Much darker

       Кокаин. Белый густой порошок, рассыпающийся по ноздрям, разливающийся по венам, самое сладкое искушение, самое тяжелое испытание.        Она знала, что такое кокаин. Она употребляла его от безысходности, семнадцатилетней девчонкой, которая работала в дешевом мотеле и часто оказывалась на улице, шатаясь от голода.        Не подбери ее в бордель, она уже умерла бы давно – если не от наркоты, так от холода и голода. В борделях было невыносимо – ни в одном из тех, где ей пришлось работать. Пах иногда будто огнем пек, отвратительные клиенты обращались с ней хуже, чем с куском дерьма, ощущение было такое, будто ее всякий раз в унитаз смывали после траха.        Сколько раз болело несчастное тело, почти разорванная вагина, в которую так часто засовывали члены самых разнообразных размеров. И все это было сущей мелочью по сравнению с тем, как сильно болела душа. Кричала. Корчилась от боли. Умирала и однажды не смогла восстать из пепла.        Помогал кокаин. Мисси никогда не требовалось слишком много. Одна-две глубокие затяжки, в основном, когда знала, что клиент – козел паршивый и хотела максимально абстрагироваться от происходящего в спальне. Белый вязкий порошок ни черта не спасал от боли, но делал ее на некоторое время приглушенной. Он помогал боли залечь на дно.        Следующий за этим затишьем приступ был всегда адским. Мисси корчилась на кровати, потому что душевная боль переходила в физическую, ломила кости, уничтожала ее изнутри. После приступа наступало равнодушие – вязкое, холодное. Мертвое. Она двигалась, как слепая в вечной тьме, нашаривая стены руками, чтобы не упасть. Потому что знала: стоит только упасть раз – больше ей не подняться. Поняв, что тонет, задыхается, бросилась лечить начавшуюся уже зависимость. К счастью, организм находился на той стадии, когда все еще возможно было остановить, а период лечения начался после того, как ушла с последнего борделя, с разорванным безумным клиентом ртом.        Больше в чужие бордели она не возвращалась – открыла свой. Работала, словно лошадь, чтобы превратить полузаброшенный дешевый мотель в заведение элитного класса. Став мамочкой, она взяла власть в свои руки. Больше наркотики не понадобились – у нее появилась роскошь в виде свободы выбора и действий. Она сама назначала цену, сама выбирала мужчин, почти никогда не ложилась с теми, кто хотел ее, если он ей не нравился, вежливо, мягко ссылаясь на особенные дни, головную боль, или еще какие-либо вполне уважительные причины. Тут же предлагала роскошную девочку себе на замену, иногда – несколько. Клиент почти всегда соглашался – мужчинам было все равно с кем спать, а против молодых прелестниц устоять было просто невозможно.        Став мамочкой, она научилась просто не думать. Почувствовала защиту. Над ней больше не было шефства. Грубые гетеры, помешанные на деньгах и смотрящие на девочек, как на мясо, каждый кусок которого можно с легкостью заменить, остались в прошлом.        Она не была безумной любительницей денег, скорее, понимала, что для многих, очутившихся здесь, нет иного шанса, получше. Девочки в борделе получали условия, максимально приближенные к дому. Потому за десять лет ни одна не сбежала отсюда.        Кокаин. Вязкой жидкостью разливается по организму, смешно колит ноздри. Вспомнилась отчего-то Тесса и ее восхитительно острые скулы, подобные лезвию ножа. Бунтовала. Кричала, что с нее хватит. Хлопала дверьми, рискуя их оторвать – нарочито громко, чтобы позлить ее, Мисси. Кричала, билась в окна, грозясь выпрыгнуть, если немедленно не отпустит ее к возлюбленному. Декларировала – четко, с выражением, что с нее хватит. Убежала – ночью, как преступница, грозясь пистолетом, заявляя, что убьет каждого, кто посмеет ей помешать уйти. Хотела свободы и обыкновенной жизни. Маленькая птичка с изумительными скулами. Вернулась назад, униженная, брошенная, колотя кулаками в дверь. Плакала.        Кокаин. Странный вкус разъедает сосуды, делая происходящее все менее реальным. Перед глазами Хильда, Измученная, истерзанная клиентом, для которого дверь борделя закрылась навсегда. Стонущая, свернувшись нервным клубком на смятой постели, стыдящаяся смотреть в глаза, не смотря на то, что каждая из девочек знала, понимала ее боль. Бросившая на Мисси всего один умоляющий взгляд, когда давний клиент предложил ей пожениться и уехать отсюда. Ни разу не попросившаяся уйти, но сломанная. Больше не желающая работать. Испытывающая адскую боль при каждом взгляде на стены или роскошную кровать.        