Проводимость (Conductivity)

      Прошло три недели, и за это время Джон познакомился с Шерлоком Холмсом. Поселился с ним, и даже убил ради него человека. Когда держишь в руках оружие, целительский дар кое-что дополнительно для тебя фокусирует — ты точно знаешь, куда целиться — где находятся наилучшие места попадания. Джон мог назвать самые уязвимые места в человеке с той же уверенностью, с какой снимал с предохранителя пистолет.       Но при этом он не представлял, что и думать о Шерлоке — об этом человеке с пристальным, пронзительным взглядом, который видел всех буквально насквозь. Ну, почти всех. Джон не без тревоги себе улыбнулся и посмотрел в запятнанное дождем окно своей новой квартиры. Шерлок в гостиной пощипывал струны скрипки, а Джон сидел наверху у себя в спальне, прислушивался к всплескам рваного пиццикато¹ и думал о своей новообретенной удаче.       О выпавшем ему соседе, приключении. И о шансе.       О шансе вновь воспользоваться своей целительской силой — силой, что бушевала в его костях как бесконечный фейерверк и билась о внутренние стенки черепа. Джон смотрел на лондонский дождь и бессознательно улыбался серому ливню. Действительно улыбался. Шерлок внизу по-прежнему неистово щипал струны, а Джон, как дурак, улыбался.       "Не будь идиотом, — сказал он самому себе. — Спустись и посмотри, нет ли чего-то поесть. Ты же не знаешь — даже не представляешь, будет ли у тебя шанс воспользоваться своей магией. Нет причин чувствовать себя таким счастливым".       Чего Джон не знал, чего он не понимал, так это того, что теплое счастье — приятное, как свернувшийся на груди спящий лисенок, на самом деле имело свои причины. И состояли они не просто в обретении новой квартиры, милой домовладелицы ("Я вам не домработница, дорогой"), хамоватого и завораживающего соседа ("Что же происходит в вашем крошечном смешном мозгу? Как там должно быть скучно!"), ненужной более трости, ведении блога или Работе с большой буквы, как ее нравилось называть Шерлоку. Нет, дело было совсем не в вышеперечисленном, хотя все эти моменты действительно вносили свою лепту.       Чего Джон не сознавал, так это того, что он нашел Якоря.       Чего он не сознавал, так это того, что теперь все с ним будет в порядке.       Несколько недель спустя, после дела "Слепого банкира", Джон сидел в своем кресле, глядя в лежащую на коленях книгу, но читать — не читал.       Шерлок разливался соловьем насчет гипотетической возможности снятия отпечатков пальцев под водой (с помощью геля или чего-то подобного), а Джон пытался размышлять. Он выбрал "Убить пересмешника" в надежде, что Шерлок оставит его в покое, но явно драматически просчитался. Лучше бы он поднялся к себе, хотя тогда бы Шерлок наверняка пошел следом и все равно распинался целую вечность.       Джон уставился на страницу, не замечая там ни единого слова; голос Шерлока словно бы отдалился, слился в единый бессвязный гул, и Джону наконец удалось нащупать обрывок потерянной мысли.       Он вспомнил, как два месяца назад впервые познакомился с братьями Холмс.       Майкрофт (экстравагантный, спустившийся с пьедестала Майкрофт) очень таинственно и всезнающе сообщил Джону, что гуляя с Шерлоком, тот видит поле боя. Он взял отнюдь не протянутую Джоном руку и посмотрел на нее так, словно был хиромантом и изучал, где кончается линия жизни.       "Война не преследует вас, — сообщил он. — Вам не хватает ее".       Майкрофт явно счел, что разоблачил Джона, вытащил на свет его главную тайну — и, вероятно, именно потому тогда отпустил его восвояси.       Шерлок сделал то же самое, пусть и без подобного бесцеремонного вторжения в личную жизнь Джона или очень театрального, постановочного похищения. Совать свой нос к Джону он даже и не пытался, ибо и без того уже все знал. Или думал, что знает. Войну, смерть и трупы он упомянул лишь раз, спросив, не хочется ли Джону увидеть их снова. (Какой джентльменский способ задать столь ужасный и притягательный вопрос!). И Джон ответил согласием — с энтузиазмом согласился последовать за сумасшедшим детективом на новое поле боя.       И все-таки оба брата Холмс ошибались.       Война Джона не интересовала, несмотря на осязаемую притягательность битвы — возможно, не будь он Иво, то пошел бы сражаться и ради одного этого ощущения. Но нет, Джона тянуло занять место рядом с Шерлоком не из-за войны самой по себе. Война не была для него природным магнитом.       "Нет, — подумал Джон, слыша за спиной приглушенное бормотание Шерлока, который продолжал что-то нести об отпечатках пальцев. — Война привлекала меня лишь потому, что там можно было незаметно использовать магию".       Война — это хаос. А во время хаоса люди "слепнут".       В случае Шерлока с его расследованиями было то же самое. На фоне его яркой фигуры все вокруг меркло, а Джону лучше всего работалось в тени. "Прячась" рядом с детективом, он получал шанс воспользоваться своим даром.       Во всяком случае, он на это надеялся.       И подумал, что этот шанс — единственное, что сейчас подпитывает его счастье.       — Несмотря на то, что современная наука еще не догнала...       