Порыв преступлений

      На улице вечер. При свете канделябра руки роняют кастильское мыло, оно оставляет за собой длинный след пены и яркими проблесками возбуждает внимание. Пять минут назад двери в коридор отворились. Пожилой мужчина настораживается, сжимает ноздри, через рот пылает невидимая пара. — Тебе письмо! — бросил коричневый конверт на пол, промахнулся.       Ноги дрожали. Старик провел указательным пальцем по усам, на них искрится редкая седина. Шмыгнул носом: — Сынок, я журнальчик нашел на втором этаже, — подмигнул, — позаимствую. «Красное по белому». И кому же это вздумалось убить человека и оставить надпись на стене «Reche»? И еще там кольцо… Занятная штука.       Зрачки Артура сузились, а костяшки пальцев онемели. Ладошка коснулась зеленой скатерти, а коленки оперлись о спинку низкого стула, в голове гудел гром. — Вот, подержи, — гладкая поверхность коснулась холодом подушечки указательного пальца, толстый переплет сжат в кулак, — выброси нож, он без рукоятки.       Папа улыбнулся. Порыв дрожи просочился сквозь кожу, колебалось сердце и разум. Писатель развернулся, острое лезвие разрезало нежную бумагу, она извивалась, маленький клочок коснулся штанов. — Да, знаю я все! — крепкая рука обняла шею, — Девушка ведь.       Отец взглянул. — И не надо играться с именами. Конан, Конан. Это может быть Вильям, Оскар или Джейк. Но она никогда не узнает, что это ты. И запомни… — улыбнулся, — у нас крыса сдохла. Третий раз за неделю.       Веселимый новостями, исчез прочь, но ненадолго. Белая пелена превратилась в высокий пыл, в нем покачивается тусклое пятнышко света. Мягкие пальчики ощущают поверхность дубового дерева, снизу доносится тихий храп мамы. Старик оперся локтями о ручки кресла, соединив между собой пальцы. На лице застыло спокойствие, страница журнала шелестит. В кулаке Артур сжимает мелкий клочок бумаги: «Хорошо, что имя напечатали в конце, он не заметил». Двери на втором этаже открываются, жар будоражит сердце, тело окунулось в горячую воду. Панталоны намокают. Легкий вздрог левой руки — спичка зажгла зябкую свечу. Огонь погас еще в коридоре. Веки опустились, алая лента выплеснулась на чистом лице. Пятки упираются в края железного тазика, писатель обхватил левую руку выше локтя. — Нина, как ты сюда явилась? — мыло ударилось о шкаф, плоть робела.       Портниха развернулась, нежные пальчики коснулись воды, и несколько капель свежести брызнули на лоб. Женщина издала протяжный стон, прикрыла за собой двери: — Постучи, когда закончишь, — ласковые слова удалились, но звонкая вонь все еще стояла среди комнаты.       Несессер покоится на столе, белые пальцы закрепляют в шприце иглу, острие врезается в кожу, а прозрачное вещество разлетается по венам, сердце сжимает от удовольствия. — Осталось пять-десять минут, —широкие плечи упираются о стену и рот искажается в безумную улыбку.       Муза опустилась на кровать: — Начнем! — ладонь поглаживает мужскую руку.       Перо мастера выводит первые слова. Диктор мод закусывает губу, наблюдает, как рождается история. Теплый шепот будоражит тихое дыхание. — Хватит! — вскрикивает.       Зеницы уменьшились, рот приоткрыт. Сладкая пытка дрожи захватывает сознание обоих. Медная пуговица отскакивает и толстая ткань юбки ложится на простыню. Доктор подскочил, он сзади ее, но слышит каждое движение. Мгновения исчезли. Врач обнимает тонкую талию пациентки, дорожка поцелуев задевает ухо, губы, ключицу. Ход рук рассыпается. Пальчики тянут ночнушку, ерошат волосы, дразнят воображение. Зной снаружи, эйфория внутри, буря между влюбленными покачивает чувства, но действие наркотика только усиляет их. — Это гениально, Нина! — автор на секунду отцепился от щеки и с большей силой прильнул к ней снова.       Резкие вздохи перекрывает томную тишину, светлая ткань штанов в клеточку облегает ножки. — Мы еще не закончили! —с деревянной трубки вырываются едкие кольца дыма.       