Much darker

       Надо терпеть. Сегодня придет дорогой сердцу умный доктор с кустистыми бровями, сросшимися на переносице. Сегодня – особенный день. Их и так слишком мало в ее жизни. Надо терпеть. Закусывая в кровь губы, чтобы никто из не спящих не услышал ее крика, Мисси кубарем катается по кровати, схватившись за живот. Хотя, это, скорее, привычка – сейчас она готова поклясться, что печень у нее болит сильнее.        Надо терпеть. Смешной доктор, наверняка, устроит какой-то сюрприз. Может, споет для нее с музыкантами, будто они в Ла Скала, а не в борделе, а, возможно, устроит вечер танцев. Он ведь никогда не приходит просто за сексом.        Мисси тянет себя за волосы от боли, смотря на спутанный клок, оставшийся в руке. Если бы ей не было так больно, возможно, она бы испугалась начавшегося облысения. Но ей слишком больно. Жалобно попискивая, Мисси быстро утирает выступившие на глазах слезы и, перевернувшись кое-как на живот со спины, по-пластунски ползет по кровати, надеясь быстрее добраться до чертовых таблеток. Что ж, теперь она хотя бы знает, что не только от химии можно лишиться волос.        Надо терпеть. Она готова на что угодно, если нужно – заключить сделку с Дьяволом. Пускай боль терроризирует ее дальше, пусть мучает хоть каждый вечер, каждую минуту потом, пусть смерть наступит завтра, через неделю или через месяц – ей все равно. Но сегодня придет доктор и она должна провести это время с ним.        Мисси отчаянно тянет руку вперед, шкаф совсем близко, но она не может дотянуться. А сил хоть немного пошевелиться у нее попросту нет.        Сжав зубы не так от очередного болевого приступа, как от окончательного признания собственной капитуляции, Мисси роняет голову на смятое одеяло. Нет. Одной ей не справиться. Но она не хочет сдаваться.        Надо терпеть. Едва уличив момент, когда боль становится на йоту слабее, самую малость, она продолжает ползти, пока это не позволило ей дотянуться рукой до круглой ручки шкафа. Перед глазами все плывет, пляшут разноцветные круги. Непривычно неуклюжим движением Мисси открывает дверь и, схватив заветную баночку, буквально грызет крышку зубами. Последние секунды, успокаивает себя, но толку мало – с такой болью время кажется вечностью.        Она высыпала на трясущуюся ладонь целую горсть таблеток, половина ушла из дрожащей руки на кровать, оставшееся же Мисси глотает в рот – на сухую, не запивая, хотя это очень больно. Чтобы попить воды, надо встать и подойти к туалетному столику – миссия заведомо провальная в таком состоянии. Но и травить себя до смерти она не может. В любой другой день – может быть. Но не сейчас. Поэтому, скатившись кубарем с постели и ощутимо грохнувшись на пол, она продолжает свою адски медленную гонку с препятствиями, надеясь, что однажды все-таки доползет до финиша.        Новый приступ боли вызывал крик, который она пытается заглушить, закусив скомканный в руках носовой платок, хотя не уверена, что это получится, Теперь уже Мисси даже головы поднять не может, просто сунется вперед по холодному полу, чтобы все таки достать стакан.        Кажется, прошел век, прежде чем у нее получилось это сделать. Мисси пьет жадно, но не чувствуя вкуса, лишь ощущая ужасную горечь, тут же разлившуюся по нутру, что в довесок к боли, ныне ее пытающей, образует почти невыносимую смесь. Но у нее все же получилось и, когда она придет в себя, ненадолго вырвется из этого ада, возможно, порадуется маленькой, но большой победе.        Пока же стакан выпущен из бессильных рук и катится с гулким звуком по полу, а Мисси, почти обескровленная, лежит на холодном полу, странно свернув голову, закрыв глаза и очень медленно, глубоко дыша, будто сигаретой затягивается. Надо переждать. Боль отступит. Обычно минут через двадцать-тридцать становится терпимо. Через час даже почти совсем хорошо.        