Мы больше не в Канзасе, командор Шепард

Колумус – планета контрастов, решил про себя Шепард. Зал собраний колумской Герусии был огромен. Создавалось ощущение, что его строили кроганы, причем на планете с населением Корусканта. Ряды парковочных площадок для репульсорных кресел тянулись концентрическими кругами к еле видимому бронзовому потолку, отчего трибуна больше походила на арену. Акустика была такая, что каждый звук доносился до самого свода, сохраняясь в предельной ясности, и отражался коротким, суровым эхом. И в первом ряду из тысячи, на внутреннем кольце, у самого края арены, стояли семь инвалидных кресел для семи сморщенных, головастых карликов, похожих на идолы. Геронтов планеты Колумус. Остальные места пустовали. – По традиции, – донеслось из динамиков Аэнора, – за спящих геронтов решения принимают живые. Мордин окинул семерых внимательным взглядом. Даже Шепард заметил, что эти колуми отличаются от своих соплеменников, встреченных им на долгом пути от посадочного поля, через переполненные летающими колыбелями улицы и воздушные коридоры лапуты – кожа их была грязного, сероватого оттенка, грубой и неровной. Над тремя геронтами прямо в креслах работали дроиды-паучки, хирурги, ковыряясь в растерзанной плоти, причем самих правителей это, кажется, не тревожило и не смущало. – Сколько живут колуми? – поинтересовался саларианин. – Недолго, – проговорил один из геронтов. Синтезированный голос его был глубок, но не звучен: так мог бы выражаться камень. – В этом наша беда, наша боль, наш позор. Когда-то колуми жили вовсе мало – сорок-пятьдесят стандартных лет. Гонимые смертью, мы детально познали устройство собственных тел, но это не помогло нам. Колуми умирают на сотом, от силы сто двадцатом году. Колуми мучительно, беззвучно зашевелил челюстями. Скрипнули плоские белые зубы. – Поэтому геронты, – продолжил за него другой, – уходят в долгое время, в сон-стазис, сменяя друг друга на посту. Мимо нас проходят тысячелетия, покуда мы бдим. Так сохраняется далекий горизонт планирования. – Но каждому из нас, – завершил третий, не обращая внимания, как дроид-паук титановыми хелицерами выдергивает из его тела какой-то нарост, а другой обрызигвает рану синеватым раствором, – отведено место в этом зале, чтобы, если случится беда, он смог вместить Герусию в ее полноте. Вы ведь об этом хотели спросить, пришельцы? – Мы хотели спросить, – отозвался Шепард, которому поднадоели театральные эффекты с переброской реплик, – что вы имеете против профессора Солуса? Пока что гостеприимство Колумуса выглядит сомнительным… и ваше туристическое бюро не очень помогает. Со стороны Аэнора, оставшегося за пределами трибуны-арены, донеслось спазматическое шипение. Колуми смеялся. Геронты переглянулись – или так показалось командору. Трудно проследить направление взгляда, когда у собеседника вместо глазных яблок глазные кокосы. – Медлительные, – проговорил один. – Неразумные, – отозвался другой. – Невежественные. – Младшие. – Несообразительные, – поддержал Мордин Солус. – Причина ясна. Шепард повернулся к нему. – И вы молчали? Саларианин выразительно пожал плечами. – Полагал, очевидно. Внешне напоминаю эволюционных предков колуми. Учитывая нам известное, можно предполагать генетическую связь. Командор уставился на него. Да, теперь, когда профессор указал на сходство, оно стало очевидным. Даже полосы, тянувшиеся по раздутым черепам колуми, приводили на ум черепные рога салариан, только непомерно гипертрофированные и сросшиеся воедино. Правда, пальцев на руках у колуми было по четыре… – Вы прибыли в наш мир с существом, подобным злой карикатуре на наших доразумных предков, – проговорил дотоле молчавший геронт слева. – Что нужно вам, человек? Шепард шагнул вперед. – Миллион лет назад, – ответил он четко, – в вашу галактику прибыли, прыгнув назад во