лучше было бы уйти, пока Лэнс не сказал того, о чем пожалеет. — И прекрати со мной нянчиться… Ну вот. Он уже сказал. Он всё испортил. Абсолютно всё. — И мне плевать на тебя, Кит. Облик мальчика, которого когда-то знал Кит, вдруг встал у него перед глазами. Он был таким счастливым, улыбался, смеялся. А потом… Изображение сменилось. Он увидел кого-то другого, более высокого, уже взрослого мужчину, похожего на того мальчика, но настолько отличающегося. И эта улыбка, та же самая улыбка… Почему у них было одно и то же лицо? Кривая ухмылка, уголки губ, один — приподнятый вверх к небесам, другой — опущенный вниз в ад. Кем он был? Куда он ушел?

День 10

Воскресенье, двадцать пятое декабря

Рождество

00:00

Групповой чат: Лэнс пизже Широ Участники: Firelord, choke Me Daddy, President Taquito, Pidgeon, Hunky Munky, princess fukboi killer 00:00 Hunky Munky (Ханк Майка’й): C Рождеством, грязные животные! Желаю всем хорошо отметить! С праздником!

День 9

Суббота, двадцать четвертое декабря

Сочельник

19:01

Кит ушел. Он не взял ни свой чемодан, ни кошелек, ни ботинки у двери. Просто сдернул с крючка чьи-то ключи и сбежал. Члены семьи всё это время сидели за столом, наблюдая за ним. Первым очнулся Бенджи. — Я ненавижу вас всех, — вскричал он, выскочив из-за стола и уронив стул, — Вы испортили Рождество. Бенджи побежал за Китом; он был единственным, кто бросился вдогонку. Все остальные оцепенели от шока, они просто смотрели, как за Китом с грохотом захлопывается дверь. На улице было ветрено. Погода явно испортилась, метель бушевала не на шутку, шквалом сдувало людей и гнуло вековые деревья. — Кит! — завопил Бенджи, пулей пролетая по лужайке перед домом в одних носках. — Кит, стой! Но Кит его не слышал. Он нашел машину, ключи от которой украл, и залез в неё. Это был минивэн Дэниела и Рэйчел, на заднем стекле виднелась «семейная» наклейка. Кит почти ничего не видел из-за слез, но всё ещё плакал. Он не знал наверняка, хорош ли его план, есть ли у него вообще план. Всё, что ему было известно, — надо бежать, прятаться, валить отсюда, это казалось единственным вариантом. Как долго ехать и как далеко бежать, было неясно. Возможно, это зависело от количества топлива в машине Дэнни. Независимо от обстоятельств, Кит на все сто был уверен лишь в одном. Он никогда не вернется.