Конан прошелся язычком по ласковой коже, пальто касается края кровати, швея согнулась. — Ты сегодня был в библиотеке, а после полудня заглянул кафе, там встретил старого друга. — Как ты догадалась? — Это же элементарно, — прижала указательный палец к сухим губам мужчины, — доктор Вордсмит.       Партнер вскинул бровь, бабочки в животе заиграли, «ищейка» вынула с кармана лупу и попятилась назад. — Не оборачивайся, — охватила взглядом комнату, хлопнула в ладоши, — красная грязь на ботинках.       Отвела взгляд на огромную кучу нестиранного хламья. — Такой грунт возле Карнаби-стрит, там библиотека, а вот еще тот пепел. Пятна на рубашке от вишневого крема…       Рука дрогнула. — Это кровь! — в суженых зрачках вспыхнул огонь. Коричневая шляпа на голове Музы сползла на затылок. Сердце сжалось, осколки разлетелись по полу. — Я видел труп без головы, — слова застревали в горле, — ты поможешь мне? — оттенок звука упал к нелепому шипению. — Да, — ответила «сыщик».       Нина присела на кровать. Мужчина оголил руку выше локтя и отвел ее в сторону. Веки затрепетали. Огромный браслет сверкал. Он придал коже большей бледности. Серебряный. — Театр-варьете «Сфера», — тихий голос прильнул к ушам, и Артур кивнул. — Я нашел его после того случая больше трех месяцев назад, буквально на следующий день после… — Нахождения трупа возле ателье. — Да.       Взгляд метался в поисках ответа, Муза прикусила губу, легкое волнение рассыпалось по ее телу. — Жертвой оказалась б старая дама, довольно крупного телосложения. Если я нацепил браслет на запястье, он бы слетел. Но украшение выше локтя никто не заметит.       Голос замолкал, и суть обрывалась на середине. Когда грязный воздух заполнил легкие, выражение лица изменилось. Непрерывный бунт о пожаре позванивал в сердце. Рот исказился в неприятную линию, а щеки блекли в вихре экстаза. Это удовольствие манило разум к невероятным раскрытьям, но от того плоть колебалась, а руки немели. — Я ошибался. Я встретился с жертвой, точнее с трупом. Она худа. Кожа да кости, — вскинул голову вверх, продолжил, — тело чистое, но на волосах грязь. Великие камни, тропинки ручьев… Незнакомка была без глаз. Очи не выкололи, а быстрая вода с крутого склона, гравий вперемешку с разбитыми кирпичами и стекло сделали свое дело. Там я и нашел кровь. Плоть воняла, ее вымыли не только водой. Странный резкий запах, — скривился.       Нина подскочила, ноги подкашивались: — Убийца участник секты! — слова прогремели, как неуловимая волна, взрывались в тихий крик. — Больница совершила ошибку. Нужно проверить. — Но как?       Конан улыбнулся. Двери отворились. — Сынок, какой забавный сюжет! — мама хлопнула в ладоши. — Вторник, двадцать второго августа — находка трупа без головы и сердца. Двадцать третьего — кровь на камне и светлые волосы. Семь метров возле ателье.       Провела пальцем по желтой бумаге. — Ноябрь — труп в анатомическом театре. Когда будет рассказ? — горячие руки обхватили молодое тело.       В глазах блестит дикий интерес, пальцы комкают тонкую ткань. — Артур, когда? — Но это все лишь мои записи, мама — мужчина отвел взгляд в сторону. — Те четыре письма, что пришли, все они об отказе. — И это тоже, — кивнул в сторону стола. — Он был прав, он был прав! —серебряный локон коснулся ночнушки. — Как долго встречаетесь? Когда свадьба или ребеночек? А?       Тонкими руками заключила в нежные объятья. Хопкинс не шевельнулась, ее веки приоткрылись: — Около трех. — Славно! — вскрикнула мама. — Да! — Нина еще сильнее прижала к себе незнакомку, вдохнула. — Какая необычная одежда, — заметила старуха, штаны… Послышался громкий смешок. Дойл положил тяжелую голову на колени, согнулся. Неловкость оставила на его лице отпечаток стыда. Родительница продолжила разговор. Порыв неразгаданной тайны возбуждал, но милая беседа была никак не вовремя. Сознание сотряслось, время действовать. Тихие шаги вышли за коридор. Швея оглянулась, бросилась за партнером, оставила за собой короткий ответ: — Это неправдоподобная история, ей никто не верит.       