***
Серо-зеленая вода Ла-Манша мерцала слабыми солнечными бликами, когда 363-я направлялась к Бельгии. В этой вылазке бомбардировщиков не было; в небе аккуратным строем летело лишь двенадцать «Спитфайров». Немцы разместились на побережье недалеко от Брюгге, и «Орлам» нужно было посмотреть на их деятельность и по мере возможности вывести из строя их оборудование, которое те туда подтянули, своими пулеметами и пушками. В конце концов, важно было хотя бы взглянуть на то место, чтобы решить, нужно ли Бомбардировочному командованию что-то предпринимать; потому что за пределами воздушного боя истребитель мог нанести серьезный ущерб, но все же бомбы были лучше. Брюгге был слишком урбанизован, чтобы возле него располагался военный аэродром, но это не означало, что эскадрилью не могли обнаружить на подходе и нанести встречный удар, прежде чем те достигнут города. Но пока все шло тихо. — Красный Лидер, это Синий Лидер; как слышите? — раздался по связи голос По. — Я слышу тебя, — ответил Хакс, его лицо закрывала кислородная маска. — Что такое? — Просто проверяю, — сказал По с веселыми нотками. — Какова наша позиция? Хакс взглянул на раскрытую на его правом бедре карту с погнутыми от частого использования краями. Сам город находился в девяти милях от побережья, но их цель была ближе. Он уже заметил белую полосу пляжа далеко внизу на горизонте. — В двух милях от побережья, совсем близко, — сказал он. — Мы в пределах досягаемости вражеского радара, так что держите глаз востро. Желтые, держитесь севера, Синие — юга. Красные будут удерживать центральную линию. Давайте перейдем к восьми футам. Придерживайтесь своих позиций и следите за спиной. Опустив нос своего «Спита», Хакс начал снижаться, слушая устойчивый гул двигателя. Во время тренировок они практиковали упражнение, когда нужно было в полете полностью заглушить двигатель и спускаться к аэродрому чисто по воздушным потокам и энерции. Внезапная тишина поражала, но когда он приспосабливался к ней, он отодвигал фонарь кабины и вслушивался в свист ветра. Такое упражнение резко уменьшало силу полета: тяжелая машина двигалась в тысячах футах над землей, держась на лету лишь благодаря своей конструкции фюзеляжа. В такие моменты Хакс забывал, что его сокол — оружие, сосредотачиваясь только на пилотировании им. Теперь, приближаясь к Бельгии, он положил большой палец на спусковой крючок на рычаге, как напоминание о том, зачем они здесь. Сквозь прицел он видел, как вдоль побережья формируются здания, появляются причалы с покачивающимися на воде лодками. У них будет один безопасный заход, может, два, прежде чем немцы наведут на них свои тридцать девятые «Флаки». В лучшем случае каждая четверка выполнит проход и сделает все возможное, чтобы запомнить расположение установок, выпустить пару снарядов, а затем невредимыми отступить к Уолкастлу. Но это был самый позитивный сценарий событий. — Итак, джентльмены, — сказал Хакс. — Давайте работать. Вглядываясь в зеркало, он наблюдал за остальными Красными — Беном, Мельцой и Уэксли — и следил за ними последние несколько сотен футов, пока они не достигли той высоты, когда можно было даже разглядеть на улицах береговой линии людей, некоторые из них останавливались и поднимали голову, чтобы посмотреть, как над ними, гремя моторами, пролетали «Спиты». Возможно, они думали, что это очередные учебные полеты немцев: гражданские лица не всегда могли отличить дружественные воздушные судна от вражеских. Под ними пробегали дома и извилистые прибрежные дороги, пока они не увидели начало сооружений на окраине города: мешки с песком и перегораживающие дороги баррикады, черные тени танков и зенитных орудий, мелькающий между зданиями персонал. Из того, что видел Хакс, здесь была не слишком активная деятельность, но тут стояли здания, которые могли в ближайшие несколько недель стать чем-то посерьезнее. — Мельца, — позвал Хакс, — что ты видишь? — хотя у всех зрение было хорошее — каждого пилота проверяли на него, когда те проходили первоначальный медосмотр. Но у Тео был, как говорился, орлиный глаз, с высоты он замечал невероятные детали. — Помещение на пятьсот человек, — ответил Мельца, — может быть, даже больше. Тяжелую артиллерию, — и задумчиво добавил: — Понятие не имею, зачем им это. Джерри целый год владели этим местом. Хакс не мог не согласиться. Смысл укреплять это место не было, если только они не защищали здесь что-то важное. — Может быть, они сюда приносят доставленное с судов. Снабжение морем, все такое. — Возможно, — ответил Уэксли, — но наш флот хорошо контролирует водные пути, разве нет? — Они ничего не могут сделать с немецкими подводными лодками, — сухо сказал Бен. У Хакса не было реального представления о том, что предпринимали немецкие и английские военно-морские силы. Группа №13 охватывала большинство британских судоходных маршрутов своими «Сифайрами» и не слишком контактировала с остальными группами; они занимались только своими собственными делами. — У нас будет время порассуждать, — сказал он. — На данный момент, давайте сосредоточимся на задаче, пока те еще нас не заметили. Хакс лег на крен, получая лучший вид на землю и стоящие внизу установки, и попытался как можно больше всего запомнить. А затем повел Красных над самым крупным сооружением, поворачивая, когда они достигли его конца, и возвращаясь для второго захода. Когда они летели, Бен спросил: — У них там как минимум шесть «Флаков», и они уже знают, кто мы такие. Тогда почему они не стреляют? — Вот это вопрос дня, — сказал Стриклэнд по общей радиосвязи. Он с Синими был виден с правой стороны Хакса, те летели на юго-запад. — Красный Лидер, может, мы спустимся вниз и проверим, сможем ли чуть подыграть им? Хакс взглянул на свой топливный манометр, убедившись, что в баке больше половины — им еще нужно будет вернуться домой, — но потом сказал: — Давайте отметимся, что мы здесь были, джентльмены. Всем Лидерам, орудия наготове. — Вот мы и пришли, джерри, — прорычал Тейлор, когда повел своих Желтых на расстояние выстрела пулемета с северной стороны установки. Они исчезли из поля зрения Хакса задолго до того, как начали стрелять, но он продолжил держаться своего курса еще на несколько секунд, позволив другим сделать первые выстрелы, а потом зловеще весело крикнул: «Наша очередь, ребята», и, нырнув вниз к центральным зданиям, открыл огонь. Персонал на земле разбежался в стороны в поисках хоть какого-то укрытия от впивающихся в кирпич, почву и плоть пуль «Орлов». От ударов с крыш посыпалась черепица, земля летела клочьями. Хакс стрелял короткими очередями, звонкий и резкий пулеметный перебой перекрывал даже шум двигателя. Он двигался слишком быстро, чтобы лучше оценить, нанес ли он какой-либо значимый ущерб, поэтому он видел только фрагменты разрушения, которые оставлял позади себя. Но, в конце концов, неважно, попал ли он в что-то конкретное или нет; им необходимо было всего лишь запугать. Если бы воздушным силам было действительно нужно уничтожить установки полностью, они бы послали туда бомбардировщиков. Тем не менее, когда Хакс добрался до дальней западной части комплекса, он развернулся, чтобы получше взглянуть на результат. В полумиле от его позиции он увидел, как Синие резко двинулись вниз и опустошили свои магазины на земле. От взорвавшейся конструкции поднимался темный дым, по-видимому, горело топливо или боеприпасы. Желтые, предположительно, должны были быть где-то позади Хакса, где их было не видно. Когда он снова прицелился, он заметил, что первый «Флак-38» повернулся, готовясь к выстрелу. — Они теперь знают, сколько нас. Разбиваем строй и выходим за пределы диапазона, — но предупреждение было несвоевременным. Он почувствовал и услышал характерный глухой звук рядом со своим крылом, даже прежде чем открыл дроссель и начал подъем. — Черт! — ругнулся Хакс и повернул налево, уклоняясь от ближайшего «Флака», но пока подниматься не спешил. А вместо этого заправил свои пушки и приблизился, чтобы попытаться вывести из строя орудие. Хакс заметил рядом с собой еще одного «Спита», но он долго наблюдать за ним не мог. Он спустился, входя в диапазон стрельбы и держа артиллеристов «Флаков» на прицеле, и выпустил череду пуль в их позицию, обложенную мешками с песком. Те пропали во вспышке, но Хакс снова зашел в вираж, готовясь ко второму подходу. — Я иду за тобой, — послышался Бен, его голос на общей частоте прорезал голоса других пилотов. — Если не получится у тебя, я добью их. — Нет, — резко сказал Хакс. — Мы примем их огонь на себя. Два сокола в непосредственной близости были более крупной мишенью, чем один, и вероятность, что их подобьют становилась еще выше, потому что немецкие артиллеристы управлялись со своими орудиями быстро. Но Бен возразил с неоправданной уверенностью: — Они нас не поймают. Хакс стиснул зубы, чтобы не выругаться на его упрямство. Они приближались слишком быстро, чтобы он мог приказать Бену отступить, но даже если бы он и приказал, не факт, что тот бы