День 9

Суббота, двадцать четвертое декабря

Сочельник

19:03

Если честно, Роза Санчез никогда не злилась. Ну, она испытывала разочарование, это да. Немного сердилась? Бывало и такое. Она могла выйти из себя, как и все матери, как и все люди. Но одно лишь осознание столь простого факта пугало всех в доме семьи Санчез: все дети знали, на что она способна. Вечер Сочельника две тысячи шестнадцатого года с этого момента и впредь стал легендарным. Не из-за грандиозной ссоры, вспыхнувшей так внезапно, и не из-за драматических событий, нет. Всё потому, что Роза Санчез, женщина, славящаяся своим тактичным и деликатным отношением к другим, совершила немыслимое. Она встала из-за стола второй, сразу после Бенджи, и повернулась к Abuelá, в выражении её лица читались напряжение и гнев. — Можете собирать вещи. Abuelá была потрясена, она явно не ожидала подобной дерзости со стороны Розы. — Прошу прощения? — Вам следует уехать. Покинуть мой дом. Abuelá моргнула один раз, затем второй, рот её приоткрылся от удивления. — Ты не можешь просить меня о таком! — Могу, — невозмутимо ответила Роза, выйдя из-за стола, — И прошу. Я оплачу Вам дорогу домой. Вас пригласят обратно лишь при условии, что Вы будете с уважением относиться к моему сыну. — Но я — часть вашей семьи! — Семья семьей, но это не значит, что Вы можете и дальше вести себя, как конченая сука. У Abuelá челюсть отвисла. Все были поражены. Даже Хайме, который, видимо, молча согласился с решением Розы выгнать Аbuelá из дома, застыл на стуле. — ЧТО? Abuelá не выглядела обиженной или задетой словами Розы. Нет, она лишь рассердилась. Раздражение, возмущение пульсировали в её ауре. А Роза… Она была в ярости. — Да-да. Я не потерплю оскорблений в адрес моего ребенка или его… — она затихла, вдруг вспомнив о тайне, что открылась лишь несколько минут назад. За этот короткий миг молчания Роза, казалось, наконец-то осознала, что Кит никогда не был парнем Лэнса, и что он всё это время лгал ей. Это смутило Розу, как и Клео в тот момент, когда та догадалась об истинном положении дел неделю назад. Кит и Лэнс выглядели по уши влюбленными, целиком и полностью преданными друг другу. И от этого ложь казалась более чем правдоподобной, но также приятной, сладкой. Её сын был так счастлив, и Роза наслаждалась этим его глуповатым радостным выражением лица, его привязанностью к Киту, особенно после всего, что он пережил. И не одна она думала об этом. Клео, Дэниел, Рэйчел, даже Хайме — все согласились бы с ней. Это разбило сердце Розы, но теперь ей наконец удалось отличить ложь от суровой правды. — Или друга моего ребенка, — договорила она, описывая очевидное, — Так что Вы уезжаете. Сожалею, что мы испортили Вам Рождество, но я уверена, что во всем виноваты только Вы. Abuelá хотела возразить, ей действительно было что сказать. Она всё ещё открывала и закрывала рот, пытаясь вымолвить хоть слово, но так ничего и не ответила. Наконец она ударила кулаками по столу, поднялась со стула и схватила свою трость. — Прекрасно! Не буду мешкать, — она сделала паузу, поворачиваясь, чтобы в последний раз взглянуть на сына, — Надеюсь, ты счастлив, Хайме. Надеюсь, ты горд. И с этим она ушла, сбежала в гостевую спальню, чтобы собрать вещи, а семья осталась сидеть в столовой. — Мы поедем за Китом, — сказала Роза, немного помолчав, она снова подвинула свою тарелку, — Но сначала приберите со стола. Вы все забудете какие-либо обиды, простите друг друга, засунете подальше недовольство и злобу. А ты, Лэнс, — она повернулась, во взоре её больше не теплилось выражение нежной материнской любви, оно сменилось тем, что Лэнс всегда ненавидел: чистое страдание разочарованной матери. — Ты помиришься с Софией. Прямо сейчас.