времени, первые беженцы из расы, которую мы называем протеанами. Спасаясь от безжалостного врага, они привезли с собой небольшие группы первобытных народов: людей, азари, – он высветил на унинструменте объемный портрет Лиары, – салариан, – командор указал на Мордина. – Здесь они достигли невиданных высот, а потом исчезли. Пятьдесят тысяч лет назад в вашу галактику прибыла основная волна протеан. И тоже сгинула. Но они собирались вернуться. Враг, уничтоживший их, угрожает теперь нам. Мы прошли по их следам, и теперь пытаемся отыскать дорогу обратно. Ваша цивилизация застала живых протеан… – Ненавистных, – поправил геронт справа. – Ненавистных, – проскрипел геронт слева. – Ненавистных! Скажи кто Шепарду раньше, и тот не поверил бы, что лишенная мимики мордочка головастиков-колуми способна выражать такую злобу. – Ты ответил на наш вопрос, человек, – проговорил один из геронтов. – Но прежде, чем задавать свои, слушай! Да, ненавистные, кого другие расы зовут небожителями, заселили Колумус нашими предками. Наскоро преобразовали планету, и выпустили личинок в садок. Эпоха их истинного величия прошла так давно, что мы ее не помним. Но когда первые из нас подняли головы к звездам, небожители еще приходили порою с небес. – В механическом голосе его клокотала ярость. – Колумус лишен магнитного поля. Сейчас нас прикрывают от солнечного ветра планетарные щиты. А тогда мы боролись за выживание, эволюция подстегивала нас, и самым большим врагом для колуми на бесплодной планете с наскоро слепленной биосферой, полной мутантов, были другие колуми! И небожители спускались к нам. Но не для помощи, нет. По старой привычке они считали нас неразумными тварями. И жрали. Голос его прервался, когда карлик, утомившись, припал губами к патрубку с питательной смесью. «Хорошо», подумал Шепард, «что Лиара этого не слышит». Впрочем, разговор с геронтами записывался трижды – стандартными фиксаторами в броне Гарруса и самого командора, и отдельно – фирменным «черным ящиком» от «Армали», которым он обзавелся, еще не став «спектром», сразу после первого, позорного опыта общения с Советом Цитадели. Вводного курса по галактическому закону для агентов спецкорпуса он тогда не проходил (на это у него нашлось время только после победы над «Сюзереном», две недели наиболее бездарно потраченных вечеров в его жизни), и для него оказалось полной неожиданностью, что данные со стандартных армейских фиксаторов не принимаются в качестве улик на суде Совета в связи с высокой вероятностью фальсификации. Не утешало даже то, что постановление за номером 22-1138-ХССРА-34 не было попыткой уязвить новичков на галактической арене: оно относилось к вооруженным силам всех рас Цитадели без исключения, и приняли его лет за двести до Войны Первого контакта, после того, как батарианцы исполнили подряд две выдающейся красоты провокации, именно подделав данные с «черных ящиков» брони. Заговорил другой геронт. – Потом ненавистные возвысились настолько, что едва соприкасались с материальным миром. И ушли совсем. А мы покорили вначале свою планету, потом свою солнечную систему, потом самих себя, переписав генетический код всей расы. Мы вышли на просторы галактики, и долго блуждали среди руин чужого величия. И вступил третий. – Мы встречали других: рабов, подопытных и жертв. Мы могли бы покорить их, не задумываясь – наша раса превосходила тогда всех соперников, даже скользких гри и трусливых шару. Но тогда мы стали бы не лучше ненавистных. К тому же наши тела плохо приспособлены к высокому тяготению большинства обитаемых миров. Колуми исследовали галактику, не вмешиваясь в ее дела. Мы уже начали биться в стены заводи, в которую превратили наш мир ненавистные, когда из той преисподней, что их породила, выплеснулась вторая волна. Когда начинал задыхаться и хватать воздух очередной оратор, его слова