послушался. Держа палец на спусковой кнопке, Хакс нацелился на позицию «Флака» и открыл огонь. Мимо кабины пронесся белый хвост от трассирующего снаряда, но для того, чтобы повернуть назад так, чтобы не выставить свои топливные баки под прицел «Флаков», было уже слишком поздно. Поэтому Хакс сжал рычаг, держа курс, и отпустил себя, решив, что будь, что будет. Никаких контрольных щелчков металла о металл так и не появилось, но его сердце сжалось, когда он услышал, как кто-то крикнул: «В меня попали! Я подбит!». На долю секунды ему показалось, что это Бен, но этот голос был слишком высоким, а акцент — слишком резкий. Когда пилот прокричал: «Я падаю», Хакс узнал в нем молодого Натана Ши. Лихорадочно ища взглядом одного из четверки Желтых, он потянул самолет вверх, уходя из-под прицела «Флаков», пока не заметил, как подбитый «Спитфайр» опасно накренился на правый борт, из блока его двигателя вырывался черный дым и тянулся по небу, как след от крови. — Выпрыгивай, Ши, — торопливо и с волнением сказал Хакс. — Убирайся оттуда немедленно. Хакс должен был отвести взгляд, должен был сосредоточиться на своем собственном курсе, но когда от Ши не пришел никакой ответ, он отчаянно надеялся на то, что тот просто отключил свою радиосвязь и выпрыгнул из сокола. Но он слушал, как Тейлор, ведомый Ши, судорожно звал его: «Нейт! Нейт, ты меня слышишь? Убирайся оттуда, малыш. Нейт, уходи», — и чувствовал, как грудь сдавило холодным страхом. — Я не вижу парашют, — крикнул Брюстер Миллс. — Он просто падает с неба. Он… о, Боже мой. «Спитфайр» упал на землю и разразился огнем, столкнувшись со стеной одного из зданий, которое от удара начало обрушиваться. — Нейт! — завопил Тейлор, радиосвязь помехами исказила прозвучавшее имя. — Черт побери. Эти гребаные джерри заплатят. Хакс хотел того же; Боже, как же он хотел отомстить, но он заставил себя отдать приказ: — Не вступать в бой. Все группы должны собраться и немедленно вернуться в Уолкастл. — Но, сэр… — Делай, как велено, пилот, — огрызнулся Хакс. — Возобнови свой строй, мы возвращаемся в Англию, — на аэродроме у них будет время на траур; в небе же ему не место. — За побережьем станем в один строй. Вам нужно будет, — его оборвал всплеск вопля боли и проклятий. — Ах, черт возьми, — причитал Льюис Миллс. — Дерьмо. Они меня ранили. Боже мой, моя нога… Хакс чуть качнулся на левое крыло, пытаясь разглядеть его, но все, что ему удалось увидеть, — как «Спит» Льюиса набирал высоту в пятисот футов, шестьсот, семь… пока не оказался в безопасности, за диапазоном стрельбы артиллерии, и лег на восточный курс домой. — Тебя сильно задело, Лью? — спросил Брюстер, в его голосе забота о брате пробралась даже сквозь помехи радиосвязи. — Лететь нормально можешь? Ответ Льюиса был напряженным: — Это просто моя левая нога. Я практически не могу ею пошевелить и, черт возьми, у меня сильное кровотечение. И она болит. Боже, как же она болит, — последнее было сказано почти плачем, наполненным мукой. — Просто держись, окей, — сказал Брюстер. — Ты при мне не умрешь, Лью, понял? Ты вернешься на аэродром, и все будет хорошо. — Держись рядом с соколом брата, — велел Хакс. — Если он начнет заваливать порт, его нужно будет направлять. Мы отвезем его домой, — он наблюдал, как Брюстер подошел к «Спиту» Льюиса, чей самолет зловеще трясся, пытаясь удержаться прямо. Хакс слышал его тяжелое дыхание, редкие проклятия и шипение от боли, но он держал курс, пока они не пересекли Ла-Манш и не увидели очертания Норфолка. Хакс изменил свою радиочастоту на эфир диспетчерской башни, запросив разрешение на посадку. — Нам понадобится медицинская помощь на взлетной полосе, — сказал он Рей, которая ответила на его запрос. — У нас раненый пилот. — Конечно, — ответила она. — Я отправлю за доктором Таркином и медсестрами. Вернувшись к частоте эскадрильи, он сказал: — Льюис, Брюстер, я хочу, чтобы вы сели первыми. Остальные приземлятся за вами. На земле вас будет ждать доктор. С тобой все в порядке, Льюис? В ответ он получил напряженное: «Да, сэр», но не более того. Отступая назад, Хакс позволил братьям Миллс вылететь вперед и спуститься к аэродрому. За ними последовал Тейлор, без ведомого, держась близко к братьям, чтобы проследить, что те добрались безопасно. После них приземлились уже По, Коротышка, и остальная часть эскадрильи, каждая пара села плавно и покатилась к Третьему ангару. Однако, Хакс остановился в конце взлетной полосы, где припарковались Льюис и Брюстер, и заглушил двигатель. На левом крыле «Спитфайра» Льюиса стояли две медсестры и пытались вытащить того из кабины. Хакс слышал, как он кричал, слышал его тяжелые всхлипы агонии, когда его достали на крыло. Когда он открыл дверь кабины, Хакс увидел, что левая нога Льюиса была полностью в крови и безвольно висела ниже колена. Брюстер уже вылез из своего «Спита» и теперь ждал, чтобы помочь спустить брата с крыла, Льюис просто рухнул ему в руки. Стоящие рядом другие две медсестры жестами указали Брюстеру, положить его брата на белые носилки, которые они принесли. Женщины подняли его и начали долгий пробег в лазарет. Брюстер побежал рядом с ними, сжимая руку Льюиса. Хакс хотел поспешить за ними, чтобы узнать, насколько тяжелой было ранение, но он остался на месте: в лазарете он бы только мешал, к тому же ему нужно было отогнать свой сокол к ангару. Вернувшись внутрь, Хакс запустил двигатель и вырулил на место, обнаружив там уже собравшихся «Орлов», когда слез с самолета. — Что случилось, сэр? — спросил Норман Кроу, беспокойно крутя свой шлем в руках. — Льюис в порядке? Хакс с грустью ответил: — Боюсь, что нет. Его отвезли к врачу, но он выглядит плохо. Кроу повесил голову. — И Нейт… Хакс огляделся, пока не нашел взглядом Билла Тейлора, тот стоял с краю группы, а по его лицу текли слезы. Натан был вторым ведомым, которого он потерял после Энди Уорда. Тейлору не понравился этот парень, когда тот приехал на замену, но со временем его принял. Хакс осмелился бы даже сказать, что в конце концов Билл даже полюбил Натана. Вирджил Гилберт, который не полетел с ними на это задание, стоял рядом с ним и успокаивающее поглаживал Билла по плечу, пока тот плакал. — Что теперь, сэр? — спросил Коротышка, вытирая платком свое повлажневшее и покрасневшее от слез лицо. Хаксу нужно было еще собраться с силами, чтобы отправить новости о смерти Натана Ши его семье в Коннектикуте, но пока это может и подождать. Его люди надеялись на него, искали поддержки, указаний, они не скрывали своей неуверенности и боли, и у него не было другого выбора, кроме как встать прямо перед лицом очередной потери. — Идите за мной, — уверенно и спокойно сказал он. — Нам надо выпить за Ши. Словно на похоронном марше, они пересекли поле от своего ангара к столовой. Сержанты внутри были заняты приготовлениями к ужину, но когда Акерман, главный повар, увидел выражение лиц «Орлов», он бросил свою печь с кастрюлями и, вытирая руки о фартук, скрылся в кладовой, а потом вернулся с двумя нераскупоренными бутылками бренди, которые поставил на ближайший стол, и послал своих помощников за стаканами. — Сожалею, ребята, — сказал он со своим грубым северном акцентом. — Скольких вы потеряли? — Один разбился на смерть, — сказал Хакс, опустившись на скамью у главы стола. — Другой тяжело ранен. Акерман высунул пробку на бутылке бренди. — Тогда я помолюсь за него, — он взял один из стаканов и плеснул в него бренди на три пальца. Он передал его Хаксу, но Хакс только двинул его дальше, пока стакан не оказался у Тейлора, который все еще шмыгал носом. Он сразу же опрокинул бренди в себя, склонив голову, когда жидкость обожгла горло. Стаканы передавали из рук в руки, пока те не оказались у каждого. Акерман безмолвно пополнил стакан Тейлора, прежде чем поставить на стол почти полупустую бутылку и вернуться на кухню. — Это, — сказал Хакс, поднимая свой стакан, — за погибшего сегодня Натана Ши. Да упокоит Господь его душу. — Упокой, Господи, его душу, — пробормотали другие, а потом выпили. Через стекло своего стакана Хакс глянул на Уэксли, самого молодого пилота 363-й. Ши было всего двадцать два, а Уэксли не было еще и двадцати. Хакс часто забывал, что они были чуть старше окончивших школу парней, и все же они сражались и умирали, умирали даже не за свою страну. Пожалуй, это были самые смелые и самые безрассудные люди, которых он когда-либо знавал. Его взгляд остановился на Бене, тот сидел от него дальше всех, между его ладоней покоился пустой стакан бренди, глаз видно не было. Сердце Хакса почти остановилось, когда он подумал, что мог бы потерять его, что «Флаки» могли подбить не Натана, а его, Бена, и лишь от одной такой мысли Хакса охватили кипучий страх и боль. Отправлять Бена в бой над Ла-Маншем было одно — обычный приказ, написанный на листе бумаги, — но смотреть, как тот умирает, как Натан, как Энди, как и многие другие пилоты с самого начала войны, — было выше его сил. Бен коротко посмотрел на него, их взгляды встретились. Прошло уже несколько дней