День 9

Суббота, двадцать четвертое декабря

Сочельник

19:11

Невзирая на отчаянные мольбы Лэнса Роза затолкала их обоих в свою спальню, заявив, что их уже вполне заслуженное наказание утроится, если они выйдут за порог грустными или так и не помирятся. Она была полна решимости, планировала заставить их забыть все обиды и хотела, чтобы их долгожданное примирение произошло вот прям сейчас. Как только дверь спальни закрылась за матерью, Лэнс сразу же почувствовал себя одиноким. Он был смущен и пялился в пол, словно пристыженный ребенок. — Я так же как и ты против этой затеи, — прошептала София, крепко сжав ладони в кулаки и подбоченившись, — Но нам придется помириться. Рано или поздно. — Не буду мириться. София застонала и уселась на кровать их родителей. — Ну, у тебя нет выбора. Я знаю, что ты меня ненавидишь, поэтому проматываем всю эту драму и лишний пафос. Всё бессмысленно. Лэнс до сих пор был очень зол, он так отчаянно цеплялся за свою обиду, что предпочел бы отдать руку на отсечение, нежели позволить этой горечи рассеяться. — Мне… — замычал он, всё ещё любуясь деревянными половицами и проводя по ним носком. — Мне просто больно. Очень больно, вот и всё. — Я знаю. — Откуда? София вздохнула. — Ты действительно спрашиваешь об этом? Я покинула свою семью. Я натворила дел. Но ты ведешь себя так, словно я ни о чем не сожалею, как будто мне самой мои ошибки никогда не причиняли боль. Это не так. Мне тоже больно из-за них. Лэнс перевел взор с пола на неё, вглядываясь в её лицо, всё ещё мокрое, красное и припухшее от слез, и он только что это заметил. — Почему ты так долго не возвращалась? София сглотнула. — Я расскажу тебе, почему. Но пообещай, что выслушаешь. Лэнс потер нижнюю губу, ногтями другой руки проводя по своим джинсам. Он хотел узнать причину так же сильно, как и остальные члены семьи. Он жаждал объяснения, он заслужил его. Лэнс мог забыть о своей гордости лишь на мгновение, чтобы сесть на кровать рядом с Софией. Он мог просто проигнорировать свою злобу, мог внушить себе, что гнев схлынул, а боль притупилась. На мгновение, всего на какой-то короткий миг он мог бы притвориться, что простил её. Он примостился на краешек кровати и отсел от Софии на полметра, скручивая пальцами край своей рубашки. — Ладно, — прошептал он, кивая, — Я выслушаю. София набрала полные легкие воздуха, повернулась, чтобы посмотреть на младшего брата. В выражении её лица была смесь раскаяния, сожаления, печали, все эти эмоции заставляли сердце Лэнса болезненно сжиматься. А затем она заговорила, рассказывая брату то же самое, что репетировала перед Китом этим утром. Её слова были искренними, рассказ — обстоятельным, и, хоть она и нервничала сверх меры, Лэнс понял: она знает, что говорит. — Я ошиблась, — прошептала она, — Ты это знаешь, я это знаю. Я ничего не отрицаю, Лэнс. Я думала о каждой своей ошибке, пока искала жилье и скиталась с Алекси, — и эта боль чуть не разорвала меня на части. Но… — она сделала паузу, словно сомневаясь, стоит ли сказать об этом или же нет. — Не хочу рассуждать о них, я и так долгое время была зациклена на своих ошибках. Вместо этого я хочу поговорить о том, как мой побег повлиял на тебя. Ты не заслуживал этого, но потерял меня, Лэнс. И об этом я буду сожалеть до конца своих дней. Лэнс ещё сильнее прикусил губу, он изо всех сил пытался сдержаться и промолчать. Он не знал, что ему делать — принять ли извинения или снова разораться, поэтому он просто дал ей закончить. — Я была не готова к возвращению. Я не могла вернуться, но не из-за собственной трусости. Ведь если бы я это сделала, всё стало бы еще хуже. Я провалилась бы ещё глубже, утонула бы в этой яме из своих страхов и неуверенностей. Поэтому я поселилась в Финиксе, жила с Алекси, вдали от мамы и папы, вдали от родного дома… Но именно это спасло меня. Мне пришлось выживать, бороться, выкручиваться, и благодаря этому я узнала, как сильно зависела от нашей семьи. Я не говорю, что ни в чем нельзя полагаться на других, нет. Я даже поощряю это. Но часто бывает так, что мы возлагаем слишком большие надежды на близких, и, когда случается что-либо плохое, мы не знаем, как себя защитить. Я прочувствовала