Осознав, что Шерлок по-прежнему продолжает растекаться мыслью по древу, Джон переключился с размышлений о своем даре на друга и, сам того не замечая, слегка улыбнулся.       От детектива это не укрылось, и он решил, что Джон улыбается каким-то его словам. Он не думал, что рассказывает что-то забавное, но, видимо, стоило воспользоваться этим приемом еще раз. Под другим соусом, естественно — ему нет необходимости повторяться. Сейчас попробуем... вот так.       Улыбка Джона никуда не исчезла, а Шерлок, оценив это, ухмыльнулся. Значит, он способен и рассмешить тоже.       Потрясенный изменившимся выражением лица друга, Джон неуверенно улыбнулся ему в ответ. Они оба уже позабыли, что говорил Шерлок, и детектив все же умолк.       — Что-то не так? — спросил Джон, отчаянно пытаясь вспомнить, что последнее тот говорил. Что-то про прудовую воду, кажется? Хотя нет, не про нее...       — Все так, — сказал Шерлок. Он нахмурился и посмотрел в окно. — Да, так вот насчет кислотности воды — она должна быть ниже, чем...       Он вновь вернулся к своему монологу, а Джон сделал глоток чая, слушая детектива вполуха. Его намного больше интересовало выражение чистой радости, которая появлялась на лице друга во время рассказа, чем сама "лекция". А уж детектив готов был говорить сутками, если его слушали. Он это обожал.       Нет, Джон Ватсон не имел ни малейшего представления, кого он нашел.       Отыскав Якоря, Иво не узнавали об этом немедленно — сначала они должны были рассказать Якорю свою тайну (и тогда искры магии вспыхивали "живой" нитью, отчетливо видимой ими обоими). Но даже если Иво не раскрывался Якорю и тот сам не выяснял сей секрет, особого значения это уже не имело. Если они нашли друг друга, Сгорание уже не могло начаться.       Но все же было лучше, если Якорь узнавал сразу. Лучше — для них обоих. Ибо когда Иво и Якорь встречали друг друга, между ними создавалась связь — она могла быть очень разной, и многое меняла в их жизни.       Первый признак — усиление связи. Если Иво и Якорь были врагами, они становились врагами на всю жизнь. Если между ними была любовь — она длилась до самой смерти. Если дружба... о, дружба между Иво и Якорем превращалась в нечто настолько сильное, что разорвать и невозможно. Такой дружбе суждено было существовать вечно.       Усиление могло развиваться годами, и даже после проявления последних признаков связь еще долго оставалась не совсем полноценной.       Второй признак — магия медленно расслаблялась в костях Иво. Постепенно отступали мигрени, а также боли в коленях и мучительные прострелы в ладонях и пальцах. Иво освобождался от своего бремени ежедневной боли (если он был из тех, кто скрывал собственные способности).       Одновременно с этим облегчением, Якорь внезапно начинал осознавать существование магии. Краешки листьев начинали мерцать для него тихим светом, отчего деревья сияли даже в ночи, а камни выглядели больше, чем просто камни. Все вокруг начинало светиться, и даже ночной ветер заполняли крошечные частички света.       А затем наконец активизировался самый последний фрагмент цепи — связь сама доносила до Иво и Якоря, что они соединены. И Якорь обнаруживал, что часть магии Иво перетекает в его собственные руки и пальцы, и теперь он сам тоже является ее носителем.       В половину одиннадцатого вечера во вторник Джон спустился в гостиную, чтобы выразить свое возмущение визжащими звуками скрипки, и остановился, бессознательно отставив руку, только что ободранную об косяк. Шерлок с задумчивым видом стоял посреди комнаты. Джон не проронил ни слова, а детектив сжимал в левой руке изящный гриф скрипки.       А с вытянутых пальцев другой руки, словно виноградная лоза, тянула свои ростки целительная магия. Блестящая, цвета морской волны, она росла ровно и уверенно, клубясь по краям тонкими яркими завитками, и в итоге обвила собой джоново предплечье, его запястье и пальцы.       Шерлок забыл, как дышать. Он потянулся к Джону без задней мысли, без всякого сознательного решения — когда обернулся на звук скованных шагов друга и увидел на его руке кровь. Внутри, из самых костей, высвободилось странное, вибрирующее ощущение и перетекло в правую руку.       Они оба уставились на чистую суть волшебства. Завитки магии, которые так привычно и странно проистекали из руки Шерлока, плотно обхватывали пальцы Джона. Доктор снял со своего запястья одно из блестящих колечек и посмотрел на руку: на месте ранки была новая гладкая кожа, вместо загрубелой и старой.       И Шерлок, осознав это — осознав, какое это чудо, поднял на Джона благоговейный взгляд.       Джон же продолжал смотреть на копию своей магии.       — Ты — Якорь, — прошептал он.       И вскинул глаза на Шерлока. В отблесках уличных фонарей было видно, что они полны слез. Шерлок смотрел в покрасневшее, смущенное лицо друга, не в силах выговорить ни единого слова. Магия мягко жужжала у него в ушах, словно рой крохотных пчел.       Тихий и осторожный шепот Джона перекрыл этот звук:       — Ты мой Якорь.       И Шерлок проговорил:       — А ты — Иво.