с тех пор, как они оставались наедине, и то, что они сегодня встретятся, было ясно по одному лишь взгляду. Бен понимающе моргнул, а затем отвернулся. Хакс обратил свое внимание на Стриклэнда, который начал рассказывать историю о Натане, которую только что вспомнил. Они будут делиться этими воспоминаниями в течение следующих нескольких часов, пока не опьянеют, а их погибший товарищ не будет должным образом удостоен чести. Они остались за столом до ужина, свое летное снаряжение они, сложив в одну кучу, отложили в сторону и принимали соболезнования от пилотов других эскадрилий, когда те потихоньку начали заполнять столовую. Новость о случившемся разлетелась быстро, и все чувствовали скорбь «Орлов». Хакс взял свою пищу, но с удовольствием выпил порцию вина, которую ему дали. В голове стоял туман, он притупил боль и страх, но обострил желание оказаться в руках Бена, расстояние, которое они вынуждены были придерживаться, мучило. Но было еще слишком рано встречаться с ним, поэтому Хаксу нужно было чем-то занять себя: он решил проведать Льюиса Миллса в лазарете. Брюстер не появился на ужин, вероятно, он так и остался с братом. Отодвинув тарелку с наполовину съеденной едой, Хакс поднялся на ноги. Когда он сказал «Орлам», куда шел, те попросили его рассказать им, как там Льюис, как только он вернется в казарму, и Хакс пообещал им, что расскажет. Пилоты провели его взглядом, когда он направился к двери, и, хотя ему было стыдно признаться в этом, он почувствовал облегчение, когда дверь за ним закрылась, оставляя его наедине. Хакс не разделял такого же сильного горя, как они. Годы войны закалили его. Прогуливаясь к лазарету, он закурил сигарету, дым смешивался с паром от его дыхание и рассеивался в темени вечера. Свет из окон лазарета лился на улицу, когда он приблизился; внутри всегда были дежурящие медсестры, которые питались и отдыхали прямо на месте, что позволяло им постоянно заботиться о раненых. В последнее время больных было довольно мало, но персонал лазарета даже в такие периоды затишья держался строгого графика. Внутри было ярко, пахло антисептиком и лимонным промышленным мылом. Главный зал был пуст, поэтому Хакс отправился на поиски Фазмы. Он обнаружил, что дверь её кабинета была открыта, а сама она сидела за письменным столом и что-то быстро оформляла в документации. — Добрый вечер, — с порога сказал Хакс. Она поздоровалась с ним: — И тебе. Пришел посмотреть на мистера Миллса? Хакс кивнул, готовясь к худшему. — С ним все в порядке? Фазма отложила свою ручку и подняла на него серьезный взгляд. — Он жив. Пока мы вкололи ему морфин, и он заснул, но, если хочешь, ты можешь заглянуть к нему. — Пожалуйста, — сказал Хакс. Он вышел в коридор, чтобы дождаться её там, а когда та вышла из своего кабинета и повела в палату, последовал за ней. Фазма шла в полной тишине, поэтому единственным звуком был гул его шагов по белому полу. — Его брат с ним? — спросил Хакс. — Сейчас нет, — ответила Фазма. — Я дала ему свое успокоительное и отправила спать. Эллен сама отвела его к казарме и сообщила, что тот заснул быстро. Он, по-идее, проспит всю ночь, но, если что, тут будут дежурить пару медсестер. Хаксу стало жаль того. Братья Миллс были близки, даже если вечно грубили и спорили друг с другом. Наверно, Брюстеру было очень непросто видеть, как Льюис переживает такую боль. В палате было темнее, чем в остальном лазарете, но светильники все еще горели, чтобы было видно, куда идти. Три кровати были заняты, Фазма отвела Хакса до ближайшей справа, где лежал Льюис. Его глаза были закрыты, дышал он ровно и глубоко, хотя был невероятно бледен, а на лбу бусинками поблескивал пот. — Насколько тяжелым было ранение? — приглушенно спросил он, чтобы не разбудить других пациентов. — Очень тяжелым, — сказала Фазма. — Доктор Таркин старался изо всех сил, но пуля раздробила кость. Нам не удалось спасти ногу. Грудь Хакса сжалась. Посмотрев туда, где одеяло прикрывало нижнюю часть тела Льюиса, он понял, что только одна его нога была целой; другая же — заканчивалась просто у колена. — О, Боже, — вздохнул он. — Когда он придет в сознание? — Завтра утром — ближайшее время, — ответила Фазма. — Но ему придется остаться здесь, в лазарете, на пару недель, пока не заживут швы от ампутации. Тут у него срез чистый, так что все должно быть хорошо, но… ему будет тяжело принять отсутствие конечности. — А кому бы не было? — сказал Хакс. — Он потерял часть себя и вряд ли уже сможет летать. Фазма тихонько заговорила. — Если его дух силен, он оправится, но первые несколько дней всегда трудны. По крайней мере, с ним будет его брат. Хакс был рад за этому. Он выведет Брюстера из боевого строя, пока они не убедятся, что Льюис восстановился. У «Орлов» оставалось две полных группы и один запасной пилот; этого на первое время, пока к ним не пришлют замену из другой эскадрильи, будет достаточно. — Я навещу его завтра, когда он проснется, — сказал он Фазме. — Спасибо, что позволила мне увидеть его. Они вышли из палаты, но Фазма приостановила его в коридоре, положив на его плечо руку. — Ты как? Хакс сделал паузу, прислушиваясь к себе: в нем ныла скорбь, но наравне с ней бурлил и гнев. — Я ненавижу терять своих людей, — ответил он. — Они хорошие пилоты, все до единого, — сжав руки в кулаки, Хакс нахмурился. — Эта война — чертова трата жизней. Такие молодые парни гибнут везде: в наземной армии, во флоте, в воздушных силах. И я понимаю, что нужно удерживать немцев, итальянцев, японцев, но мои люди могли бы избавиться от этой участи, — он поневоле чувствовал жжение в глазах, горло передавило. — Видеть, как их сбивают… я не могу потерять их всех, — и добавил мягко, но хрипло: — Я не могу потерять его. Фазма ощутимо сжала его предплечье. — Ты не должен думать о таком, ты же знаешь это. Просто летай с ними, и, дай Боже, вы все вернетесь живыми, — она приблизилась и положила ладонь на щеку Хакса, в её голубых глазах вспыхнули обеспокоенность и немного любопытства. — А знает ли он, насколько сильно ты заботишься о нем? Хакс не стал ничего отрицать, больше нет; уже и так было достаточно ясно, что та видела его насквозь. — Не знаю, — прошептал он. — Надеюсь, но я не знаю. — Ты боишься сказать ему, — сказала она. — Ты боишься того, что это значит для тебя. Хакс понимающе кивнул. — Я в ужасе. Фазма улыбнулась одним уголком губ и отпустила его, отступив на шаг. — Ты не первый, и ты не последний. Я не могу указывать тебе, что делать, но сейчас не та жизнь, когда стоит о чем-то молчать. На карту поставлено слишком много. — Это я знаю, — сказал Хакс, бросая короткий взгляд через дверное стекло в палату, где лежал Льюис. — Завтра в небе нас могут сбить. — Да, — согласилась Фазма. — Итак, что останавливает тебя, кроме тебя самого и этого твоего, как ты, вероятно, его величаешь, здравого смысла? Хакс вздохнул, потирая переносицу двумя пальцами. — Ничто в этом не благоразумно. И никогда таковым не было. Фазма слегка засмеялась, упирая одну руку в бок. — Вот и хорошо, Армитаж. А теперь иди. Разве тебе не нужно сейчас быть в другом месте? Он колебался, его нервы натянулись, как струны, а сердце уже начинало биться с накатывающим трепетом. Бен ждал его, и он хотел пойти к нему, хотел взять его за руки, почувствовать их силу, крепкость, но слова, которые он должен был сказать, рикошетом бились в голове, шли на язык тревожно и трудно. — Иди, — снова сказала Фазма, подталкивая его к двери. Хакс разрешил ей открыть перед собой дверь и провести в холод ночи. Её дыхание клубилось густым паром, когда она добавила: — Он чувствует то же самое. Это ясно, как день, когда он смотрит на тебя. И вы оба заслуживаете быть вместе. У Хакса было соблазн коснуться её руки, но он этого не сделал. А вместо этого сказал, пытаясь вложить всю свою благодарность слова: — Спасибо, Фазма, за твое понимание. Мне очень повезло иметь такого друга, как ты. — Да, ты тот еще везунчик, — усмехнулась она. — А теперь иди уже. Присмотри за своим американцем. Она плотно закрыла дверь, оставив Хакса в темноте снаружи. Ему потребовалось время, чтобы глаза привыкли ко мраку, но луна светила достаточно ярко, чтобы был виден путь к казарме. Хакс решил не выкуривать сигарету, чтобы потом не пахнуть дымом в комнате Бена. Встречаться там, под самым носом у других пилотов, все еще было неразумно и опасно, но с приходом зимы видеться в ангаре становилось все более затруднительно, если только они не хотели греть свои замершие руки друг от друга, пытаясь ухватить тепло. Когда Хакс вошел в казарму, он застал в общей комнате четырех мужчин, те играли в бильярд, и хотя он не узнал их, он поднял руку в знак приветствия. Те в ответ пробормотали пару слов, но Хакс не задерживался, чтобы услышать их. Лестница под ногами скрипела так же, как и в первый его день в сентябре, когда он прибыл сюда, объявляя о чьем-то прибытии любому в пределах слышимости. К счастью, двери в коридоре «Орлов» были закрыты, и Хакс мог пройти незамеченным. Направляясь к