Громкий топот по каридору отдавал высокий гул, каждый раз когда ноги касались кафеля, где-то завывал неистовый ветер. Город дождей снова покрыт грязью. Мужчина завернул в маленькую комнатку, белый халат трепетал от порывов холода, воздуха в сердце все равно не хватало. Нина оглядывалась по сторонам, багровая краска сыпалась на пол, а мелкий огонек в руке с яростью пылал. Окна разбиты, и через крошечные трещины буря гасила тепло. Ящик заперли, неловкое движение и старая шухлядка заскрипела, старшая медсестра покинула больницу, на шее колебалась связка ключей, огромный фонарь подавал редкие лучи через шибку. Муза пригнулась. — Я открыл, — прошептал Артур, ржавый ключ звякнул о пол. — Ночное дежурство, надо поскорее найти историю болезней, если нас здесь застукаю…       Пыл колебался, в теле постукивала дрожь. Хопкинс схватила стопку бумаг и растворилась во тьме. Врач прошелся рукой по деревянным доскам, ключ ускользнул под стул. Отправляется в карман. Писатель кинулся в кабинет, ноги запутывались, руки немели, а волна удовольствия приливала в душу. Нежные пальчики перебирали записи, отбросили ненужный хлам, листки на миг застыли в воздухе. Они шарпались, извивались, страдали под чутким решением молодой женщины, на лбу появилась морщинка, паника давила тело так сильно хотелось узнать правду. Оставалось наблюдать и позволить сердцу биться в унисон тайны. Присел, каблучки ботинок оперлись о стену, руки подались вперед. — Я нашла, — кинулась в головокружительный танец, юбка развивалась, полы поднимались, горячая улыбка появилась на лице, — Джон Вайт умер третьего ноября 1889 года.       Конан схватил лист и положил на холодное стекло, которое когда-то разбили на втором этаже. Тяжелая тумбочка двинулась к низкому столу. Акула пера провел тыльной стороной ладони по щекам, пот сочился сквозь одежду. Вздох. Стекло коснулось краев обоих столешниц, а посередине внизу зажглась газовая лампа, ее пламя защекотало холод. Крышка черной баночки полетела к ногам, нашатырь пролился на аккуратный почерк, и вместе в перекисью заискрились в схватке, буквы выгорели, не осталось ни следа. Руки, протирают желтую бумагу, она обсохла, под низ истории болезни ложится другая бумага. Свет горит, пробивается сквозь тонкие листы, надписи просвещаются. Партнерша протянула чернило и гусиное перо. Пальцы двигают нижнюю бумагу, а правая рука копирует чужой почерк. Рот искривился в неестественную улыбку, глаза томят, нос морщится. Усталость берет вверх, ноги подкашиваются. Дойл отводит взгляд в сторону дверей и замечает, как фигура хватает ключ и исчезает в ней. Нужно поспешить. Осталось пять шагов, открывается замок, бумага отправляется холодный ящик. Кто-то отворил дверь, сгибается, шмыгает носом: — И все-таки я был прав, — слышно сиплый голос, — Джон Ватсон умер на прошлой неделе.       Звук удаляется вместе с топотом. По коридору глав-врач повернул в северное крыло. Швея ранит ладонь, от огня просыпается тонкая дымка. Глаза выпучены, зрачки уменьшились, Вордсмит ощутил гладкую поверхность дверей. Поворачивается ручка, герои прячутся в неизвестном. Странная походка доносится через «безопасный барьер», босс вялыми шажками борет расстояние. Пропал. — Им не хватало людей. Пациентов брали в анатомический театр. Многих из них заставляли делать вскрытие, — процедил сквозь зубы.       Липкий ужас овладел Ниной, она пятится, закрывает глаза, плоть извивается в неистовой пытке, дверь заперта: — Артур, — с губ срывается шепот.       Он оборачивается, смотрит в центр комнаты, волосы встают дыбом. Голова плавает в банке, лиловые глаза в потрясении ужаса пугают своим жалобным взглядом, рот приоткрыт, а волосы вздымаются, чистая кожа блестит в «воде», маска смерти осталась навечно на лице незнакомца. «Формалин, — косится в сторону, — вот почему-то тело так хорошо сохранилось.»       