это на своей шкуре, Лэнс. Я поняла, что могу рассчитывать лишь на собственные силы, и что лишь я одна вершу свою судьбу. — Бля, звучит пиздос как стремно, — зашептал Лэнс, до него даже не дошло, что он действительно произнес это вслух. Но София тепло улыбнулась ему и кивнула. — Да-да, но это правда. Лишь я одна в ответе за свои проблемы, свои ошибки, трудности, невзгоды. Я ощутила, что самостоятельно должна разбираться с ними. А потом… Я смогла двигаться дальше, отпустить эту боль. Было очень трудно, но теперь я всё понимаю, и благодаря случившемуся я стала взрослее. Теперь у меня есть работа, квартира, машина, и я заканчиваю колледж. Глаза Лэнса расширились, и он больше не мог молчать: — Правда? Она кивнула, и широкая улыбка на её губах говорила Лэнсу о многом. Она гордилась собой. Так вот что имела в виду Abuelá. Об этом говорила и Клео. Именно это они пытались объяснить ему: София отличалась от Лэнса. Они оба пережили так много, количество испытаний, выпавших на долю каждого, было почти одинаковым. София и её маленькая дочь, Лэнс и Бенджи — им всем пришлось хлебнуть горя. Однако разница меж ними заключалась вот в чем: Лэнс всё ещё пытался справиться с обидой и горечью. Он всё ещё цеплялся за эту боль, всё ещё с отчаянием хватался за неё, даже если давно было пора отпустить. София отпустила, она приняла свои ошибки, пропустила их через себя и продолжила двигаться дальше. Лэнс же не смог. — Вот почему я вернулась. Возможно, Алекси была готова увидеть семью, но я — нет. Мне пришлось ждать подходящего момента, чтобы вернуться. Дело не в Алекси, а во мне и в моих эмоциях. Лэнс понял, что плачет, лишь когда слезы закапали на его джинсы. Рядом с ним сидела взрослая женщина, изливающая ему душу, умоляющая о прощении, и раскаяние её было настолько неподдельным, настолько искренним, что Лэнсу потребовалось всего несколько минут, чтобы принять решение. Он сможет простить Софию. И на этот раз прощение будет естественным, заслуженным на все сто. Наверное, искупление надо было заработать, продемонстрировать готовность загладить вину. Но Лэнс понял ещё тогда, неделю назад, обнимая своего отца в гостиной: он готов ждать сколько угодно, чтобы по-настоящему простить его. Вдобавок, видимо, пришло время отпустить обиды. А вот София уже сделала намного больше, чем требовалось, чтобы заслужить его прощение. Лэнс должен был согласиться, для него настало время сдаться. — Я горжусь тобой, — вдруг сказала она. Лэнс поднял взор, глядя на её подрагивающие губы и влажные дорожки на щеках. Почему? Почему она гордится им? И как, как вообще она смогла сохранить в себе столько великодушия, столько любви к нему для гордости? После всего того дерьма, что он наговорил? Лэнс не заметил теплую влагу, стекающую по его лицу, пока не стало слишком поздно; слезы обладают дурацким свойством выступать на глазах в самые неподходящие моменты. Вот только сейчас нужно было поплакать. Идеальный момент для слез. — Ты совершил каминг-аут, — пробормотала София, — Столь храбрый поступок. Прости. Меня не было рядом. Если бы только я могла тебя поддержать… — она замолчала, голос её звучал надтреснуто. София была напугана, но, стоило ей взглянуть на плачущего Лэнса, она поняла, что всё будет хорошо. — Если бы я была с тобой, то, наверное, тоже совершила бы каминг-аут. Я помогла бы тебе. И ты никогда бы не узнал, что такое одиночество. Лэнс моргнул, внезапно приоткрыв рот от удивления. — Ты… ты… — Немножко би? Ага, — она заулыбалась, и Лэнсу тоже захотелось расплыться в улыбке. Так он и поступил. Ухмылка его была яркой, широкой, искренней, в выражении лица читалось изумление. Лэнс не мог больше сдерживаться: он крепко обнял сестру. Всё случилось так внезапно, он обвил её обеими руками и с силой прижал к своей груди. Она ахнула от неожиданности, но не отстранилась, вместо этого обняла его в ответ. Они сидели на родительской кровати и плакали, роняя слезы друг другу на плечи. Но то были слезы радости, смешавшиеся с толикой грусти и капелькой сожаления. — Ты? Бисексуалка? — Лэнс усмехнулся, уткнувшись в шею Софии, он уже знал, что оставит влажные пятна на её футболке. Он с неохотой отпустил её и улыбнулся ещё