Прекрасно, что ее девочки столь деликатны. Если она не ответит на их призыв, никак не отреагирует на стук в дверь, с которого они все начинают, решив навестить ее в ее спальне, ни одна не зайдет посмотреть, что с нею. Спишут на то, что мамочка отдыхает.        Это страшно. Это нужно менять. Нужно установить новое правило. Если они и дальше будут безукоризненно следовать этому (а они будут), она рискует сгнить, прежде чем они обнаружат ее холодный труп здесь.        Но обо всем этом – потом. А сейчас надо терпеть. Выбраться из Ада, купить себе отсрочку у Сатаны. Потому что сегодня придет смешной доктор с кустистыми бровями. Он, хвала небесам, не признал ее, но она точно знает его. Они знакомы почти тридцать лет и она не может не принять его, когда он пожелает.        Май, 1982 год        Так, все! Это уже слишком! Отбросив косметичку, половина содержимого которой были нагло украдены у матери, пока та на работе, Мисси, перемазанная тушью (эксперимент с макияжем оказался не очень удачным) бежит в сад, перебирая тонкими ногами.        - Эй ты! – не добежав еще до яблони, но точно зная, что он ее услышит, она тычет в его сторону костлявым пальцем, - тебе не кажется, что ты обнаглел? Кто тебе разрешил рвать вишни из нашего сада?        Моментально повернувший на ее крик кудрявую голову парнишка от неожиданности кубарем летит с дерева вниз и сочные бисеринки вишен, падая с летящего вслед за ним ведра, рассыпаются нестройным рисунком по траве.        Подбежавшая навстречу Мисси, фыркнув в ответ, мол, так тебе и надо, собирает вишни в его ведро, пока кудрявый досадливо щурится, потирая ушибленный зад.        - Прости. Я думал, ты в школе.        - Я заболела – врет Мисси, потому что ей вовсе не хочется, чтобы он подумал, будто она – соня. Школу она сегодня попросту проспала, а разбудить было некому – мать ушла на смену в магазин. – И давно ты воровством промышляешь?        - Да нет, - виновато улыбается ворюга, - извини, пожалуйста. Вишни просто очень вкусные. И черешни тоже. У моего отца аллергия на фрукты, мы их не выращиваем.        - Это тебя никак не оправдывает – горделиво задрав нос, отчеканивает она, забирая собранные им оставшиеся сладкие беглянки и кладя в ведро.        - Я в первый раз. Так по крупному. До этого рвал только с веток, которые в нашем саду растут от этого дерева. Честное слово.        - Это тоже тебя никак не оправдывает – хозяйка обворованного сада непреклонна и требует высшей справедливости. В душе Мисси всколыхнулись странные чувства: желание дать под зад этому наглому мальчишке и желание смеяться над ним от того, что попал в простак.        - Ну извини. Хочешь, я угощу тебя орехами, как поспеют? У нас их много – с готовностью прибавляет нерадивый сосед и улыбается так, что ее сердце на мгновение перестает биться, а затем выдает по два удара сразу.        Мисси качает головой, стремясь отогнать это наваждение. Тем временем, ее сосед встает, наконец, отряхнув одежду и брезгливо поморщившись, потому что она помялась, а рукав рубашки еще и порван, в добавок. Мисси смотрит на него чуть дольше, чем правила приличия предписывают смотреть на парней, с интересом и откровенным любопытством.        Она видела этих соседей, всю эту интеллигентную семью и их сына-очкарика, вечно ходящего с книжкой в руках, очень часто. Они только этим летом купили соседнюю дачу и теперь устанавливают там порядки: постоянно работает дрель и слышен запах краски.        