Он двинулся вперед. Безумец поглаживал в руках свое сокровище, поднял взгляд вверх, тупая боль, как тысячи иголок пронзила плоть. «Посуда» разлетелась на леденистые осколки, хирург заорал от боли, ноги, руки и даже лицо покрылось мелкими ранами, а голова жертвы покатилась к гостю. Сердце выскакивало, трое не могли перевести дух, жадно хватали воздух, несколько брызг яда попало на главного героя. Хопкинс ухватилась за полы партнера, ее зубы скрежетали, она прилипла к грязному кафелю, с интересом наблюдая за убийцей.       Брови изогнулись, нос сморщился, преступник шагнул по стеклу, вынул с кармана скальпель, оружие упиралось о нежную кожу автора. Диктатор мод потянула любимого на себя, холодный пот появился на ее лбу. — Вы не виновны, — крикнул Конан.       Глаза выпучились. — Как? — прошипела женщина.       Влюбленный положил длинные пальцы на ее руку, что сжимала халат, а когда почувствовал свободу, направился к окну, поднял с пола дорогую ткань: — Доказательство, — нагнулся, — а вот еще одно. Так зачем вы хотели подставить других?       Острие звякнуло и незнакомец последовал за ним, холодная поверхность обжигала его бедра, прилив адреналина будоражил сознание, тело все еще ныло от зыбкой боли: ноги покалывали, а в венах стыла кровь, она сочилась сквозь толстые брюки и длинной лентой оплела осколки. — Моя жена умерла в середине лета, — протер рукавом седые усы, продолжил, — она часто заглядывала к подруге, а та повела ее в театр-варьете. Я был счастлив, что Моника весело проводит время. Врач заперт на своей работе, не может отойти ни на секунду. Я как обычно вернулся поздно, а когда зашел в спальню, увидел, что любимой плохо. Он ударил себя по лбу — Она умерла у меня на глазах, а я трус… — горячая слеза разбилась в прах. — Решил узнать причину гибели, раздел ее, сделал вскрытие. Первое, что заметил — испещрена рука. Проверил, не брала ли Моника мои лекарства, все осталось на месте. И знаете что?       Знела краска печали, поднял голову вверх, съежился. — Из тела выкачали кровь, — Артур вынул маленький кусочек стекла, больной завопил. — В тот день у меня было четыре пациента: трое мужчин и белокурая женщина, они сидели на скамейке и ждали, когда я позову. Я раздобыл отличный опиум, попробовал, минули минуты, то ли мгновения, глаза открылись. Зашел в кабинет и увидел трупы, мое оружие — пила лежала возле стола. В крови, в крови! Понимаете? — вздохнул. — Соседка, подруга моей жены, и еще несколько людей с нашего района исчезли. Моника была слабым человеком, проблемы со здоровьем, она не могла родить детей, но все же я любил ее. Ее прекрасную улыбку, длинные волосы и пухлое нежное тело — никогда не забуду. У меня остался только серебряный браслет, и тот загубил. Расспросил знакомых, те говорили, что их близкие посещают театр, но уже три дня, неделя, две никого не ведать. Виновен театр, первая ночь — положил голову и сердце на пороге варьете «Сферы», в другой час, и еще, и еще в разных местах. Возле ателье «Хопкинс», дверь приоткрылась, кинул ножницы. Думал сработает. Прибежал полицейский. Трус, трус… не закончил дело до конца. Сердце вырезал сам, дабы преступники заметили, что теперь забрать им кровь не удастся. Перевозил «сокровища» в банках, обмотав грубой тканью, катался по ночному городу, никто из кэбменов, на счастье, не заметил. Я пытался, дабы посадили другого. Постойте-ка, а как вы догадались? — Из газет. Город в панике, — выкрикнула Нина, брови насупились, рука вытянулась в сторону окна. — Преступник пойман! — за долгое время, улыбка засияла на лице, адский скрежет, что ломает силу изнутри, на секунду ослаб. — Нет. — А я-то из-за моей работы ничего не вижу, забыл рассказать о теле.       Слова испарились за громким потоком топота, хирург остался один, а герои умчались в известную часть больницы. По дороге писатель заглянул к себе: — Мы забыли блокнот, я отнесу его, а ты иди!       