комнате Бена, он пытался ступать как можно тише и, дойдя до неё, постучал костяшками в дверь. Не более, чем через несколько секунд, та распахнулась, и на пороге появился Бен, его рубашка была расстегнута, открывая белую майку. Его волосы были стянуты на затылке, обнажая большие уши. Свет позади него подсвечивал их, отчего те казались розовыми и полупрозрачными, и Хакс почувствовал прилив любви, такой живой и полной, что перехватило горло. — Добрый вечер, — сипло сказал Хакс, но достаточно громко, чтобы его в случае чего услышали. — Привет, — ответил Бен, его губы изогнулись со знакомой нежностью. Какое-то мгновение они просто стояли, не двигаясь, радуясь тому, что смотрели друг на друга, но затем Хакс спросил: — Могу ли я войти? Бен поспешно вошел внутрь и открыл дверь шире, пропуская Хакса. Он никогда раньше не был в комнате Бена, их редкие встречи в казармах были в его комнате, но планировка здесь была такая же, как и в любом офицерском помещении: узкая койка, аккуратно застеленная денщиком Бена, стояла у стены слева, справа от двери — гардероб, и небольшой письменный стол. На нем не было ни листов бумаги, ни фотографий, ни писем или ручек — поверхность была абсолютно пуста. Хакс услышал, как за ним закрылась дверь, а затем его тело обвили руки Бена, а к спине прижалась его крепкая грудь. Он наклонил голову, утыкаясь лицом в шею Хакса и оставил теплый поцелуй на коже за его ухом. Хакс положил свои руки на руки Бена, поглаживая его длинные пальцы своими. — Привет, — мягко повторил Бен. — М-м-м, привет, — откликнулся Хакс. Он откинул голову на плечо Бена, подставлял шею под его губы, и на короткое время просто позволил ему прикасаться к себе, отложив в сторону то, что произошло сегодня; сейчас все казалось таким далеким, будто случилось вовсе не пару часов назад. Когда Бен взял его за бедра и повернул к себе, Хакс поддался охотно, положил руки на грудь Бена, прижимаясь к его рту. Губы Бена были чуть потрескавшимися, но внутренняя часть была гладкой и теплой, и Хакс с наслаждением коснулся её языком. Бен крепко обнял его, прижав руки к его пояснице. Хакс довольно провел пальцами по его волосам, пока не дотянулся до хвоста и игриво потянул за него, заставив Бена рассмеяться в поцелуй. — Просишь меня остановиться? — дразнясь, сказал он. — Только чтобы подышать, — ответил Хакс, снова дернув за хвост. Бен возмущенно вздохнул, и Хакс усмехнулся. — Не дуйся, Бен Соло. — Я не дуюсь, — возразил тот, схватив ягодицы Хакса и сжав. Ощущения густым возбуждением опалило кожу и послала кровь в пах. — Нет, конечно же, не дуешься, — сказал Хакс, совершенно не убежденный словами Бена. Бен, сузив глаза, помял задницу Хакса и вжал его бедра в свои. Никто из них еще не был сильно возбужден, но намерение было ясным. Хакс остановился, прежде чем все это зашло бы слишком далеко, сказав: — Мы не можем. Не здесь. — Хорошо, — проворчал Бен. — Тогда посидишь со мной? Хакс прижался поцелуем в уголок его рта. — Конечно. Взяв руку Бена, он провел его к койке, где они бок о бок опустились на матрас. — Вот так, — сказал Бен, беря подушку и бросая её к стене, а затем откинулся на неё, разводя ноги в сторону и указывая, чтобы Хакс сел между ними. Хакс не торопясь снял сапоги, пиджак, откинул все это на пол и нырнул в объятия Бена, положив ноги на край кровати. — Все уединились после ужина? — спросил Хакс, рассеянно поглаживая колени Бена. — Большинство, — ответил Бен. — Билл остался допивать остатки бренди, а Стриклэнд и Коротышка решили составить ему компанию. Вероятно, им же придется и отводить его спать. Хакс с удовольствием сам бы это сделал, если бы остался в столовой. — Завтра у него будет выходной, чтобы оправиться. — То, что случилось, — просто дикий кошмар, — сказал Бен, поглаживая пальцами живот Хакса и беспокойно крутя пуговицу на рубашке. — Ши был хорошим малым. — Да, был, — сказал Хакс. — По нему будут скучать. Бен положил подбородок на плечо Хакса, и тот почувствовал, как он сказал: — Нам через пару дней пришлют еще одного пилота, к которому нужно будет снова привыкать, да? — По меньшей мере, двух пилотов. — Ты хочешь сказать, что Льюиса… Хакс успокаивающе сжал его колени. — Он жив и он поправится, но врачам пришлось ампутировать ему ногу. Они не смогли восстановить кость. Бен позади него напрягся, его руки чуть сжались на теле Хакса. — Он сможет снова летать? Хакс коснулся его бедра, что было плохой попыткой успокоить. — Может быть, в гражданских самолетах и с условием хорошего протеза, но в истребителе — нет. Ему придется выйти из боевого строя. Слова тяжелым полотном нависли над ними, густые, тревожащие, беспокойные. Бен был молчалив и неподвижен, двигалась лишь его грудь, как мощные мехи, когда он дышал. Хакс ожидал слова сожаления, но то, что сказал Бен, полоснуло его по сердцу, как лезвие бритвы: — Тогда уж лучше умереть. Резко отшатнувшись от Бена, Хакс выпутался из его рук и, развернувшись лицом к нему, оперся на колени. У того был печальный вид, но также в его лице была решимость; он действительно имел в виду то, что сказал, и это привело Хакса в ярость. — Не смей так говорить, — отрезал он. — Почему? — мрачно спросил Бен. — Это правда. Летать… Хакс резко перебил его: — Я знаю, что для тебя значит возможность летать; это так же и моя карьера. Но это не единственное, что стоит делать в своей жизни или в твоей, — зарычал он: — Ты не ляжешь и не умрешь просто потому, что больше не сможешь летать. Это мелодрама, а не реальность. Бен насупился, взгляд вспыхнул от негодования. — Неправда. Летать — единственное, на что я способен, и единственное, что меня когда-либо волновало. Без этого я ничто. — Чушь собачья, — отрезал Хакс. — Это не твое единственное предназначение. И жизнь не заканчивается на том, что ты больше не можешь попасть в кабину. Сноук вот летать не может, но он все еще служит. И твой отец: когда-нибудь он тоже уйдет на пенсию. — Нет, не уйдет, — возразил Бен. — Он будет летать каждый божий день, пока не окажется в могиле. Для него это все даже важнее, чем мама или я. Он не сможет жить без этого, и я тоже. В тишине маленькой комнаты раздался звонкий щелчок пощечины. Бен широко раскрыл глаза, в шоке уставившись на Хакса, его левая щека покраснела. Хакс был слишком возмущен, чтобы сожалеть об этом, его пальцы жгло от удара кожи об кожу. — Насколько же ты близорук, — прорычал он, — что мог хотя бы допустить такие мысли? Это удел наивных романтиков и малых детей, которые не знают ничего лучше, чем блевануть. Ради Бога, Бен, тебе двадцать один год; веди уже себя подобающе, как взрослый. — Я не ребенок! — свирепо сказал Бен. Он сел, используя свои значительные размеры, чтобы оттолкнуть Хакса от кровати и встать на ноги. Хакс чуть ли не запнулся, но удержался на ногах, трясясь от гнева. — Тогда перестань вести себя так, — ответил он, — говоря о том, чтобы загубить свою жизнь. Это вершина эгоизма. Что бы чувствовала твоя мать, если бы узнала, что ты вот так просто сдался? Твой дядя? Ты подумал о них, подумал о ком-то вообще? Бен сжал кулаки, на его лице была маска ярости, такая же, как и у Хакса. — Они смирятся с этим. — Ха! — издевался Хакс. — И ты их заставишь смириться с таким, а сам не сможешь? Разве ты не видишь, насколько неправильно это и несправедливо? Насколько это слабо. — Я не… — начал было возражать Бен, делая шаг вперед. Но Хакс не испугался. Он ткнул пальцем в грудь Бена и сказал: — Ты даешь веские основания считать обратное. Бен выплюнул: — Да что ты, черт возьми, знаешь? — Я знаю, что для меня ты самый дорогой в мире, — сказал Хакс, — и я никогда не позволю тебе сдаться и оставить меня с этим. Если Бен был ошеломлен после того, как Хакс ударил его, то теперь он выглядел совершенно изумленным: выпученные глаза, разинутый рот и яркий красный цвет щек. Такую подачу Хакса едва ли можно было назвать идеальной, но он был рад, что особо не задумывался над тем, что говорил, потому что, возможно, он бы тогда остановился. Сделав вдох и выдох, Хакс сократил между ними расстояние. — Летать с тобой один из наилучших подарков судьбы, которые я когда-либо получал, — сказал он. — Никто не может и не сможет стать на ровню с тобой. Но если бы меня ранили, и я больше не смог летать с тобой, это бы не было моим концом. Да, я бы оплакивал и скорбел по этому, но у меня бы все еще был ты, даже если бы только на земле, — он потянулся к нежной, покрасневшей щеке Бена, извиняясь за то, что ударил его, но не за свой полный решимости взгляд, которым он смотрел сейчас на Бена, будто тот — единственное, что он знал. — Ты моя любовь. Выражение Бена сразу не изменилось, он неотрывно смотрел на Хакса, но потом его руки медленно обвили его спину, поглаживая пальцами русло позвоночника. Он нежно сказал: — Я не помню, каково это — не любить тебя. Кажется, будто все, что было до того, как я поцеловал тебя, было размытым и унылым. Но благодаря тебе, все обострилось, насытилось вкусом и цветом, — он коснулся волос Хакса, залихватски