подхватывал следующий, так что Шепард перестал уже следить, кто из геронтов говорит в данный момент. Оратория гротескных карликов под гулким бронзовым сводом вгоняла в первобытную жуть, как обряд в нелюдском храме. – Мы могли бы нанести удар, но страх удержал нас. А потом те, кого вы называете протеанами, вступили в наследство, оставленное им предками, и противостоять им стало невозможно. Гри покорились. Шару скрылись. Куа склонили головы. Мы отступили на Колумус. Мы ждали и трудились. Ненавистным осталось великолепное наследство, но в их крови – покорять и властвовать. Им нужны были рабы: киллики, гри, куа, раката, люди и таунги. А там, где рабы, всегда есть надсмотрщики. Архитекторы дали своим доверенным слугам доступ к наследству предков, и это стало их погибелью. Потому что пользоваться силой небожителей может тот, кто мыслит, как они. А такой не станет служить покорно. И если на эту мысль навели кого-то живые вычислители Последней империи – кто станет обращать внимание на презренных, бессильных карликов? Очередной колуми зашипел в злобе. – А мы навели! Это мы навели корабли куа на родину примитивных раката. Это мы наставили дикарей на их путь – путь овладения чужим наследством. И они им овладели, да так ловко, что тысячи лет их технологии опирались только на краденую силу, пока эта сила, очнувшись, не обратилась против них. Это мы втайне разработали для них два проклятья, опустошившие миры ненавистных. Последняя империя стала последней, и Бесконечная пришла ей на смену. Мы знали, к чему приведет наша подлая служба. Мы обрекли галактику на десять тысяч лет рабства у раката, и двадцать тысяч лет темных, смутных времен. Но, чтобы никогда больше не увидели света четырехглазые твари, никакая жертва не была бы напрасной. – Мы очень малы, видит бог, – прошептал Шепард, и геронты смолкли. – Малы для добра и зла, Но дайте нам только срок – Мы сточим державу дотла. Единственный раз, когда они с Эшли переругались всерьез, им пришло в голову поспорить о поэзии. В тот раз командору пришлось ночевать на кушетке, но даже это не заставило его сместить Киплинга с пьедестала «лучшего поэта Англии», заменив столь любимым Эшли Теннисоном. - Мы – червь, что гложет ваш ствол, Мы – гниль, что корни гноит, Мы – шип, что в стопу вошел, Мы – яд, что в крови горит. Командор обернулся в удивлении: от Мордина Солуса он не ждал столь близкого знакомства с земной поэзией – за пределами оперетт, конечно. – Вы поняли, пришельцы, – отозвался один из геронтов. – Мы дождались: раката уничтожили ненавистных до последней твари, и воцарились сами, чтобы вскоре последовать за бывшими хозяевами в небытие. Последние их выродки погибли на памяти нынешнего состава Герусии – едва тысячу лет назад, – но империя рухнула задолго до того. А мы продолжаем свою работу. Ненавистных больше нет, а наследство их осталось, на погибель гордым и в порабощение слабым. Пока оно существует, нам не будет покоя. Но вот уже много тысяч лет, как весь интеллект нашей расы без остатка брошен на разрешение этой задачи, а результата мы не видим… Другой геронт, на вид самый дряхлый – почти вся кожа его заместилась плотными грубыми пластинами, между которыми сочилась сукровица, и дроиды-паучки кишели на нем – перебил товарища. Синтетический голос его иногда прерывался, то ли от старческой рассеянности, то ли от боли. – Если бы не… преступное недомыслие фракции невмешательства… достигли бы успеха еще четыре тысячи лет назад! С нашей помощью Крейя могла бы… – …Нанести удар, но не победить! – вспылил еще один. – Негодные средства… – Этот спор не для слуха профанов! – прервал самый молодой из геронтов. – Довольно! Спорщики умолкли. Шепард занес в память еще одно имя, которое могло послужить зацепкой. – Довольно! – повторил младший геронт. – Теперь вы знаете историю, что связывает наш народ с