Муза кивнула, кинула ключ. Оставалось пять метров, коричневый блокнот с толстым переплетом сжимали в руках, легкие погибали. Левая рука потянулась вниз, в кармане новых брюк лежали важные доказательства, улики. За окном шел маленький человечек, его фонарь яркими проблесками посылал нежный свет в комнату на втором этаже. Дойл оперся о подоконник, закрыл глаза, сильный воздух пролетал через огромную дыру, взъерошил волосы и бил в лицо. Разбитое стекло касалось квадратных носков обуви, порыв открыл маленькую тетрадку. Плоть зацепил гром, неизвестный споткнулся, его голова коснулась мелкого гравия, появилась алая ленточка крови. Конан отвел глаза вниз, горячая свеча все еще пылала вопреки природе. Осенний лист пустился по полу, маленькая стрелочка часов тревожно выбивала полночь. Сердце пропустило удар, руки трепетали, а очи опустили взгляд на грязную бумагу. «Начальник», — крутилось в голове, — «время смерти записано в тетради». — Ах, вот он где! — неизвестный выхватил с рук крошечный блокнот. — Девушка, — прошептал герой. — Девушка, девушка, — закрутился в танце, — да я еще великая актриса, дес!       Доктор попятился, прижал ладонь к груди, в конвульсии волнения уронил канделябр. — Странно, тебе нет в списках, — багровые волосы коснулись плеча. — Два имени — это редкость.       Акула пера стукнул три раза каблуком, и от «пожара» осталась ядовита дымка. Подушечки пальцев уперлись о холодную стену. — Твое? — существо помахало бумагой, — завтра я приду к вам на прием, мистер писатель.       Плитки кафеля колебались под быстрыми шагами, позади «она» в темноте наблюдала за бегством и улыбалась, — Шерлок Холмс, — протянула в полголоса. — забавное приключение.       В камине взрывается пепел искорок. Себастьян подносит очередное блюдо. Без звука тарелка свежего пудинга отправляется на белую скатерть. Дитрих расположился на противоположной стороне стола. Новый кашемировый костюм ему к лицу, ножки упираются в пол. — Я отправлюсь в школу Уэстон завтра, — бывший префект Зеленого Льва откусил огромный кусочек бутерброда с корицей, прожевал, — я больше ничего не слышал о Гробовщике.       Глава компании перевел взгляд в сторону, двери отворились и в комнату ворвался гость.       С опиумом в правой руке китайский дворянин поздоровался, Лан Мао ликовала, ее белые и гладкие ножки выглядывали из-под дивного платья. Солдат смутился, хотел что-то заявить, но изо рта вырывались лишь нелепые звуки. Девушка прижалась к «брату». Розовые лепестки касаются нежной шеи. — Я пришел, дабы объявить!       В дверь постучались, послышался шорох: — Артур, Артур, — отозвался комиссар.       Друг ленивыми движениями протер глаза. — Ты мне нужен. Ты единственный свидетель, — потер усы, — мы шесть часов назад нашли труп: голова и сердце.       Белая ночнушка коснулась деревянного пола. Герой сжимает старые записи, которые он вел прошлой весной, бормочет какое-то имя, ладошкой прикрывает рот, зевает, тянет штаны и рубашку, которые завалялись возле стола. Фред вышел из комнаты: — Быстрей!       Тонкая ткань облегает бледную кожу, писатель всовывает ноги в черевики, галстук остался в шкафу. Топот по ступеньках будит родных, женщина высовывает голову в дверной проем. — Что здесь происходит? — возмущается мама — Все хорошо! — кричит седой мужчина. — Ночные прогулки — это святое. Помнишь их, дорогая?       Он переворачивает страницу, с длинной трубки валит кольца дыма. — Я впустил полицейских, они друзья нашего сынишки. Можешь быть спокойна. Спи!       На улице зябкий ветер кусает кожу, щеки розовеют, а ноги подкашиваются. — Куда мы едем?       Инспектор улыбнулся: — Я знаю, кто преступник. Вслед за ним! — последнее предложение вскрикнул кучеру и тот приготовился. — Садись в кэб.       Духота, сжимает горло. Карета тронулась. Синие занавески перекрывают лунный свет, констебли дремлют, муза касается руки мужчины. — Нина? — Да, — кивает.       