улыбаясь. — Начиная с оранжевого. Хакс робко опустил глаза, что было очень нехарактерно для него, но Бен нежно поднял его лицо и продолжил: — Я люблю тебя, Хакс. Боже, как приятно тебе это говорить. Меня несколько недель просто распирало от этого. Когда я был с тобой в Лондоне, чувствуя всей кожей тебя, я так сильно сгорал от желания сказать тебе это. Я собирался это сделать прошлым вечером перед сном, но к тому моменту, когда я смог бы, ты уже спал, а я не хотел тебя будить. А утром мы надели летные куртки и шлем и вернулись к своим обязанностям в небе. Я подумал, что упустил свой шанс. — Мой Бен, — сказал Хакс, целуя его. Бен слегка застонал и потянулся навстречу его губам, пока не смог распробовать их полностью. Они голодно обняли друг друга, прижались, отчаянно желая быть ближе — почти одним целым. Чуть отстранившись, Хакс направил их к койке, ни разу не разорвав поцелуй. Бен снова опустился на матрас, потянув за собой Хакса, пока тот не навис над ним, упираясь на колени по обе стороны от его бедер. Кровь в жилах Хакса вскипела, каждый инстинкт велел сорвать на Бене и на себе одежду, чтобы снова отдаться ему. Но было слишком опасно рисковать, когда кто-угодно из соседних комнат мог услышать характерные звуки их связи. — Я не могу долго оставаться, — сказал Хакс, в противовес своих слов двигая бедрами, разгоняя по телу возбуждение. — Мне нужно быть в своей постели. — Ты мне нравишься здесь, в моей, — ответил Бен, хватаясь за задницу Хакса через штаны и крепче вжимая его в себя. — Я так сильно хочу тебя. Не могу больше. — Боже мой, — выдохнул Хакс, на мгновение зажмурив глаза, пережидая острую волну нежности наравне с похотью. — Мы не можем. У нас ничего нет. Я больше не получал лубриканта. Бен хмыкнул, подмахивая бедрами. — Тогда мой рот. Позволь мне отсосать тебе, пожалуйста. Хакс едва мог дышать от возбуждения, его и без того хрупкая решимость вконец испарилась. — Только быстро, — сказал он. Бен будто только этого и ждал, с диким рычанием он поднял Хакса и, перевернув на спину, тут же взялся расстегивать его ширинку, нетерпеливо дергая штаны вниз, и, справившись с ними, обернул губами член Хакса. Хакс зажал рот рукой, пытаясь удержать царапающие горло звуки, когда Бен взял его сразу глубоко и жадно. Хакс с трепетом наблюдал за тем, как его темная голова двигается вверх и вниз, рот Бена был горячим и мокрым. Ему хотелось кричать его имя, хотелось сказать без двусмысленности, со всей определенностью, насколько он красив, как невероятно заставляет его себя чувствовать, как он любит его, и как долго он пытался бороться с этим чувством, но когда Хакс дошел до пика удовольствия, он не смог обуздать, вырвавшийся из горла разбитый всхлип: — Бен! Он все еще отходил от оргазма, когда Бен поднялся на колени над ним, вытащил свой член и в пять быстрых движений с глухим стоном выплеснулся в свою левую руку. Это был первый раз, когда они остались наедине после Лондона, и от этого Хакс вел себя более легкомысленно. Он лежал на койке, не в силах ничего сделать, кроме как наблюдать, как Бен поднялся на ноги и достал полотенце, чтобы вытереть руку. Когда он закончил, он бросил его через комнату в плетеную корзину для грязного белья и вернулся в кровать. Нижняя часть тела Хакса была обнажена, и Бен, воспользовавшись возможностью, прошелся поцелуями от паха к пупку и лизнул кожу над ним, заставив мышцы пресса сократиться. Хакс погрузил пальцы в его волосы и снова потянулся к его хвосту. Бен нахмурился и качнул головой, чтобы вывернутая из хватки. Поднявшись на руках, он придвинулся ближе к Хаксу, позволяя снова себя поцеловать. Хакс был доволен, ему с каждой секундой все сильнее хотелось спать, но он не мог допустить, чтобы вопрос об их разногласии остался нерешенным. — Бен, — позвал он. — Хм? — Я не хочу тебя терять. Если ты будешь ранен, я не брошу тебя и не позволю сдаться. Ты это понимаешь? Бен кивнул, Хакс скорее почувствовал это, чем увидел. — Я тебя тоже не брошу, — он прильнул к Хаксу плотнее, приобняв его поперек. — К тебе сегодня приходил поговорить По, верно? — Да, он приходил, — признался Хакс. — Ты веришь тому, что он сказал? Хакс повернулся, чтобы взглянуть на него, ему приходилось скосить взгляд, так как тот был слишком близко. — У меня нет причин не верить ему. Он, казалось, был достаточно честным, — пауза сочилась беспокойством. — Разве ты не чувствуешь того же что и остальные «Орлы» о необходимости задержаться здесь до конца года? — Нет, — твердо сказал Бен. В животе Хакса похолодело. — Ты хочешь сказать… что ты хотел бы уехать быстрее? — едва слышно спросил он. — Нет, — прошипел Бен. — Я не с ними. Они хотят уехать на тихоокеанский фронт, я не хочу, даже если они попытаются отправить меня туда. Хакс взял его за запястье и прижал руку к губам. — Бен. — Должен же быть какой-то способ, — сказал Бен рядом с ухом Хакса. — Подать петицию, как и другие пилоты, которые хотели просить избавить их от обязанностей. Я мог бы сделать наоборот, не так ли? Истребительное командование по-прежнему нуждается в хороших летчиках. Они бы позволили мне остаться. — Не знаю, — сказал Хакс. — Таких прецедентов раньше не было. Ты не гражданин Англии. Если обстоятельства изменятся для всех «Орлов», у тебя может не стать выбора, кроме как повиноваться и уехать. Бен прижался ко лбу Хакса своим. — Я не уеду. Не смогу. Хакс поцеловал его, неуклюже и под неудобным углом. В груди гуло облегчение, греющее его изнутри. Он плотно прижал Бена к себе, наслаждаясь крепкостью и ощутимостью его тела. Он не хотел терять «Орлов», но, видит Бог, он был уверен, что не переживет, если Бена от него заберут. — Время еще есть, — сказал он, касаясь губ Бена. — Мы можем еще выяснить, что нам делать. Бен прихватил нижнюю губу Хакса, а потом, отпустив, чуть лизнул, успокаивая. — Если понадобиться, я поеду в посольство в Лондоне или в Истребительное командование, к самому Дугласу. Я буду умолять их, но не оставлю тебя. — Знаю. Знаю, — прошептал Хакс, вдыхая его мускусный запах. — Ты мой. — Твой, — сказал Бен. Некоторое время они не разговаривали, просто путались конечностями на узкой койке, пока Хакс не оказался на грани сна. Ему не хотелось вставать и уходить в пустую комнату, но он заставил себя выпутаться из объятий Бена и застегнуть штаны. О состоянии своей рубашки или волосах он даже не заморачивался. — Сходишь завтра со мной проведать Льюиса? — спросил он, наклонившись, чтобы подобрать с пола свои сапоги и пиджак. — Он был бы рад тебя видеть. Бен поднялся и уселся на матрасе, скрестив ноги. — После завтрака? — В полдень, — поправил Хакс. — Мне в первую очередь нужно поговорить со Сноуком о подкреплении. — Ты спросишь его, смогу ли я остаться? — спросил Бен. Хакс не был уверен, что сейчас было подходящее для этого время, но он ответил: — Я попробую, — подойдя к кровати в последний раз, он поцеловал Бена в лоб и сказал: — Спокойной ночи, — и ушел.***
Сколько Хакс себя помнил он практически никогда не вставал позже шести часов утра. Когда он ходил в детский сад, его отец уже тогда твердил ему, что солдатам нужно вставать рано. В то время его сыну было не больше пяти лет, но он к первому звону утренней молитвы уже был полностью одет и готов. Поэтому это было странно, когда на следующий день Хакса разбудил тихий стук в дверь. С мутными, заспавшими глазами, он сел и разрешил войти тому, кто стоял снаружи. Это был сержант Митака, и выглядел он обеспокоено. — Доброе утро, сэр, — сказал он, задерживаясь у двери. — Вы… вы плохо себя чувствуете? Все еще полусонный, Хакс провел ладонью по своим волосам, прислушиваясь к ощущениям. Чувствовал он себя хорошо. — Не думаю, — ответил он. — А что, я выгляжу так, будто я болен? — Нет, нет, — быстро пробормотал Митака, покачав головой. — Просто уже пять минут восьмого, и я не встретил вас по пути к столовой. Это немного не похоже на вас, сэр. Поэтому я подумал, что вы, возможно, заболели. Хакс на мгновение пораженно уставился на своего денщика, а затем поспешно откинул одеяло и прошел через комнату туда, где на столе стояли его часы. На них было 7:07. Черт, он проспал. Когда он оглянулся на Митаку, сержант отвел взгляд, решительно глядя в пол. Хакс посмотрел на свою голую грудь, понимая, что так вчера и не надел свою ночную рубашку. Он был совершенно без одежды. — Черт возьми, — ругнулся Хакс, хватаясь за висевшую на спинку стула рубашку, и поспешно надел её через голову. — Спасибо, что разбудил меня, Митака, — сказал Хакс. — Я скоро спущусь. — Да, сэр, — откликнулся тот и, выйдя в коридор, закрыл за собой дверь. Хакс потер ладонью лицо, пытаясь избавиться от остатков сна. Он спал, как мертвый, без снов. Насколько он мог судить, он, кажется, проснулся в том же положении, в котором и заснул. Хакс не мог вспомнить, когда это он так хорошо отдыхал. Когда вчера вечером пришел к себе из комнаты Бена, взволнованный так, будто только что вернулся из боя, он и подумать не мог, что будет так крепко спать. Бен. Положив руки на