ярче, — Поверить не могу. София кивнула. — Да… И ещё кое-что. Я не соврала, когда сказала, что действительно горжусь тобой. Ты достиг таких высот, преодолел столько всего. — Гордишься? Даже после сегодняшнего? Лицо Софии немного потускнело. — Нет, тут гордиться нечем. Лэнс, ты действительно всё похерил. Он нахмурился, вот только теперь он злился на самого себя. Ну конечно, он всё похерил: Лэнс испортил Рождество. Может, Abuelá и заварила эту кашу, но именно Лэнс довел начатый ею хаос до катастрофы. Лэнс был рассержен, но не действиями остальных, а из-за собственной тупости. — Не знаю, как всё исправить, — прошептал он, расстроенный до невозможности, огорченный и опечаленный, — Кит сбежал, и теперь все, наверное, ненавидят меня. — Врать не стану, наши просто в ярости. Черт возьми, я тоже. — Да? — Да, но это не значит, что с этого момента ты стал моим заклятым врагом. Всякое бывает, люди часто злятся. Я всё равно люблю тебя, ты — мой маленький братик, так что как-нибудь справлюсь с собой. А остальные… — она указала пальцем на дверь спальни, имея в виду членов семьи, прибирающих в столовой остатки ужина. — Они тоже смогут простить тебя. Лэнс обдумывал её слова, и в глубине души он знал, что София права. — Что мне делать? — Сперва извинись перед Китом. Кит. Одно лишь упоминание его имени заставило Лэнса вспомнить о не менее важной проблеме, его ошибке совершенно иного рода. Лэнс раскрыл их секрет, и, что ещё хуже, он оттолкнул Кита. За каникулы они так сблизились, у них даже стало что-то наклевываться, но Лэнс умудрился всё изнахратить, уничтожить столь прекрасные узы, загубить расцветающие чувства на корню. — Я не могу, — пробормотал растерянный Лэнс, — Теперь он меня ненавидит. — Ну да, наверное, — согласилась София, внезапно коснувшись руки Лэнса. Она крепко сжала его ладонь в своей, — совсем как Роза. — Я не очень хорошо знаю Кита, но уверена, что не одна заметила это. — Ты о чем? — Он по уши в тебя влюбился. Лэнс вздохнул и с осторожностью отнял руку. — Я знаю. — Чего… ЧТО?! — тембр её голоса вдруг стал выше на несколько октав, и она в ужасе уставилась на Лэнса. — Ты знал, но всё равно наговорил ему всякой херни? Какого черта, Лэнс?! — Так я ж не подумал! — Конечно, тебе ж нечем! — застонала София, потирая виски пальцами. Она встала с кровати и заметалась по комнате, а потом вернулась к брату, — Ты любишь его, да? — Не знаю я! — О Господи, Боже мой, поверить не могу. Боже правый! Мой брат — идиот! Лэнс нахмурился, сложил руки на груди. — Не идиот я! Просто у меня был стресс, и я не успел подумать… — Этот парень сделал для тебя микстейп! — закричала София, но не настолько громко, чтобы привлечь внимание других членов семьи внизу. — Он записал для тебя микстейп, а ты, ты просто… — А ещё он мне письмо написал. — Что, блять?! Лэнс перевел дух. — Да, он написал мне письмо. Но я его не читал. Когда я сказал ему, что не хочу отношений, он… — Он что, Лэнс Санчез? — Он велел мне выбросить его. София была готова его убить. Даже хуже, она разозлилась аки фурия и заходила по комнате, вцепившись в свои темные вьющиеся кудри руками. — И ты его выкинул. А потом опозорил его перед семьей, выставил полным дураком, обманщиком… Лэнс кивнул. — Всё ясно, — взревела София, внезапно снова схватив Лэнса за руку, — Мы найдем это письмо. Ты покопаешься в мусорке, хоть из-под земли его достанешь, мне насрать. Ты прочтешь это письмо и попросишь прощения у бедного мальчика. Лэнс не посмел ей возразить. Он был безмерно рад, что отношения их наладились. Это были самые обычные, естественные пререкания брата и сестры, бытовая полушутливая ссора, и Лэнс знал, что теперь всё в порядке. Они любили друг друга, они вновь обрели друг друга, они препирались и плакали вместе, и всё это было реально. Они помирились каким-то своим странным, уникальным образом. Теперь София помогала ему, как любящая старшая сестра, которой она и была всё это время, и она схватила его за руку и потащила к двери и по лестнице вниз, а потом к мусорной корзине у холодильника. — Найди его, — скомандовала она, показывая на кучу мусора, — Найди его, прочитай, а когда закончишь, скажи мне, что чувствуешь на самом деле.