Только боги могут видеть, куда ведёт дорога, по которой мы не пошли. (с)
Он был на грани отчаяния, когда заметил вдали знакомые знамёна. Сперва Пелей не поверил своим глазам, но затем понял, что его гонец всё-таки сумел достичь берегов Трои и разыскать царевича Приама. И теперь, когда многочисленное троянское войско поднимало пыль на высушенных солнцем равнинах Фессаллии, он готов был смеяться и плакать от счастья и облегчения, и нестись вперёд, загоняя и без того утомлённого коня, встречая своего побратима и спасителя. Но, блюдя свою честь и не желая пасть в глазах собственных солдат, Пелей остался на месте, и только блеск его глаз выдавал волнение и нетерпение, бушевавшие в его душе. А Приам, никогда не отличавшийся сдержанностью, в считанные минуты подлетел к другу, оставив позади себя своё войско. Он спрыгнул с коня и раскрыл объятия Пелею, и тому не оставалось ничего другого, как тоже спешиться и обнять друга. Нелегко было троянскому царевичу убедить своего отца, старого, умудрённого годами и горечью потерь царя Лаомедонта, но, видя бесконечное желание сына помочь попавшему в беду побратиму, тот всё же согласился дать сыну войско из двух тысяч троянцев. Приам спешил, гнал своё войско так, словно от их скорости зависела его собственная жизнь, и принёс в жертву Посейдону не одного петуха, чтобы волны поскорее донесли троянские корабли до нужного ему берега. И теперь, встретившись под палящим солнцем, он всё ещё не верил, что успел. - Благодарение Богам, ты всё ещё жив! – выпалил Приам, похлопывая друга по плечу. - Они за тем холмом, - безрадостно ответил Пелей, кивнув в сторону вражеского войска, - так что это только вопрос времени. Даже если Приам и боялся, он никогда не показывал этого. В том была его сила, которой никогда не было у царя Фтии. Но Пелей знал, что сила его друга станет его силой, как станет его мечом меч Приама, а дом Приама – его домом, стоит только попросить. И волна бесконечной признательности и нежности затопила сердце Пелея. - Как мне благодарить тебя?! - Мы ещё не победили, - мягко улыбнулся Приам. – Но я уверен, что победим. И ты знаешь, что я не требую от тебя ни золота, ни рабов, ни почестей. Я здесь лишь потому, что лучшего друга у меня нет и не будет никогда, - искренне сказал он. Судьба свела его и Пелея несколько лет назад, когда оба царевича гостили у царя Микен. Два года они были неразлучны, как братья, не счесть было приключений и исхоженных дорог, пока женитьба не потребовала возвращения Приама в Трою, а Пелей не занял трон Фтии. – Как поживает твоя прекрасная жена? Пелей улыбнулся: при мыслях о Фетиде и их маленьком сыне тревога, что снедала его накануне битвы, отступила. - О, она всё так же очаровательна, и я люблю её с каждым днём всё больше. А Ахиллес… у него буйный и непокорный нрав, но он красив, словно маленький бог, и, вероятно, станет знаменитым воином. Моя жена, во всяком случае, предрекает ему великое будущее, - засмеялся он. – Ну, а ты нашёл счастье с Гекубой, Приам? Троянский царевич кивнул. - Она подарила мне двоих прекрасных сыновей, а недавно у нас родилась дочь, Брисеида. И, знаешь, кажется, я смог её полюбить. Лукавая улыбка заиграла на губах Пелея, и троянец понял, что его друг что-то задумал. Приам вопросительно поднял брови. - Я хочу, чтобы мы с тобой были не просто лучшими друзьями, а сделались по-настоящему родными людьми, память о нашей дружбе и союзе наших держав не умерла вместе с нами, чтобы она жила в наших детях и внуках, и правнуках. Я хочу, чтобы мы заключили помолвку между моим сыном и твоей дочерью, ведь ничто лучше свадьбы не укрепит союз между Фтией и Троей, - Пелей никогда не был хорошим оратором, поэтому не знал, убедят ли его простые, но честные слова его друга. К радости Пелея, троянец прямо-таки просиял. - Когда мне сказали, что у меня родилась девочка, я сразу подумал об этом. Боги благословят этот союз и даруют мир и процветание нашим землям! А пока мы должны одержать эту победу ради будущего счастья Ахиллеса и Брисеиды! – с этими словами он вскочил в седло, принял из рук слуги богато украшенный шлем и надел его. Пелей проделал то же самое, молясь всем Богам об успешном завершении этой битвы. Трубы взревели, возвещая приближение врага.***