затылок, Хакс лениво потянулся, стянутая на животе кожа покалывала, как напоминание о том, что они вчера сделали, и о том, что было сказано. Когда вчера вернувшись в свою комнату, он снял с себя одежду, то провел кончиками пальцев по тем местам, к которым прикасался Бен, где прижимал свои губы, от шеи до поясницы. Лежа рядом с Беном, Хакс даже не был полностью раздетым, но он чувствовал себя абсолютно обнаженным, открытым, как будто все чувства обострились, усилились, уплотнились, стали ощутимыми и реальными. Бен любил его, и, зная это, ему все вокруг казалось другим. Мир казался новым. Он облачился в униформу и застегнул на поясе ремень. Волосы Хакс причесал и уложил на автомате, хотя и остановился у зеркала, чтобы еще раз проверить все ли на месте. Ничто не должно было выдавать то, что что-то не так, что что-то изменилось; потому что это «изменилось» было только для них. А также Хакс должен был быть собранным, в память о Ши. На него нахлынуло чувство вины от того, что он только сейчас вспомнил о нем, но подле горя от потери было местечко для счастья. Счастья видеть Бена. Такова была солдатская судьба — находится меж двумя этими состояниями одновременно: в разгар войны и торжества смерти нужно было наслаждаться даже маленьким радостям, которых и так было немного. Время от времени эта комбинация приносила неудобства, но с тех пор, как началась война, Хакс научился жить с ней. Радость теперь была ценнее, чем раньше, но печаль от потерь ничуть не изменилась. Покидая казарму, он никого не ожидал увидеть — сейчас был самый разгар завтрака, — но у подножия лестницы он столкнулся с Теммином Уэксли. — Ах, черт, сэр, — второпях вырвалось у парня. — Простите. Не заметил вас. — Ничего страшного, — сказал Хакс, положив руку ему на плечо. Он посмотрел на Уэксли: его галстук висел криво, его явно надевали в спешке, а вокруг его карих глаз темнели круги. — С тобой все в порядке? Уэксли почесал свой небритый подбородок. — О, да, сэр. В полном. Я просто не мог найти свои носки. Пришлось искать повсюду: в ящике, в корзине для белья, кровати, сапогах… — Да, да, — сказал Хакс, обрывая его, прежде чем тот продолжил бы молоть вздор. Потому что подобное объяснение было в лучшем случае неубедительным, но Хакс не собирался расспрашивать его о причинах, когда и сам скрывал так много правды. — Полагаю, в конечном итоге ты их нашел. Уэксли быстро кивнул. — Нашел, сэр. Хакс отпустил его, указывая на дверь. — Что ж, нам лучше идти. Не думаю, что сержанты будут обслуживать нас после восьми. — Конечно. Верно, — Уэксли поспешил к двери и, надавив на ручку, вышел в утренний туман. Он чуть не захлопнул дверь перед носом Хакса, но вовремя удержал её. Хакс спокойно вышел вперед, но подождал, пока тот нагонит его, чтобы вместе пойти в столовую. Всю дорогу Уэксли смотрел себе под ноги. Он не сказал ни слова, даже когда они вошли внутрь, и уши заполнил шум разговоров. Большинство пилотов не обратили внимание на их прибытие — они были слишком заняты своим завтраком, — но один острый взгляд сразу же уперся в Хакса. Бен сидел на противоположной стороне стола и смотрел он пристально, внимательно, его вилка застыла на полпути к его рту. Хакс посмотрел на него в ответ, хотя знал, что должен был отвернуться. Свежевыбритый и причесанный, Бен сиял, и Хакс, залюбовавшись и засмотревшись на него, почти замер на ходу. Тем не менее, он заставил себя двигаться и сел практически в центре стола. — Доброе утро, сэр, — сказал По, достаточно беспечно, но без своей обычной улыбки. — Мы за вас переживали. — Боюсь, вчерашние события… подействовали на меня сильнее, чем я ожидал, — ответил Хакс. По серьезно кивнул. — Думаю, нас всех так задело, — он взглянул на Брюстера Миллса, который сидел через стол справа от него. Его щеки запали, а сам он был бел, как молоко. Его кофе и колбаски остались нетронутыми, на помазанном маслом тосте виднелся всего один укус. Хакс подумал сказать ему что-нибудь, но воздержался. Брюстер заговорит, когда будет готов, а может, и не заговорит вообще; никто не имел права заставлять его. Хакс принял тарелку с колбасками, жир вокруг них несколько застыл, и наколол одну на вилку. Ел он быстро, чтобы догнать других, и так же оперативно выпил свой чай, даже если тот обжигал ему нёбо. — Думаете, нас сегодня вызовут, сэр? — спросил Норман Кроу. — Не уверен, — ответил Хакс, отодвигая в сторону свою тарелку, — если только действительно мы не будем очень нужны. У нас неполный состав эскадрильи, на вылазке мы не сильно будем полезными. Мельца с громким стуком поставил кофейную чашку на стол. — Я не хочу сидеть на этой гребаной земле. У нас есть одно нерешенное дельце с джерри. Ши хотел бы, чтобы мы летали. — Успокойся, Тео, — сказал Гилберт. — Такое отношение может убить нас в небе. Ты думаешь, этого он хотел бы? Мельца хмуро на него посмотрел, но больше ничего не сказал. Другие также ничего не ответили, возвратившись к остаткам своей еды. Брюстер оттолкнул свою тарелку и, поднявшись на ноги, сказал: — Я пойду в лазарет, — и глянул на Хакса. — Если я вам потребуюсь, сэр, я буду там, — ответа он не дождался, просто вышел из-за стола и молча направился к выходу. Хакс доедал свой тост, когда пилоты из 222-й и 129-й начали подниматься и уходить. Алистер Барлоу подошел к нему и положил свою руку на его плечо. — Примите мои сочувствия, Армитаж, — сказал он и обратился к «Орлам»: — И вы все тоже. Если вам что-нибудь понадобится, вы знаете, где нас найти. — Спасибо, — ответил Хакс. Барлоу слабо улыбнулся, а затем вышел своей быстрой, деловой походкой. Хакс не задержался после того, как тот ушел. Он сказал, что придет в комнату для совещаний после того, как поговорит с командиром крыла. — Разумеется, вам не обязательно быть там, — сказал он мужчинам, — если мы сегодня все равно летать не будем. Стриклэнд пожал плечами. — Где нам еще быть, сэр? Без дела тыняться вокруг казарм смысла нет. А если мы понадобимся… — Тогда отлично, — с благодарностью сказал Хакс. — Я узнаю новости и расскажу вам, — он снова посмотрел на Бена, тот вернул взгляд. Тепло его взгляда грело его даже на холодном декабрьском воздухе. Сноук был единственным человеком в диспетчерской башне, когда Хакс туда добрался, радиооператоры, вероятно, все еще завтракали в женской столовой. Тот сидел за столом, рукава на его рубашке были закатаны по локти, он хмурился, отчего шрамы на его лице дергались. — Сэр? — обратился к нему Хакс. — Да, да, — сказал Сноук. — Заходите. Захотели узнать, когда получите замену. Хакс расправил плечи. — Верно, сэр. — Через три дня. Они отправляют последних американцев из резерва с тринадцатой Авиагруппы. Брови Хакса стянулись к переносице. — Что значит «последних»? — Я имею в виду последних четырех человек, которые прибыли шесть недель назад в Англию, — объяснил Сноук, крепко сцепив руки на рабочем столе. — С объявлением войны японцам нам сюда больше не будут отправлять пилотов. Их всех отсылают на тихоокеанский фронт. Мужчины, которых нам посылают сейчас, — единственные оставшиеся, которых еще не назначили в «Орлиные эскадрильи», — он медленно моргнул один раз. — После них других подкреплений не будет. Хакс не должен был быть разочарован; он должен был понимать это, но все равно такая новость стала для него ударом. — Если резерва не осталось, — медленно сказал он, — то, что будет, если мы потеряем слишком много людей для полноценной эскадрильи? Сноук пренебрежительно махнул рукой, чем лишь заставил Хакса сильнее напрячься. — Истребительное командование не сочло нужным говорить мне об этом, но если они планируют держать американские эскадрильи до самого конца года, не думаю, что это станет проблемой. — Значит, уже все решено? — спросил Хакс, его голос был такой же жестким, как и его поза. — Пока никаких официальных приказов нет, — ответил Сноук. — Однако выяснилось, что другие «Орлы» хотят вернуться домой. Так что, думаю, они будут лишь рады освободиться от наших военно-воздушных сил. — Не все. Сноук заинтересованно поднял голый гребень брови. — Нет? Хакс сглотнул, но поспешил продолжить: — Ко мне подошли с этим вопросом. Те, которые предпочли бы остаться в Англии и продолжить летать с нами. Они здесь нашли себе место. — Неужели? — удивился Сноук. — Ну, полагаю, мы должны радоваться этому. «Орлы» знатно помогли нам, — он, вынув сигару из пепельницы, понюхал её. — К сожалению, не могу сказать вам, что знаю, что делать с такими случаями, но запомните их имена, и если придет время, когда они смогут выбрать остаться или нет, я позабочусь о том, чтобы об этом было уведомлено Истребительное командование. — Спасибо, сэр, — сказал Хакс. Сноук в знак согласия хмыкнул. — В течение ближайших трех дней ваша эскадрилья будет на земле, но если вы захотите, вы можете устроить себе тренировки, — он слегка нахмурился. — Однако никаких соревнований. — Конечно, сэр, — сказал Хакс. — Мы постараемся не ввязываться в неприятности. Есть что-нибудь еще на данный момент для меня? — Нет, Армитаж, это