Порыв преступлений

      Полицейский тащил за собой преступника. — Сердце на полу, сердце на полу! — визжал седой мужчина.       Колыхался и падал. Нос сдвинулся в сторону, кровь брызнула на холодный кафель, еще одна рана. Боль разразилась в теле, он согнулся. Со рта сорвался мнимый крик. — Да, я изнасиловал эту шлюху. Не хотел туда идти. Я получил награду! — легкие погибали, а вокруг глаз выросли синие пятна.       Послышался топот из-за угла. Сильная рука потянула грязные манжеты. Пальцы писателя притулились друг к другу, а взгляд, в котором пылала зыбка, исчез под тяжелыми веками. Насильник сломал нос. Крики били по перепонкам, а сердце извивалось в адреналине. — Пошли, Вордсмит, — рявкнул хирург, — Тебя ждет первое представление.       Прошло пять минут, и врачи спускались по оббитым осколками половицам, которые изгибались под напором десятков нежных шажков, что плавными движениям ложились вмятинами в густой бетон. Подошвы поднимались, тянули за собой серую жижу. — Я не могу идти, — студент потирал края белого халата.       Жалкий скулеж привлек пожилого лекаря, тот мотнул тростью в грудь. Глухие всхлипы коснулись ветра, грязь полетела в лицо. Волосы поднялись, Артур вслушивался, как за больным плачем, качались листья на тротуаре. Спокойствие накрыло душу. Дом с красного камня раскинулся перед толпой. Тысячи окон, пропускали редкие лучики света, которые гуляли по сторонам. Маленькие стекла дрожали от громкого смеха, а звон стаканов летел эхом к потолку. Внутри оказалась тьма. Герой два раза наступал на длинный сюртук профессора, но тот что-то мямлил себе под нос и хлопал в ладоши. Остальные знали, куда идти. Зеницы расширились от восторга, что покрывал плоть. Шесть галерей, музыка поднималась по этажам вместе с отрядом. Прозектор потерялся в собственном лабиринте, и был немножечко пьян. Дойл мотнул головою, тусклые свечи освещали древний «Колизей». Стоило ботинкам оттолкнуться от пола и перейти на половицы, сердце загудело молчанием. Галереи круглой формы возвышались над центральным столом, капли крови засохли на столешнице, но скоро возродятся. Сегодня исчерпались всякие правила. Труп молодой девушки покоился на деревянных полках. В горле пересохло, глухой рев заполнил амфитеатр. Дрожащей руки коснулся скальпель. — Иди к столу, — глав-врач подтолкнул к центру.       Конан роняет клочки бумаг и сгибается под пульсом липкого страха. — Мы рождены, чтобы умереть! — ликовал прозектор, стакан с вином разбился в брызги, капли осколков попали кому-то в глаз. — Мы пыль и тени! — поддержала толпа.       Главный скатился на пол и забылся приятным сном. Чей-то крик задушила радость. Рот Вордсмита открыт, глаза бегают с стороны в сторону, будто иглы пробивают толстую кожу, а пальцы немеют. Дама без сердца, слепая голова смотрит на «жертву».       Коротышка бегает вокруг стола: — Пусть бродяга принесет нам пользу! — Она рождена, чтобы умереть. Мы пыль и тени. — Пожалуйста, расскажите, кто такие Берк и Хэр. — Мне нет до этого дела, — буркнул Рэнделл, — Иди и учись!       Стукнул по столу. Заметно, как мрачная фигура иссякла на расстоянии. — Ты, кроме искусства, ни в чем не разбираешься, — скрестив руки, коллега перевел взгляд на изумрудный потолок.       Щеки надулись, полицейский посапывал. — Как можно этого не знать?       Глаза Аберлайна засветились, он сжал руки за спиной, присел на стул с алой тканью. — Более полувека назад… э-э… они поили и душили жертв, отдавали в анатомические театры. Ну, понимаешь? — Фред кивнул, — Отлично. За это платили много денег. Вот я раньше думал, почему многие кладбища охраняют. Вильямы продавали трупы каком-то Роберту Ноксу, профессор, наверное. Убийц разоблачили соседи. Э-э… Хэр сдал подельника с потрохами в обмен на неприкосновенность, а Берк попал на секционный стол. Великие преступники, ирландцы. Ну, это все. Откусил маленький кусочек хлеба. — У меня здесь свои дела.       Глав-врач нагнулся: — Сэм, как звали того мужичка на прошлой неделе? — Джон Вуд, Вильямс, Вайт, Вильсон… Точно не помню, — поднял деревянный бокал вина к тонким губам, хлебнул. — Вордсмит, — положил руку на локоть, писатель вздрогнул, зеницы расширились и попятился назад, — Если ты кому-нибудь сболтнешь…       Последнее слово прозвучало яркой молнией по всему телу. — Уволю. И пациента вылечить не успеешь! — толстые пальчики коснулись галстука, — У нас и так не хватает людей. Еще и ты…       Он отцепился. — Шуруй к столу.       Белая бумага сжалась в крошечном кулачке: «Джон Ватсон, Джон Ватсон», — брови насупились, а рот исказился в неестественную улыбку, «Пора начинать выступление».       Подошвы касались дубового пола, хлопья пыли осели на одежду. Казалось, что «снег» растает. Сладкий, но в тоже время приторный запах дразнит обоняние. Высокий незнакомец украшает скальпелем голову, от виска к виску, горит свежая рана. Ниточки вен видны невооруженным взглядом. Холод проникает в сердце, и ноги отказываются шагать, они дрожат и изгибаются, горло немеет. Брови покойницы сдвинулись на затылок, хирург оттягивает сухую кожу, на ногтях остается капельки грязи от коротких волос. Крышка черепа снимается распаторатором, жуткий звук прогремел в душе лекаря. Закрывает очи. Конан стряхнет с себя грудок пыли. Он ложится на ногу жертвы. Влажный воздух стал здесь средой. — Чего вылупился? Работай давай! — вскрикнул начальник, — Господи, да кто так сердце вырезал?! Недотепа, а?       Хлопает в ладоши, зрачки укатились за веки. — Непрофессионал, чертов. Резать надо поперек, а не вдоль, — закрыл руками лицо.       Неопытные пальцы содрогаются, роняют скальпель. Запах туманит сознание, тошнит. Глазной врач касается груди, острое оружие делит мокрую ткань. В висках гудит слабый пульс, но со временем он нарастает. Запах пота щекочет нос. Подушечки пальцев раздвигают жир и мышцы. Непереваренная еда гниет в желудке. Студент нагибается, коричневая жижа вырывается с его рта. — Работай давай. Вынимаем кишечник и откладываем в сторонку. Я же рассказывал! — лицо исказилось в злую гримасу, новые ботинки ступают в рвоту.       Железный скальпель звякнул о пол. Артур схватил коротышку за лацканы: — Ее же убили! Ее же убили! Преступление!       Глаза мечутся из стороны в сторону, зубы скрипят: — Убили! — вопль разошелся эхом по зданию, и люди остановились.       Действие морфина закончилось, босс потирает рукав: — Убили, — ноги пошатнулись, тихий стон, — убили, убили. Она мертва.