Вообще-то хочется дать ему затрещин не только за вишни и черешни, которые (она давно заметила) он методически крадет, а и за то, что шум и вонь постоянно мешает ей наслаждаться летом, но Мисси решает, что лучше не надо. Черт знает что, но что-то определенно подсказывает ей – у нее еще будет такая возможность. Может быть, даже и не одна.        Пока же она просто зовет его с собой на кухню, таща ведро с сорванной добычей. Он выше, чем казался ей при не близком осмотре и явно старше. Интересно, сколько ему? Никак не меньше семнадцати, наверняка. А может быть, даже больше.        - Меня Питер зовут. Пит.        - Мишель, но как меня зовут все я тебе не скажу – мало чести.        - Я и так знаю. Мисси. Правильно?        - Все-то ты знаешь.        - Я много читаю – надо же, он опять улыбается так, будто бы ему дали сто долларов сейчас. Мисси фыркает:        - Заучка. Сколько тебе лет?        - Восемнадцать. Скоро исполнится девятнадцать.        На миг остановившись, она придирчиво смотрит ему в глаза. Затем, уперев руки в бока, спрашивает прямо в лоб:        - Тебе не кажется, что в таком возрасте красть вишни у соседей глупо?        - А тебе не кажется, что девочка в твоем возрасте должна краситься лучше? Тебе сколько? Четырнадцать позавчера исполнилось, правда?        - Пятнадцать. Я тебе не малолетка – не без гордости отвечает она.        - Ладно. Так тебе не кажется, что пятнадцатилетняя девушка должна лучше уметь краситься? Или это новая мода такая?        Ух, он точно получит подзатыльник, задиристый дылда! Мисси ничего не отвечает, только сопит сердито, пока он тихо, почти беззвучно смеется.        - Будешь смеяться, не получишь компота.        - Ты собираешься варить компот?        - А что еще делать с сорванными вишнями? – они уже вошли в кухню и, отодвинув стул, чтобы он мог сесть, она быстро включает газ, ставит кастрюлю, в которой уже отчего-то есть вода (наверное, мама хотела варить яйца на завтрак, но не успела, а, может, передумала) и бросает туда вишни – все разом, прямо из ведра.        Поставив ведерко в угол, сложив руки на груди, Мисси деловито командует:        - Сними рубашку, я зашью рукав.        И внимательно наблюдает за тем, как он выполняет ее требование, обнажаясь до пояса и показывая ей идеальные кубики пресса.        Опомнившись, Мисси обнаруживает себя все так же лежащей на полу у туалетного столика. Оказывается, она рассыпала все содержимое шкафа, пока доставала нужные лекарства. А сразу этого даже не заметила.        Она вздыхает. Феноменально, но когда ей особенно плохо, в мыслях она возвращается только к этому моменту – когда застукала его, ворующим вишни в ее саду.        Маленький, давно ушедший рай, выскользнувший сквозь пальцы. Где еще не было смертей, боли и проституции – только чудесное, беззаботное детство.        Мисси садится на полу, поджав под себя ноги и привалившись спиной к стулу за туалетным столиком. Голова гудит и, чтобы ее успокоить, пришлось сделать массаж.        Она встает. Это сложнее, чем она думала. Координация сейчас явно нарушена, и все же, шатаясь, ей удалось добраться до туалетного столика. Изъяв оттуда чистый шприц и колбу с жидкостью, Мисси быстрым резким, уже натренированным движением, ставит себе укол в вену. Ее предупреждали, что сочетание лекарств и укола может вызвать сонливость и это нужно делать только в самом крайнем случае, если боль совершенно не отступает или усиливается. Но сегодня, не смотря на то, что сейчас она чувствует лишь мертвый холод в своем нутре и тяжесть, будто бы туда камней наложили, не боль, как раз тот самый крайний случай.        Посидев так еще с несколько минут, обхватив руками голову, Мисси, наконец, приходит в себя и аккуратно наносит пудру на бледное лицо.        Надо терпеть. Сегодня – ее день. Сегодня придет ее милый доктор, вор вишен, умный парень с кустистыми бровями.