все, — Сноук чиркнул спичкой и зажег сигару, и в застойный воздух маленького кабинета взмыл ароматный сизый дым. Хакс отдал честь и вышел, прежде чем тот успел достичь его легких. Пройдя через диспетчерскую, он проигнорировал взгляды операторов, Рей среди них не было. Хотя даже если бы она была, настроения для разговора у него не было; все потихоньку двигалось к концу, и слов для этого у него все еще не было, да он и не был уверен, что будут. Сегодняшний день, десятого декабря, ознаменовал ровно три месяца с тех пор, как он принял командование 363-й — так мало прошло, но, казалось, что на самом деле прошло намного больше, чем некоторые из его восьмимесячных назначений. Его люди проделали такую титаническую работу над собой, стали отличными пилотами, которые любой командир эскадрильи с гордостью мог бы назвать своими. И еще был Бен. Все прошлые любовники Хакса вряд ли заслуживали того, чтобы называться таковыми; он любил их и жалел, когда их связи заканчивались, но Бену он отдал все свое сердце целиком. Он столько лет боялся того, что может стать с ним, если он сдастся, но сейчас он не жалел об этом, не тогда, когда вся эта его почти параноидальная осторожность привела его сюда, где он мог отдать все, что даже не решался предложить раньше. Хакс остановился на углу здания и, расстегнув нагрудный карман, достал фотографию, которую там носил. Её края уже начали закручиваться, но сама фотография все еще оставалась целой и не погнутой, а надпись — не стерлась. Кончиком большого пальца Хакс трепетно проследил фигуру Бена. — Командир Хакс? Он тут же дернул руку вниз, пытаясь скрыть фотографию. Появившаяся рядом Рей проследила взглядом за его движением. Хакс нервно сглотнул; это было не тем, что ему бы хотелось кому-либо показывать. — Доброе утро, — поздоровалась Рей, с широкой улыбкой вернув взгляд на лицо Хакса. — Вы же не искали меня, верно? — она рассмеялась. — Знаю, что это глупо, но я была бы рада этому. Хакс улыбнулся ей в ответ, было приятно видеть, что Рей всегда пыталась быть в хорошем настроении. — Ну, я, конечно же, рад вас видеть. Вы что-нибудь слышали от вашего Финна в последнее время? — Немного, — ответила она, — но он сказал, что у него все хорошо. — Я рад это слышать, — сказал Хакс. — Ему все еще дают разрешение приехать в Англию, чтобы повидать вас? Её черты лица чуть напряглись, но она ответила: — Они сказали ему, что в январе, но теперь он не так уверен. Если что-то ухудшится, он вообще не сможет приехать. Я буду ужасно расстроена, если он не сможет. Я так хочу его увидеть. — И я хотел бы встретиться с ним, — признался Хакс. — Если вы все еще хотите, чтобы я встретился с ним. — Конечно, хочу! — горячо заверила она его. — И чтобы Бен тоже. Мы не сказали друг другу больше пары слов, но мне бы очень хотелось узнать его получше, — она взглянула на руку Хакса, которая скрывала фотографию. — Если вы позволите мне. Хакс кивнул. — Он сперва может быть немного застенчивым, но он привыкнет к вам, если вы дадите ему шанс. — Так он привык к вам? — совершенно невинно спросила Рей; но блеск в глазах выдал её. — Да, — покорно согласился Хакс. — Так он привык ко мне. Рей снова усмехнулась. — Тогда мне лучше пойти работать, но, а вы заходите еще, и приводите с собой Бена. — Я постараюсь. Она бойко махнула ему рукой и направилась обратно к двери диспетчерской, оставив Хакса в ужасе проводить её взглядом. Она как-то узнала о них и простила им то, кем они являются. Хакс последний раз посмотрел на фотографию, прежде чем засунуть её обратно в карман и отправиться в лазарет посмотреть, не проснулся ли еще Льюис Миллс. Когда он пришел, внутри уже было намного больше людей, чем ночью, залы были наполнены стуком шагов обуви на мягкой подошве. Медсестра, которую он не узнал, заметила его первой и подошла спросить, может ли она ему чем-нибудь помочь. — Да, — сказал Хакс. — Я пришел сюда проведать лейтенанта Миллса. Это возможно? — Полагаю, что возможно, — ответила та. — Но прежде я бы хотела посоветоваться по этому поводу с доктором Таркином. Если вы последуете за мной… — она быстро отправилась к кабинету, где была Фазма, и, прежде чем войти, подняла руку и постучала в дверь с металлической табличкой, на которой аккуратными печатными буквами было выведено имя доктора. — Входите, — послышался приглушенный голос доктора Таркина. Медсестра открыла дверь и сказала: — Тут пришел джентльмен, просит увидеться с лейтенантом Миллсом. Могу ли я отвести его к нему? — Это его командир, если это имеет значение, — сказал Хакс. Медсестра передала его слова Таркину. — Ах, да, да, конечно, — ответил доктор. — Но пусть, пожалуйста, сперва зайдет ко мне. — Вот, сэр, проходите, — сказала медсестра, открывая дверь шире. Он поблагодарил её и вошел в маленький кабинет, где позади стола стоял седоволосый серьезный на вид Таркин. — Доброе утро, доктор, — сказал он. Таркин снял с носа очки и посмотрел на Хакса. — Выходит, вы командир эскадрильи мистера Миллса? Хакс коротко кивнул. — Да, Армитаж Хакс. Я пришел проверить его состояние. — Да, я так подумал, — Таркин в три размеренных шага обошел стол, полы его белого халата хлопали его по коленям, с шеи свисал стетоскоп. — Пару часов назад действие седативного спало, но он все еще под морфином. Он поел совсем чуть-чуть, но другого я и не ожидал. У него был огромный шок. Мы удаляли ногу под наркозом, так что он не знал о случившемся, пока не проснулся. Хакс собрал всю свою волю, чтобы не содрогнуться от этих слов. — Он сильно был растерян, расстроен? — Нет, — сказал Таркин. — Он задавал много вопросов о ране, но я не уверен, что он полностью осознает то, что с ним произошло. Когда мы уменьшим дозу морфия, думаю, мы еще столкнемся с большей реакцией. — И когда это будет? — спросил Хакс. Таркин наклонил голову в сторону, размышляя. — Возможно, через неделю. По мере процесса заживания боль будет уменьшаться, но на данный момент без медикаментов он с ней не справится. Мы будем медленно сокращать лекарства, пока мистер Миллс не сможет мыслить здраво и делать попытки встать с постели. Медсестры сперва будут помогать ему ходить на костылях, пока он к ним не привыкнет. — У него не будет протеза? — Пока культа полностью не заживет, — сказал Таркин. — Это займет месяцы. Но он может пройти реабилитацию, уже когда приедет домой в Америку в следующем месяце. Хакс насторожился. — Его так скоро отправляют домой? Я думал, его направят в нормальную больницу в Норвич или в Лондон на реабилитацию. Неужели ему будет можно путешествовать так далеко после настолько недавнего восстановления? Таркин презрительно поднял подбородок при упоминании «нормальной больницы», но сказал: — Конечно, можно будет, и для него же это будет лучше. В наших больницах не хватает снабжения и персонала. В Америке таких проблем нет. — Понятно, — сказал Хакс. — Значит, как долго он тут пробудет? — Полагаю, до самого Рождества, — ответил Таркин. — Когда дело дойдет до всех этих договоренностей, подполковник будет знать лучше. Хотите увидеть мистера Миллса сейчас? — Да, благодарю, — Хакс последовал за ним из кабинета к главной палате, где лежал Миллс, тут же ища взглядом его кровать справа от двери. Их взгляды пересеклись, когда он вошел, но, услышав стук сапог Хакса, Миллс болезненно зажмурился. — Сэр, — прохрипел он, подняв руку в слабом салюте. — Ну, хватит, лейтенант, — сказал Хакс. Он глянул на зависшего у изножья кровати Таркина, намекая на то, что тот может оставить их. Таркин нахмурился, но скрылся за дверью. Хакс подошел к кровати и придвинул стул. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он. Зрачки Льюиса были расширенными и стали будто еще чернее. — Могло быть и хуже, сэр. Мог бы быть вообще мертв, — он рассмеялся. Хакс даже не улыбнулся. — Хотя чувствую себя немного легче, — он двинул короткой ногой под одеялом. Хакс коротко посмотрел на неё, а потом снова поднял взгляд на бледное лицо Льюиса. — То, что ты вернулся на аэродром, невероятно тяжелая задача, с которой ты справился. Не каждый человек мог бы это сделать. — Может быть, а может и нет, — ответил Льюис. — Но я не хотел умирать, поэтому просто сделал то, что должен был. Если бы я приземлился на Ла-Манше, я бы просто утонул. С такой разбитой ногой долго не поплаваешь. — Ты отличный пилот, Льюис, — сказал Хакс. Льюис моргнул, его взгляд был подернут туманом. — Был таковым, сэр. Хакс на мгновение удара сердца задержал дыхание, прежде чем тихо выдохнуть через нос. — Прости, — все, что смог придумать он. — Вы меня тоже, сэр, — сказал Льюис. — Но я горжусь тем, что оказался здесь, в Англии. Что подбил парочку джерри, что жил и летал с лучшими людьми, которых я когда-либо знал. Как я могу сожалеть об этом? — Нет, полагаю, не можешь. Льюис немного переместился, и Хакс потянулся, чтобы подтянуть подушку к его спине. — Благодарю, сэр. Итак, вы сегодня собираетесь на вылазку? — Сегодня нет, — покачав головой, сказал Хакс. — Думаю, все, что ждет нас на этот день — карты