Мисси не могла не отпустить. Смотрела в небесные глаза, вспоминая собственный пережитый ужас, испытывая дикое желание заорать. Отпустила. Готова была молиться, чтобы у милой Хильды, такой нежной, такой теплой, все получилось. Готова была рыдать, когда Хильда пришла сюда снова и, не говоря ни слова, опустилась перед нею на колени, зарываясь в них заплаканным лицом.        Надежда – самое сильное чувство. У проститутки надежды нет. Всю жизнь она живет для других, играет спектакль, который ни за что не оценит неблагодарный зритель-мужчина, не оставляя себе ни единого шанса, ни единого чувства даже в самой глубине души. Надежды проститутки на счастливую сказку никогда не сбудутся. Проституткам нельзя надеяться.        Кокаин. Сыпучий белый порошок так и влечет к себе, ей все мало и мало. Она не может насытиться им, подобно тому, как путник не может насытиться прохладной водой в пустыне. Изломала пальцы от сладкого наслаждения, что медленной змеей ползет по венам.        Единственное наслаждение, что ей доступно.        Нельзя надеяться, но Доктор дает надежду. Квартира утопает в запахе роз, руки исколоты их шипами – букеты, что он неустанно, каждый день, приносит под двери ее квартиры сопротивляются, уничтожают ей кожу, терзают пальцы, когда она, один за другим, выносит их в мусор. Мусорные баки забиты цветами. За три недели – двадцать один букет роз. Всегда красные, словно кровь, или белоснежные, как фата невесты.        Глаза болят, ослепли от слез, что льются постоянно – без истерики, но не прекращаясь ни на миг. Неделю назад сорвалась, купила беруши, чтобы не слышать музыку его голоса, каждый день под дверью обещающий ей рай, на который ни одна жрица любви не имеет права. Слушает музыку, оглушающие барабаны в наушниках, которые до смерти ненавидит, но все равно слышит голос, просачивающийся в окна, сквозь двери, рассказывающий сладкие сказки, признающийся ей в любви.        Самое большое возможное исключение из всех – нежный и понимающий любовник – единственное, что может себе позволить такая, как она. Влюбляться в любовника – самое большое табу.        Отрицать бесполезно и бессмысленно. Ей уже давно не пятнадцать, а она снова влюбилась, как маленькая дурочка. Она влюбилась и падает, падает. Падает в бездну.        Она думала, что ее сожжет рак. Была уверена, что умрет от рака, отсчитывала дни – день за днем, минуту за минутой. Даже секунды считала, думая, сколько таких секунд ей осталось пережить. Так смирилась с фактом скорой смерти, что даже не бунтовала. Не протестовала, не спрашивала «за что?». Просто ждала.        А потом – взбунтовалась. Никогда раньше, никогда прежде ей не хотелось жить так сильно, как теперь. Она не хотела уходить. Она не могла умереть. Не могла исчезнуть, как будто ее и не было вовсе.        Полная безнадежность по поводу приближающейся смерти застала ее врасплох только сейчас. Только теперь, когда она так сильно жаждала жить, когда иллюзия призрачного счастья замаячила на горизонте, Мисси в полной мере поняла, осознала, что уходит.        Кокаин.        Она снова вспоминала о нем. Он всегда помогал забыть. Несколько часов выпада из реальности, проносящихся, как одно мгновение, что кружится в сладостном танце – кокаин.        Как быстро она себя сожжет! О, как же быстро!        Как быстро ты исчезнешь, Мисси!        - Мисси!        - Мисси!        Два голоса, женский и мужской, сливаются в один, вырывают ее из сладкого путешествия в никуда, больное тело выдирают из теплого моря, в котором она купается.        - Мисси! – Марк.        - Мисси! Возвращайся ко мне! Возвращайся! Не оставляй меня, пожалуйста! Мисси!        Клара. Плачет. Голос становится ближе. Наверное, склонилась над нею. Возможно, целует руки.        - Черт возьми, у нее передоз! Она накачана наркотиками, как чип!        - Она кололась?        - Следов шприца нет, скорее, нанюхалась. Вон, смотри – кокаин на столе.        О, нет. Не трогайте. Не мешайте. Не смейте вырывать ее из сладостного плена, где нет места бесконечной боли тела и души. Хоть раз в жизни дайте делать то, что хочется, хоть напоследок дайте глотнуть свободы. Хоть раз.        Один-единственный раз.