теми, кого вы зовете «протеанами». Вы знаете, что движет нами. По справедливости вас, оскверненных лизоблюдством перед ненавистными, следовало бы уничтожить на месте. Но мы – не они. Мы ответим на один ваш вопрос. Но имейте в виду, что за ответ вам придется заплатить. Шепард вскинул руку, предупреждая открывшего уже рот Мордина. – Прежде чем спрашивать, мы хотим знать цену. – Вы заплатите кровью, – зловеще отозвался геронт. – Кровью нашего дикого родича. – Э-э!.. – Коммандер угрожающе шагнул вперед. Стволы скрытых огневых точек целились ему наперехват. – Спокойно, – торопливо произнес саларианин. – Вероятно, требуется образец для генетического анализа. – С более разумным существом приятно иметь дело, – сардонически заметил Аэнор Кхреф. – Сравнительный анализ наследственного материала, – зачастил генетик. – Поиск новых путей? Должен предупредить: проблема раннего старения не разрешена. Продолжительность жизни низка по сравнению с большинством видов. – Есть и другие задачи, – туманно ответил Аэнор Кхреф. – Вы согласны? Мордин решительно кивнул. – Спрашивайте мудро, пришельцы, – предупредил младший геронт. Шепард ненавидел цейтноты. Если можно задать только один вопрос, его надо задавать максимально широко… но достаточно конкретно, чтобы отвечающий не мог отделаться общими фразами. Способ вернуться в галактику Млечного пути? Нет. Командор был почти уверен, что станция «Балансир» способна сработать как масс-реле, пророческий приступ убедил его в этом. Почему протеане не возвратились, чтобы уничтожить Жнецов? Нет. – Ответьте мне: какое оружие намеревались использовать протеане, вернувшись, чтобы покончить с противником, от которого бежали? Геронты презрительно зашипели хором. – Несообразительные. – Неразумные. – Невежественные. – Первая волна ненавистных, – пояснил младший геронт, – потратила тысячи лет, чтобы достичь несравненной власти над материей. Сами они потеряли интерес к наблюдаемой вселенной, и ушли из нее, возвысившись. Но перед этим они оставили своему проклятому племени ключ к наследству. Плоть и мысль ненавистных – вот этот ключ. Те, кто подбирает отмычки, обретают могущество, но те, у кого есть ключ, могут сжимать в кулаке звезды. Высокопарная брехня, подумал Шепард. Почему, как ни спросишь кого-нибудь в этой галактике, так получаешь в ответ высокопарную брехню? Это проклятие такое? – Мы дали ответ, – промолвил геронт старший. – Понимающему довольно. Теперь покиньте наше присутствие. Оставьте нашу планету. И никогда не возвращайтесь. Командор хотел заспорить, но глянул на Мордина Солуса. Саларианин стоял совершенно неподвижно, даже длинные пальцы его застыли в сложном узле. Только моргательные перепонки трепетали часто-часто. Так ведут себя разумные существа, когда очень напряженно о чем-то размышляют. – Хорошо. Но прежде, чем мы уйдем, ответьте все же на один вопрос сверх плана, – вымолвил Шепард в тишине, – последний. Почему вы назвали профессора Солуса «непристойной тварью»? Аэнор Кхреф зашипел-засмеялся короткими приступами. – Мы, колуми, прикованы к нашим гравикреслам, – ответил он. – Нас рождают механические икорницы, и растят коммунальные бассейны. Биология лишила нас безумной одержимости размножением, которой охвачено большинство рас галактики. Но мы не машины, и эмоции нам не чужды. Мы мечтаем о первобытной свободе движений. Наше постыдное, глубоко интимное самоудовлетворение – это виртуальности глубокого погружения, в которых мы занимаем места наших далеких предразумных предков. Аналог, если хотите, вашей порнографии. Теперь понимаете? Командор подавился. Ну да, если бы к нему из шлюза выбежал наводить контакты гигантский разумный фаллос, он бы тоже, пожалуй, ругнулся. – Идите, – повторил туристический агент. – Вас доставят обратно к вашему кораблю. И не задерживайтесь. Гостеприимство Колумуса не для вас.