и чтение в комнате для совещаний, если не возможность подольше поспать в обед. — Пф-ф, — фыркнул Льюис. — Спать уж точно никто не будет, если, конечно, они вчера не спились в усмерть. С Лондона нам так и не удавалось побывать в городе, — он слабо усмехнулся. — Что за времена были! Никогда не забуду, как танцевали девушки. Думаю, больше я не смогу так. Целью Хакса было отвлечь его, а не зацикливаться на реальном положении с его ногой. — Возможно, я смогу провести сюда По и Бена, и мы сыграем несколько партий в покер. У тебя хорошая сноровка. — Я достаточно хорош, но не приводите сюда Бена, если здесь кто-то еще хочет выиграть. Держу пари, этот хитрый мерзавец мог бы побить в карты даже самого дьявола. — Тогда Тейлора, — предположил Хакс. — Или Теммина, если точно хочешь выиграть. Льюис усмехнулся. — Бедняга не может отличить пиковый туз от трефы. И учить его бесполезно. — По крайней мере, он силен в чем-то другом. — М-м-м, — промычал Льюис. — Я все еще изучаю это «другое». Он всего лишь мальчик. Это заставляет меня думать, что его вообще не должно было быть здесь, что он должен быть дома, с мамой и папой. Но я не смог бы ему это сказать. Он вцепится в свой сокол, как осьминог, если его кто-нибудь попытается лишить его, — он почесал подбородок своими короткими ногтями. — Как думаете, кому достанется мой «Спит», когда я уеду отсюда? — На данный момент никому. Его отправят на ремонт Тэниссону. — Пусть Бен на него взглянет, хорошо? Я хочу, чтобы для следующего владельца все в нем работало как по маслу, — Льюис смочил слюной свои потрескавшиеся губы. — Можете это сделать для меня, сэр? Хакс собирался согласиться, но прежде чем он успел ответить, с порога прилетело: — Я позабочусь о нем, Лью, — Бен подошел к кровати и положил руку на металлический каркас. — Спасибо, — сказал Льюис. — Я знаю, что в твоих руках моя машина уж точно просто запоет. — Как твои дела? — спросил Бен. — Выглядишь просто отвратно. Хакс предостерегающе посмотрел на него, но Льюис рассмеялся. — Они даже не дали мне зеркало, чтобы побриться, — сказал он, — поэтому я понятия не имею, насколько все плохо. Полагаю, мне еще нужно вернуть себе здоровый цвет лица, прежде чем попытаться заставить девчонок послушать, как я получил свое знатное военное ранение, а? — он бодро подмигнул, хотя его глаза были мутными. — Готов поспорить, они все будут хлопотать вокруг меня, и через месяц я женюсь. — Если только сможешь найти ту, которая смирится с твоей болтовней, — сказал Бен. — И готовься к тому, что Брюстер скажет тебе пару слов о том, какая она девушка. Он просто не позволит тебе спутаться с какой-то вертихвосткой. — Ты чертовски прав, он так просто меня никому не отдаст, — ответил с усмешкой Льюис. — И слава Богу за это. Я не доверяю себе без этого дурака, — его голос стал сжатым. — Он сказал, что, если меня отправят домой, он поедет со мной. Я сказал ему, что в таком случае он полный идиот, но он еще и упертый как баран. Хакс понимал его. Он и вообразить себе не мог, что братья могут быть разлучены, особенно после того, как все это время пролетали в эскадрилье парой. И, как сказала Фазма накануне вечером, Брюстеру лучше будет быть рядом с ним и помочь пройти через все испытания выздоровления, которые придется вынести его брату. — Я позабочусь о том, чтобы его выписали вместе с тобой, — ответил Хакс. — Врач сказал, что через две недели ты будешь отправлен домой. Тогда ты уже наберешь достаточно сил, чтобы вставать с постели. — Хоть какое-то маленькое благословение, — пожаловался Льюис. — Мне уже надоело писать в таз. Говоря о… вам, парни, лучше убраться отсюда. Я не собираюсь делать это перед вами. — Конечно, — сказал Хакс, поднимаясь. — Если все будет хорошо, мы вернемся позже. Я также собираюсь прислать и остальных, ты не против? Льюис кивнул. — Все в порядке, сэр. Однако после хорошего отлива я буду спать, как убитый, из-за того, что они дают мне какую-то другую дозу лекарств. Хакс положил руку ему на плечо. — Ладно, отдыхай. Мы еще придем. Он вместе с Беном покинул палату, вернувшись в практически опустевший коридор. Они молча вышли из больницы, негласно согласившись отправиться в комнату для совещаний, как только закрыли за собой дверь лазарета. Они могли и вслепую дойти до переговорной, но оба внимательно смотрели вперед, будто всматривались в подсказки, что они идут в правильном направлении. Только после того, как в поле зрения появилось помещение для переговоров, Хакс заговорил: — Он сильный, — сказал он. — Льюис. Он будет в порядке. — Да, — отозвался Бен. — Будет, — он замер на месте, взяв Хакса за руку. — Обещай мне, что переживешь эту войну, что мы оба окажемся на другой стороне, на мирной, вместе. Хакс безрадостно поднял на него взгляд. — Ты же знаешь, что я не могу этого обещать. Никто из нас не может, — он потянулся к руке Бена, просто чтобы коснуться её тыльную сторону. — Но если мы переживем войну, мы будем вместе. Это я тебе обещаю. Бен перехватил его руку и чуть сжал её. — Ловлю тебя на слове. Хакс улыбнулся сомкнутыми губами. — Знаю.***
На следующий день, 11 декабря, сразу после восьми часов, когда офицеры покинули столовую, из Америки пришли другие новости — заявление Соединенных Штатов Америки об открытой войне против Германии и Италии. После того, как Япония напала на Пёрл-Харбор за четыре дня до этого, Гитлер сразу же пошел по их стопам и объявил войну Соединенным Штатам, но Рузвельт несколько тянул с ответом. Но в тот день, обратившись к Палате представителей США, он заявил: «Силы, стремящиеся сейчас поработить весь мир, движутся к этому полушарию. Стремительные и единые усилия всех народов мира, которые полны решимости оставаться свободными, обеспечат мировую победу сил справедливости и праведности над силами дикости и варварства». «Би-би-си» вещали, что голосование за утверждение входа в войну было единогласным. Теперь Америка была в союзе с Великобританией против их противников. 363-я задержалась в столовой практически на час после того, как остальные уже ушли, вслушиваясь в анализ того, что повлечет и как повлияет ввод американских сил в Европу на британские военные действия. Как и предполагал Хакс, на таком раннем этапе информации было мало, но «Орлы» были так охвачены новостями и энергично размышляли, когда американцы начнут перебираться в Британию и на континент. — Готов поспорить на что-угодно, что каждую минуту, каждого дня к нашим военным силам присоединяется один парень, — сказал Тейлор. — Возможно, их даже будет больше, чем нам реально понадобится. — Не рассказывай только, что мы за неделю закончим войну, Билл, — предупредил его Стриклэнд. — Так же говорил мой папа о Великой войне и глянь только, как долго она продолжалась. Тейлор пожал плечами. — Как думаете, что это будет означать для нас, сэр? — спросил Кроу, поворачиваясь к сидящему в задней части комнаты Хаксу. — Думаете, Истребительное командование отправит нас домой сейчас? — Возможно, отправит, — ответил Хакс. — Или, возможно, вы останетесь здесь до прибытия сюда американских ВВС; при условии, что их, конечно, пришлют сюда, — он пожевал свою щеку. — Помощь нам не помешает. — Ну, если мы находимся в состоянии войны с Германией, — сказал Мельца, прижав кулак к столу перед собой, — тогда каждый джерри, которого мы сбиваем, приносит пользу и нам. И мне нравится это слышать, парни. Мы уже несколько месяцев вносим свой вклад в эту войну. Раздалось несколько согласных окликов. Уэксли сказал: — Мы как экспедиционные войска, прямо на передовой. Чертовски горжусь этим. — За исключением того, что в небо мы не поднимемся, пока нам не пришлют новую кровь, — пробормотал Гилберт. — Боже, упокой душу Нейта. Хакс положил ладони на бедра. — По приказу подполковника вы можете тренироваться, даже если это не настоящая битва. Я бы хотел, чтобы вы просмотрели свои маневры. — Сколько угодно, сэр, до тех пор, пока вы не отправляете нас в ссылку на тренажер «Линка», — глухо сказал Коротышка. Остальные усмехнулись. — Нет, не думаю, что это будет необходимо, — ответил Хакс. К вечеру трансляция закончилась, и даже сержанты покинули кухню. У «Орлов» больше не было причин оставаться там еще дольше, но все равно они все вместе на пару мгновений в задержались, сидя в абсолютной тишине. Её сломал скрежет стула: Бен поднялся на ноги. — Я пойду спать, — коротко объявил он. Хакс посмотрел ему вслед — тот, не глянув ни на кого, ушел — и решил не идти за ним. Он подождал, пока остальная часть эскадрильи не решит вернуться в казарму, а затем встал и полез в свой пиджак за серебряным портсигаром. Снаружи Хакс зажег сигарету дрожащим пламенем спички, пыхтя, пока кончик не загорелся. Произошло еще одно изменение, еще один сдвиг, которые испортят их дни — может быть, последние дни — в Уолкастле. Но 363-я встретится с этим единым фронтом, чему Хакс был рад. Идя к казармам, в свою комнату, он постоянно курил. Мир сейчас был в состоянии войны, и, чтобы не случилось, у него было четкое место в нем.