Ветер завывает, звук отбил в ушах жуткую тревогу, прошло больше часа, глаза различают во тьме круглую фигуру незнакомого полицейского, храп стает средой, кони извиваются под резкими ударами, и усталые ноги набирают темп. Замах плетью, дикие звери бросаются через неширокий мост, нет времени стирать запекшуюся грязь на лице, дождь смоет ее, холодный, как лед, обжигает спину и груди. Кашель, очи томят, тело ловит великое давление температуры. Торнадо алых листков осыпают землю и швыряет страстный поток, хлестает щеки. Колеса разбивают огромную лужу. Транспорт остановился. Сердце крепчает, а плоть смеется в конвульсиях. Аберлайн закинул ногу на ногу, сжал руку в кулак. Хопкинс терзает легкое волнение, ее пухлые губы смыкаются, с удовольствием слушает голос партнера. Теплая дрожь рассыпается по спине, лекарь разверстает голову влево, ночной луч убивает мрак. Констебли проснулись, блуждают по незнакомой улочке. Каблучки отпихнулись от последней ступеньки, вялая трава покрывает маленькую дорожку. Портниха с инспектором подались к входу. Сердце на миг остановилось. Трепет овладевает плотью, пальцы немеют, горло пересыхает, ноги пятятся и спотыкаются, с губ срываются невнятные слова: — Я больше сюда не вернусь, я больше сюда не вернусь. — Чего вы стоите? — поинтересовался высокий мужчина.       В ответ тишина. — Дебил, ты что не видишь? — прошипел младший констебль, почесав голову. — Он убийца, убийца! Н       Нагнулся к своему товарищу. Выдох. Вонючий воздух возбудил обаяние, толстый полицейский сморщил нос. — Он упирается и боится, а значит убийца! — развел руками, стукнул собрата по лбу. — Сам ты дебил, — возразил друг, — Лови его. Нас хоть похвалят. Вперед!       Их разговор был тихим, музыка ливня закрыла все слова. Сильный хват, на руке остается след, длинные когти впиваются в кожу. Артур выгибается, боль стрелой бьет у венах, издает тихий стон, возмущается. — Это ты убийца и точка. «Я больше сюда не вернусь, я больше сюда не вернусь». Да знаю, почему не вернешься, — плюнул на черевики, — не вернешься на волю.       Громкий смех задевает перепонки, тело слабеет. — Добро пожаловать в поместье Фантомхайв, сказала Эмили, — милая улыбка сверкает на лице, — проходите.       Гости шагнули по зеленом ковру. — А кто такая Эмили? — в один голос спросили констебли.       Хищный зверь окутал ногу противника, тот отряхнул, с губ слетел мнимый крик о помощи: — Змея, помогите змея, — ослабил схватку, подозреваемый льнул к ступенькам, второй чтитель порядка бежал в обратном направлении.       Замок в двери провернулся, Снейк вскинул бровь, гостя нигде не было. Ноги быстрыми движениями отталкивались от земли, на лице появился холодный пот, нити воды ронялись вниз, кашель. Проклятое место веяло дрожью в плоти и разоряло высокую неуверенность. Старый мужчина поднял чашку зеленого чая к губам, легкий пар щекотал нос, хлебок, японец левой рукой поглаживал длинное лезвие меча: — Хо-хо-хо, — поднял глаза на потолок, мимо промелькнула чья-то фигура. «Это тот писатель, что побывал у нас прошлой весной». — Хо-хо-хо.       Тело ныло, толстый полицейский остановился на полпути, загубил след, обернулся, знакомые стены, картина и французская ваза возле окна: — Черт, черт, черт, — выругался, присел на деревянный пол.       Поместье, как лабиринт, с каждой попыткой звал неизвестного, и тот находил новый тупик. Дойл устал, его ноги путались, расстегнул верхнюю пуговицу, с коридора открывались двери. Сильная рука легла на правое плечо. — Вы же никому не расскажете, мистер Вордсмит? — дворецкий хлопнул рукой по стене, сердце перестало биться, кровь застыла в жилах, дыхание перервалось, на Артура смотрел зверь, его взгляд прожигал слабое естество человека. — Чудовище, — молвил медик.       В ответ Михаэлис улыбнулся, темные волосы коснулись носа: — Вам никто не поверит, вам не уйти, — доктор коснулся чего-то холодного и медленно опустился вниз по стене, волосы стали дыбом, он хватал воздух, пальцы немели. Перецепился, поднялся и двинулся в залу. — Сэр акула пера, — обратился китайский дворянин.       