Глядя на Ахиллеса, Приам невольно воспоминал своего давнего друга – даже в полутьме шатра он отчётливо различал в чертах молодого воина черты Пелея. И от того было ещё больнее, что ему пришлось, глядя в лицо того, кого он когда-то хотел видеть своим зятем, просить вернуть ему тело Гектора. Мальчик, которому он когда-то хотел отдать свою дочь, вырос и стал убийцей его сына. Внезапная смерть Пелея разрушила все их планы, потому что Фетида, обуреваемая каким-то непонятным страхом за жизнь сына, заявила, что Троя и троянцы станут погибелью Ахиллеса, и навсегда разорвала его помолвку с Брисеидой. Погоревав об умершем друге и несбывшихся надеждах, Приам на какое-то время забыл об Ахиллесе, но лишь до того момента, когда среди многих парусов, приблизившихся к берегу Трои, увидел паруса, под которыми когда-то ходил его лучший друг. И тогда он едва сдержал горький смех, дивясь иронии судьбы и насмешке Богов: Ахиллес шёл войной на тех, кто должен был когда-то стать его роднёй, а Фетида, как ни старалась, не смогла удержать сына подальше от троянских берегов. - Я знал твоего отца, - стараясь говорить ровно и безразлично, произнёс Приам, - к несчастью, он до срока умер, - ни к чему было тревожить сердце юноши рассказами о том, что связывало троянского царя и его отца. Теперь это уже не имело никакого значения. Упоминание о Пелее заставило Ахиллеса побледнеть и перемениться в лице. - Конечно, ты получишь тело своего сына и сможешь оплакать его достойно, как велит обычай. Я отдам все необходимые распоряжение, - и он быстро вышел из шатра, словно не мог больше находиться наедине с Приамом. Как и следовало сыну его отца, Ахилл сдержал слово. Когда Приам покинул его шатёр, его уже ждала колесница, запряжённая добрым гнедым конём; тело Гектора, на которое царь старался не глядеть, было надёжно привязано к колеснице. Оглядываясь по сторонам, он совершенно неожиданно увидел Брисеиду, выскочившую из-за шатров. Измученное старое сердце троянского царя едва не остановилось от радости: с тех пор, как им сообщили о разграблении храма Аполлона, он считал свою дочь мёртвой и даже не надеялся снова увидеть её. Глаза девушки расширились, когда она увидела его в лагере ахейцев, она метнулась к нему, но тут же остановилась, вопросительно и, как будто бы извиняясь, глядя на Ахилла. Юноша же замер, глядя на неё, и по губам его поползла горькая, но понимающая улыбка. - Ты свободна. Иди. Мельком улыбнувшись Приаму, Брисеида шагнула к Ахиллесу. Они стояли друг против друга молча, но взгляды их говорили ярче и искреннее любых слов. Ахиллес достал из-за пазухи ожерелье из ракушек и вложил его в ладонь девушки, а Брисеида накрыла его руку своею и пылко сжала её. Приаму понадобились все его силы, чтобы удержаться на ногах – так силён был удар, поразивший его, когда он понял, как жестоко посмеялись Боги над ним и Пелеем, над Ахиллом и его нежной юной дочкой. Похоже, Ахиллес и Брисеида действительно предназначались друг другу небом, вот только жестокие насмешливые Боги не дали им соединиться мирно, а бросили их в объятия друг друга посреди войны, боли и горя, чтобы вскоре снова разлучить. Ему было больно за них обоих, так больно, словно это его самого вот-вот разлучат с любимой. Приам давно уже не был пылким юношей, способным сгоряча сказать то, о чём после пожалеет; и рядом с ним уже давно не было Пелея, который мог бы охладить его пыл одним твёрдым взглядом, одним спокойным словом. Поэтому проклятие, которое троянский царь желал послать Богам, само собой замерло на его устах.