Молодая девушка прижалась к своему «брату», стройные ножки выглядывали из-под лавандовым платьем. Мастер детективов смутился, что-то спросил, завязался недолгий разговор. — Да тогда, три месяца назад я беседовал с глав-врачом, мы курили, я привез лекарства, и доктор предложил мне опробовать товар. Мы играли в карты…       Офтальмолог вынул с мокрого кармана длинный черный волос, разовый лепесток и кусок ткани с китайским узором в крови. Лан Мао затрепетала, глаза дилера расширились, а челюсть отвисла. — Юный господин, вам письмо. — Прочти его, Себастьян.       Вскрыл: — Мой маленький миленький мальчик… — Ближе к делу, — граф махнул рукой и оперся о деревянную трость. — Найден труп. Голова, сердце на пороге, полицией задержан хирург, но не хватает доказательств. Подозреваемый говорит, что…       Зрачки Сиэля сузились, он слышал разговор гостей. Аберлайн открыл рот: — Так значит, граф не убийца, — поднял брови и сжал руку в кулак.       Конан показал улики. — Я ничего не помню, я ничего не помню, — плакала китаянка. Лау поглаживал ее головку: — Это не она!       Кто-то с констеблем ворвался в комнату. — Се… — сделав медленный шаг к окну, — ба… — протянул руку, — стья… — коснулся рукава маждорма, — чик, — улыбнулся. — Больно, отпусти! Давай сойдемся в смертельной схватке тел, как в первую ночь. — Я тогда тебя чуть не убил. — Вилли, Вилли, спаси меня, — завопил Грелль.       По руке били искры боли и жнец извивался в настовой пытке. — Я все видел чужими глазами. Врач спал на кушетке, а люди зашли в кабинет, явилась девушка и убила всех. Это очень, очень прекрасная смерть! — хлопнул в ладоши. — Я завтра к вам приду на прием.       Помахал главному герою, тот съежился. Нина наблюдала за картиной, в горле застрял комок. Беседа растянулась до полчаса, Лау остался сам, побежал за толстым полицейским, но инспектор остановил его. Трясло, глаза прятали слезы, Фантомхайв подошел, дабы успокоить. — Я однажды это говорил, но теперь скажу при всех, граф Сиэль Фантомхайв, вы убили людей Сириуса! — вытянул руку вперед.       Тем временем старший лакей и китаец покинули комнату. Слова не достигли их ушей. — Фотографию, — задыхался, — невозможно сделать во время преступления, вы убийца.       С пальто упала капля воды. — Я докажу это, я докажу это всем!       Портниха посмотрела на мальчика. Тишина. Автор с музой вышли с залы, он взял ее за руку, направился в южную часть дома. Женщина оторопела, не могла поверить в случившееся. Бег, адреналин вместо крови заполняет вены и артерии. Улица, задний двор. — Откуда ты знаешь поместье? — но вопрос остался без ответа.       Дом. Тяжелые колеса отъехали, скрипнули двери. Расцвело утро, ноги волочатся по ступенькам, спальня, влюбленные упали на стул, теплая спина вдохновительницы касается мужчины. Носки черевиков уперлись о пол. Кучер одолел два квартала, последний удар плетью, звери бесятся и поднимают пыль. Дождь кончился, еще пара улиц, мертвое тело катается по округе города. Время иссякло. Артур выбрасывает в урну иглу со шприцом. Морфин закончился, но на это есть и другие лекарства. Писатель поднимается, тело пробирает легкий кайф: — У меня есть идея для преступления.       Хопкинс теребит пиджак. — Что случилось? — спросил медик.       В глазах беспокоится огонь. — Ты два дня стоял, бредил, говорил, что видишь из окна своего кабинета пейзаж.       Писатель поднял бровь, взгляд направился на потолок. Ночной свет проливался в мертвую комнату, душа немела. Лекарь повалил женщину на холодную постель, пальчики вцепились в короткие волосы, белоснежные зубы покусывали нижнюю губу партнерши, в сладком поцелуе стонали оба. Дойл потянул толстое одеяло, оно прильнуло теплом, обхватил тонкую талию, тяжелые веки опустились. Пара погрузилась в яркий мир сновидений. Тихий храп прорывается сквозь ночь. Автор и муза будут любить друг друга вечно. Здесь и сейчас. А пока стынет свеча, пусть взойдет преступление! Тяжелые шажки. Смех скрывается за коридором. Исчез.